— Ты шута горохового не валяй! Моли Бога, что ни одного друга не зацепили и сами мимо навозной кучи прошли! — сказал Гуров. — Список к Веткину попал явно по недоразумению.
— Он внимания ему не придал, захватил домой, хотел подумать на досуге, — рассуждал Станислав.
— Просто так номера телефонов даже прямолинейно не зашифровывают, — сказал Котов.
— Согласен, — кивнул Гуров. — Утверждать нельзя, но предположить можно, что данная группа занимается не благотворительностью. Звонок вдове, установка прослушивания. Нас засекли влет. Думаю, слушали разговор вдовы по телефону. Сто против рубля, смежники стараются. Эх, Павел, Павел...
Станислав хмыкнул, сказал:
— Лев Иванович, не держи душу на Кулагина, он правильный мужик. Группа занимается наркотой, никакого отношения к политике не имеет. А Паша своих парней пустой работой гробит, будто у него оперативников миллион.
— Ладно. Расслабьтесь, отдыхайте, я пойду к Петру докладывать, а то он и не отец родной, и не начальник, так, дядька чужой.
Только Гуров вышел в коридор, увидел спешащего Орлова. Тот, завидев друга, замахал руками, бросил, запыхавшись:
— Завтра! Хоть в семь приходи, продохнуть некогда.
— А ты пока воздух набирать будешь, я и закончу! — Гуров распахнул перед генералом дверь.
— Получены оперативные данные, что окрас у убийства чисто политический, твою группу распускают, станете помогать Кулагину.
— Рад, — и Гуров вальяжно устроился в кресле. — Откуда дровишки?
— Не от нас, западная резидентура дала, — и генерал с радостью начал срывать мундир, надевать любимый штатский костюм.
— Извини, Петр, разочарую, они в Москву туфту гонят.
— Да ты знаешь, кто?
— Знаю, — спокойно ответил Гуров. — Помощник президента по обороне.
— Да я же тебе говорить этого не могу! Я час назад в специальной книге расписался.
— Ты не говорил, я не спрашивал. Твоя подпись, как печать Тамерлана. Хочешь, скажу, кто политическую идею поддержал?
— Да не в жизнь! Полагаешь, на генерал-полковника с плеч груз сбрасывал? — ехидно поинтересовался Орлов.
— В наше время за бесплатно никто ничего не делает, — убежденно ответил Гуров. — Он же долю с наркотиков не имеет. А мент, он и есть мент! Пусть тяжело, но тянет. Чего мы в гадалки играем? Что те убийства имеют политический окрас, в первую очередь и наиболее горячо ратовали следующие... — и Гуров перечислил имена, указанные в записке полковника Веткина. — Но это не вся группа, там кое-кого не хватает.
— Откуда знаешь? — Орлов даже покраснел.
— Хороший вопрос. А у меня сызмальства были два учителя, менты — клейма ставить негде, я у них и нахватался.
— Эх, знали бы те учителя, до какой ты жизни дойдешь, — Орлов схватился за голову, повторяя: — Что делать? Что делать?
— Петр, ты меня всю жизнь учил, люди, продавшие себя за деньги, опасны, не трусливы.
— Но ты взгляни, какие они должности держат? Мы же и пикнуть не сможем. Нарушение приказа, отстранение от должности. Минимум. Ребят из МУРа заберут, технику отнимут. Вас будет четверо с пистолетами. И задание через меня вам соответствующее придумают и отписываться заставят.
— Но человек пять мы все равно найдем, — уверенно ответил Гуров. — Ты учил, лучшая защита — это нападение. Главное, чтобы они нам верили и дали работать по своей версии — убийство. Генерал-полковника Шубина они привлечь не рискнули. Прокурора Федина даже и не подумали, человека из аристократической семьи на героиновые дела не подтолкнешь. К Шубину я пойду и расплачусь, что у меня людей отобрали. Пусть руководство право и в деле круто замешана политика. Но двух офицеров милиции убили, и я имею агентурные данные...
— А ты имеешь? — перебил Орлов.
— Сейчас пойду и напишу, — нагло ответил Гуров. — А источник у меня простри — Виталий Волох. Пусть кто-нибудь пойдет и проверит. Волох сначала стреляет, потом только спрашивает, как зовут. К прокурору я поеду сейчас и выложу все, как есть. Он и.о., поддержка у него мощная, но и враги из этого списка. Здесь его шанс, а он парень хоть и интеллигентный, да рисковый.
— Один вопрос, — Орлов постучал карандашом по зубам. — Кто полковника Гурова подстрахует?
— Подстрахуют, да так, что мало не покажется. Дай мне сутки, генерал!
— Что-то ты недоговариваешь, — пробурчал Орлов.
