— Какое еще условие? — Я насторожилась. Если сейчас он достанет откуда-то из рулевой колонки Гражданский кодекс и сборник по административному праву Российской Федерации (Эстонии, Финляндии, Лихтенштейна, островов Тринидад и Тобаго), я нисколько не удивлюсь.
— Поскольку у меня сегодня выходной, а вы собираетесь воспользоваться моими услугами, не уведомив об этом заранее, то вступает в силу пункт о форс-мажорных обстоятельствах… За сегодня вы заплатите мне в двойном размере.
Я даже задохнулась от нелепости ситуации. Монтесу-ма, где ты? Наверняка ты нашла бы слова, чтобы охарактеризовать этого эстонского пингвина по достоинству. И не только слова…
— Значит, в двойном размере?
— Это указано в договоре. Вы просто плохо читали.
— Ну да… А уведомлять заранее я, очевидно, должна в письменной форме?
— Почему же… Совсем необязательно в письменной…
— Гори ты синим пламенем! — в сердцах бросила я и выскочила из «опелька».
Гори ты синим пламенем, гад ползучий! «Дешевка, бычара доеный, дятел, рогомет», как сказала бы великая кинематографическая матерщинница Полина Чарская.
Но чем дальше я уходила от «опелька», тем меньше решимости во мне оставалось. Брать левую машину и трубить на ней в Кронштадт было бы еще полбеды. А вот что я буду делать на месте? Обходить город квартал за кварталом, искать дурацкое вертикальное словосочетание «П О Г Р»? И что я буду делать, если все-таки найду его? Здесь-то мне как раз и могли понадобиться услуги частного детектива Рейно. И еще как понадобиться!..
Не пройдя и ста метров, я обернулась. «Опелек» стоял на том же месте, замерший в ожидании. Я махнула Рейно рукой, и он тотчас же подъехал ко мне.
— Черт с вами, дундук вы прибалтийский, — скрипнула зубами я. — Я согласна заплатить вдвойне. Только одно условие…
— Все условия уже вписаны в договор, — мягко напомнил мне Рейно. — Другие условия потребуют приложений к договору.
— Да заткнитесь вы на минуту! У меня одно условие: не мучьте меня больше всеми этими бумажками. Ведите свою туполобую бухгалтерию втихаря. Потом представите мне все сразу. Я подпишу.
— Ну, хорошо, — смилостивился Рейно. — Так куда мы должны ехать?
— В Кронштадт. Это не очень далеко. Минут за пятьдесят доберемся.
…Путь в Кронштадт занял гораздо больше времени, чем я предполагала.
Для начала Рейно застрял в пасти дамбы: он как ненормальный бегал по ее заржавевшим внутренностям и кричал приличествующее случаю «а-а-а!!!», «о-о-о!!!» и «hurraa-a!!!», чем привел меня в полное замешательство.
Потом наступил черед двух развалившихся мостов и трех полуразвалившихся строений из красного кирпича, которые я классифицировала как обломки императорского борделя. Рейно сдержанно покритиковал извечную российскую безалаберность и намекнул, что если бы эта местность отошла Эстонской Республике, то трудолюбивый и не лишенный фантазии эстонский народ создал бы здесь аналог Французской Ривьеры. Или этнографический музей под открытым небом.
— А может, просто свезти сюда всех «не граждан» и устроить резервацию? — спросила я. — Дамба и так на последнем издыхании, глядишь, и смоет всех внутренних врагов Эстонской Республики, как кутят?..
Рейно оскорбился и до самого поста ГАИ на въезде не произнес ни слова.
И только когда «опелек» благополучно миновал его, мой педантичный частный детектив поинтересовался, что же именно мы собираемся искать в Кронштадте. Вместо ответа я вытащила фотографию Аллы Кодриной и протянула ее Рейно. Ему хватило одного взгляда на снимок, чтобы тотчас же начать волноваться.
— Вы с ума сошли. Варя! Я знаю эту женщину. Это жена Олева Киви. И она уже по меньшей мере год как мертва!
— Год и месяц, если уж быть совсем точным. Но меня интересует не она, а то, что находится за ней. Видите эти четыре буквы? Нужно найти место, к которому они прилепились.
— Зачем?
— Еще не знаю. Просто нужно, и все.
— По-моему, это очень неприятная история… И cтoит ли шевелить старое убийство, если вы еще не избавились от новых?..
Этот вопрос я задавала сама себе несколько раз. Но моя новорожденная интуиция нашептывала: между смертями Олева и Аллы Кодриной есть мистическая связь. Такая же мистическая, какая существовала между ними при жизни. И корни убийства Олева нужно искать в гибели его жены…
— Корни убийства Олева нужно искать в гибели его жены. — Я сказала это тоном, не терпящим возражений.
