Она сменила сарафан на джинсы и рубашку, накинула ветровку. Носки, кроссовки. Хорошо бы иметь с собой крест. Но на нет — и суда нет.
Что может понадобиться еще? Прислушалась к тишине вокруг и к страху внутри себя. Вчера в изоляторе нужные слова появились в ее голове сами. Ладно, ей их нашептал демон. Но сейчас она очень надеялась на свою интуицию. Чутье не подведет. Все-таки потомственная ведьма. Хоть и не обращенная.
— Ты куда? — удивилась Наташка неожиданным приготовлениям к ночной вылазке.
— Настроение дурацкое. Прогуляюсь.
— Толмачев уже спит, — отозвался из своей комнаты Николай Сергеевич.
Настя поджала губы. Если все закончится мирно, то драку с Вовкой все равно придется как-то объяснять. Но об этом потом, потом. Только бы никто больше не пострадал.
Настя вышла из корпуса. Посмотрела направо-налево, на тускло освещенные мокрые дорожки. Отяжелевшие от влаги кусты наклонились, словно преграждали дорогу.
Семьдесят два князя. У каждого свой облик. Недавно у Настиной группы закончился курс «Основы религии». Про демонов преподаватель почему-то говорил особенно много. Вельзевул является в виде огромной мухи. Асмодей, демон разврата, имеет три головы — барана, человека и быка. Чаще всего именно он сбивает людей с пути истинного. Но если сейчас в лагере бесчинствует именно он, то человечество должно спать спокойно, на измены никто никого не толкает. Есть еще Ваал, с головами человека, кошки и лягушки, на паучьих ножках. Может наделять мудростью. Вот бы такого в помощники! Но нет, здесь что-то попроще. Из всей этой когорты только Люцифер имеет облик человека, прекрасного юноши или ребенка. Но в аду тогда должно было все развалиться, если на восемьдесят лет его лишили императора. Хотя у Люцифера был дружок, звали Велиал. Тоже мог являться в образе человека. Любит лгать и толкать людей на обман. Подбивает людей совершать греховные поступки. Вроде бы все сходится. Кроме одного. Вряд ли маленькая девочка притащила с собой на перекресток жертвоприношение. А такого уровня демоны без жертвы не являются. Значит, демон был попроще, и узнать его имя будет почти невозможно.
За размышлениями Настя и не заметила, как миновала темный корпус администрации, как оставила за спиной хозяйственный двор. Единственное место, более-менее похожее на перекресток, — это въездные ворота. Место, где все решается. Либо ты здесь, в лагере, либо за его пределами.
Ворота сейчас были закрыты, но каждый знал, что в любом заборе есть дырки. Были они и здесь. Стоило только немного пройти налево. С двух сторон от ворот сторожили покой лагеря разбитые статуи. Барабанщик, горнист или девушка с веслом — сейчас уже не догадаешься.
Настя постояла около них, пытаясь представить, сколько всего пережили эти каменные изваяния, сколько видели их равнодушные гипсовые глаза. Точь-в-точь памятник вечным демонам. Постоянным и безразличным ко всему.
Настя сунула руку в карман. Звякнула мелочью. Подойдет.
Она стояла за воротами, повернувшись лицом приблизительно в ту сторону, куда ежедневно падало солнце. Темные кусты притихли, предчувствуя грядущие события.
Настя собрала мелочь в кулак.
Как же его зовут? Опять вспомнилась бабушка. Вряд ли она с легкостью могла произнести Вельзевул или Люцифер. Должно было быть что-то попроще. Как она обычно ко всем обращалась? Милый да голубчик. Еще деточка.
Деточка. Не очень солидно. Но на собственное имя обижаться последнее дело.
Настя встряхнула монетки. Оплата за переход из этого мира в иной. Еще, наверное, что-то нужно начертить на земле. Круг, пентаграмму или пятиугольник. Пускай будет круг. Она провела перед собой мыском кроссовки. Мокрая земля чавкнула, соглашаясь с таким обращением.
Пока поворачивалась, делая границу, невольно сместилась ближе к деревьям. С поникших листьев падала ночная влага. Настя последний раз сжала кулак, мысленно дала себе приказ: «Ну, давай!» — и бросила себе под ноги веселые монеты.
— Появись! — негромко позвала она. — Деточка!
Показалось, в вершинах деревьев что-то зашуршало. Она подняла глаза, а когда вновь посмотрела перед собой, то ночь стала вдвойне темней. Неприятный страх струйками яда разлился по венам, похолодил грудь. Настя впилась в темноту и глазами и слухом.
— Встань передо мной, посланник ада! Приди! Не прячься!
