— Согласна. Я забираю назад слово «белых». Но я уверена, что ты единственный, кого власть не смогла бы заставить утратить человечность.
— Даже я не устоял бы. Да и никто вообще. Я однажды уже получил возможность применить власть, и воспользовался ею так же отвратительно, как Понс. Я имею в виду тот случай, когда я приказал, чтобы Дьюку пригрозили ружьем. Мне следовало просто сбить его с ног приемом каратэ, может, даже убить его. Но не унижать. Так что никто, Барбара. Никто. И все же Понс был особенно отвратителен. Возьми, к примеру, Мемтока. Мне по-настоящему жаль, что я убил его. Он был человеком, который вел себя лучше, чем диктовало ему его естество. В Мемтоке было очень много злобы, даже садизма. Но он держал эти стороны натуры под очень жестким контролем, чтобы как можно лучше исполнять свои обязанности. Но Понс… Барбара, милая, наверное, это вопрос, в котором мы никогда не придем к согласию. Ты чувствуешь к нему симпатию, потому что он хорошо относился к тебе и всегда был мил с нашими малышами. Но именно из-за этого я и презираю его: он любил показать свою «королевскую милость», будучи менее жестоким, чем мог бы быть, но никогда не забывал напомнить своей жертве о том, как он мог бы быть жесток, если бы на самом деле не был таким славным, добрым старичком и таким милостивым владыкой. И я презираю его за это. Я начал испытывать к нему презрение еще задолго до того, как узнал, что ему к столу подают убитых молоденьких девушек.
— ЧТО???
— А ты разве не знала? Ведь мы с Понсом говорили об этом в последний раз. Разве ты не слушала?
— Я думала, твои слова просто оскорбительная шутка в его адрес.
— Ничего подобного. Понс — людоед. Он-то себя, конечно, людоедом не считает — мы для него не люди. Но он ест только девушек. Примерно по одной в день подается ежедневно к их семейному столу. Девушки в среднем в возрасте Киски и ее телосложения.
— Но… но… но… Хью, я ведь ела то же, что и он, много раз. Значит, я… Значит…
— Конечно. И я тоже. Но только до того, как узнал, что у меня в тарелке.
— Милый… останови, пожалуйста, машину. Меня сейчас стошнит.
— В таком случае ты просто испачкаешь близнецов. А остановить машину меня сейчас не заставит ничто.
Она с трудом открыла окно и высунулась наружу. Через некоторое время Хью спросил:
— Ну как, дорогая, тебе лучше?
— Немного.
— Милая, пойми, факт каннибализма ни в малейшей степени не говорит против него. Ведь он действительно не видел в этом ничего плохого, и нет никакого сомнения в том, что коровы тоже считали бы нас извергами, если бы умели думать. Но все остальное… вот тут-то он прекрасно знал, что делает. Потому что всегда стремился к тому, чтобы жертва в конце концов согласилась с ним… Палач добивался, чтобы она добровольно взошла на плаху и еще дала ему на чай.
— Я больше не хочу говорить о нем, дорогой. У меня в голове все перемешалось.
— Прости. Я полупьян, хотя не выпил ни капли, и болтаю сам не знаю что. Больше не буду. Посмотри, не едет ли кто-нибудь за нами — я собираюсь поворачивать налево.
Она оглянулась. Когда они свернули на проселочную дорогу, находившуюся в ведении штата, узкую и не слишком ровную, он сказал:
— Я, кажется, придумал, куда мы поедем. Сначала я хотел просто убраться подальше. Теперь у нас есть цель. И, возможно, там мы будем в безопасности.
— Что это за место, Хью?
— Заброшенная шахта. Она называется Ховли Лоуд. Когда-то я вложил в нее деньги и потерял их. Может быть, теперь она окупит себя. Там отличные просторные штольни, и к ней легко добраться по этой дороге. Если только я смогу отыскать вход в темноте, то мы успеем схорониться в ней до ракетного удара.
Он сосредоточился на дороге, переключая передачи на подъемах и спусках, резко тормозя перед рытвинами, а затем заставляя машину с натужным гудением переползать через них.
После очередного резкого поворота Барбара, чуть не вывалившись из машины, заметила:
— Дорогой, я понимаю, что ты горишь желанием спасти нас всех. Но я не вижу особой разницы, погибнем мы от водородной бомбы или в автокатастрофе.
Он улыбнулся, но скорости не сбавил.
— Барби, мне приходилось водить «джип» даже в полной темноте. Уверяю тебя, мы не разобьемся. Мало кто представляет себе все возможности машины, в которой толковый водитель и ручное переключение передач. В горах оно просто необходимо. Я бы не решился заехать сюда на другой машине.
