Олег сел на изящную, хорошо выкрашенную лавочку: Европа, у них везде лавочки, как для престарелых, берегут себя, страшатся перетрудиться, — сказал предостерегающе:
— Мрак, только не торопись… И без бахвальства! Мрак вышел на середину, по массивным голым плечам струились и падали на землю ажурные тени. Развернулся к Олегу, лицо серьезное, силится улыбаться, но в глазах тревога и, что трудно было ожидать от бесстрашного Мрака, страх.
— Бди, — сказал он не своим голосом.
— Бдю.
Он неуловимо быстро, Олег не ожидал, превратился в сверкающее чудовище из металла. Олег вздрогнул, в мгновение ока на месте железного монстра сыпал искрами горящий факел, в глубине угадывалась фигура полупрозрачного человека, тут же растаяла, а пламя собралось в комок, метнулось вдоль оврага, повисло над травой…
Олег затаил дыхание. Верхушки трав касались огненного шара, но оставались зелеными, сочными. А косматое пламя медленно стягивалось в ком. Мрак стоял перед ним, странно уменьшившись, копия Мрака в полметра размером, потом вздохнул и принял прежний вид.
— Здорово, — сказал Олег потрясенно.
— Ты перебрасывал часть своего сала в шкуру… а потом возвращал? Как тебе это удалось? Я вот как сделал шкуру из нейтронной ткани, так и все, отрезан от мира… Уже не чувствую пальцами ни холода, ни жара. Пришлось научиться мерить температуру взглядом. Теперь у меня, как у Балора, только глаза уязвимы…
— Но веки из нейтронита? — поинтересовался Мрак. Он посмотрел на глаза Олега так, словно уже метился в них острием копья или камнем из пращи.
— Ладно, если не брешешь, то я в самом деле молодец. Теперь надо набрать матерьяла для шкуры… Ведь я пока наскреб только на пару чешуек! Только, Олег, я все равно пока не умею быть всеядным, как ты. Ну нежный я такой, нежный!
— Ядерным топливом обеспечу, — заверил Олег.
— Сегодня же принесу. А ты наращивай шкуру так, чтобы нигде ни щели, ни складки. Кто знает, где придется побывать? Возможно, Меркурий покажется райским садом…
Возвращались за полночь, Ирма не вылезала из кухни, жарила, пекла, варила, тушила. Раньше не умела и не любила готовить, да и сейчас можно бы заказывать из ближайшего ресторана, а то и просто из магазина: Мрак и его друг Олег совершенно непривередливы, но как, оказывается, приятно готовить для таких мужчин!
Она выглянула из кухни, не пора ли подавать горячее, давно пора, с такими спринтерскими едоками она всегда опаздывает. Но зато как хорошо, когда едят и хвалят! Не льстят, она не зря купила книги по кулинарии и готовит, уткнувши нос в рецепты.
А в столовой Олег проглотил последний кус холодного мяса, почти не ощутив вкуса, вытянул руку вдоль столешницы, собрал в кулак пальцы. Мрак кивнул одобрительно, кулак у мудреца еще тот. Кому влупит, мало не покажется.
Олег легонько стукнул кулаком, прислушался к ощущениям, стукнул снова, заговорил:
— Мрак, мы все время на краю пропасти… Нам нужно выработать базовые понятия для этого… нового, куда вступаем. Первое — никакого Разума или даже просто разума во всей Вселенной нет. Во всяком случае, в отрыве от инстинктов. Я вообще-то считаю, что разума вообще нет, а разумом мы называем просто высшие инстинкты.
— Ого!… Ты это тоже… весь на инстинктах?
— Все на инстинктах, Мрак, — ответил Олег серьезно, не замечая ядовитой шпильки.
— Все существа мыслят… или инстинктируют, не только корой головного мозга, как утверждают жрецы этого века, но и спинным мозгом, кишками, суставами, кровью. Потому нам ни в коем разе нельзя… ни при каких обстоятельствах!… отказываться от своего слабого смердящего тела. Увы, я сам от него был бы рад отказаться, но дело в том, что тогда исчезает само желание жить… Помнишь, я говорил, как я пытался в себе поочередно отключать конечности, внутренности, спинной мозг… Хотел оставить только чистый разум, идиот!… Еще не дошел и до половины, когда с ужасом ощутил, что мне уже все равно: буду жить или умру. Ты понимаешь, разуму это по фигу. Жажда жизни гнездится в самых древних инстинктах.