Голос ее звучал неуверенно, потому что она не знала, кого зовет. Если эти демоны настолько глупы, что приходят по зову маленькой девочки и соглашаются многие годы быть у нее на посылках, то их, наверное, очередь стоит на проход в этот мир. А ну как придет, да не тот. Еще и с чужим разбираться.
— Ты больше мне не помешаешь, — с нажимом произнесла Настя, невольно снова поднимая глаза к деревьям. Тонкие белые стволы осинок серебрились в темноте. — Не перешагнешь ворот этого лагеря! — Для убедительности она махнула рукой в сторону забора, чтобы у демона не возникло сомнений, о чем она говорит. — Не станешь портить жизнь моим друзьям!
Называть или нет всех поименно? Потому что кое-кому пощекотать нервы не мешало бы. Но не будем мелочиться. Мир — так на всей земле.
Для острастки была приготовлена коронная фраза: «И чтобы я тебя больше не видела!» Но произносить ее Настя не стала. Пускай все становится так, как было раньше.
Ее не смутило, что приказы, которые она раздавала, немного противоречили друг другу. Тяжело было одновременно и появиться, и больше не показываться. Но демону это вполне было под силу. Если он ее слышал.
Настя еще какое-то время терпеливо постояла в молчании. От реки донесся ухающий звук, легкий ветерок коснулся листьев, забарабанили посыпавшиеся на землю дождевые капли.
Сквозь эту тугую дробь стали слышны шаги. Медленные, тяжелые. Кто-то натужно шаркал по земле, словно нес на своих плечах тысячелетний груз отчаяния.
Настя не заметила, сколько простояла, вслушиваясь в эти звуки. Ладони заболели — с такой силой она сжала кулаки, вгоняя ногти в мгновенно ставшие бесполезными линии Жизни и Здоровья.
Озноб пробежал по спине. Через силу, заставляя окаменевшие мысли работать, Настя повернулась.
У демона появились ноги. Он шел из лагеря. Невысокая сгорбленная фигура. По дорожке, освещенной фонарем, к ней, в темноту. Негромкое бормотание перекрывалось звуком шагов, в которых для Насти звучал безрадостный приговор. Демон добрался до ворот, на мгновение исчез, а потом сгустком темноты появился с противоположной стороны. Повернул в сторону Насти и замер.
«Главное, не выходить из круга», — мелькнула в ее голове последняя здравая мысль.
— О! — удивленно произнес демон. — А ты тут что забыла?
Глава 5 Второй
— Это проклятие какое-то! Что ни сделаю — всегда второй. В школе второй. В лагере только и слышно: «А вот твой брат…» Думал, сейчас будет как-то по-другому. Нет. Петрович заладил: «Брат твой на хорошем счету, поэтому тебя мы не тронем». А Вовка со мной вообще отказался разговаривать! «Какая драка? Никакой драки не было! Я тебя не помню». Не помнит он! Я еще и прозрачным стал. До кучи!
Они сидели на берегу Киржача. Речка здесь делала свой очередной прихотливый изгиб, подмывая высокий берег. Густая осока затянула подтопленный лужок. Женька стянул с себя куртку, бросил на мокрый песок, пристроился с краю, чтобы не мешать Насте. Он был расстроен до того, что говорил и не мог остановиться. Он все повторял и повторял одни и те же слова. О том, что он вечный Полкило, что он довесок к другим. Что все друзья у него от Сереги, а от него самого, от Женьки Ермишкина, — ничего! Что эта кличка, как проклятье, идет за ним, и его никто серьезно не воспринимает. Что его никогда не слышат. И вот даже сейчас, в этой истории с Ксюхой — почему пострадал Стас? Стас ни при чем! Но Женьку не послушались, хотя он брал вину на себя. А вчера ночью? Он первый оттолкнул Вовку, и он бы сам врезал ему, если бы Николай Сергеевич не поторопился. Он готов за это ответить. Так нет! Драки словно и не было. Вовка смотрит на него как на пустое место. И не из-за обиды, что Женька стал свидетелем его позора, а потому, что ему никакого до него дела нет. Женька может голову дать на отсечение, что в вожатской сказке ему дадут роль пятого куста в шестом ряду. И не потому, что у него таланта нет и он плохо поет или танцует. Все он хорошо умеет делать. Просто о нем, как всегда, не вспомнят. Его куда-нибудь пристроят, лишь бы не мешался. И так всегда. В их семье впереди идет Серега. Он надежда родителей, для него репетиторов нанимали, чтобы он в институт поступил, а Женька поступил — и ладно. За Серегу уже сейчас хлопочут, чтобы он в армию не попал, а Женька — пускай идет, должен ведь кто-то Родине послужить.
И вот он сейчас шел после разговора с братом, который, как всегда, похлопал его по плечу, сказал, что Вовке сам лично начистит морду, что Женьку никто больше не обидит. Ну, конечно, самостоятельно Женька решить свои проблемы не может. Куда ему! Он же Полкило, неполный комплект. Он без Сереги пропадет. Даже девушек ему Серега пытается сватать. То с одной познакомит, то с другой.