Они добрались до небольшой площадки почти на вершине горы. Дальше дорога раздваивалась. На развилке виднелся свет. Заметив его, Хью сказал:
— Посмотри, сколько на часах.
— Одиннадцать двадцать пять.
— Отлично. Мы теперь отдалены от нулевой отметки на пятьдесят с лишним миль. Я имею в виду мой дом. А отсюда до Ховли Лоуд не больше пяти минут езды. Теперь я знаю, как туда добраться. Кажется, бензин у нас как раз кончается, а у Шмидта открыто. Прихватим немного бензина и кое-какой провизии тоже — да, я помню, что у тебя в машине есть и то и другое. Но запас нам не повредит. Мы все равно успеем до того, как опустится занавес.
Он притормозил у бензоколонки и выскочил из машины.
— Беги внутрь и начинай набирать провизию. Положи близнецов на пол и закрой дверцу. Ничего с ними не случится. — Он тем временем сунул наконечник шланга в бак машины и начал качать топливо старомодным насосом.
Барбара, заскочив внутрь станции, тут же выглянула и крикнула:
— Там никого нет!
— Тогда посигналь. Голландец, скорее всего, в своем домике, позади станции.
Барбара несколько раз нажала на кнопку клаксона. Заплакали ребятишки. Хью повесил шланг на место.
— Теперь мы должны ему за четырнадцать галлонов. Давай войдем. У нас в распоряжении есть еще минут десять.
Уголок Шмидта был бензозаправочной станцией, небольшой закусочной и маленьким универмагом одновременно. Тут было все, что могло понадобиться людям, живущим поблизости, — рыбакам, туристам и охотникам, которые любят забираться в глушь. Хью не стал терять время на поиски хозяина. Обстановка говорила сама за себя. Свет был полностью включен, ставни на дверях подняты, на плите шипел кипящий кофе, радио было настроено на частоту сигнала тревоги. Внезапно оно заговорило:
«Воздушная тревога! Третья воздушная тревога! Кроме шуток! Немедленно в убежища, в любые убежища, черт бы вас всех побрал! Через несколько минут на ваши пустые головы посыпятся атомные бомбы. Лично я, черт побери, собираюсь сейчас забросить к дьяволу этот дурацкий микрофон и кубарем скатиться в подвал. Ведь до начала бомбежки осталось всего пять минут! Так что, раздолбаи чертовы, скорее прячьтесь в свои норы, не высовывайтесь и перестаньте слушать чушь, которую я тут порю. Все в убежища!!!»
— Скорее бери пустые коробки и начинай наполнять их. Не нужно ничего укладывать, просто бросай в них все. А я буду выносить их наружу. Мы завалим ими заднее сиденье. — Хью тут же последовал собственному совету и загрузил одну из коробок, сделав это гораздо быстрее, чем Барбара. С коробкой в руках он бросился наружу, потом бегом вернулся. У Барбары уже была готова другая коробка, а третья заполнена наполовину.
— Хью, подожди. Одну секунду. Ты только посмотри. Последняя коробка не была пустой. Там лежала кошка, которая ничуть не испугалась незнакомых людей. Она спокойно взирала на них, а четверо пищащих малышей в это время сосали ее. Хью взглянул ей в глаза. Потом он вдруг закрыл коробку.
— Ладно, — сказал он. — Положи что-нибудь не очень тяжелое в другую коробку — придавим ею котов, чтобы их логово не опрокинулось во время езды. Скорее! — Он бегом кинулся к машине, держа в руках коробку с кошачьим семейством, которое писком выражало свое недовольство.
Барбара вскоре последовала за ним с наполовину наполненной коробкой и поставила ее в машине на коробку с кошками. Затем они оба ринулись обратно.
— Забери все сгущеное молоко, которое найдешь. — Хью на мгновение остановился, чтобы швырнуть на прилавок колбаску с долларами. — И еще прихвати всю туалетную бумагу. Нам осталось не более трех минут.
Они покинули станцию только через пять минут, но зато заднее сидение автомобиля теперь полностью было загружено.
— Я разжилась дюжиной чайных полотенец и шестью большими пачками «Чако».
— Чего-чего?
— Пеленками, дорогой, пеленками. Надеюсь, что их хватит надолго. И еще я прихватила две колоды карт. Может быть, не следовало делать этого?
— К чему лицемерить, любимая? Придерживай малышей и убедись, что дверца закрыта как следует. — Он отъехал на несколько сот ярдов, все время выглядывая. — Вот она! Дорога к шахте!