Мрак нахмурился:
— Надо таскать с собой весь этот багаж? А нельзя вычленить только свое разумное «я», собрать его в комок… это ж будет полегче, чем таскать все, вон у тебя какая широкая задница от сидячей жизни… а потом, когда прибудем на место, создать себе руки-ноги из подручного, как говорят прорабы, материала?
— Нельзя, — ответил Олег с тоской.
— Я этого хочу куда больше тебя!… Мне эти плотские утехи поперек горла стоят. Да еще всякий придурок напоминает… Может, то вовсе не я был!… Но нельзя, Мрак, ибо ты из своего интеллектуального «я» вовсе выходить не захочешь. Просто ничего не захочешь. Даже мыслить. Просто погаснешь, как светильник, в который не подливают масла.
— Интеллект — светильник, а инстинкты — масло?
— Увы, так.
Мрак ворчал, хмурился. Олег с силой хлопнул ладонью по столу. Зеленые глаза смотрели на свои пальцы с отвращением, словно это была безобразная трехпалая лапа с зелеными перепонками. Мрак поднялся и заходил со злостью по комнате. Олег следил за ним украдкой из-под приспущенных век.
— Ладно, — сказал Мрак со злостью.
— Ты прав, мне такое легче. Хотя я не знаю, как смогу таскать свою задницу. Хоть твоя и шире — понятно, ты же умный, — но и моя… гм… тяжеловата.
— Надо торопиться, Мрак.
— Я тебя когда-нибудь прибью, — пообещал Мрак.
— За что?
— За прописные истины.
В дверях кухни мелькнуло оранжевое платье, Ирма несла перед собой, сильно откинувшись назад, огромный поднос. Мрак сказал сварливо:
— Ты чего такая ленивая? Там же есть столик на колесах.
— А вы стол изгрызете? — ответила Ирма весело, не подозревая, что недалека от истины.
— Нет уж, начните с жареного гуся.
— Спасибо, — сказал Мрак.
— У-у-у-у, запах, с ума сойти можно!… А это что? Куропатки? Такие мелкие?… А еще будут?
Ирма цвела, бледные щеки раскраснелись. Сейчас она ничем не отличалась от Каролинки, такая же чистенькая, светлая, уже раскрывающаяся, как бутон, для завтрашнего дня, а вчерашние страхи постепенно уходят, как бледнеют и забываются кошмарные сны…
Когда вышла с пустым подносом, Олег сказал с облегчением:
— Я вижу, ты понимаешь проблему.
— Какую?
— Что надо оставаться человеком, — объяснил Олег.
— Несмотря на все наши способности, нам надо есть человеческую еду, читать человеческие книги, жить человеческой жизнью.
Мрак с наслаждением разорвал гуся пополам. Пахнуло жарким паром, Мрак ругнулся и отдернул пальцы. Из кратера в брюхе гуся бил одуряющий аромат, сладкий сок потек по коричнево-оранжевой корочке. Мрак поспешно содрал шкуру с лапы, захрустело, он сунул ее в пасть и замычал от наслаждения.
— М-м-м-м… Надо, Олег, надо!… Трудно вот такое есть, ты прав, но надо… Ты воздержись, не мучайся, я тут управлюсь сам. Потружусь за двоих. Приму муки, так сказать, за други своя…
Олег смотрел подозрительно, потом вздохнул с явным облегчением:
— Я рад, что ты… держишься.
— Держусь, — заверил Мрак.
— Трудно, но — держусь. Жру эту вот человеческую еду, глаза б ее не видели, живу человеческой жизнью… еще одну служанку взять, что ли, чтоб с задницей — во!… Да нет, от шкафа еще шажок, такую… Только вот с человеческими книгами будет трудно… гм… Я и раньше как-то больше в ящик смотрел, чем буковки разбирал. По ящику клоуны, закачаешься!