— Настоящий оперативник всегда недоговаривает.
* * *Прокурор выслушал Гурова с непроницаемым выражением лица, сухо спросил:
— Куда прикажете ваши слова подшить? Я изначально не верил, что убийства связаны с политикой. Но “верю — не верю” — лишь детская игра, — сказал Федин.
— Если мы докажем, что некое высокопоставленное лицо совершило уголовное преступление, вы дадите санкцию на арест? — спросил Гуров.
— Если доказательства вины будут основаны не на личном признании, кинопленке или звукозаписи, дам санкцию безусловно, — ответил прокурор. — Но если в цепи доказательств окажется хотя бы один кинокадр или фотография, то материал можете даже не показывать.
— А что, для больших чиновников существует индивидуальный Уголовный кодекс? — поинтересовался сыщик.
Прокурор подошел к окну, и Гуров только сейчас заметил, что у чиновника неестественно белая прозрачная кожа, совершенно больное лицо. Он оперся на подоконник и смотрел в окно, как дети смотрят из окон больничных палат на улицу.
— Мне бояться, уважаемый, нечего. Я не хочу, чтобы вы загубили дело, имеющее теоретическую перспективу. И вместе со своими друзьями устроились в тюрьму. Я долго жил не в России, мне виднее. Порядочных людей в России много, значительно больше, чем вы представляете. Но страха и неверия в справедливость еще больше. Ваши доказательства не должны опираться на людей, а должны быть выкованы из железа. Иначе вы погибнете и не принесете никакой пользы, даже вред. Так как ваша смерть лишь укрепит в душе человека страх и невозможность доказать правду.
Прокурор отвернулся от окна, шагнул к Гурову, хотел обнять, но посчитал такой жест излишне театральным, усмехнулся, лишь похлопал по плечу.
— Желаю удачи, сыщик, — и с деловым выражением на лице начал раскладывать на своем столе бумаги.
— Всего доброго, Федор Федорович. — Гуров кивнул и вышел.
У Марии в театре был выходной. На студии очередной раз не заплатили, организовался простой. Не умея валяться на диване и смотреть телевизор, жена устроила генеральную уборку. Приход днем мужа оказался совсем некстати, но Мария была актриса от Бога, не повела даже бровью, изобразив неописуемую радость.
— Полковник, наконец-то мы сможем побыть вдвоем, я мгновенно уберу ведра и тряпки. Если хочешь, я оденусь парадно, и мы отправимся в маленький, никому не известный ресторанчик.
— Как скажешь. Маша, только чуть позже. Сначала необходимо решить пустячный вопрос, — ответил Гуров, целуя жену, по его лицу скользнула легкая тень.
И никто бы эту тень никогда не заметил, только не любящая женщина, тем более актриса.
Гуров был убежден: мужчина и женщина произошли от разных обезьян. Если для мужчины дважды два — четыре, может быть, шесть или восемь, то для женщины дважды два дают апельсин, новую юбку или отсутствие денег. А у актрисы, ко всему прочему, примешиваются различные цвета, а радость или беду они улавливают просто по запаху.
Так что для Марии и тень на лице любимого была совершенно излишней, она, лишь мельком увидев мужа, почувствовала головокружение и беду. Она выжала тряпку и сказала себе в сотый раз, что отлично знала, за кого выходит замуж, женщина сильнее мужчины, так распорядилась природа, потому и продолжается род человеческий. Гуров же давным-давно уяснил: если жена запела, значит, его мрачные секреты раскрыты, следует идти и сдаваться.
Мария провела в ванной каких-нибудь пятнадцать минут и вышла в гостиную не в домашнем халате и босиком, а в стильном брючном костюме, в туфлях на шпильках, с легким макияжем, причесанная и в облаке французских духов.
— Дорогой, прошу, без вранья и вступлений, правду и только правду.
— Так и будет, но я тоже тебя прошу не играть героиню, решить вопрос просто, по-деловому, думая о нас двоих. Нам в любом случае будет достаточно скверно, лишнего нам не надо.
— Ты от меня уходишь! — Мария закричала.
— Дура!
Он не успел договорить такое простое слово, как оказался в объятиях. Мария его расцеловала и с восторгом заявила:
— Значит, все дело в твоих служебных неурядицах?
— Ты выбрала очень точное слово, — он не удержался от улыбки, а про себя добавил: “Если тюрьму или смерть можно назвать неурядицами, так ты абсолютно права”.
— Сейчас явятся ребята, чтобы мне не рассказывать дважды, подождем их прихода. У нас в доме хоть капля спиртного найдется? — спросил он.
— Капля, в которой можно утопить войско. Утром явился Шалва и принес две корзины. Сказал, что проиграл тебе пари. Я бутылки убрала в холодильник, баранину в морозилку, остальное на кухне. Не успела тебе доложить, увидела, что на тебя какнула птичка и требуется помощь.