Ехать было сложно. Хью вел машину очень медленно и осторожно.
Преодолев один из поворотов, они увидели темное отверстие, зияющее в горе.
Ехать было сложно. Хью вел машину очень медленно и осторожно.
Преодолев один из поворотов, они увидели темное отверстие, зияющее в горе.
— Отлично, мы успели! И можем прямо заехать внутрь. — Он прибавил скорость, но тут же резко нажал на тормоз. — Боже милостивый! Корова!
— И теленок, — добавила Барбара.
— Придется оставить их.
— Хью, но ведь это же корова!.. с теленком!
— Э-э-э… но как мы будем кормить их?
— Хью, может быть, здесь ничего и не сгорит. А ведь это настоящая, живая корова.
— Ладно-ладно, хорошо. Если придется, забьем их в конце концов и съедим.
Шахту в тридцати футах от входа перегораживала деревянная стенка с крепкой дверью. Понуждая корову двигаться, Хью подал вперед машину, прижав ее к каменной стене, чтобы не загораживать дверь.
Корова тут же сделала попытку прорваться на свободу. Барбара открыла дверцу со своей стороны и этим задержала ее. Теленок мычал. Ему вторили близнецы.
Хью выбрался наружу, для чего ему пришлось перелезть через Барбару и близнецов, подошел к деревянной двери и открыл ее. Она была заперта только на засов.
— Включи фары. А то ничего не видно. Барбара включила освещение, настаивая на том, чтобы корову с теленком тоже загнали внутрь. Хью пробормотал себе под нос что-то вроде «Чертов Ноев ковчег», но согласился, в основном потому, что корова загораживала дорогу. Дверной проем, хотя и широкий, был на дюйм уже, чем буренка, и та упорно не желала протискиваться сквозь него. Тогда Хью наставил ее головой вперед и отвесил ей здоровенного пинка. Теленок без понуканий сам последовал за матерью.
Только сейчас Хью понял, почему корова и теленок оказались здесь. Кто-то, видимо из местных жителей, приспособил устье шахты под коровник. Внутри хранилось двадцать или около того копен сена. Как только корова увидела такое изобилие, все мысли о свободе тут же покинули ее.
Коробки были занесены внутрь. Из двух вытряхнули содержимое и в каждую посадили по близнецу. Рядом с ними поставили убежище котят, закрепив все три коробки так, чтобы их нельзя было опрокинуть или выбраться из них.
Когда они разгружали предметы первой необходимости из машины, все вокруг вдруг осветилось, как днем. Барбара ахнула:
— О Господи! Мы не успеем!
— Продолжай разгружать. До того как нас застанет звуковая волна, пройдет еще несколько минут. А вот насчет взрывной волны — не знаю.
Они уже выгружали из машины канистры с бензином и с водой, когда земля задрожала и им стало казаться, что где-то под ними несутся поезда гигантского метрополитена. Хью быстро отнес канистры внутрь, но затем вернулся.
— Хью, иди сюда!
— Сейчас. — Прямо за машиной лежало сено, которое он притащил сюда. Он собрал его, просунул в дверь, вернулся и подобрал остатки — не ради спасения сена, а чтобы уменьшить угрозу пожара в случае воспламенения бензина в баке автомашины. Он сначала даже хотел вывести машину наружу и спустить под откос, но потом решил не рисковать. Если жар будет так силен, что горючее в баке воспламенится, можно уйти в глубину и схорониться в боковых туннелях.
— Барбара! Ты нашла фонарик?
— Да! Прошу тебя, иди сюда, пожалуйста! Он вошел внутрь и закрыл за собой дверь.
— Теперь нужно отодвинуть все это сено подальше от входа. Ты будешь светить, а я понесу охапки. Только смотри под ноги. Дальше начинаются сырые места. Именно поэтому мы и закрыли в свое время шахту. Слишком дорого обходилась откачка.
Они перенесли провизию и предметы первой необходимости в боковой туннель, футов на сто в глубь горы. По пути им попалось место, где вода доходила до щиколоток, но боковой туннель оказался совершенно сухим. Полные воды мокасины Барбары при ходьбе хлюпали.
— Извини, — сказал Хью. — Эта гора — настоящая губка. Буквально из каждой проделанной дырки начинает бить фонтан воды.
— Я, — заявила Барбара, — женщина, которая высоко ценит воду. И на то у меня есть веские причины.
Хью ничего не ответил, так как в это время все кругом осветила вспышка от взрыва второй бомбы. Она была, видимо, очень мощной, если сияние сквозь щели в деревянной стенке распространилось на такую глубину. Он взглянул на часы:
— Как раз вовремя. Теперь нам придется вторично смотреть то же самое кино, Барб. На этот раз, я надеюсь, будет не так душно в зале.
