— Не говорите, страдаю, — по-простецки призналась Соня. — Француженки тонконожки, а у меня нога русской бабы.
Слово за слово, женщины разговорились. Горкомовская дама не удержалась и примерила парижскую модель, которая ей пришлась впору. Через полчаса Соня прикатила домой на “Волге”, сапоги тщательно протерла и отдала водителю.
Светская покупательница о деньгах забыла, а молоденькая комсомолка напомнить о “презренном металле” постеснялась. Через день недоразумение разрешилось, и Поповых пригласили вечером в загородную резиденцию.
Валентин весь вечер стеснялся и молчал, а женщины вели свои предметные разговоры. Хозяйка, дама болтливая и любопытная, показывала гостье партийный особнячок, расспрашивала Соню о личной жизни и, не думая, высказалась о собственном муже, мол, всем хорош, только самолюбия маловато. Однокашники вперед шагают, один там, другой еще выше, и дачи у них не в пример этой “халупе”. Соня по-простецки отвечала, мол, хорошему края нет, они с мужем всем довольны, только детей пока нет.
Мужчины играли в шахматы, оба плохо, но гость хуже и, все время проигрывая, расстраивался, порой спорил, пытался взять ход обратно. Хозяин искренне развеселился, выигрывать ему удавалось крайне редко, да и в тех редких случаях порой чувствовал, что противник умышленно поддается.
Когда молодые ушли, хозяйка сказала:
— Вот ты, Тарас, жалуешься, что помощника себе подобрать не можешь. Отличный парень. Никому не родственник, не подхалим и не дурак. Я с его половиной разговаривала, так она о нем хорошо выразилась. Настоящий мужик, не болтун и никогда не продаст.
— Инночка! — муж махнул рукой. — Да ты знаешь, сколько я врагов приобрету! Ведь каждый норовит своего пристроить.
— Кого бы ни взял, всегда недовольные будут, — жена пожала плечами. — Комсомолец, человек со стороны, бурчать будут, а сказать нечего. Не пьет, не бабник, не трепач! Главное — мужик, которые вообще перевелись к едрене-фене.
Через три недели, ко всеобщему удивлению, Валентин Николаевич Попов стал сотрудником аппарата ЦК. Должность у парня была невелика, но люди резко к нему изменились.
Прошло около трех лет, и все в России перевернулось. Союз рассыпался, куда-то подевалась великая дружба народов, всемогущие ЦК и КГБ перестали существовать.
Валентин оказался не у дел. В годы работы в комсомоле парень заочно окончил экономический институт, знаний не приобрел, а диплом получил. Теперь не спал ночами, думая, куда податься. Совершенно неожиданно ему позвонили из управления кадров Совмина и предложили должность помощника заведующего отделом.
— Ты, Валентин, человек нужный, — сказал ему бывший шеф Тарас Иванович. — Срочно поступай в аспирантуру, работой я тебя не загружу, с поступлением и диссертацией тебе помогут.
Еще через три года он уже стал завотделом Совмина, кандидатом наук, а главное — своим человеком.
Характер у него изменился, выяснилось, что хотя знаний у него и нет, но точка зрения по любому вопросу имеется. Когда есть начальник, очень легко иметь точку зрения. Выявились серьезные недостатки: некомпанейский, бани, охоты, ночных совещаний не любит. Так ведь никогда ничего лишнего не знает, и не продает, и жены окружающих говорят о нем только уважительно. Компания, где все смешалось куда больше, чем в доме Облонских, так как все постели и сплетни перепутались, верный друг и трезвый советчик стал человеком незаменимым.
Он был совсем не глуп, но далеко не сразу разобрался в том, что его решениями и поступками, начиная с выбора галстука и кончая тем, к кому на обед ходить, кого принять у себя, а кому лучше на этой неделе не звонить, руководит тихая и скромная супруга.
Соня характером вроде бы не изменилась, но внешне стала человеком абсолютно иным. Налет провинциальности и простоты в жене пропал начисто. В жизни не бывавшая в Париже, она научилась сносно объясняться по-французски. Неизвестно откуда у нее оказался прекрасный вкус, умение выбрать и, главное, носить по-настоящему хорошие вещи. По-прежнему открыто глядя собеседнику в глаза, позволяя себе иногда недвусмысленно пошутить, она умела дружить с женами заклятых врагов, ни с кем не ссориться и при каждом удобном случае повторять, какой знающий экономист и тонкий политик ее муж.
