Чтобы не допустить подобного развития событий, я еще ближе придвинулась к диктофону и гаркнула:
— …официально заявляю: Я НИКОГО НЕ УБИВАЛА!!!!!!!
Лицо Синенко исказилось и побелело как полотно. А потом пошло пятнами: еще бы, я обломила его, я оказалась самой последней динамисткой.
— То есть как «не убивала»?
— А вот так. Не убивала, и все.
— Этого не может быть…
— Может. Если ты заткнешь свой фонтан, то я постараюсь объяснить.
Но мои воззвания все еще не доходили до Синенко.
— Вы должны были его убить, — он ставил ударения на каждом слове. — Вы не могли не убить его! Я был там. Я был там вчера весь день. Если вы опасаетесь чего-то…
Чего я действительно опасаюсь, так это дубиноголовых репортеров.
— Я не убивала.
— А я разговаривал с очевидцами, — прогундосил он и принялся загибать пальцы. — Во-первых, его пресс-секретарь. Вы же сказали ему, что Олев Киви выйдет через несколько минут. Хотя и знали, что он мертв. Зачем вы скрыли, что он мертв, если были не виноваты?!
— А что бы ты сделал на моем месте, если бы проснулся и увидел рядом с собой мертвую тушу?!
Глупый вопрос. Я прекрасно знала, как поступил бы этот фанатик: для начала он отщелкал бы целую пленку с волнующим изображением трупа, затем позвонил бы в редакцию и тезисно изложил происшедшее. И принялся бы надиктовывать статью на свой диктофон…
Сдаваться Сергуня не хотел.
— Вас видела охрана. Вечером, когда вы приехали вдвоем. И утром, когда вы уезжали одна. Что скажете?
— Ну, этого я не отрицаю.
— Потом. Покойный заказал в номер легкий ужин. Официант, который этот ужин принес, тоже заметил женщину. И довольно точно ее описал. Описание полностью совпало с описанием секьюрити.
— Я же сказала: я там была. Естественно, что все меня видели…
— Едем дальше! В гостинице было не так много народу. И никаких посторонних.
— А если кто-то проник с улицы… Я не помню точно, но, по-моему, окна оставались открытыми.
— Исключено! — Сергуня радостно хохотнул. — Во-первых, территория гостиницы охраняется. Во-вторых, по ее периметру установлены видеокамеры. Там и муха не проскочит. Еще раз вам говорю: в ту ночь в гостинице посторонних не было. Кроме вас.
— Значит, нужно искать убийцу среди персонала. Или среди постояльцев.
Репортер с сожалением посмотрел на меня и постучал пальцем по лбу.
— Персонал прошел тщательный отбор. Постояльцы — уважаемые люди. Некоторые — с довольно известными именами. А вы кто?
Действительно, кто я такая?
Я молчала, и Сергуня решил добить меня окончательно.
— Я сам видел вас в ресторане. Вы пасли Олева Киви, это же как два пальца об асфальт. В тот вечер у вас была другая прическа и другой цвет глаз. Я прав?
Я молчала.
— Кстати, в ванной номера были найдены цветные контактные линзы.
— Ас чего ты взял, что они мои?
— А чьи? Зачем Олеву Киви менять цвет глаз?! Убийственный аргумент.
— Если вы не виноваты, то зачем изменили внешность? — Сергуня осторожно приблизился и положил руку мне на плечо. — А сколько раз вы ее вообще меняли?
И я не выдержала. Из глаз полезли предательские слезы; сейчас размажется тушь и поплывут тени. Инстинктивно проведя пальцем под глазами, я вспомнила, что макияжа-то на мне и нет. Со вчерашнего дня. Впервые за много лет я не привела физиономию в боевую готовность.
— Ну, успокойтесь, — в голосе репортера послышались покровительственные нотки. — Успокойтесь и расскажите мне, что произошло на самом деле. Почему вы убили его?