Олег слушал его невнятное мычание, ибо Мрак с гусем обращался, как падающий Тунгусский метеорит с сибирской тайгой. Олег слышал треск, рык, Мрак рвал обжигающее пальцы мясо, поспешно слизывал текущий до локтей сок, кости трещали под крепкими зубами, там костный мозг, морда оборотня расплывается в таком неземном наслаждении, словно теорему Ферма решил.
— Я рад, — повторил Олег.
— Честно. У тебя не будет соблазна. По крайней мере, соблазна такой мощи.
Он вздрогнул, побледнел, торопливо вытер испарину со лба. Мрак удивился, пробурчал с набитым ртом:
— Что, в самом деле было… непросто?
— Я же говорю, — ответил Олег серым голосом, — я в самом деле попробовал… Но, к счастью, не ринулся сразу…
— Ты осторожный, — похвалил Мрак.
— Да ладно, говори сразу — трусливый. Я не обижусь. Но эта трусость меня берегла… Так вот я вчера еще разок попробовал отключать эти самые ненужные руки-ноги, почки — печень… Зачем они такому орлу, как я?… И вот тут меня… меня…
— Тряхнуло?
— Нет… хуже, Мрак, хуже. Намного хуже.
— Ого!
— Мрак, мне с каждым отключением становилось все больше и больше все до лампочки. Понимаешь, эдакое холодное равнодушие. Еще немного, и мне стало бы совсем без разницы: живу я или нет. И вот тут я испугался по-настоящему…
Он говорил, его трясло, а Мрак сочувствующе кивал. Да, Олег испугался по-настоящему. Он всегда пугался по-настоящему, он всегда всего пугался, из-за чего наперед придумывал, как всего избежать, как предостеречься, как обезвредить все возможные ловушки, и потому ухитрился идти по жизни, почти не прищемив пальчика. Ну, почти, почти… При их жизни это можно назвать «не прищемив пальчика».
Он говорил, его трясло, а Мрак сочувствующе кивал. Да, Олег испугался по-настоящему. Он всегда пугался по-настоящему, он всегда всего пугался, из-за чего наперед придумывал, как всего избежать, как предостеречься, как обезвредить все возможные ловушки, и потому ухитрился идти по жизни, почти не прищемив пальчика. Ну, почти, почти… При их жизни это можно назвать «не прищемив пальчика».
— И что теперь? — спросил он.
— Все по-старому? Ножками-ножками? Как в старое доброе время? С секирой в руках?
Олег покачал головой. В зеленых глазах по-прежнему трепетал огонек ужаса, но челюсти медленно сжались, под кожей выступили рифленые желваки.
— Я всегда шел вперед, — прошептал он, — стремился только вперед, в будущее… Жилы рвал, приближал, строил, ломал и снова строил… И вот теперь отказаться?… Нет, Мрак, ты же меня знаешь. Я буду плакать от страха, но поползу вперед. Весь буду трястись от ужаса, умолять вернуться, но нечто во мне поползет, обламывая ногти, вперед… И я тоже поползу с этим нечто.
Мрак, который от длинных речей быстро уставал, спросил деловито:
— И что ты придумал? Олег сказал сердито:
— Вот так сразу? Ничего не придумал. Но раз уж человек не есть его мозг, как пишут современные ученые, не есть его разум, то надо и решение искать для всего тела. Понимаешь, мозг на самом деле — лишь мальчишка на побегушках! А решает и командует все тело. Это все ошибка, когда в криогенных камерах хранятся головы умерших. Мол, потом их оживят! А то и вовсе приделают им либо металлические протезы, либо быстренько клонируют новые тела из единственной клетки… Мозг один жить не сможет. Вообще-то сможет, как может жить вынутая из организма печень, почка или отрезанная рука — уже и сейчас их хранят так тысячами для пересадки, но мы-то говорим о другом?
