— Маленькие ведьмы! — произнесла Мона шипящим шепотом и приставила ладони с растопыренными пальцами к своей голове.
Мэри-Джейн рассмеялась.
— Да, маленькие ведьмы, — согласилась она. — Итак, это был дух дяди Джулиена, который повелел прийти сюда и лечь с Майклом, и Роуан нигде поблизости не было.
— Точно. Не было нигде поблизости. И дядя Джулиен в самом деле приложил к этому весьма тяжелую длань — поверь. Дело в том, что он покинул нас, предоставив самим разбираться в собственных проблемах. Правда, в конечном счете все получилось прекрасно. Мне бы не хотелось объяснять ему все.
— Почему?
— Это новая фаза, Мэри-Джейн. Можно сказать, это черная магия нашего поколения. Она не имеет отношения ни к Джулиену, ни к Майклу или Роуан и к тому, как они будут решать эти вопросы. Это вообще нечто совсем другое.
— Да. Я понимаю.
— Правда? Ты понимаешь?
— Да. Ты действительно очень сонная. Я пойду и принесу тебе молока.
— О, это было бы божественно.
— Ложись и постарайся уснуть, дорогая. Ты выглядишь действительно скверно. Твои глаза еще хоть что-то видят?
— Разумеется. Но ты права. Я собираюсь заснуть прямо здесь. Ох, Мэри-Джейн, воспользуйся сложившейся ситуацией.
— Ох, ты слишком молода для этого, Мона.
— Нет, глупышка, я не это имела в виду, — смеясь, сказала Мона. — Кроме того, если я не слишком молода для мужчин, то уж для женщин тем более. Во всяком случае, мне любопытно было бы сделать это с девушкой или с женщиной — быть может, с прекрасной, как Роуан. Но я имела в виду, что коробки открыты. Воспользуйся преимуществом этого обстоятельства и прочти все, что сможешь.
— Да, может быть, так я и сделаю. Откровенно говоря, я плохо разбираю его почерк, но вполне понимаю ее. И она ко многому здесь приложила руку.
— Да, прочти ее письма. Если ты собираешься помочь мне, ты должна их прочесть. И все, что внизу, в библиотеке, Мэри-Джейн, — досье Мэйфейрских ведьм. Я знаю, ты сказала, что читала его, но так ли это?
— Ты знаешь, Мона? Я и сама не уверена в этом.
Мона повернулась на бок и закрыла глаза «А что касается тебя, Морриган, давай-ка повернемся на спинку; нечего тебе заниматься подобными глупостями о захватчиках и римских солдатах, ложись-ка ровно и расскажи, как все это началось. Кто этот темноволосый, которого любят все?»
— Спокойной ночи, Мэри-Джейн.
— Послушай, прежде чем ты отрубишься, дорогая, скажи мне, кого из ближайших родственников ты считаешь наиболее достойным твоего доверия?
Мона рассмеялась. Она почти заснула, но вдруг вздрогнула и очнулась.
— Тебя, Мэри-Джейн.
— Не Роуан и не Майкла?
— Абсолютно не их. Они должны теперь восприниматься как враги. Есть некоторые вопросы, которые я должна задать Роуан, и я намереваюсь получить на них ответы, но она не должна знать, что со мной происходит. Я должна обдумать эти вопросы. Что же касается Гиффорд и Алисии, то они мертвы. Старуха Эвелин очень больна, а Райен слишком туп. Джинн и Шелби слишком невинны, а Пирс и Клэнси просто безнадежны. И зачем нарушать их нормальную жизнь? Придавала ли ты когда-нибудь большое значение формальным правилам жизни, предписаниям этикета?
— Никогда
— Думаю, что я могу на тебя положиться, Мэри-Джейн. Пока, Мэри-Джейн.
— Стало быть, ты не хочешь, чтобы я позвонила Роуан или Майклу в Лондон и спросила у них совета.