— Князь действительно мне кое-что проиграл, — Гуров смутился. — Ты знаешь, я не заключаю пари, которое не могу отдать.
— Так ты и не миллионер, — с женской непосредственностью ответила Мария. — Жаль, что, кроме сыра, зелени и бокала красного вина, мне ничего нельзя. Иначе придется сменить амплуа.
В двери раздался условный звонок, однако Гуров заглянул в “глазок” и, лишь увидев Станислава, отодвинул стальные засовы. Не обращая внимания на протесты хозяйки, оперы сняли обувь, прошли в гостиную.
— Извини, Лев Иванович. — Нестеренко достал из плаща бутылку простой водки. — На большее не хватило.
— Я утром отлично позавтракал, — заявил Котов.
— А я вчера даже обедал, — добавил Станислав.
— Вот и отправляйтесь на кухню и хозяйничайте, у меня отгул. — Мария скинула ненавистные шпильки и устроилась в углу дивана.
— Берешь взятки, — констатировал Станислав, водружая на стол блюдо с различными закусками, зеленью и соленьями.
— Обязательно. — Гуров протирал стаканы. — Ты, Станислав, давно бы уяснил: взяток не берет лишь тот, кому их не дают.
— За женщин, которые почтили нас своим присутствием за этим скромным столом, — Станислав сделал небольшой глоток. — Лев Иванович, мы в курсе, хотелось бы выяснить подробности.
Гуров короткими фразами обрисовал обстановку.
— Почему если птица пролетит, так обязательно отметится на голову еврею? — философски изрек Котов.
— Голова большая, — ответил Станислав и взглянул на Гурова вопросительно. Сыщик кивнул и ответил:
— По одной и забыть. Рюмки придвинули, налили до краев, выпили молча. После паузы Гуров сказал:
— Я вижу ситуацию в таком решении. Нигде и никогда не произносить слово “наркотик”, тем более “героин”.
Котову — в течение суток выяснить у специалистов, как изготовляется героин, сырье, необходимое оборудование, стоимость на рынке сбыта, как оптом, так и в розничной продаже.
Станиславу — встретиться с офицерами Управления по борьбе с наркотиками и под страшным секретом сообщить, что разыскиваемые нами убийцы — наркоманы, по агентурным данным, они скрываются в соответствующих притонах. Нас наркота совершенно не интересует, желательно знать, кто из новых лиц появился в злачных местах. Интересуют только русские, приметы известны. Ни одного задержания не будет произведено без участия или ведома офицеров данного управления. Все задержанные, ценности, деньги и оружие приходуются только офицерами их управления.
— Но разыскиваемых в данных местах нет точно, — высказался Нестеренко.
— Точно, — подтвердил Гуров.
— Каким образом мы будем выходить на истинных киллеров? — спросил Котов.
— Через Регину и Виталия Волоха. — Гуров подумал, с сомнением покачал головой. — Если последний еще жив. Регину и Виталия мы с Котовым берем на себя. Очень мне не понравилось, как в казино один из киллеров смотрел на девушку. Валентин, мы в казино будем заходить, но основная работа на тебе. Все казино под “крышей”, а это как бы бесхозное.
— Могу пояснить, — встрял Станислав. — Именно наше казино посещают сынки, дочки, главное — сопровождающие их лица. Такая точка опасна и никому не нужна.
— Согласен, — Гуров кивнул. — Но слишком жирный кусок. И именно там может появиться гонец той же “крыши”. Сопровождающие будут предупреждены и не тронут его.
— Тогда расширяется круг осведомленных, — гнул свою линию Станислав.
— Станислав, ты прав, мне возразить нечего, — усмехнулся Гуров. — Кроме одного. Жадность. Тогда могут прийти и без ведома “руководства”. И если Валентин гонца увидит и поймет, можно будет за ним и пройти.
— Одному? — не сдавался Станислав.
— Ты прав, оставим пока этот вопрос. Валентин, даже если гонец засветился, за ним не идти. Если он придет сегодня, он придет и завтра.
— Лев Иванович, а почему ты ничего не говоришь о транспортировке? — спросил Станислав. — Ты же отлично понимаешь, если такие тяжелые фигуры на доске, то и разговор идет не о килограммах. Их надо в Москву доставить?
— Или они Москву обходят, двигают на Питер? — спросил Котов.
Гуров долго молчал, ответил неуверенно:
— Не знаю, точнее, имею вариант, но даже такого авантюриста, как я, такой вариант шокирует своей наглостью. Либо все посходили с ума, либо лечиться следует мне.
