— Если я вылечу его, то, по крайней мере, не попаду в ад, — заявила Мона. Она сжала губы в печальной усмешке. В ее голосе и на лице отразилось нечто большее, нежели виновность или отвращение к себе, и она знала это. Но теперь ей стало легче.
— Ты исцеляешь его — возможно, ты намеревалась так поступить. Когда-нибудь, быть может, мы обсудим эти твои мечтания, и виктрола материализуется в гостиной.
— Значит, Майкл рассказал вам.
— Нет, ты сама сказала это. Ты без конца думаешь о ней прямо здесь, вспоминая вальс из «Травиаты», а привидение Джулиена настаивает на том, чтобы ты так поступила. Но это обстоятельство не кажется мне столь важным Единственное, что имеет значение, — это чтобы ты больше не считала, будто я ненавижу тебя. Для того чтобы стать наследницей, ты должна быть сильной, особенно в сложившейся теперь ситуации. Тебе не следует беспокоиться о неправильных представлениях.
— Да, вы правы. Вы на самом деле не затаили зла на меня. Я знаю, что нет.
— Ты могла бы понять это раньше, — сказала Роуан. — Ты сильнее меня, знаешь ли. Чтение мыслей и эмоций — это почти что обман. Я всегда ненавидела это свое свойство, с самого детства. Оно пугало меня. Оно пугает многих одаренных детей. Но позже я научилась им пользоваться — тонким, почти подсознательным способом. Подожди немного после того, как кто-нибудь поговорит с тобой, и узнаешь, что этот человек чувствует.
— Вы правы. Похоже на то. Я сама испытала нечто подобное.
— Со временем этот дар становится лучше и эффективнее. Я думаю, зная то, что ты уже знаешь обо всем, ты сможешь облегчить себе овладение этим свойством. Предполагалось, что я до отвращения нормальна, получила диплом с отличием и всегда страстно стремилась к наукам. Я росла в окружении роскоши — единственное дитя состоятельных родителей. Ты знаешь, кем являешься. — Она помолчала. Вынула сигарету из пачки, лежавшей на столе. — Ты не возражаешь?
— Нет, никоим образом, — ответила Мона. — Мне нравится запах сигарет, и всегда нравился.
Но Роуан не стала курить. Сунула сигарету обратно в пачку. Положила зажигалку рядом с ней.
Потом взглянула на Мону, и лицо ее внезапно сделалось жестким, словно она заснула, погрузившись в размышления, и забыла, что надо скрывать свою внутреннюю сущность.
Лицо ее приняло столь холодное и жестокое выражение, что Моне она показалась каким-то бесполым созданием Быть может, теперь на нее смотрел какой-то другой человек с серыми глазами, прямыми бровями и мягкими светлыми волосами. Это мог быть ангел. Разумеется, она красивая женщина. Мона была слишком заинтригована и взволнована, чтобы позволить себе отвести взгляд в сторону.
Почти мгновенно выражение лица Роуан смягчилось.
— Я уезжаю в Европу, — сказала она. — Пробуду там недолго.
— Зачем? Куда вы едете? — потребовала ответа Мона. — А Майкл знает об этом?
— Нет, — ответила она. — А когда узнает, снова обидится.
— Роуан, вы не должны так с ним обращаться. Подождите немного. Почему вы уезжаете?
— Потому что я должна. Я единственный человек, который сможет разобраться в тайне Таламаски. Только я смогу узнать, почему так ужасно погиб Эрон.
— Но как же Майкл? Вы должны взять его с собой, должны позволить ему помочь вам. Вы опять бросаете его, Роуан, и это может стоить больше, чем тринадцатилетнему юнцу, достигшему брачного возраста, спасти свое эго и все, что у него осталось от мужественности.
Роуан внимательно слушала.
Мона мгновенно пожалела, зачем сказала об этом, затем подумала, что выразилась недостаточно резко.
— А это уже обидно, — сказала Роуан.
— Ох, не стройте из себя невинную девочку, — сказала Мона, — может быть, он не станет дожидаться вас здесь, пока вы вернетесь.
— Послушай, что бы ты сделала на моем месте? — спросила Роуан.
Секунда на обдумывание потребовалась Моне, чтобы ответить на этот вопрос. Она сделала еще один большой глоток апельсинового сока и отставила стакан в сторону.
— Вы действительно спрашиваете меня?
— Нет никого другого, кого бы мне столь хотелось спросить об этом.
— Возьмите его с собой в Европу. Почему бы и нет? Почему он должен оставаться здесь?
— По разным соображениям, — ответила она. Он единственный, кто понимает, какого рода опасность угрожает семье. И существует вопрос его собственной безопасности, но тогда я не знаю, насколько критическим стало наше положение.
