Фон Папен воспользовался сложившейся ситуацией. Он был депутатом рейхстага от католической партии «Центр», и из-за его пристрастия к интригам многие депутаты его не любили. В юности фон Папен был кавалерийским офицером; позднее женился на дочери очень богатого саарского промышленника. Во время мировой войны 1914–1918 годов служил военным атташе в посольстве Германии в Вашингтоне. Эта служба принесла ему всемирную известность. Как-то один из его коллег потерял в нью-йоркской подземке портфель с документами, доказывавшими, что ряд опасных актов саботажа был спровоцирован правительством рейха, а сам Папен сыграл важную роль в их исполнении.
По какой-то причине фон Папен яростно возненавидел генерала Шлейхера и планировал свергнуть его с поста рейхсканцлера, на который прочил Адольфа Гитлера. Для претворения в жизнь своего плана фон Папен организовал встречу Гитлера с кельнским банкиром фон Шредером, кузеном известного лондонского банкира барона Шредера. Встреча состоялась в Кельне, в здании банка фон Шредера, в присутствии Рудольфа Гесса.
Я долгое время ничего не знал об этой встрече, видимо благодаря стараниям Гесса, изначально препятствовавшего моей дружбе с Герингом, а с самим Герингом, который мог бы известить меня, не советовались. На самом деле неясно, посвящали ли Геринга в тайны, особенно после того, как у него отобрали пост начальника полиции Пруссии. История близких отношений Геринга с Гитлером начинается с кровавой бойни 30 июня 1934 года, в которой национал-социалистическая партия избавилась от всех своих членов – противников режима.
У меня создалось впечатление, что Геринг настолько глубоко был замешан в убийствах, что уже не смел противостоять режиму. В любом случае до той резни он был гораздо более независимым. Похоже, он столь сильно увяз в преступлениях, связанных с его личными пороками, что оказался в цепких лапах гестапо, слишком много о нем знавшего. С тех пор Геринг хранил молчание.
Хорошо известно, что Папен был мастером интриги. 28 января 1933 года генерал фон Шлейхер подал в отставку с поста канцлера, а 30 января президент фон Гинденбург назначил канцлером Адольфа Гитлера. Меня такой поворот событий устраивал, тем более что, как я слышал, Альфред Гугенберг (хотя и был депутатом Немецкой национальной партии) стал членом кабинета Гитлера и прихватил с собой в правительство ряд своих верных друзей. Кроме того, Гугенберг добился того, чтобы Гитлер официально пообещал лично Гинденбургу в следующие четыре года ничего не менять в составе кабинета и распределении ключевых постов.
Как бы то ни было, в то время я думал, что назначение Гитлера канцлером – всего лишь переходный этап, ведущий к восстановлению германской монархии. У меня были для этого следующие основания. В сентябре 1932 года я пригласил к себе домой ряд господ, в том числе генеральных директоров Кирдорфа и Фёглера, чтобы они могли задать Гитлеру свои вопросы. Гитлер ответил на все вопросы, к полному удовлетворению всех присутствовавших. На той встрече он четко и однозначно заявил, что является всего лишь «миротворцем на пути к монархии». Монархические настроения Гитлера в те дни привели в его партию большое количество представителей промышленных кругов.
Я также хочу напомнить, что осенью 1932 года Геринг побывал с двухнедельным визитом в Дорне у бывшего кайзера Вильгельма II. Приглашение на обед Гитлера и Геринга кронпринцем, казалось, доказывало, что сами Гогенцоллерны в то время возлагали на них большие надежды. Как впоследствии рассказал мне Геринг, после того как он и Гитлер уехали, кронпринц отпустил несколько неодобрительных замечаний в их адрес в присутствии слуг, которые тут же донесли об этом нацистам, что, по слухам, и положило конец дружбе Гитлера с кронпринцем.
Несмотря на это, весной 1933 года кронпринц посетил один из первых балов, которые впоследствии Геринг регулярно давал в Опере. С одной стороны в ложах сидел Геринг со всем своим штатом; с другой стороны, лицом к Герингу, сидел кронпринц, причем его поведение было столь демонстративным, что нацисты испытывали гнев и досаду. Однако многие решили, что у Гогенцоллернов в те первые дни власти нацистов были причины для оптимизма.
Сегодня я, к сожалению, вынужден признать, что тогда и я неправильно оценил политическую ситуацию. Однако я, по меньшей мере, могу утверждать, что действовал из самых лучших побуждений.