— Тебе, тебе! Я передачи носить буду, — мгновенно среагировал Станислав. — Маша, между своими ребятами говоря. Леве следует подлечиться?
— Обязательно, — улыбнулась Мария, употребляя расхожее в группе слово. — Только всех уложить в одну палату.
— А если серьезно? — и дело было не в словах, а в тоне Гурова.
Оперативники смяли расползшиеся по лицам улыбки.
— Я буду проводить анализ, а вы сами будете делать вывод. Должностной масштаб участников доказывает, что это не обычная кокаиновая история. И традиционный маршрут Афган — Тегеран, сквозь границу, Чечню и по наезженному пути отпадает. Дорого и велики потери в пути. И армия транспортировщиков и перекупщиков. Их сиятельства не пойдут по такому пути, легче нефть воровать. Такие лица может соблазнить лишь совершенно новый, оригинальный ход. Европа, Канада, Америка как рынки сбыта не интересны. Там свои короли и бароны, свои дележки, войны, чужие никому не нужны. Если не перестреляют, сдадут родной полиции. Настоящий, практически не тронутый рынок — это Москва, Питер, Россия. Морально и материально мы сейчас готовы принять тонны героина. Только научи, приучи и дай. У людей на руках миллиарды долларов. Но если торговать в Москве, то зачем оплачивать сотни курьеров, терять деньги на посредниках?
Как обычно, быстрее всех среагировал Станислав:
— Ты хочешь сказать, героин изготавливают в Москве? — он постучал себя по виску.
— Я такого не говорил, и по голове своей стучите вы, господин полковник, — улыбнулся Гуров.
Оперы переглянулись, Мария поднялась, ушла в спальню.
— Вопрос на засыпку, Станислав, — уже спокойнее продолжал Гуров. — Если наркотик везут по дорогам России, то почему среди высокопоставленных наркодельцов нет ни одного генерала ГАИ?
Молчали долго, тот же Станислав и сорвался:
— Тут изготавливают, здесь торгуют? Тщательно проверяется транспорт только транзитный. А из самой Москвы пиляй хоть до Владивостока. Каждый инспектор знает, наркотик из Москвы не повезут. Так что делать?
— Не знаю, — Гуров привычно пожал плечами. — Точнее, я знаю, что делать, но не знаю как.
Глава 6
Валентин Николаевич Попов, сорокалетний, ладно скроенный, в прошлом комсомольский вожак, легко вписался в новый жизненный уклад. Комсомолец принял перестройку без особого восторга, философски. Чего горевать, что погода изменилась, сие от тебя не зависит, просто одеваться следует соответственно, например, не клясть дождь, а надевать плащ. Он никогда не выделялся среди сверстников, занимаемое положение его вполне устраивало. По крайней мере, он не выделял себя среди многочисленного отряда строителей коммунизма, двигался по ступенькам медленно и не завидовал приятелям, которые неожиданно взлетали на этаж вверх. Он обладал несвойственной молодежи мудростью, предпочитал двигаться медленно, но верно. Он и женился не по расчету, супругу свою любил не за длину ног или цвет глаз, а за надежность, душевную прочность, хотя ее Бог и внешностью не обидел. У Сони, так звали жену, все было на месте, в хороших пропорциях, хотя не блистала она среди подруг, так не каждому дано. Она работала инструктором в райкоме, где Валентин был вторым секретарем. Он всегда поддерживал первого, будучи убежден, что через человека перешагивать без крайней нужды не следует. И не скажешь, что Попов был добр и нравствен, просто рисковать не любил, не было в нем молодецкой залихватскости, и девушки на него поглядывали, но он им в ответ улыбался, не более.
Не знал Валентин, не ведал, что в горкоме партии к нему уже больше года присматривались. И не потому, что старцы из ЦК, шамкая, неустанно повторяли, мол, необходимо выдвигать молодежь. Просто существовала прослойка партийных работников, которая не сомневалась — смена кадров не за горами, молодежь действительно нужна.
Вопрос решился до смешного быстро и просто. Соня по случаю купила замечательные французские сапоги, которые ей жали в щиколотке. Молодая женщина не удержалась и надела обновку. В этот день Соне требовалось отвезти в горком партии очередной отчет. Когда она оказалась в приемной третьего секретаря, то еле стояла на ногах. Хозяйка кабинета, молодая, модно одетая женщина, заметила, что гостья хромает, обеспокоилась и чисто по-женски выразила восхищение французскими сапогами.
— Не говорите, страдаю, — по-простецки призналась Соня. — Француженки тонконожки, а у меня нога русской бабы.
Слово за слово, женщины разговорились. Горкомовская дама не удержалась и примерила парижскую модель, которая ей пришлась впору. Через полчаса Соня прикатила домой на “Волге”, сапоги тщательно протерла и отдала водителю.