Как невинная жертва обстоятельств я интересую маньяка-журналюгу меньше всего. Он и пальцем не пошевельнет, чтобы помочь запутавшейся в смертях идиотке. А вот как убийца… Да еще убийца популярного человека! С кровавой тайной, с неясными мотивами — о, какой сюжет можно на этом построить! Какую книгу написать! Интересно, он никогда не думал о книге?..
Для убийцы, которая сама явилась к нему, этот извращенец наизнанку вывернется. Он все для меня сделает, чтобы получить эксклюзивный материал и раздуть сенсацию, о которой забудут через день, как забывают об использованных презервативах.
Да, он все для меня сделает. Именно так.
Я выключила бесполезно крутящийся диктофон и хмуро бросила:
— Это долгая история.
— Ничего, у меня есть время. У меня вагон времени.
— Ты поможешь мне?
— Конечно!
Синенко раздулся от гордости, полез в навесной шкафчик И вытащил оттуда пузатую бутылку в плетенке.
— Это еще что? — удивленно спросила я.
— Кьянти. Все женщины-убийцы, тем более такие Крутые, предпочитают качественные вина… Я прав? Похоже, он еще больший кретин, чем мне показалось на первый взгляд.
— А водка у тебя есть?
Это шло вразрез с досужими представлениями писаки о «женщинах-убийцах», он недовольно поморщился, но водку все-таки достал.
— Здесь будем пить? — спросила я.
— Можно в комнате…
Комната Сергуни, так же как и кухня, являлась продолжением безалаберного хозяина: сермяжная простота обстановки, минимум вещей и почти непролазная грязь. Должно быть, он не убирался с тех пор, как въехал сюда.
Скудный гардероб Синенко был выставлен на всеобщее обозрение и висел на гвоздях вдоль стен — вперемешку с полевым биноклем, подтяжками, вымпелом города Турку и детскими двухполозными коньками. А на разобранном диване, в окаменевшем от грязи и времени белье, уже валялся чертов кот.
— Идисюда, брысь отседова! — прикрикнул Сергуня, согнал кота и сделал приглашающий жест рукой. — Располагайтесь.
— Клопы есть? — Я с опаской посмотрела на мебельный реликт.
— Теперь нет. Вывел. Так что все в порядке.
Сергуня придвинул к дивану маленькие необструганные козлы, судя по всему, служащие обеденным столом, и поставил на них бутылку водки.
— А закуска?
— Сейчас…
Я нисколько не удивлюсь, если он принесет кошачий корм на закусь, с него станется.
Пока Сергуня возился на кухне, я продолжила осмотр его логова. Из мебели, кроме дивана и козел, не было ничего, даже затрапезного стула. Зато большую часть комнаты занимало несколько длинных и высоких — до потолка — стеллажей. На стеллажах, нежно прижавшись друг к другу, стояли папки: толстые и тонкие, с ярлычками и без. Все папки были рассортированы по алфавиту и снабжены картонными табличками. Некоторые из них мне даже удалось прочитать: «ТАМБОВЦЫ», «КАЗАНЦЫ», «ЧИКАТИЛО», «СЛАНЦЕВСКИЙ ПОТРОШИТЕЛЬ», «УЛИКИ ПО АВТОСЛЕСАРЮ»…
Интересно, какие сны снятся Сергуне в этой комнате — при таком-то замечательном соседстве?.. А в скором времени должна появиться и моя папочка, если еще не появилась. Вот только как она будет называться? «ВИОЛОНЧЕЛИСТКА»? «ШЛЮХА-ПЕРЕВЕРТЫШ»?..
Сергуня, появившийся с тарелкой поджарой балтийской кильки в руках, отвлек меня от тягостных размышлений. Он поставил кильку на козлы, разлил водку по стопкам и уставился на меня: очевидно, в ожидании тоста.
— Давай, — просто сказала я. — Накатим. За знакомство.
— Ваше здоровье!