Мрак тряхнул головой, он уже давно потерял нить рассуждений Олега, переспросил:
— То есть человек думает не головой, а всем телом? Олег огрызнулся:
— Не знаю, чем он думает! Но живет всем телом. Без тела, увы, мозг жить не хочет. Ему, если хочешь, неинтересно. Наш разум — всего лишь крохотнейшая функция. Крохотнейшая и, увы, неотделимая. Вернее, невычленимая.
Мрак внимательно следил за его лицом. Сказал вопросительно:
— Пока что?
— Мрак, — ответил Олег сердито, — это такая бездна, в которую я боюсь заглядывать! Лучше займусь чем-то попроще.
Мрак с трудом подавил усмешку. Совсем недавно Олега трясло, как медведь грушу, когда он заглянул во Вселенную. Теперь это для него «что-то попроще».
Мрак первым нагнулся к нижнему этажу, ничего не нашел, посмотрел на Олега. Ирма тоже обнаружила тарелки уже на столе, удивилась:
— Мрак, какой ты быстрый!
— Да… гм… иногда у меня это бывает, — промямлил он. Посмотрел на Олега зло.
— Посидишь с нами?… А то нам и виноград кислый, и яблоки твердые…
— В другой раз, — пообещала она.
— Пойду, выжму для вас свежие соки.
— И побольше! — крикнул ей вдогонку Олег.
— Побольше!
— Эксплуататор, — сказал Мрак осуждающе.
Олег посмотрел вслед Ирме, сказал с легким вздохом облегчения:
— Как хорошо, что тогда не удалось…
— Что? — спросил Мрак.
— Да вспомнил, как время от времени возникали идеи об улучшении человеческой природы… Помнишь, каждый захудалый барончик гордился длинной родословной? Мол, чем длиннее родословная, чем лучше его порода. Один из Тайных, желая вывести в Европе расу высоких и крупных людей, зачислил в ведьмы всех миниатюрных женщин, мотивируя тем, что метла может поднять только сорок пять килограммов. Таким образом, все мелкие женщины были сожжены. Однако не помогло, миниатюрные женщины все равно рождались…
Мрак возразил:
— Но все-таки мужчины успевали жениться на крупных!
— Не все, не все…
— К тому же, — добавил Мрак, — прополка велась две-три сотни лет, я хорошо помню. Миниатюрные не успевали войти в брачный возраст, как их…
— Тогда брачный возраст в Европе начинался, как сейчас на Востоке, где-то с двенадцати лет.
Мрак засмеялся.
— А ты помнишь, мужчины стали тогда бояться жениться на мелких! И ведьм боялись, а кто в ведьм не верил, тот все равно разумно опасался вскоре увидеть свою мелкую жену на костре… Так что акция все же принесла плоды, принесла. Северные народы — крупнее восточных соседей. Олег ахнул:
— Вот и проговорился. Так это ты руку к тому изуверству приложил?
— К чему?
— К сожжениям! Мрак отшатнулся:
— Да ты что? Я же помню, ты когда вернулся с Востока, ты отыскал идеологов и… остановил. Помню, я еще думал, что снова Содом и Гоморра… Это я так, обосновываю. Игра ума. Если хошь, могу обосновать и противоположное. Я ж знаю, в укрупнении европейцев сыграли свою роль и другие факторы. Поважнее. Но про них лучше умолчу, а то ты вдруг стал таким защитником дикой природы!
Олег поморщился:
— Я никогда не называл человечество природой. Да еще дикой. Это мы дикие, совсем недавно людей не только жгли, но и… А они такого не помнят, для них это все давние темные времена. Они к небесам ближе. Они лучше нас, Мрак.
Мрак молча смотрел на далекие двери в гостиную. Они были распахнуты, виден был край рояля, по воздуху плыли красивые гармоничные звуки.
Через два дня он поймал на себе оценивающий взгляд изумрудно-зеленых глаз. Олег рассматривал его так, словно проводил линии для расчленения туши. Они сидели в лесу на камнях, редкие деревья почти не закрывали от слепящих лучей южного солнца. Кожа Олега выглядела под лучами просто кожей, едва-едва тронутой загаром, бледный такой преподаватель колледжа, что очень редко бывает на открытом воздухе…
— Ты чо?