— Боже сохрани, нет. — Шесть кругов сформированы, и танец уже начался. Она не хочет его пропустить. — Ты не должна делать это, Мэри-Джейн. Ни в коем случае. Обещай мне, что не сделаешь этого, Мэри-Джейн. Кроме того, в Лондоне сейчас середина ночи и мы не знаем, что они делают, — правда? Помоги им Бог. Помоги Бог Юрию.
Мона действительно уплывала. Офелия с цветами в волосах, она плыла вниз по течению. Ветви деревьев опускались, чтобы погладить ее лицо, прикоснуться к воде. Нет, она танцевала в круге, и темноволосый стоял в самом центре и пытался говорить с ними, но они хохотали и хохотали. Они любили его, но знали его привычку бесконечно повторять одно и то же и приставать с такими глупыми опасениями…
— Знаешь ли, я беспокоюсь о тебе, Мона, я должна сказать тебе…
Голос Мэри-Джейн был где-то совсем далеко. Цветы, букеты цветов. «Так вот почему я мечтала о садах всю свою жизнь и рисовала сады цветными карандашами. „Почему ты всегда рисуешь сады, Мона?“ — спрашивала меня сестра Луиза. „Я люблю сады, а сад на Первой улице был совершенно разрушен, пока они не вычистили его и все там не изменили. И теперь он подстрижен и приведен в полный порядок, и он хранит самую большую тайну“».
«Мама, не надо…»
— Нет, цветы, круги… Этот сон обещал быть таким же хорошим, как последний.
— Мона?
— Позволь мне поспать, Мэри-Джейн.
Мона едва ли слышала ее. Да и какая разница, что она говорила.
И это тоже было хорошо, так как именно это, говорила Мэри-Джейн, далеко, далеко отсюда, прежде чем Мона и Морриган начали петь.
— Ты знаешь, Мона Мэйфейр, мне ужасно не хочется говорить тебе это, но малышка выросла, с тех пор как ты ушла спать под дерево!
18
— Думаю, теперь мы должны уехать, — сказал Марклин.
Он лежал на кровати Томми, подложив под голову сцепленные руки, исследуя вновь и вновь изгибы в деревянном гофре навеса кровати.
Томми сидел за столом, положив скрещенные ноги на черный кожаный пуфик. Эта комната была больше, чем у Марклина, с видом на солнечную сторону, но это обстоятельство ничуть не обижало его. Ему нравилась его собственная комната. Ну что же, он был готов оставить ее. Он упаковал все существенное в один чемодан и спрятал его под свою кровать.
— Называй это предчувствием, если угодно, но я не хочу здесь оставаться, — сказал он. — Нет причин торчать здесь дольше.
— Ты всегда отличался фатализмом и, кроме того, немного глуповат, — сказал Томми. — Пойми, я стер все из компьютеров. Жилище Стюарта абсолютно неприступно, разве что мы рискнем снести двери, но мне совсем не хочется оказаться под арестом в комендантский час.
— Комендантский час существует для всех, смею тебе напомнить, и если мы уедем сейчас, то не сможем пройти ни через одну дверь без дюжины вопросов. Кроме того, выйти до заупокойной службы было бы вопиюще дерзким.
— Томми, я не могу выносить мрачные церемонии ранним утром, с множеством нелепых речей об Антоне и Эроне. Я хочу уехать теперь. Обычаи, ритуалы. Эти люди — безмозглые болваны, Томми. Будем откровенны. Там есть задняя лестница Я спускаюсь по ней немедленно. У меня появились некоторые планы. Я должен кое-что сделать.
— Я хочу сделать то, о чем они просили нас, — сказал Томми. — Именно это я и намерен выполнить. Соблюдать комендантский час. И я спущусь вниз, когда раздастся звонок. Теперь, Марклин, прошу тебя, если у тебя нет никаких прозрений или ничего полезного, помолчи, пожалуйста, ладно?
— Почему я должен молчать? Почему ты хочешь остаться здесь?
— Ну ладно, если ты так хочешь знать, мы можем в течение заупокойной службы — или что там будет происходить — узнать, где Стюарт прячет Тессу.
— Как мы сможем это выяснить?