Мое весьма сомнительное высказывание произвело такое впечатление на Рейно, что он едва не врезался в колонну идущих на помывку морячков. Некоторое время морячки потрясали дубовыми вениками и проклинали «опелек-задроту». Спасаясь от их праведного гнева, Рейно направил «опелек» за угол, пронесся до конца квартала, и мы оказались перед огромным, подавляющим своим величием Морским собором.
Рейно остановился и перевел дух. А потом спросил:
— У вас есть карта города?
— Карта города? А зачем нам карта.города?
— Если бы у нас была карта, — не терпевший бардака в мозгах Рейно тяжело вздохнул, — мы бы не тратили время на беспорядочные поиски. Мы бы отследили интересующее вас место по схеме. Обычно на картах указываются все точки общепита.
— А с чего вы взяли, что это точка общепита? С таким же успехом это может быть и какой-нибудь магазин. Рейно уткнулся в фотографию.
— Достаточно неудобное сочетание букв… — произнес он. — «ПОГР»… Мне приходит в голову только «по грибы».
— А мне — «погрязла в дерьме по уши»…
— Кого вы имеете в виду? — насторожился Рейно.
— Не волнуйтесь, Рейно. Себя. Только себя.
Кажется, это успокоило Рейно. Он включил двигатель и повернулся ко мне:
— Сначала мы объедем город по периметру. Вы возьмете бумагу и карандаш и будете чертить схему. А заодно отмечать улицы, которые мы будем осматривать. Он небольшой, этот город?
— Хочется верить…
На прочесывание цитадели Балтийского флота у нас ушел час. И именно в конце этого часа на одной из тихих улочек, забитой краснокирпичными домами, мы нашли то, что искали: подпирающие друг друга неоновые буквы «ПОГРЕБОК». При этом Р и две О безнадежно не горели, но сомнений быть не могло: это и есть надпись, часть которой увековечена на фотографии.
«ПОГРЕБОК» оказался кафешкой для мореманов весьма сомнительного качества. Мы заказали по чашке кофе с ликером (за мой счет, разумеется) и устроились у окна. Прямо перед нами маячил трехэтажный жилой дом с покосившейся подъездной дверью. Это был единственный жилой дом на той стороне улицы: справа его подпирало низкорослое здание какой-то конторы, а слева тянулась кирпичная стена.
— Что скажете, Рейно? — спросила я, цедя ячменный эрзац, приправленный явно не ликером, в лучшем случае — спиртом с сахаром.
— Думаю, это и есть то, что мы искали. Нужно просто зайти в подъезд и проверить. Хотя и так вам могу сказать. Так смотреться буквы могут только со второго этажа.
— Ладно.
Допив моремановскую бурду, мы вышли из «Погребка» и направились в сторону трехэтажного домишки. Уж возле самого подъезда Рейно остановился и задрал вверз голову.
— Квартирные окна чуть выше подъездных. Это тоже нужно учитывать…
— Учтем.
Спустя тридцать секунд мы уже стояли на лестничной площадке второго этажа. Отсюда хорошо просматривались буквы «П…Г…Е». О и Р не горели, а Е всплыла только потому, что подъездные окна действительно оказались чуть ниже квартирных. На стандартной площадке располагались четыре стандартные двери: три из них были деревянными, и лишь одна обита дерматином, — самая ближняя к лестнице. Номер восемь.
И Рейно выбрал ее. По совсем нехитрым расчетам, получалось, что именно здесь когда-то, в период мартовских теней, и была снята Алла Кодрина.
— Ну что, — спросил он у меня, неизвестно почему понизив голос. — Придумали, что скажете хозяевам?
— Пока еще нет, но надеюсь на озарение. С вами ведь прошло без сучка без задоринки… На «Королеве Реджине». А ведь я тоже не знала, что со мной будет, когда зашла к вам в номер.
Рейно надулся и принялся гонять желваки.
— Надеюсь, что люди, которые здесь живут, будут менее почтительны.
— Менее почтительны?
— Спустят вас с лестницы, и дело с концом. Я достала из кармана перстень Аллы Кодриной и повертела им перед носом Рейно.
— У меня есть вещичка, которая может открыть любую дверь…
— Тогда валяйте…
Подойдя к двери, я набрала в легкие воздуха и на мгновение задумалась: все последующее будет зависеть от того, кто откроет мне дверь. Есть несколько вполне безопасных вариантов — сослаться на перстень, сослаться на покойного Олева, сослаться на здравствующего Филиппа, сослаться на газету «Петербургская Аномалия».
Последний вариант вообще универсален.
Эта мысль настолько успокоила меня, что без всяких колебаний я нажала на кнопку звонка. А потом еще раз и еще.