Здоровье мне понадобится, чтобы мотать срок, понятно.
— Давай на «ты».
— Давай, — легко согласился он и опрокинул стопку. Я последовала его примеру. А водка оказалась паленой, настоящий денатурат.
— Значит, меня подозревают.
— Не то слово, — Сергуня обезоруживающе улыбнулся.
— А фотография… — Я вспомнила свое смазанное изображение под рубрикой «Звездный фарш».
— Пришлось передать ее следствию, извини. В обмен на, так сказать… На пропуск в круг приближенных. Но и без этого они составили фоторобот. Довольно удачный.
— Я видела.
— Еще по маленькой? — он участливо коснулся моего плеча.
— Можно. А кто занимается следствием? Толковые ребята?
Синенко изогнулся, выдернул из-под меня свои джинсы, а из джинсов — потрепанный блокнот.
— Старший следователь Юрий Кирьяков. Вроде мужик неглупый.
Юрий Кирьяков. Юри. Муж Кайе, влюбленный павиан. С точкой зрения павиана на существо дела я была уже знакома.
— Но скорее всего дело передадут в вышестоящие инстанции. Подключат ФСБ…
Денатурат, стоявший у меня в глотке, сделал попытку вырваться наружу. Я закашлялась.
— ФСБ? Это еще зачем?
— Ну, ты даешь, мать! — Сергуня добродушно похлопал меня по спине. — Ты кого замочила? Сторожа дядю Васю с лодочной станции? Олев Киви — это величина. Это международный скандал. Прогрессивная общественность требует твой скальп, учти. Задета честь мундира. Сама должна понимать.
Чего уж тут не понять, Сергуня. В который раз за последние полтора дня я принялась шмыгать носом.
— Расскажи мне, что произошло. И куда ты дела орудие убийства?
— Унесла с собой.
— Лихая девка! — Он посмотрел на меня с плохо скрываемым восхищением. — В реку, что ли, выбросила?
— Ну да.
— Это правильно. Я бы и сам выбросил. Нет орудия убийства — нет состава преступления.
— Ты думаешь?
— Ты думаешь?
— Я, конечно, утрирую. Но без главной улики им придется туго. Покажешь место?
— Покажу.
— Умница. Ты его ножом, да?
— Да. Ножом.
— А чем он тебе насолил, покойник-то?
— Это связано с его женой. — Пора выводить Сергуню на магистральный путь.
Синенко приоткрыл рот, несколько секунд молча разглядывал меня, а потом хлопнул себя по лбу.
— Черт! Ну конечно! Теперь я понял, почему в «Европе» мне показалось, что я где-то тебя видел… Ты похожа на его жену, точно! Ты специально все подстроила? Эту встречу, я имею в виду?
— Да, — сказала я чистую правду.
— То-то он так ополоумел, когда увидел тебя! Я же помню. Чуть в осадок не выпал… Подожди, у меня где-то были ее фотографии.
Он вскочил и бросился к стеллажам. Я затаила дыхание. Если у Сергуни есть досье на Аллу Кодрину, мой приход сюда можно считать единственно верным шагом.
Синенко достал с одной из верхних полок пухлую папку, раскрыл ее и вытащил пакет с фотографиями. После этого папка сразу отправилась на место, а репортер снова оказался рядом со мной.
— Вот, смотри.
Он извлек фотографии из пакета и протянул их мне.
Это были посмертные снимки жены Киви. В жизни не видела зрелища ужаснее и потому сразу же ухватилась за спасительный денатурат. Влив в себя порядочное количество жидкости, я наконец-то смогла отнестись к фотографиям спокойно.
Скорее всего Сергуня позаимствовал снимки у фотографа-оперативника. Алла Кодрина не просто пала жертвой несчастного случая или трагических обстоятельств.
Она была убита.
Об этом красноречиво свидетельствовала зияющая рана на затылке. Алла Кодрина лежала лицом вниз, в луже собственной крови.