Исторические примечания
Политическая ситуация в 1932 году действительно была несколько запутанной. Шлейхер на самом деле лелеял мысль создать так называемое социальное (то есть социального обеспечения) правительство. Возможно, он намеревался скопировать фашистское правительство Муссолини, если не по сути, то по форме. Его переговоры с Грегором Штрассером зашли весьма далеко. В то же время он вел переговоры с некоторыми представителями крупных профсоюзов, которые – хотя и формально независимые – были тесно связаны с социал-демократической партией. С точки зрения национал-социалистов, вхождение Грегора Штрассера в кабинет непременно привлекло бы к разрыву или, по меньшей мере, к борьбе между Грегором Штрассером и Адольфом Гитлером, что не могло не закончиться партийным расколом. В действительности же мысль о поражении фюрера была абсолютно невероятной.
С социал-демократами все было наоборот. Вхождение в правительство нескольких социал-демократов, по крайней мере сначала, наложило бы обязательства на всю партию. От депутатов в рейхстаге зависело, занять ли партии независимую позицию, рискуя положением социалистов в правительстве, или солидаризироваться с правительством Шлейхера. Конечно, могли возникнуть новые партии, и социал-демократическая партия понесла бы серьезные потери, как в голосах избирателей, так и в престиже.
Коренной переворот произошел всецело благодаря фон Папену. Незадолго до описываемых событий президент фон Гинденбург все еще не доверял Гитлеру. Интриги Папена основывались, главным образом, на угрозе Шлейхера публично разоблачить остхильфеские скандалы. План «Остхильфе» был не только аграрным: определенные суммы вкладывались и в промышленность. Более того, несколько партийных групп, представленных в рейхстаге, пытались значительно расширить географическое понимание термина «Восток». Мало-помалу предприятия центра и юга Германии также были включены в план помощи Востоку. В конце концов в план вошли все те предприятия, которым угрожал всеобщий экономический кризис, вызванный, как полагали, послевоенными переменами, особенно инфляцией и последующим обесцениванием валюты. Несмотря на первоначальные благие намерения, план приобрел, как сказал бы объективный наблюдатель, коррупционную окраску. Главной «коррупционной» чертой было явное намерение исключить весь риск, присущий частному предприятию, и перенести бремя дефицита на общество. Сознательная коррупция получателей субсидий играла лишь второстепенную роль.
Аграрная помощь (Agrarische Nothilfe) выглядела совсем иначе. Ее главная цель состояла в помощи землевладельцам, увязнувшим в долгах не по своей вине, а из-за особых условий того периода. Вскоре обнаружилось, что большая часть фондов, контролируемых «Аграрной помощью», выдавалась не мелким и средним, а крупным землевладельцам. На самом деле некоторые землевладельцы не только не использовали выданные им деньги на выплату долгов или возрождение своих поместий, но проматывали деньги на модных европейских курортах.
Генерал фон Шлейхер играл важную роль в большинстве политических интриг последнего десятилетия. Однако он не сознавал, какой опасности подверг себя, когда сделал остхильфеское дело решающим пунктом политики своего кабинета. Конечно, на самом деле он добивался личной популярности в массах и хорошей стартовой позиции для рабочего правительства, которое намеревался создать.
Фон Папен видел сложившуюся ситуацию в совершенно ином свете. Его посредники давали ему точную информацию обо всех политических играх в окружении президента Гинденбурга. Незадолго до того Гинденбургу подарили огромное поместье Нойдек, где он родился. Вероятно, подарок был оплачен взносами промышленников. Таким образом – очень умный шаг – сам президент был возведен в ранг крупных землевладельцев, а его сын и одновременно его помощник сумел показать ему, насколько сложно управлять новым имением и как мало прибылей можно из него извлечь. Таким образом была создана благоприятная ситуация для сочувственного отношения президента к измышлениям других крупных землевладельцев. Хотя Гинденбург не препятствовал наказанию коррупционеров, он был убежден в том, что отдельные случаи коррупции – недостаточная причина для компрометации всего класса землевладельцев и недоверия к ним со стороны населения.
Возможно, этого было бы мало для того, чтобы лишить Шлейхера доверия президента. Может быть, провели бы переговоры и согласились бы либо обнародовать дело, но без скандала, либо просто замять его. Те, кто хорошо знал Шлейхера, не сомневались, что хватило бы простого намека, чтобы он сменил курс, так как он отчаянно стремился сохранить свой пост премьера. Но именно этого и боялся фон Папен. По достоверной информации о событиях, непосредственно предшествовавших отставке Шлейхера, именно фон Папен внушил президенту, что Шлейхер готовит против него военный мятеж. Во всяком случае, говорили, что окончательное и неожиданное решение президента предложить генералу Шлейхеру уйти в отставку было спровоцировано докладом, полученным как-то ночью. В докладе говорилось, что Шлейхер уже сосредоточил в Потсдаме войска, готовые двинуться на Берлин.