— Его безопасность? Если эти парни из Таламаски хотят ударить по нему, они знают, где его искать, если он по-прежнему будет слоняться вокруг этого дома. Кроме того, Роуан, а что вы думаете по поводу собственной безопасности? Вы знаете об этом больше, чем кто-либо другой, за исключением Майкла. Разве он не сможет оказаться вам нужным именно там? Действительно ли вы подготовлены ехать туда в одиночестве?
— Я не окажусь там одна. Я должна быть там с Юрием.
— С Юрием?
— Он снова звонил сегодня утром, совсем недавно.
— Почему вы мне об этом не сказали?
— Я говорю тебе об этом сейчас, — холодно ответила Роуан. — У него было всего несколько минут. Он звонил из платного автомата в Лондоне. Я убедила его встретиться со мной в Гэтвике. У меня осталось всего несколько часов до отъезда
— Вы должны были позвонить мне, Роуан, вы должны были…
— Остановись, Мона. Цель звонка Юрия — предупредить тебя, чтобы ты оставалась вблизи семьи и под охраной. Что это очень важно. Он думает, что есть люди, которые хотят и могут попытаться похитить тебя, Мона. Он говорил очень серьезно. Больше ничего не смог объяснить. Он говорил о генетическом тестировании, о людях, получивших доступ к документам, в которых определено, что ты наиболее могущественная колдунья во всем клане.
— Да, возможно, все так и есть. Я знаю об этом уже давно, но, Роуан, если они ищут колдунью, почему они не преследуют тебя?
— Потому что я не способна снова родить, Мона. Но ты можешь. Юрий считает, что они хотят добраться и до Майкла. От Майкла родился Лэшер. Эти порочные люди, кем бы они ни были, попытаются свести вас вместе. Я думаю, Юрий ошибается.
— Почему?
— Сосватать двоих колдунов? Ожидать, что лишние гены соединятся в Талтосе? Это так же невероятно сейчас, как было всегда. Ты можешь возразить, что получение потомства от двух колдунов — процесс длительный. Согласно нашим записям, одна-единственная удачная попытка заняла три сотни лет. Там было и вмешательство, и особый замысел в этой единственной удачной попытке. Я оказала помощь в критический момент. Быть может, этого бы не случилось без моего вмешательства.
— И Юрий думает, что они попытаются применить силу и заставить меня и Майкла делать это?
Все это время серые глаза Роуан были устремлены на Мону, сканировали ее, взвешивали каждое слово.
— Я не согласна с ним, — сказала Роуан. — Я думаю, эти негодяи за кусок хлеба убили Эрона, чтобы замести следы. И поэтому они также пытались убить Юрия. Вот почему они могли бы устроить нечто вроде несчастного случая для меня. С другой стороны…
— Тогда и вы находитесь в опасности! А что произошло с Юрием? Когда это случилось? Где?
— Это всего лишь мое предположение, — сказала Роуан. — Я не знаю пределов опасности, грозящей любому из тех, кто оказался вовлеченным в эту историю. Мы не можем знать это, так как по-настоящему не знаем мотивы киллеров. По теории Юрия, они не сдадутся, пока не получат Талтоса, и, очевидно, это самая пессимистическая гипотеза и наиболее общая. И с ней мы должны туда отправиться. Ты и Майкл будете здесь под надежной охраной, и Майкл — единственный член семьи, знающий почему. Категорический приказ: оставаться в пределах дома.
— Стало быть, вы оставляете нас здесь вместе? В уюте, со всеми удобствами под вашей собственной крышей? Роуан, я хочу сказать вам нечто не слишком приятное.
— У тебя не должно быть никаких проблем, — просто ответила Роуан.
— Вы недооцениваете Майкла. В любом отношении вы ставите его ниже, чем он заслуживает. Он для этого не годится. И если вы оставите его, ничего не сказав о своих планах, он не из тех, кто станет крутиться вокруг дома и выполнять предписанную роль. Если он подчинится, как вы думаете, чего может захотеть его мужская сущность? А если он действительно захочет этого — со мной, разумеется, — как, вы думаете, поступлю я? Роуан, вы все устраиваете так, будто мы пешки, которых вы двигаете по шахматной доске. Но это не так.
Роуан ничего не ответила. Помолчав немного, она улыбнулась.
— Знаешь, Мона, я хотела бы взять тебя с собой, — сказала она. — Мне хочется, чтобы ты поехала
— Я согласна! Возьмите меня вместе с Майклом! Поедем втроем.
— Семья никогда не простит такого предательства с моей стороны, — сказала Роуан. — И я не могу поступить так с тобой.
— Это безумие, Роуан. Зачем мы вообще затеяли этот разговор? Почему вы спрашиваете меня, что я думаю обо всем происходящем?
— Тому есть множество причин, Мона. Как и тому, что ты должна остаться здесь с Майклом
— Это безумие, Роуан. Зачем мы вообще затеяли этот разговор? Почему вы спрашиваете меня, что я думаю обо всем происходящем?