Президент тасовал свое правительство, как заядлый картежник, и каждый министр или его зам, ложась спать, понятия не имел, кем он утром проснется. И как Попов ни крутился, как ни изворачивался и лавировал, в конце концов вынужден был примкнуть к одной из группировок. Результат не замедлил сказаться, вскоре Попов стал вице-премьером, правда, без особых полномочий. Но по своей человеческой сути он не являлся политиком, очень скоро его в пустячной ситуации подставили, и Попов полетел со своего поста, оказавшись у основания лестницы, откуда когда-то начинал.
В правительство пришли более молодые, хваткие и верткие, чужие “старики” были им совершенно ни к чему.
— Ты ничего не добьешься в политике, — сказала однажды Соня. — Надо перестраиваться.
— А что я умею? — растерянно спросил муж.
— Истинная власть — только деньги, — ответила жена.
— А солнце всходит на востоке, — усмехнулся он. — Миллиардером хочет стать каждый. Быстрые деньги? Нефть. Водка... Кто меня туда подпустит? — он махнул рукой.
Плохо Попов знал свою жену, можно сказать, совсем не знал. Как и муж. Соня не валялась по чужим постелям, но если обстоятельства требовали, не сопротивлялась. Делала это осторожно, расчетливо, чисто по-деловому. Связи ее были всегда конкретны и предельно коротки. Она уходила от мужчин всегда сама, вежливо, но жестко, оставляя у себя либо документ, либо ненужное письмо, так что бывший любовник не то чтобы дернуться, дурного слова сказать о своей подруге не мог.
У Софьи Владимировны образовался свой круг приятелей, о которых муж знал, но не придавал этому значения. У нее были деньги, серьезные деньги, о которых Попов и не подозревал.
Она проделала колоссальную работу, готовясь к данному разговору. И легкий тон, и неуверенность являлись лишь прикрытием. Она уже все рассчитала, кое с кем переговорила, участие Попова в готовящемся мероприятии было необходимо и предопределено. Зачем, спрашивается, красивой, деловой и богатой женщине нужен муж усредненных способностей, скатившийся вниз по административной лестнице? Сегодня она могла составить значительно лучшую партию. Но Соня была по природе лидером, ее не устраивали вторые роли, да и положение в обществе сейчас определяла она, а новый муж — всегда лотерея. Попов человек верный и преданный, в определенных кругах пользуется авторитетом. Его не пускают наверх, но с его мнением считаются и никто не сомневается в его порядочности. И пусть последнее понятие сейчас не в моде, в определенных условиях оно дорогого стоит.
Софья Владимировна задумала грандиозную аферу, и безупречная вывеска была ей просто необходима.
— Нефть. Водка, — задумчиво повторила она, негромко добавила: — Наркотик.
— Надеюсь, ты шутишь? — он даже рассмеялся.
— Россия — непаханое поле. Героин — это миллионы и миллионы долларов. Свято место пусто не бывает. Собрать первый урожай и уйти. — Соня взглянула на мужа испытующе.
— Я ни черта не понимаю в этом деле, — почувствовав, что жена не шутит, Попов улыбаться перестал. — Но в газетах пишут, что все дороги с Востока надежно перекрыты. Просачиваются профессионалы-проводники, нам там места нет.
— Пусть просачиваются, воюют на дорогах, платят миллионы милиции, мы туда и не полезем. Оставим разговор до поры, имеется идейка, следует проверить. — Супруга налила мужу немного коньяка, плеснула себе, выпила, крепко поцеловала его в губы.
Ни коньяк, ни жаркие поцелуи в доме были не в моде.
Нестеренко прошелся по казино, отметил, что столики местной знати пока пустуют, прошел в туалет. Смешно, но факт: довольно часто “случайные” встречи происходят именно в сортирах, и тайники закладываются здесь чаще, чем в других помещениях заведения. Настоящий сыщик не обшаривает туалет, он должен знать сортир на охраняемом объекте лучше, чем собственный карман. Быть убежденным: если захотят спрятать, то оружие положат в одно место, деньги — в другое, а наркотик или записку — совсем в третье. Но тайники можно сделать в любой день, потому и проверять туалет необходимо как минимум ежедневно, а то и чаще.
Нестеренко прекрасно знал, что у правого зеркала под четвертой плиткой снизу имеется тайничок, но никогда в нем ничего не находил. Но он также понимал — ничего просто так не бывает. Возможно, тайничок изготовили давно, использовали единожды и забыли. Но опер не гадалка, должен не предсказывать, а проверять.
Он вымыл руки, причесался, только глянул на заветную плиточку кафеля, как мгновенно понял: в тайник сегодня лазали. Положили и уже взяли? Или только положили, но еще не взяли? Может, проверяли и ничего не нашли?
Он вымыл руки, причесался, только глянул на заветную плиточку кафеля, как мгновенно понял: в тайник сегодня лазали. Положили и уже взяли? Или только положили, но еще не взяли? Может, проверяли и ничего не нашли?