Никакого ответа не последовало.
Это было так несправедливо, что я даже затрясла головой. И снова принялась насиловать дверной звонок. И снова пространство за дерматином ответило мне издевательской тишиной.
— Ну как? — поинтересовался Рейно с лестницы.
— Вы же видите… Никак. Никого нет дома. Он поднялся ко мне и посмотрел на часы.
— Двадцать два сорок четыре. В принципе, в это время кто-то обязательно должен быть дома.
— Вы судите по эстонским образцово-показательным мужьям?..
— Что будем делать? — — Рейно постарался пропустить мое замечание мимо ушей:
— Давайте вернемся в «ПГЕБК», — предложила я — именно так выглядела отсюда наполовину не горящая вывеска — «П… Г… Е Б… К». — Подождем некоторое время… Зажжется же там свет, в конце концов…
Но Рейно явно не хотелось возвращаться в это затрапезное заведение.
— Не знаю, не знаю… Зажжется ли он вообще, вот вопрос.
— Вы хотите сказать…
— Сейчас лето, возможно, жильцы уехали в отпуск… Все нормальные люди уезжают летом в отпуск.
Такая простая и естественная мысль даже не приходила мне в голову. А когда Рейно высказал ее, я впала чуть ли не в неистовство. Приехать сюда из Питера, чтобы просто выпить трухлявого ячменя на спирту в каком-то гадючнике и поцеловать замок чужой двери, — в этом была чудовищная несправедливость! Я уставилась на Рейно и требовательно сказала:
— Придумайте что-нибудь, Рейно! Я же вам деньги плачу!..
— Что же я могу придумать?
— Эх, вы! Ладно, идемте… Имеет смысл позвонить соседям. Наверняка им что-нибудь известно об обитателях.
— И что вы им скажете?
— Задам простейшие вопросы, господи! Что, где, когда приедут…
— А если они все-таки в городе?
— Тем лучше. Значит, мы останемся и будем ждать их до победного конца.
Я снова увлекла Рейно к подъезду. И чем ближе мы подходили к нему, тем большую прыть проявлял мой спутник: он отделился от меня, взбежал по лестнице и принялся обшаривать дерматин. Я уже намеревалась сунуться в соседнюю с восьмой квартирой дверь, когда… услышала, как легонько скрипит ключ в замке…
Нет, куррат, это был не ключ. Во всяком случае, не родной ключ.
Рейно, склонившийся над дверным замком, чем-то орудовал в нем. От изумления у меня отвисла челюсть.
— Что вы де…
Договорить я не успела: дверь подалась, и Рейно ввалился в дверную щель, немилосердно таща меня за собой. И захлопнул дверь изнутри.
Несколько минут мы стояли в вымершей квартире, привыкая к темноте.
— С ума сошли?! — полуобморочным шепотом сказала я. — Вы что сделали?! Это же… Это же взлом! Самый обыкновенный, вульгарный взлом. Как вам вообще это пришло в голову?!
— У вас есть другие варианты? — таким же шепотом огрызнулся он. — Возвращаться в ту кофейню я не хочу… Jube vaaterpilt! [37]
— А это — не жуткое? Да нас в любой момент могут… Учитывая, что я в розыске… О боже!!! — Я интуитивно направила кулак в сторону приглушенного голоса Рейно. — Взломщик! Скотина!
Сукин сын Рейно легко увернулся.
— Да успокойтесь вы…. Вы же сами хотели сюда попасть…
— А если хозяева вернутся?
Рейно опять принялся возиться с замком, подсвечивая себе непонятно откуда взявшимся фонариком.
— Я поставил дверь на предохранитель, — радостно сообщил он. — Так что, если они вернутся, у нас будет время сообразить, что делать.
— А вы еще тот тип, — сказала я, и неизвестно, чего в моем голосе было больше — осуждения или сдержанного восторга. — Чем это вы?
— Есть несколько специальных приспособлений, — снисходительно пояснил Рейно. — Но вы должны понимать… Это — дополнительная услуга, и она должна оплачиваться отдельно. По прейскуранту…
— О господи!..
— В договоре есть пункт о дополнительных услугах вы просто невнимательно читали.
— Хорошо, обещаю вам, что, когда все это кончится я обязательно со всем ознакомлюсь… Обещаю. А теперь Что мы будем делать теперь?
Но его уже не было рядом со мной: А спустя несколько мгновений где-то впереди возник мутный четырехугольник света — должно быть, Рейно открыл дверь в комнату.
— Идите сюда, — позвал он.
Я двинулась на свет и на голос.