Возможно, этого было бы мало для того, чтобы лишить Шлейхера доверия президента. Может быть, провели бы переговоры и согласились бы либо обнародовать дело, но без скандала, либо просто замять его. Те, кто хорошо знал Шлейхера, не сомневались, что хватило бы простого намека, чтобы он сменил курс, так как он отчаянно стремился сохранить свой пост премьера. Но именно этого и боялся фон Папен. По достоверной информации о событиях, непосредственно предшествовавших отставке Шлейхера, именно фон Папен внушил президенту, что Шлейхер готовит против него военный мятеж. Во всяком случае, говорили, что окончательное и неожиданное решение президента предложить генералу Шлейхеру уйти в отставку было спровоцировано докладом, полученным как-то ночью. В докладе говорилось, что Шлейхер уже сосредоточил в Потсдаме войска, готовые двинуться на Берлин.
Ненависть Папена к Шлейхеру главным образом объясняется тем, что Шлейхер сыграл важную роль в свержении правительства Папена. На самом деле Шлейхер, привыкший к закулисным интригам, не собирался лично выходить на сцену после того, как сбросил Франца фон Папена. Однако получилось так, что у него не было выбора.
Таким образом генерала Шлейхера вынудили уйти в отставку, а два дня спустя президент фон Гинденбург назначил Гитлера канцлером. Известно, что Гитлер намеревался получить пост канцлера рейха, не прибегая к какому-либо революционному акту. К власти он хотел прийти легальным путем, но без сомнения собирался пренебречь всеми законами, как только получит долгожданную власть от рейхстага. Остается только предполагать, смог бы он законным путем получить пост канцлера без помощи Папена. В любом случае в тот момент перспективы партии были особенно незавидными. На последних выборах в рейхстаг при правительстве Шлейхера национал– социалисты понесли серьезные потери. Более того, отделение Грегора Штрассера и его группы ослабило бы не только партию, но и организации СА. Безусловно, огромные расходы полностью истощили партийные фонды национал-социалистов, создавая угрозу еще большего ухудшения положения партии. По этой причине фон Папен и организовал встречу Адольфа Гитлера с кельнским банкиром фон Шредером. Необходимо было немедленно пополнить партийные фонды, и эта задача была успешно выполнена.
Часть третья Мои впечатления о Гитлере и нацистском режиме
Глава 1 Попытки сотрудничества с нацистами
Попытки создать корпоративную систему. – Выдвижение моей кандидатуры в депутаты рейхстага и в прусский государственный совет
Я никогда по-настоящему не интересовался политикой. Я не хотел быть политическим деятелем, так как верил, что промышленник должен держаться от политики подальше. Правда, иногда я влиял на политические процессы, но происходило это или в результате стечения обстоятельств, как в случае с речью Гитлера перед членами «Индустриклуба» в Дюссельдорфе, или по чисто экономическим причинам, как было с сопротивлением в Руре и борьбой с планом Янга. Тогда я брал на себя руководство потому, что пользовался некоторой популярностью.
В случае с Германом Раушнингом получилось иначе. Я знал Раушнинга, поскольку он часто приезжал в Рур, и многие считали полезной его активную деятельность в национал-социалистической партии. Особенно радовались мы тому, что столь здравомыслящий человек, как Раушнинг, занимал очень важный пост президента сената Данцига. В то время сенат сильно зависел от настроений, господствовавших в Лиге Наций[17], однако Раушнинг никому в Руре не сообщал о шаткости своих позиций. Сейчас, после прочтения его второй книги «Голос разрушения», я не понимаю, почему он никогда об этом не упоминал. Конечно, имея за плечами собственный опыт, я склонен думать, что это ничего бы не изменило.
Я воображал, что мои действия в интересах национал– социалистической партии останутся такими же случайными, как описанные выше. Главным образом меня интересовала организация экономической жизни либо в национал-социалистическом государстве, либо – за что выступал я – при сотрудничестве национал-социалистов и германских националистов. Проблема была очень важной, ибо предстояло решать, будут ли промышленность и экономика в целом управляться государством, а если нет, то какую роль будет играть государство в экономической жизни.