Нестеренко вышел в ресторанный зал, сел так, чтобы ему было виден вход в туалет, заказал чашку кофе, здесь это было обычным заказом, ведь вечер только начинался, стал смотреть зал. Противоположная сторона тонула во мгле, которую разрезали узкие прожектора. В центре круглой арены возвышался шест, надо думать, фаллический символ, по которому вверх и вниз скользила очень символически одетая девочка. На значительном расстоянии она была даже красива, а уж эффектна безусловно. Она ловко уронила лифчик и с “ужасом” на нарисованном лице скользнула по столбу вниз и ловко перехватила утерянную часть туалета. С точки зрения гимнастики, трюк проделан был недурственно, но никаких эротических эмоций не вызывал.
Опер думал о постороннем, например, какой бы гладкой ни была поверхность столба, непрерывное и ежедневное движение вниз и вверх, вращение вокруг палки должно оставлять на юном теле девчонки потертости. А кожа, поврежденная раз, как пудрой ни присыпай, лучше не станет, не заживет, может начать и кровоточить.
Немолодой мужчина выбежал к основанию столба, “помог” девочке застегнуть лифчик, она визжала и всячески мешала помощнику. А он в свете пронзительных лучей оказался пузат и кривоног. Тут у него из кармана выпало несколько долларовых банкнот, девчонка ловко подхватила их и взлетела по шесту, изобразила шпагат, убрала деньги в такое место, откуда их достать невозможно.
Нестеренко относился к женскому полу с достаточным вожделением, но тут ему стало противно, он обвел видимую часть зала взглядом. Стол на шестерых, где командовала Елена Сотина, уже был заполнен. Не работа, а мартышкин труд, решил Нестеренко. Я не способен контролировать одновременно сортир и прибывшую компанию. Пусть Лева умный, но и край следует знать, один человек — только один человек.
Он вновь прошел в туалет, зашел в кабинку, когда услышал за тонкой перегородкой тяжелый вздох облегчения, после чего человек, кажется, заплакал.
Черти, что ли, колдуют, а может. Бог на лысину плюнул, решил опер, и раз везет, надо бить по “банку”. Надев заготовленную перчатку, Нестеренко выскочил из кабинки, подошел к зеркалу, сдвинул нужную плитку и достал из тайника пачку денег. Мгновенно приведя все в нужный вид, он ступил на порог, начал мусолить сигарету и рассуждать. В третьей кабинке человек явно укололся, судя по всему, тяжелым укололся, уж больно смачно всхлипнул и сразу замолк. Значит, можно предположить, тайник зарядили сегодня, потребитель пришел, взял, ввел дозу, не отходя, оставил деньги. Раз товар — деньги не из рук в руки, значит, отношения не вчера сложились. Но и тянуть купец не станет, за деньгами придет, тут ему можно сесть на хвост.
Опер понял, что с курением затянул достаточно, вернулся к столику и неожиданно увидел “продавца”. Мужчинка лет тридцати в одежде с претензией подошел к дверям туалета, напряженно оглядел зал и исчез за кафельной стенкой.
Нестеренко, матюгнувшись, выложил на стол пять баксов и быстро вышел из зала. Здесь он опять же встал так, чтобы ему был виден выход из уборной. Сначала появился незнакомый высокий покачивающийся парень. Он улыбался, на сопровождающего его “купца” не смотрел, хотел вернуться в зал, но дорогу ему преградил плотный охранник, громко сказал:
— Ты что. Лялек, раньше времени виски употребляешь? Сходи домой, проспись, часа через два и ты оклемаешься, и народ соберется. Старый клиент, знаешь, у нас так не принято, — говорил охранник ласково, но, судя по всему, держал клиента жестко и подталкивал к выходу. — Ты на тачке?
— Ну? — Лялек подобрал слюни, улыбнулся шире. — Че вы, парни, будто меня не знаете?
Разговор уже велся на платной стоянке, кругом толкался народ, машины припарковывались и отъезжали, было людно. Нестеренко не составляло труда толкаться рядом со спорящими.
— Действительно, — сказал один из охранников. — Чего ты. Крыса, к нему прицепился? — обратился он к “купцу”.
Он походил на это несимпатичное животное. На обидное прозвище не среагировал, смотрел на окружающих презрительно.
— Ты товар взял? — спросил он Лялька. — С тебя пятьсот.
Услышав сумму, охрана начала разбредаться по своим местам.
Наркотик работал вовсю, и напугать, тем более вразумить Наркомана не представлялось возможным.
— Ну! Пятьсот “зеленых”, а шуму, будто газон задолжал. Верну. Мы с Володей по корешам.