— Тому есть множество причин, Мона. Как и тому, что ты должна остаться здесь с Майклом
— А что будет, если мы переспим с ним?
— А это — как тебе захочется.
— Замечательно! Отстранить его и ожидать, что я утешу его, но не позволить.
Рассеянно Роуан вынула из пачки сигарету, затем остановилась, точно как в прошлый раз, тихо вздохнула и сунула сигарету снова в пачку.
— Мне безразлично, можете курить, — сказала Мона. — Сама не курю — хватает ума, но…
— Очень скоро твоему безразличию придет конец.
— Что вы имеете в виду?
— Разве ты не знаешь?
Мона была ошеломлена.
— Вы говорите?.. О Боже, я должна была знать.
Она села на место. Ведь у нее постоянно случались пропуски в прошлом Она всегда консультировалась по телефону со своим гинекологом
— А что, если на этот раз все вышло.
— И обычный пропуск здесь ни при чем, — сказала Роуан. — Это ребенок Юрия?
— Нет, — ответила Мона, — это невозможно. Сэр Галахад[10] был очень осторожен. Я хочу сказать, это абсолютно невозможно.
— Это ребенок Майкла
— Да. Вы уверены, что я беременна? Я хочу сказать, что прошел всего месяц и…
— Да, — ответила Роуан. — Врач и колдун знают одно и то же.
— Значит, может родиться Талтос, — сказала Мона.
— Хочешь найти причину, чтобы избавиться от него?
— Нет, ничего подобного. Ничто на земле не заставит меня от него избавиться.
— Ты уверена?
— Насколько я должна быть уверена? — спросила Мона. — Роуан, у нас католическая семья. Мы не избавляемся от детей. Кроме того, я не собираюсь избавляться от своего ребенка — независимо от того, кем был его отец. А если им был Майкл, то у всех будет еще больше причин радоваться, потому что Майкл — член семьи! Вы действительно знаете нас недостаточно хорошо, Роуан. Вы не представляете этого даже теперь. Это ребенок Майкла, если он действительно уже существует, то это…
— Пожалуйста, закончи свою мысль.
— А почему бы вам не закончить ее за меня?
— Нет, мне хотелось бы услышать твое мнение, если ты не возражаешь.
— Если это ребенок Майкла, он станет отцом следующего поколения, которое унаследует этот дом.
— Да.
— А если родится девочка, я смогу назначить ее наследницей всего. Вы с Майклом могли бы стать ее крестными, и мы сможем вместе стоять у купели на крещении. Мы могли бы стоять там, а затем Майкл будет иметь ребенка, а я обрету отца, которого хотела бы для этого ребенка, всеми любимого и почитаемого.
— Я знала, что ты нарисуешь более колоритную картину, чем смогла бы сделать я, — мягко сказала Роуан с некоторой печалью. — Эта превзошла все мои ожидания. Ты права. В этой семье до сих пор существуют вопросы, которые мне нужно постигать.
— Цвет церкви Святого Альфонса, где крестили Стеллу, Анту и Дейрдре. И я думаю… думаю, что там и вас крестили тоже.
— Об этом они мне никогда не рассказывали.
— Мне кажется, я слышала об этом. Кажется, что-то подобное они сделали.
— Похоже, что ты не решишься избавиться от ребенка.
— Должно быть, вы шутите?! Я хочу любого моего собственного ребенка, поймите. Я собираюсь стать настолько богатой, что смогу купить все, что только пожелаю во всем мире. Но ничто не сможет заменить собственного ребенка. Я могу осуществить это желание только одним способом. Ох, если бы вы лучше знали нашу семью, если бы не провели всю жизнь в Калифорнии, то поняли бы, что в этом нет вопроса, если только, конечно… Но даже и в таком случае…
— Даже в таком случае?
— Давайте беспокоиться об этом, когда это произойдет. Должны быть какие-то указания, маленькие признаки всех видов, если ребенок будет иметь отклонения от нормы.
— Возможно, ты права, а может быть, и нет. Когда я носила Лэшера, не было никаких признаков до определенного момента.
Моне хотелось ответить, сказать что-нибудь, но она слишком погрузилась в собственные размышления. Ее собственный ребенок… Никто не посмеет командовать ею. Ее собственный ребенок, и он доживет до взрослого состояния, несмотря ни на что. Ее собственное дитя… Внезапно настроение ее переменилось — она не столько воображала, сколько видела все, что с нею произойдет. Она видела колыбель. Она видела маленького настоящего живого ребенка, себя с изумрудным ожерельем в руках и то, как она надевает ожерелье вокруг шейки малыша
— А что по поводу Юрия? — спросила Роуан. — Поймет ли он все это?