В конце XVIII и в начале XIX века главенствующая идея, унаследованная от Рикардо и Адама Смита, состояла в том, что торговля должна быть абсолютно свободной, а свободная торговля существенно связана с экономической жизнью. Однако либералы «выплеснули вместе с водой ребенка», в результате чего государство вопреки им захватывало все больший и больший контроль над экономическим процессом и даже создавало собственный бизнес. По моему мнению, результаты, достигнутые государством в роли управляющего, в целом были плохими. Бизнес опирается на частную инициативу, определяемую, с одной стороны, неизбежным риском, а с другой стороны, шансами на получение прибыли. Функция государства заключается в управлении, причем в управлении, коренным образом отличающемся от управления коммерческой деятельностью.
Даже на железных дорогах, которые безусловно нельзя оставлять всецело в частных руках, ситуация при государственном управлении далеко не так блестяща, как часто считается в обществе. Примером могут служить немецкие железные дороги. Насколько я знаю французские железные дороги, частная собственность в этой сфере, несмотря на многие недостатки, привела к заметной модернизации. Например, во Франции больше механизированных товарных станций и французская сортировочная система гораздо больше автоматизирована. Из-за государственной собственности работе наших железных дорог недостает гибкости, а высокопоставленным чиновникам – чувства ответственности. Частный владелец должен принимать решения на свой страх и риск, чего никогда в той же мере не сможет сделать чиновник.
Похожая ситуация сложилась в газовых и электрических компаниях. Пожалуй, сейчас лучше всего управляются предприятия корпорации «Рейниш-Вестфалише электрицитетсверк», находящиеся в частных руках. Но здесь мы видим пример совершенно новой организации дела, созданной по инициативе покойного Хуго Штиннеса. Часть акций принадлежит отдельным капиталистам и нескольким крупным экономическим группам, а частью акций владеют муниципалитеты или общины, получающие энергию от этих предприятий. Представители муниципалитетов и общин заседают в совете директоров. В результате получается взаимовыгодное соревнование частных экономических интересов с одной стороны и общественных интересов городов и низших территориальных единиц самоуправления с другой, но лишь при условии, что эти интересы противоположны. Цель: гарантировать условия, при которых частные экономические интересы не наносят ущерба общественному благосостоянию. Окончательный надзор, безусловно, остается за правительством, то есть до тех пор, пока мы имеем экономическую систему, в которой не все поголовно частные предприятия национализированы государством.
В этом, по существу, основная идея «Нового курса» президента Рузвельта. Он хочет согласовать частные экономические интересы Соединенных Штатов с общими интересами народа в целом. Точно так же, как государство мешает людям воровать, оно должно обеспечить невозможность ситуации, когда частный бизнес эксплуатирует людей и причиняет вред обществу.
Иногда, конечно, возникает необходимость предохранять промышленность от таких шагов, которые в конечном счете нанесут ущерб ей самой. Позвольте мне привести только один пример. Строительство германских автобанов (стратегических автомобильных шоссе) заставило многих промышленников возводить заводы по производству цемента. Государство должно было предвидеть, что это не послужит ни интересам бизнеса вообще, ни интересам рабочего класса, ибо строительство даже самой гигантской шоссейной системы когда– нибудь обязательно закончится, и тогда останется лишь закрывать бесчисленные цементные заводы, чтобы предотвратить перепроизводство цемента. Это чрезвычайно сложная проблема, поскольку, как только государство само начинает заниматься бизнесом, оно перестает быть беспристрастным арбитром. Оно становится предпринимателем со своими собственными интересами.
Вспомним, например, концерн «Рейхсверке Герман Геринг», на котором я подробнее остановлюсь позже. Будучи государственным предприятием, концерн служил интересам рейха, воплощая его решения заблаговременно и весьма односторонне.
Как посредник, призванный примирять все интересы, я всегда представлял себе государство, признающее принцип личной выгоды промышленника, но в то же время обеспечивающее корпоративный закон для регулирования промышленности и бизнеса. Это означало бы разделение политики и бизнеса и предоставление бизнесу, то есть и частным и государственным организациям, автономной администрации, над которой стоит государство, как арбитр в борьбе интересов и защитник общественного благосостояния. Создание корпоративной системы необходимо также для обеспечения постоянного контакта с трудящимися. Я, например, гораздо меньше общался с рабочими, чем мой отец в свое время, и это, безусловно, справедливо для всех крупных промышленников в наш механизированный век.