— Стюарт не слишком состоятельный человек, Марклин. У него непременно где-то есть дом — в месте, которое мы никогда не видели. Какой-нибудь дом, доставшийся ему от предков, или что-нибудь в том же роде. Если мы будем вести себя умно, то сможем задать несколько вопросов по этому поводу, исключительно проявляя беспокойство о Стюарте, разумеется. У тебя есть лучшая идея?
— Томми, не думаю, что Стюарт стал бы прятать Тессу в том месте, которое известно как его дом. Допускаю, он трус, даже сентиментальный романтик, но отнюдь не дурак. Мы не собираемся искать Стюарта. И мы не собираемся искать Тессу.
— В таком случае, что мы будем делать? — спросил Томми. — Отказаться от всего? Обладая всем тем, что мы знаем?
— Нет. Мы уедем отсюда. Мы вернемся в Риджент-парк. И мы станем думать. Мы станем думать о чем-нибудь более существенном для нас, о чем-то, что может предложить Таламаска
— О чем же именно?
— Мы станем думать, Томми, о Мэйфейрских ведьмах. Мы начнем с того, что тщательно изучим факс — последнее послание Эрона старшинам. И мы исследуем все файлы, изучим каждый след — и найдем, каким образом клан Мэйфейрских ведьм может быть наиболее полезен для наших целей.
— Ты чересчур торопишься, — заметил Томми. — Что ты намереваешься сделать? Похитить парочку американцев?
— Мы не можем обсуждать это здесь. Мы не можем спланировать все. Послушай, я буду ждать, пока не начнется эта проклятая церемония, а потом я уеду. Я выйду при первой же возможности. Ты можешь последовать за мной позднее, если пожелаешь.
— Не глупи, — сказал Томми. — У меня нет машины. Мне придется ехать с тобой. А что будет, если Стюарт останется на церемонию? Ты подумал об этом?
— Стюарт не станет возвращаться сюда. На это ума у него хватит. Теперь послушай меня, Томми. Это мое окончательное решение. Я останусь до начала церемонии. Отдам дань уважения умершим, поболтаю с несколькими членами. А затем меня здесь не будет! И вперед — вперед, на свидание с Мэйфейрскими ведьмами. Будь прокляты Стюарт и Тесса.
— Ладно. Я поеду с тобой.
— Это куда лучше. Это разумно. Это говорит мой практичный Томми.
— В таком случае немного поспим. Они не сказали, когда вызовут нас. И только ты можешь вести машину.
19
Комната на самом верху башни. Юрий сидел за круглым столом, глядя вниз на чашку с дымящимся китайским чаем, стоявшую перед ним. Приговоренный сам заварил чай. Юрий не хотел дотрагиваться до него.
Всю свою жизнь в Таламаске он знал Стюарта Гордона Он бесчисленное количество раз обедал с Гордоном и Эроном. Они вместе прогуливались по садам, вместе жили в римском приюте. Эрон так свободно разговаривал с Гордоном. Мэйфейрские ведьмы, и Мэйфейрские ведьмы, и Мэйфейрские ведьмы. И теперь выяснилось, что это Гордон…
Предал его.
Почему Эш не убил его сейчас? Что мог дать этот человек, что не было бы зараженным, извращенным его безумием? Почти несомненно, что его помощниками были Марклин Джордж и Томми Монохан. Но ордену еще предстоит раскрыть правду об этом. Юрий связался с Обителью из телефонной будки в деревне, и звук голоса Элверы вызвал у него на глазах слезы. Элвера была преданным человеком. Элвера была порядочной женщиной. Юрий понял, что огромная пропасть между ним и Таламаской уже начала закрываться. Если Эш прав и заговор оказался не всеобщим, а, похоже, это было именно так, то старшины не были в него вовлечены, и тогда Юрию следовало проявить терпение. Он должен выслушать Стюарта Гордона. Потому что Юрий обязан передать Таламаске все, что он услышит сегодня вечером.
Терпение. Эрон хотел бы от него именно такого отношения. Эрон хотел бы, чтобы все стало известно и записано, дабы узнали другие. И Майкл, и Роуан — разве они не имели права знать факты? А потом был еще Эш, таинственный Эш. Эш раскрыл предательство Гордона. Если бы Эш не появился на Спеллинг-стрит, Юрий должен был бы согласиться с заявлением Гордона о его невиновности и с той глупой ложью, которую городил Гордон, когда они сидели в кафе.