Женька говорил и говорил, не сильно интересуясь, что по этому поводу думает собеседница. Да она особенно и не думала. Она просто погружалась в нирвану спокойствия. Безграничного. Вечного.
Час назад перед воротами Настя здорово перепугалась. Она и правда решила, что демон явился на зов и сейчас начнется нечто ужасное — торговля за душу, адские муки или еще какие искушения. Но это был Полкило. Хорошо знакомый, мрачный, с мокрыми волосами — но это был он. Настя так и кинулась ему на шею с криком: «Полкило!», чем убила Женьку окончательно. Потом Женька пытался убежать. Кричал, что все ему надоели. Но теперь уже Настя не могла остаться одна. Она даже до корпуса не дошла бы. Умерла бы на этом перекрестке от разрыва сердца с перепугу. Ермишкин же хотел быть один, и она ему этого не давала. Так они и бегали друг за другом, пока не оказались около реки, где выдохшийся Женька прошептал:
— Я проклят.
— Скорее уж я, чем ты, — парировала Настя.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Над речкой откуда-то издалека доносились ночные звуки неведомых существ. Зверь Индрик бродил под землей, вздыхал, заставляя поверхность реки морщиться, глухо ухал. Ватное небо вздрагивало во сне и плотнее укутывалось в тучи.
Женька замолчал. Какое-то время Настя размышляла, не новое ли это явление ее демона. Сначала Вовка с его страстью, теперь напарник со страданиями. Но все было слишком реалистично, чтобы заподозрить неладное.
— Не переживай, Женька, все с тобой в порядке.
Хотелось чем-нибудь нарушить эту звенящую от тишины бесконечность. Бросить камень в реку или громко крикнуть. От невозможности всего этого Настя всего лишь крепче обняла свои колени.
— Ты первый вчера пришел мне помочь. Ты правильно сделал, что попытался спасти Стаса. Спасибо. И дело не в тебе.
— Ага, солнечная активность и протуберанцы постарались, — грубо отозвался Ермишкин.
— Что ты знаешь о демонах?
Напарник подавился воздухом и закашлялся.
— Лермонтов, — начал он издалека.
— Еще скажи Врубель, — обиделась Настя, вспоминая, что весь Серебряный век был напичкан стихами о демонах и ангелах.
— Американское кино не подойдет?
— Я серьезно спрашиваю! — отвернулась от него Настя.
Женька завертел головой, мгновенно сбрасывая все свои обиды и расстройства. Глаза его азартно заблестели.
— Тогда тебе — туда! — он ткнул пальцем куда-то через речку.
— Вплавь, что ли? — не поняла Настя.
— Там ближайшая церковь. Получишь квалифицированную консультацию.
— Я серьезно! — напомнила Настя.
— Да куда уж! — хохотнул Женька.
— У меня бабушка умерла.
Разговор не клеился.
— И она была ведьмой. — Ермишкин довольно жмурился.
Обозвать его, что ли, Полкило, чтобы он так не улыбался?
— У нее был свой демон, которого после смерти она завещала мне.
— А это возможно? — веселился Женька. — А как же согласие сторон? Контракт брачующихся?
— Все, что сейчас происходит в лагере, — это работа демона. — Настя решила пока ни на что не обижаться. — Ему надо, чтобы я согласилась его принять. У него на это сорок дней.
— Такой крутой парень?
— Тогда я стану ведьмой.
— А помело на посвящении выдадут? — Женька уже не смеялся, но шутки из него все еще сыпались.
— Это проклятье на всю жизнь. Это ненависть людей. Это мучительная смерть. Я не собираюсь становиться наследницей ада.
Женька еще улыбался, но уже в лице его болезненно натянулась какая-то мышца.
— Ты шутишь?
— Это он шутил, когда заставил Ксюху разрезать себя. Это он развлекался, когда в образе Вовки пришел ко мне. Это он громко хохотал, отправив наших парней в седьмой отряд. У Толмачева голова заболела не просто так. Это сделал он. Я его вижу, потому что он приходит ко мне. Еще его увидела маленькая девочка из Томкиного отряда. Видимо, малыши способны замечать такие существа. Она увидела его, и демон с перепугу выполнил ее желание. Если ты не веришь мне, спроси у нее. Демон через девочку передал мне привет. Попугайчик ее ко мне за этим приводила. Девочка лежала с Ксюхой в изоляторе. Машей зовут.
Объяснение получилось путаным, но Женька закивал. Сначала медленно и неуверенно, потом нервно. Оглянулся. Очень хотелось с кем-нибудь посоветоваться. Да с тем же самым Серегой. Он бы сказал, что все это бред. И на этом можно было успокоиться.