Сергуня заглянул мне через плечо и ловко выхватил из рук фотографию.
— Не та. Лица здесь не видно. Подожди… Переворошив всю стопку, он извлек две — не такие кровожадные, как предыдущая. Теперь Алла была перевернута на спину и казалась спящей. Даже черные пятна вокруг головы выглядели не очень удачным продолжением ее волос. Карие глаза Кодриной были широко открыты, а брови — удивленно приподняты. В уголках рта застыла улыбка. Эта улыбка что-то живо напомнила мне… Какую-то ситуацию, какое-то совершенно определенное движение… Но мысли по этому поводу я решила заткнуть куда подальше. Во всяком случае, на время.
Вторая фотография была почти точной копией первой, вот только снята она была более общим планом. Голая грудь покойницы не вызвала у меня особых восторгов. Прямо скажем, в нашем ремесле ей делать нечего. Хотя отдельные мужики и запада…
— Ну как? — Голос Синенко прервал поток моих ощущений.
— Прыщи, — я прищурилась. — Если смазать зеленкой, то через неделю все пройдет.
— Ты о чем? — удивился Сергуня.
— О сиськах, — протянула я по инерции. И тотчас же осеклась. Не хватало еще проколоться таким идиотским образом.
— Убери их, пожалуйста, — я попыталась реабилитироваться и снова захлюпала носом. — Это ужасно, ужасно…
— Прости, я понимаю. Зрелище не для слабонервных. А для тебя особенно.
Интересно, какую историю наших с покойной взаимоотношений нашептывают ему сейчас воспаленные мозги? Нужно уловить направление их движения и попытаться не разочаровать Сергуню. Мой визит в «Европу» был не случайным, это он сообразил. Как и то, что я, не мудрствуя лукаво, закосила под убитую. Значит, по логике вещей, знала ее. А дальше? Что дальше?
В жизни своей я не напрягала извилины столь интенсивно, как в последние сутки. Так и подохнуть недолго от какого-нибудь тупого кровоизлияния в мозг…
Что же дальше, черт возьми?
Я искоса взглянула на Сергуню.
Судя по всему, у него есть два варианта. В одном из них как цель выступает Киви, в другом — его покойная жена. В первом случае я воспользовалась сходством с Аллой, чтобы поближе подобраться к виолончелисту (для каких-то там хрен его знает целей). И тогда она — средство.
Во втором — я опять же воспользовалась сходством с Аллой, чтобы отомстить за ее смерть. И тогда она — цель.
Второй вариант выглядел предпочтительнее. Во всяком случае, облагораживал мой образ. В убийстве из смести есть что-то неуловимо притягательное… На нем я и решила остановиться, тем более что мне на помощь пришел сам Синенко.
— Вы были подругами? — аккуратно спросил он у меня. Нет, «подругами» — это чересчур. Это пахнет неуставными взаимоотношениями. Ну, с каких это пирогов подруга начнет мстить за подругу, если существуют правоохранительные органы? Нормальная подруга дождется результатов расследования и будет навещать родителей покойной по праздникам…
— Нет, — я качнулась и едва не придавила скотину Идисюда, снова впрыгнувшего на диван. — Мы были больше чем подругами.
Сергуня выгнул ноздри, и я явственно увидела скандальные заголовки статей, которые с помпой выйдут в «Петербургской Аномалии».
— Мы были больше чем подругами, — упрямо повторила я. — Мы были сестрами.
— В каком смысле — сестрами? Во Христе, что ли?
— В прямом смысле. В физиологическом.
— Ну да! — Синенко присвистнул. — А дальше что?
— Я точно знаю, что это он… Он убил Аллу… Ведь дело не раскрыто. И убийцу не нашли. — Я била почти наверняка, я вспомнила наш со Стасом последний разговор, в котором он туманно намекнул на тухлую историю гибели Кодриной.
— Не нашли.
Слава богу! Поехали дальше.