— Можно попробовать, — проговорил Олег неуверенным голосом.
— Контейнер я потащу, а если понадобится, то даже и тебя… как козу на веревке.
Мрак поежился:
— Уже? А ты не слишком торопишься?… Как козу…
— На многое не рассчитывай, — предупредил Олег нервно.
— Будет тяжело — брошу веревку.
— Ну, спасибо, утешил…
— На здоровье.
Он с силой ударил кулаком по камню. Если он рассчитывал, что боль слегка приведет в чувство или отрезвит, то просчитался: камень с сухим треском разлетелся вдребезги. Мелкие осколки срубили ветки кустарника, а в стволах деревьев застряли, как осколки от разорвавшихся снарядов.
— Черт, — выдохнул он тоскливо.
— Черт… Как было бы хорошо, если бы в космосе был тот привычный картонный бред! Тот самый, которым одни придурки снабжают придурков еще придуристее. Ну, бледнокожие мутанты, кровожадные вампиры, всемогущие императоры Галактики, звездные бароны… Чтоб главные опасности, которые нас ждут, это — космические пираты, кровожадные звездные короли, чтоб всякие там интриги, заговоры, борьба за трон и прочие средневековые атрибуты…
Мрак хмуро усмехнулся:
— Да, Скредневековье — самое лакомое время… Там мы погуляли, погуляли!
— Это ты гулял, — огрызнулся Олег.
— А я все строил, строил…
— Ага, а Великое Переселение Народов — чьих рук дело?… Слушай, а Аттилой не ты погулял?… Ах да, помню ту рожу… Олег, ты что оглядываешься на придурков? Нет, Олег, мы в самом деле за Край…
— За Край, — повторил Олег. По спине пробежала поземка.
— Черт, опять… Все время.
— А что делать, если мы — на пограничье?… Выходим завтра?
— Если ты уже отожрался…
— Отожрался, отожрался, — заверил Мрак.
— А шкуру смогу наращивать по дороге. Теперь, когда знаю как, дело пойдет. Хоть и не так быстро, как у тебя.
— Зато ты пойдешь дальше, — сказал Олег.
Мрак смолчал, ибо многое из того, что говорил Олег, становилось пророчествами. Хорошо бы, чтобы так было и на этот раз. Хоть и страшновато.
Если Мрак полагал, что, пока он осваивает технологию утолщения шкуры, Олег сидит в позе лотоса и мыслит о Высоком, он несколько ошибался. То, что другие считали трусостью, Олег называл осторожностью и предусмотрительностью.
Уже выбрав маршрут в сторону ближайшей звезды, он не то чтобы тайком от Мрака, но не ставя его в известность — пусть не отвлекается, — делал осторожные вылазки… за пределы. Он так и называл это «за пределы». Ко дню, когда Мрак оказался более или менее готов, этот предел уже совпадал с очерченной в школьных учебниках орбитой Плутона. Вчера он добрался сюда, перевел дух, нажрался, как говаривал Мрак, а попросту напитался энергией так, что выплескивалась из» ушей, и… Можно бы даже осторожно прыгнуть по направлению к Тау Кита, можно к Эпсилону Эридана, тот чуть-чуть ближе Тау Кита, но чем-то ему больше нравится Тау Кита, а он хоть с неохотой, но научился иногда доверять чутью.
Вчера, как и все эти дни, вернулся, ощупывал себя, с недоверием убедился, что жив и даже вроде бы цел, если не считать дрожащих от ужаса ног, трясущейся челюсти. Последний прыжок был без остановок, зависаний, он сразу оказался всего в миллионе километров от Плутона… мог бы и ближе, но поосторожничал, зато быстро догнал, опустился, топнул ногой и сказал громко: «Здесь был Вася!», после чего прыгнул обратно. Исхудал, конечно, но не так уж чтобы один скелет, а на Луне остановился на пару минут, оприходовал одиноко торчащий пик: не на месте, красоту и гармонию портит, все равно бы его снесли, и в особняке появился все такой же невозмутимый, ровный, с запавшими, но не слишком, щеками.