Что было на уме у Эша? Майкл и Роуан были ошеломлены так же, как Юрий, когда он все рассказал им. Теперь они знали. Теперь они сами видели это удивительное лицо, спокойные, любящие глаза. Но они не должны были забывать, что он представлял угрозу для Моны, для любого члена семьи Мэйфейров.
Юрий заставил себя перестать думать об этом. Они слишком сильно нуждались в Эше, именно сейчас Эш как-то незаметно стал руководителем всей этой операции. Что было бы, если бы Эш вышел из игры и оставил их наедине с Гордоном? Они не смогли бы убить Гордона. Они не смогли бы даже испугать его, по крайней мере, Юрий так думал. Было невозможно измерить, насколько Роуан и Майкл ненавидели Гордона. Невозможно определить. Ведьмы… Теперь он убедился…
Эш сидел по другую сторону круга, его чудовищно длинные руки обхватили край старого необработанного дерева, он наблюдал за Гордоном, сидевшим от него справа. Он явно ненавидел Гордона, и Юрий видел это по отсутствию чего-то на лице Эша… По отсутствию сочувствия, быть может? По отсутствию нежности, которую Эш выказывал каждому, абсолютно каждому?
Роуан Мэйфейр и Майкл Карри сидели по бокам от Юрия, слава Богу. Он не мог переносить близость к Гордону. Майкл был в ярости, подозрителен и недоверчив. Роуан была увлечена Эшем. Юрий знал, что так оно и будет. Но Майкла не привлекал никто, по крайней мере до сих пор. Юрий не дотронулся до своей чашки. Она могла быть с таким же успехом наполнена человеческой мочой.
— Она появилась прямо из джунглей Индии, — сказал Стюарт, отпивая чай из своей кружки, в которую он плеснул добрую порцию виски. — Я не знаю откуда Я вообще не знаю Индию. Я знаю только, что коренные жители говорили. Что она вечно была там. Перебиралась из одной деревни в другую. Что она пришла к ним перед войной, и что говорила по-английски и не старела, и что женщины из деревни опасались ее.
Бутылка с виски стояла в центре стола. Майклу Карри хотелось выпить, но, возможно, он тоже не мог прикоснуться к напиткам, предложенным Гордоном. Роуан Мэйфейр сидела со сложенными на груди руками. Майкл Карри положил локти на стол. Он сел поближе к Стюарту, очевидно пытаясь понять его.
— Я думаю, это была фотография, которая погубила ее. Кто-то сделал фотографию жителей всей деревни — всех вместе. Какой-то отважный бродяга с треногой и складной камерой. А она была на той фотографии. Молодой человек наткнулся на эту фотографию среди вещей своей бабушки, когда та умерла. Какой-то образованный человек. Из числа тех, кому я преподавал в Оксфорде.
— И он знал о Таламаске.
— Да. Я мало говорил со своими студентами об ордене, за исключением тех, которые, казалось, проявляли интерес…
— Как те двое юношей, — сказал Юрий.
Он видел, как в глазах Стюарта подпрыгнул свет лампы, как будто дернулась сама стоящая вблизи лампа, но не Стюарт.
— Да, эти юноши.
— Какие юноши? — спросила Роуан.
— Марклин Джордж и Томми Монохан, — сказал Юрий.
Лицо Стюарта напряглось. Он обеими руками поднял кружку с чаем и жадно пил.
Виски пахло медикаментами, и запах был тошнотворный.
— Где они находятся? Те, кто помогал вам в этом? — спросил Юрий. — Компьютерный гений и ученый-латинист?
— Все делал я сам, — ответил Стюарт, не глядя на Юрия. Он вообще ни на кого не глядел. — Вы хотите услышать, что я должен сказать или нет?
— Они помогали вам, — сказал Юрий.