Моне хотелось ответить утвердительно. Но правда состояла в том, что этого она не знала. Мона глубоко задумалась. Ей вспомнился Юрий: то, как сидел на краю кровати в ту последнюю ночь, говоря ей: «Существует масса очень важных причин, почему ты должна выйти замуж за человека из своей семьи». Не хотелось думать, что ей уже исполнилось тринадцать и она оказалась в тупике. Внезапно она осознала, что мнение Юрия о ребенке было самой меньшей из одолевавших ее забот, самой последней.
Почему ей до сих пор неизвестно, как они пытались убить Юрия? Она даже не спросила, не был ли он ранен.
— Была предпринята попытка застрелить его, — сказала Роуан, — но она оказалась неудачной. К сожалению, покушавшийся был убит человеком, которому он доверял. И его тело будет найти непросто. Так или иначе, мы не станем искать его. У нас совсем другой план.
— Послушайте, Роуан, каков бы ни был ваш план, вы должны рассказать Майклу обо всем этом деле. Вы не можете уехать без этого.
— Я понимаю.
— Почему вы не боитесь, что эти негодяи могут убить вас обоих — и вас, и Юрия?
— Я располагаю тайным оружием, к которому имею отношение только я. Юрий знает все об Обители. Думаю, что смогу попасть туда. Я смогу поговорить с одним из старейших членов, с кем-нибудь из наиболее порядочных и уважаемых. Возможно, мне потребуется не более пятнадцати минут разговора, чтобы выяснить, участвуют ли в заговоре все злые силы ордена коллективно или зло исходит из небольшой группы.
— Это не может быть всего один человек, Роуан. Слишком много людей погибло.
— Ты права. Трое из их агентов тоже мертвы. Но это может быть очень небольшая группа внутри ордена или вообще люди, не входящие в орден, но имеющие с ним связи.
— Вы думаете, что сможете поймать самих этих негодяев?
— Да.
— Используйте меня как приманку!
— И ребенка внутри тебя — тоже? Если это ребенок Майкла…
— Это его ребенок.
— В таком случае они захотят его больше, чем тебя. Послушай. Я не собираюсь строить догадки. Не хочу думать о колдунах, как о неким образом редкой возможности для тех, кто знает, как ими можно воспользоваться, о женщинах, ставших жертвами новых представителей сумасшедших ученых. Я натерпелась достаточно от этих чудовищ. Единственное, что я хочу, — покончить с этим. Но вы не можете поехать — ни ты, ни Майкл. Вы должны оставаться здесь.
Роуан оттянула назад рукав черного шелкового жакета и взглянула на маленькие золотые часы. Мона никогда не видела у нее эти часы. Возможно, и их купила Беатрис. Они были удивительно изящны — похожи на те, которые носили женщины в те времена, когда Беатрис была еще девочкой.
— Я собираюсь пойти наверх и поговорить с моим мужем, — сказала Роуан.
— Слава Богу, — отозвалась Мона. — Я пойду с вами.
— Пожалуйста, не надо.
— Извините, но я пойду.
— Зачем?
— Чтобы удостовериться, что вы расскажете ему все, что следует.
— Хорошо, пойдем вместе. Быть может, ты на один прыжок опередила меня. Я собираюсь убедить его в необходимости нашего сотрудничества. Но позволь мне спросить тебя еще раз, Иезавель[11]. Ты уверена, что ребенок от него?
— Это был Майкл. Я могу сказать, когда, вероятно, это произошло. Это случилось после похорон Гиффорд. Я снова воспользовалась своим преимуществом над ним. Я не думала больше о предосторожности, как в первый раз. Гиффорд была мертва, и мной овладел дьявол, клянусь в этом. Это было сразу после того, как кто-то пытался проникнуть в библиотеку через окно и я ощутила запах.
Роуан ничего не сказала
— Это был мужчина, не так ли? Он стал преследовать меня, после того как был с моей матерью. Должно быть, так это было. Когда он попытался войти, то разбудил меня. А затем, когда я подошла к ней, она уже была мертва
— Был ли он сильный, этот запах?
— Очень. Иногда я до сих пор чувствую его там, в гостиной, и наверху, в спальне. Вы тоже?
Роуан помолчала
— Я хочу сделать что-нибудь и именно поэтому прошу тебя, — сказала она
— О чем?
— Не говори Майклу о ребенке, пока не проведут обычные тесты. Есть здесь кто-нибудь, кому ты можешь довериться, кто может заменить тебе мать? Должно быть, есть такой человек.
— Об этом не беспокойтесь, — заверила Мона. — У меня есть личный гинеколог, ведь мне уже тринадцать.
— Разумеется, — сказала Роуан. — Послушай, что бы ни случилось, я собираюсь возвратиться, прежде чем ты должна будешь сказать об этом кому-нибудь вообще.