Я столько раз имитировала оргазм в койке, что сымитировать праведный гнев в жизни мне не составило особого труда:
— Он воспользовался тем, что неуязвим, что защищен своим именем… Я не могла больше ждать, я хотела взглянуть ему в глаза…
— Здорово! — искренне одобрил мой пафос Сергуня. — Суд тебе поверит. Вот только у Аллы Кодриной ни когда не было сестры.
У меня отвисла челюсть. Какая осведомленность, надо же!
— Как это не было? А я?
— Не знаю. Брат у нее есть, это точно. Филипп Кодрин, сотрудник Эрмитажа. Я собрал все, что было по этому делу. И Варвара Сулейменова нигде не упоминается. Извини.
— Значит, не все собрал. Ее отец был женат вторым браком. — Я была искренне убеждена, что каждый нормальный мужчина женится как минимум дважды, не говоря уже о постоянных ходках налево.
Я попала в точку, и Сергуня озадачился.
— Так глубоко я не копал.
— А надо бы. Мы сводные сестры.
— Теперь понятно… — Он снова потянулся к денатурату. — Что будем делать?
— Ты должен помочь мне…
— Помочь?
— В обмен на эксклюзивное интервью. Я расскажу тебе все, что знаю… Все подробности. Лучшего материала у тебя в жизни не будет. Представь заголовок: «Убийца звезды мировой величины». А полнотой информации будешь обладать только ты.
— Заметано. — Не дожидаясь меня, он опрокинул стопарик. — А ты чего не пьешь?
— Дрянная у тебя водка.
— Сама виновата. Я предлагал кьянти.
— Кьянти с утра?.. Ты ведь крутишься возле этого дела, да? Возле следователей и прочих тварей. Буду тебе признательна, если ты введешь меня в курс дела.
Сергуня кивнул, влюбленно глядя на меня. А потом перевел взгляд на допотопный будильник и подскочил как ужаленный.
— Блин! Что же я сижу?! У меня встреча через сорок минут!
Он ухватил джинсы, по-солдатски заправил в штанины худые ноги, а потом встал на четвереньки и достал из-под дивана пару стоячих носков. На носки налипли пыль и тополиный пух, и Сергуня заколебался.
— Как думаешь, еще годятся? — спросил он и сунул свои чертовы портянки мне прямо под нос. От ни с чем не сравнимого запаха козлятины меня едва не вывернуло.
— Разок еще можешь надеть, — с трудом сдержавшись, просипела я.
— Слово женщины — закон!
Через две минуты Сергуня был полностью экипирован.
— Надеюсь, ты меня дождешься, — сказал он, прежде чем выйти из комнаты.
— Дождусь…
— Там есть пельмени. Вчерашние. И батон. Буду во второй половине дня…
Я поднялась с дивана, осторожно приблизилась к репортеру и ухватила его за ремень.
— И учти, Сергуня… Если ты приведешь сюда ментов… Кранты твоей карьере. И о звании лучшего журналиста года можешь забыть. Я ни слова не скажу. Ты меня понял?
Сергуня даже замахал руками.
— С ума ты сошла, что ли? Я же не дурак — рубить сук, на котором сижу. Могила!..
И я сразу же ему поверила. Жареные факты были смыслом его жизни, это и за версту видно. За мало-мальски приличную информацию он родную мать продаст, а тут такая перспектива! Нет, Сергуня не проговорится, даже если доблестные органы начнут загонять иголки ему под ногти.
Я благодарно чмокнула Сергуню в щеку и через минуту осталась одна.
Теперь мне будет чем заняться.
…Первым делом я шуганула кота и полезла на стеллаж за досье Аллы Кодриной.
Сергуня был самым страшным неряхой, которого я только видела в жизни, его квартира напоминала мне бомжатник, его белье потеряло девственность лет пять назад, его вещи не приняла бы в дар ни одна благотворительная организация, даже комитет по Спасению детей Сомали, — но бумаги!..