— Мне нечего сказать по поводу моих помощников. — Гордон теперь уже хладнокровно взглянул на Юрия и затем снова уставился не то в пустоту, не то на тени вдоль стен.
— Это были те двое молодых, — сказал Юрий, хотя Майкл жестом просил его замолчать. — А что насчет Джоан Кросс, Элверы Флеминг или Тимоти Холлингшеда?
Стюарт сделал нетерпеливый и выражающий отвращение жест, вряд ли осознавая, как это может быть истолковано в отношении юношей.
— Джоан Кросс не имеет ни одной романтической косточки во всем теле, — внезапно сказал Стюарт, — а Тимоти Холлингшед всегда переоценивал свои способности, гордясь аристократическим происхождением. Элвера Флеминг просто выжившая из ума идиотка! Не задавайте мне больше подобных вопросов. Я не тот, кто предает своих сообщников. И вы не заставите меня предать их. Я умру, сохраняя тайну, будьте уверены.
— Значит, это друг, — сказал Эш, и выражение его лица осталось таким же терпимым, но поразительно холодным. — Этот молодой человек в Индии… Он написал вам, мистер Гордон.
— Позвонил мне, если придерживаться фактов, сообщил, что хотел бы поделиться со мной тайной. Он заявил, что может доставить ее в Англию, если я возьму ее под свою защиту, как только она прибудет. Он сказал, что она не может защищать себя. Она кажется безумной, но на самом деле это далеко не так. Никто не в состоянии анализировать ее. Она говорила о временах, которые были неизвестны окружающим. И когда он стал наводить справки, с целью отправить ее домой, то обнаружил, что она легенда этой части Индии. У меня сохранились все записи. У меня есть наши письма. Все они хранятся здесь. В Обители только копии. Но оригиналы все здесь. Все ценное собрано в этой башне.
— Вы поняли, что она собой представляет, когда впервые увидели ее?
— Нет. Но это было совершенно необычное явление. Я обнаружил, что сам очарован ею. Какой-то собственнический инстинкт доминировал в моих поступках. Я привез ее сюда. Я не хотел, чтобы она жила в Обители. Это было особенно странно. Я не мог сказать никому, что я делаю или почему, вследствие очевидного факта, что был очарован ею. Я только недавно унаследовал башню от брата моей матери, антиквара, который был нашим семейным наставником. Это место оказалось великолепным.
В течение первой недели я почти не выходил оттуда вообще. Я никогда не был в обществе такой личности, как Тесса. В ней было столько веселья и простоты, отчего я испытывал невыразимое счастье.
— Да. Я уверен, — спокойно заметил Эш, и на лице его появилась тень улыбки. — Пожалуйста, продолжайте рассказывать свою историю.
— Я полюбил ее. — Он помолчал, выгнув брови, словно поражаясь собственным словам. Казалось, он взволнован своим откровением. — Я чувствовал себя полностью влюбленным.
— И вы держали ее здесь? — спросил Юрий.
— Да, она находилась здесь с тех пор. Она никогда не выходила отсюда — опасалась людей. И только когда я пробыл здесь длительное время, она начала разговаривать и рассказала свои удивительные истории.
Она редко говорит связно, то есть, я бы сказал, придерживается хронологии. Ее маленькие рассказы всегда имеют смысл. У меня хранятся сотни записей ее разговоров, списки старых английских и латинских слов, которыми она пользовалась.
Видите ли, почти немедленно мне стало ясно, что она рассказывала о двух различных жизнях: одной очень длинной, которую проживает сейчас, и о той жизни, которой жила раньше.
— Две жизни? Значит, вы имеете в виду перевоплощение?
— Спустя долгое время она объяснила, — ответил Гордон. Теперь он был так страстно увлечен своей историей, что, казалось, совсем забыл о грозящей ему опасности. — Она сказала, что все люди ее вида проживают две жизни, а иногда еще больше, — продолжал он. — Что вы рождаетесь, зная все необходимое, чтобы выжить, но затем постепенно к вам возвращаются более ранняя жизнь и разрозненные воспоминания остальных. И воспоминания об этой ранней жизни не позволяют вам сходить с ума среди других, человеческих, существ.