— Кому, может, и Володя, а для меня так Владимир Владимирович, — Крыса держался уверенно. — И мне велено вас доставить.
Нестеренко чувствовал, что этим и кончится, уже расплатился за стоянку, завел свой “Москвич”.
— С тачкой-то справишься? — Лялек бросил ключи от машины.
— Впервой, что ли? — Крыса подхватил ключи, открыл Ляльку дверцу, шутовски поклонился.
“Мерседес-300” рванул с места, “Москвич” чуть подпрыгнул и засеменил следом.
На Садовой “мерс” грубо нарушил правила, гаишник лишь махнул на него рукой. “Москвич” такой номер повторить не смел, выждал у светофора, бросился в погоню. Автомобильный поток был плотный, пробиться к “мерсу” не удавалось.
А было бы свободно, так “мерс” скрылся бы из глаз еще быстрее. Нестеренко связался с Гуровым, доложил:
— Зацепился, так на моей телеге только за иномарками кататься. А они, судя по всему, к купцу поехали.
— Случается, — ответил Гуров, и от его спокойного голоса Нестеренко стало теплее.
* * *Наемные убийцы сидели в квартире Регины, играли в карты, изредка пригубливали из бокалов сухое вино. Они действительно походили друг на друга. Плотные ребята, спокойные и равнодушные, с несколько заторможенными движениями. Одеты добротно, неброско, явно не придавали таким мелочам значения.
Квартира у Регины была двухкомнатная, не шикарная, но уютная, непохожая на квартиру проститутки, чувствовалось, здесь убираются, даже пылесосят паласы.
Во второй комнате, предназначенной для любви, на огромном ложе лежал связанный Виталий Волох. Он был упакован умело, надежно.
Убийцы были людьми молчаливыми. Играли они серьезно, на наличные деньги, которые не мяли, не швыряли на стол презрительно, как это принято у их братьев меньших — обычных уголовников, даже убийц. Возможно, в их манерах сказывались привычки, приобретенные в разных странах, где им приходилось бывать по роду своей профессии. Они не принадлежали к какому-нибудь клану или синдикату, типичные волки-одиночки. И работали вдвоем исключительно потому, что оба были русскими. Они объяснялись на английском, французском и немецком, но с сильным акцентом.
Их давно бы уже взяли, хоть в Америке, хоть в Англии, но и цивилизованным странам время от времени требуются наемные убийцы. Арестуй их сегодня, что будешь делать завтра? Русские имели колоссальные преимущества: стрелки экстра-класса, никому не служат, значит, и не принадлежат, хвостов не имеют. Стало быть, в случае провала за ними ничего не потянется и не потребуется рубить да подчищать.
Службы знали об их существовании, после очередной акции даже преследовали, самые рьяные полицейские гибли, а у остальных хватало повседневной рутинной работы.
ЦРУ к парням отношения не имело, случайно сталкиваясь, обходило стороной. Единственно, кто ими серьезно занимался, — Интерпол, но ведь организация огромная, постоянно оказывались дела более срочные и важные, забот уйма, два человека терялись среди сотен и тысяч.
Когда поступили агентурные данные, что козырные валеты, так их называли службы между собой, вроде бы вернулись на историческую родину, в Интерполе облегченно вздохнули: вы их родили, вы их и убивайте.
Гуров давил на Интерпол, пытаясь выяснить связи валетов или направление их движения, на худой конец — в России они или нет.
Результат получили практически нулевой. Были замечены на Балканах, имелась агентурная короткая связь с русскими, а может, и не имелась. Действующие документы не известны, пользуются короткоствольным оружием. Это единственное, что совпадало точно. Деньги берут только вперед, были две осечки, деньги вернули.
Интерпол совершал ошибку, преступников искали на островах Испании, почему-то считалось, что они имеют притяжение к Тенерифе.
Высчитывая гонорары, полученные киллерами за последние восемь-десять лет, их считали людьми обеспеченными, успевшими войти в легальный бизнес. Полагали, у каждого небольшое дело, семья, определенное положение в обществе. Все это не соответствовало действительности. Парни не задерживались на одном месте. Кое-кто знал их почтовый адрес — скромный газетный киоск, где они и получали заказы.
Приглашение в Россию несколько удивило валетов: чего другого, а убийц на родине хватает. Но аванс был выдан своевременно, дело казалось простым. Когда офицеры были ликвидированы, им предложили еще более простое дело — убрать бандита с любовницей, правда, предупредили, что за парочкой последует офицер криминальной полиции, он и является основной мишенью. Честно предупредили, офицер опытный, на него уже были покушения, так что нужна максимальная осторожность.