Рейно отирался у окна, внимательно разглядывая буквы за стеклом. Сомнений быть не могло: это то самое окно, возле которого стояла с розой в руках Алла Кодрина. Убедившись в этом окончательно, Рейно задернул шторы. И включил напольный светильник, который, очевидно, присмотрел еще раньше. Теперь, в прихотливом свете ночника, чужая комната чужой квартиры предстала перед нами во всей красе.
Вне всякого сомнения, это было жилище мужчины. Причем мужчины одинокого. И не отличающегося суровостью нравов. Огромный разобранный диван с черным бельем (ветхозаветный сексуальный писк), зеркальный потолок; музыкальный центр и телевизор с видиком, стоящие прямо на полу, внушительное количество дорогих бутылок в подбрюшье журнального столика… И огромный плакат американской актрисы Деми Мур (полная обнаженка на последнем месяце беременности).
— Н-да, — сказала я с несвойственной мне и потому пугающей брезгливостью в голосе. — Гнездо разврата…
— Ну, не будьте так нетерпимы, Варя, — призвал меня к снисхождению Рейно. — Я понимаю, целомудрие украшает женщину… Но это самая обыкновенная мужская квартира… У меня у самого…
Я выразительно посмотрела на Рейно, и он тотчас же заткнулся.
— Что будем делать?
— Поищем следы пребывания покойной. Раз уж именно поэтому мы здесь. — Все-таки в практичности и трезвом подходе к делу Рейно не откажешь.
— И каким образом мы будем искать эти следы? И что это за следы?
— Все, что угодно. — Рейно принялся обшаривать комнату голодными глазами розыскной собаки. — Фотографии, записки, пленки, письма… Если, конечно, повезет. Начинайте со стола, а я займусь книжным шкафом. И всем остальным…
Я критически осмотрела книжный массив, тянущийся от стены к стене, и письменный стол, который казался инородным телом в этом несколько фривольном помещении.
— Да здесь работы не на один час…
— А что делать? — отозвался Рейно. — Впрягайтесь. Прежде чем подойти к столу, я ухватила бутылку экзотического виски «Lagavulin» и прилагающийся к нему довольно чистый стакан. Но стоило мне только отвинтить пробку, как Рейно коршуном налетел на меня.
— Не вздумайте прикасаться к выпивке, — запричитал он, вытирая захватанные мной стеклянные поверхности носовым платком.
— Отпечатки. Понятно. Век живи — век учись.
— Не только отпечатки. — Рейно достал из бездонных жилетных карманов пару тонких перчаток и протянул их мне. — Вы не должны злоупотреблять ситуацией и мелко обворовывать хозяев…
— В каком плане — обворовывать?
— Это чужая выпивка. Вы за нее не платили. Нельзя брать чужое…
Я открыла рот и несколько мгновений в безмолвном изумлении взирала на Рейно. Полусумасшедший частный Детектив, стоя во взломанной квартире, выговаривает мне! И по какому поводу!.. «Нельзя брать чужое», надо же!..
— Давно вышли? — елейным голосом спросила я:
— Откуда?
— Из психиатрической клиники. То, что вы говорите, это параноидальный бред. Сумеречное помрачение сознания…
«И врожденная субдебильность», — хотела добавить я но вовремя промолчала. Все эти мудреные термины я помнила еще со времен моей первой школьной влюбленности в Сюлева Хааса. Сюлев уже тогда мечтал о карьере врача-психиатра и в перерывах между юношеским сексом читал мне книжку «Популярная психиатрия».
— Да? — эстонец засопел. — Вы, русские, ужасные люди. Обыкновенную человеческую порядочность расцениваете как бред. И к тому же норовите стянуть то, что плохо лежит. Если так будет продолжаться и дальше, вы никогда не вступите в Европейское сообщество!
Спокойно, Варвара. Главное сейчас — не дать увязнуть во всех этих, прости господи, морально-этических проблемах. Ни себе, ни ему.
Я демонстративно повернулась спиной к мученику идей и кристаллу справедливости и бросила:
— Занимайтесь тем, за чем пришли. У нас не так много времени.
После этого я отправилась к письменному столу и осмотрела фронт работ, который мне предстоял. Стол был самым обыкновенным, двухтумбовым, с тремя выдвижными ящиками на каждой стороне. На поверхность стола были нашлепаны куски использованной жвачки — самых разных форм и размеров. Мысль о том, что мне придется копаться в чужих вещах, нисколько меня Не смущала. В своей прошлой — такой далекой, такой безоблачной и такой не праведной жизни я иногда позволяла себе запустить руку в карман клиента.
В чисто ознакомительных целях.
После нескольких подобных экскурсий мною был создан портрет среднестатистического мужского кармана. В нем обычно находились:
— рентгеновские снимки зубов;
— спичечные коробки с женскими номерами телефонов;
— пачки сигарет с женскими номерами телефонов;