— Ты мне не веришь? — робко спросила Настя.
Направление движения Женькиной головы изменилось. Теперь она отрицательно моталась от плеча к плечу.
— И помогать мне не собираешься?
Ермишкин по инерции еще дернул головой, но остановился.
— А как?
Как? Это был самый сложный вопрос.
— Может, тебе уехать? — заторопился с ответом Женька. Ситуация вырисовывалась некрасивая. В кои-то веки к нему обратились с просьбой, а он сразу отказывается.
— Вчера демон настаивал, чтобы я попала на похороны бабушки. Вероятно, там и должно было произойти посвящение. Мне надо продержаться сорок дней, пока еще бабушкина душа здесь. Потом, думаю, будет легче.
— Сорок дней — это вторая смена, — быстро подсчитал он. — Но если демон в лагере…
— Я не знаю, где он, — поникла Настя. — Я в этом чертовом лагере перекресток не нашла.
— Так это ты его там вызывала? — догадался Женька и вдруг замер. — И чего?
— Ничего, — разозлилась Настя. — Ты пришел. Может, он в тебя вселился?
Женька ощупал себя, глянул по сторонам.
— С чего вдруг?
— Чтобы с твоей помощью заманить в речку и утопить, — пожала плечами Настя.
Ермишкин и сам чувствовал, что задает глупые вопросы, что к помощи, которой от него ждут, это не имеет никакого отношения.
— Странно, что это мне раньше не пришло в голову, — пробормотал он. — Может, тебе к малышам на отряд перебраться? Если маленькие демона видят, то он не станет к тебе особенно соваться. Только и будет делать, что выполнять их желания. У него на тебя времени не останется.
— В середине смены? Меня никто не отпустит.
— Попробовать стоит. Надо только с Серегой посоветоваться.
— При чем тут твой брат?
Настя еще хотела добавить, мол, Женька сам хотел доказать, что может быть первым, но как только ему выпадает шанс, он по привычке прячется за спину старшего Ермишкина. Но говорить не стала. Если Женька обидится, то Настя останется одна. Одна против неизвестности.
Летние ночи коротки, в середине июня они стремятся к нулю. И хоть облака на небе обещали еще один дождливый день, совсем спрятать от людей солнце они не могли. Начало светать. Часы показывали пятый час. Можно было уже не ложиться спать. Женька с Настей решили дойти до корпуса, выпить чаю и дождаться побудки. Но тут же уснули, как только добрались до своих комнат. Разбудил всех дежурный по лагерю — сегодня была планерка. Женька сбежал к брату. Перед уходом Настя пересчитала своих архаровцев. Все были на месте. Может, у демонов среда выходной? Или планерка в аду отвлекла от мирских дел?
Хмурый Петр Петрович стал вяло подводить итоги первой половины смены, хвалил ярмарку, сказал, что на вырученные деньги пригласят артистов с животными. Как-то между прочим сообщил, что старший вожатый заболел, поэтому в ближайшие дни его не будет.
— А теперь поговорим о первом отряде, — перевел он тяжелый взгляд на дальний конец комнаты, где сидела Настя.
И тут, как в классической пьесе, дверь открылась, и вошел Женька. С братом.
«Кто на меня? А кто на нас с Васей?»
— Можно? — за двоих спросил Сергей.
— Не дергайся! — предупредил Женька, двигая Настю — свободных мест не было, и они уселись рядом на одном стуле. — И молчи. Что бы здесь ни происходило.
Настя хотела возразить — с чего это она будет слушать полукилограммовую мелочь, но начальник начал говорить, не давая как следует поругаться.
— Я знаю, зачем ты пришел, Сергей! — утомленно начал Петр Петрович. — И сегодня у тебя не получится никого защитить! У твоего брата в отряде творится черт знает что! — Петр Петрович категорично опустил ладонь на стол.
— Вот как раз черт отлично знает, что у нас творится, — прошептала Настя, глядя на Женьку. Лицо у него было сосредоточенным. Он словно собирался с силами для броска. — Эй, очнись! — толкнула она напарника.
И он очнулся.
— Петр Петрович! — вскочил Женька. — Можно они войдут?
— Кто? — поплыл вопрос по кабинету.
Настя задержала дыхание. Неужели за те пять минут, что Женьки не было, он успел поймать демона и сейчас внесет его сюда в бутылке?
Но в дверь никто входить не спешил. Вместо этого над лагерем пролетела жизнерадостная песня горна. Высокая нота растворилась в воздухе, потом что-то стукнуло, и взволнованный детский голос прокричал: «Доброе утро, друзья!» «Привет! — тут же подхватил второй голос, заметно ломающийся на легкий басок. — Вставайте, лежебоки! Утро наступило!»