— Не знаю, не знаю.
— Будет ли не так душно? Полагаю, будет значительно прохладнее. Даже если снаружи все будет гореть. Кажется, я знаю место, где мы можем укрыться и остаться в живых. Мы и кошки продержимся там, даже если внутрь попадет дым от пожаров. Вот корове с теленком, возможно, придется туго — их туда не затащить.
— Хью, я не то имею в виду.
— А что же?
— Хью, я не сразу сказала тебе… Я так испугалась и расстроилась и не хотела расстраивать тебя. У меня никогда не было машины с ручным переключением передач.
— Что? Тогда чья же это машина?
— Моя. Я хочу сказать, что в ней действительно торчали мои ключи — и в багажнике — припасенные мною вещи. Но у меня было автоматическое переключение.
— Милая, — медленно произнес он, — наверное, ты слегка переволновалась.
— Я так и знала, что ты примешь меня за сумасшедшую, именно поэтому я и не говорила тебе ничего до тех пор, пока мы не окажемся в безопасности. Но, Хью, выслушай меня, дорогой: я действительно никогда в жизни не имела автомобиля с ручным переключением. Я не сумела бы вести такую машину. Я просто не знаю, как переключать передачи.
Он задумался.
— Тогда я ничего не понимаю.
— И я тоже. Милый, когда ты вернулся от своего дома к машине, ты сказал: «Она там, Грейс». Ты имел в виду, что видел ее?
— Конечно, видел. Она клевала носом перед телевизором, наполовину отключившись.
— Миленький, Грейс действительно сначала клевала носом перед телевизором. Но ведь ты уложил ее в постель, пока я готовила крем-сюзе. Разве ты не помнишь? Когда объявили тревогу, ты пошел за ней и на руках принес ее вниз — она так и была в ночной рубашке.
Несколько мгновений Хью Фарнхэм стоял неподвижно.
— Так оно и было. Я все так и сделал, — согласился он наконец. — Ладно, давай занесем сюда остатки вещей. Самый большой взрыв будет примерно через полтора часа.
— А ты думаешь, он будет?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Хью, я не знаю, что произошло. Может быть, это совсем другой мир? Или, может быть, мир тот же самый, только самую чуточку изменившийся… под влиянием нашего возвращения хотя бы.
— Не знаю, не знаю. Так или иначе, но мы должны перенести сюда остатки вещей.
Самый сильный взрыв произошел вовремя. Их тряхнуло, но все обошлось без повреждений. Когда их настигла ударная волна, тряхнуло опять. Но никаких неприятностей не случилось, и на сей раз разве что сдали нервы у некоторых слишком впечатлительных животных. Близнецам же, похоже, суровая жизнь начала нравиться.
Хью засек время, потом задумчиво произнес:
— Если это и другой мир, то он от нашего отличается совсем незначительно. И все же…
— Что, милый?
— И все же он отличается. Например, ты не забыла, что машина у тебя была другая. А я помню, что уложил Грейс в постель очень рано. После этого мы еще поговорили с Дьюком. Так что он отличается от нашего. — Тут он вдруг улыбнулся. — И он может быть отличен от нашего в очень важных вещах. Если будущее может изменять прошлое, то, вероятно, и прошлое воздействует на будущее. Может быть, Соединенные Штаты и не будут полностью уничтожены. Может быть, ни та ни другая сторона не пойдет на такой самоубийственный шаг, как использование биологического оружия. Может быть… Черт возьми, может быть, гнусному Понсу никогда не удастся сделать молоденьких девушек объектом своих гастрономических пристрастий! — И добавил: — Черт возьми, я бы что угодно сделал ради этого. И как дорого бы я дал, чтобы своими глазами убедиться, что он лишился своего подлого удовольствия!
— Мы попытаемся! И наши мальчики попытаются!
— Да, но все это завтра. Мне кажется, что сегодняшний фейерверк окончен. Мадам, смею ли я надеяться, что вы не побрезгуете уснуть на куче сена?
— Вот так просто взять и уснуть?
— До чего же ты похотлива! У меня был долгий и трудный день.
— Но у тебя и в тот раз позади был долгий и трудный день.
— Посмотрим.
Глава двадцать третья
Они пережили ракеты, они пережили бомбы, они пережили пожары, они пережили эпидемии, которые вовсе не оказались такими опустошительными и, вполне возможно не были вызваны применением бактериологического оружия. Во всяком случае, обе воюющие стороны горячо отрицали это. Они пережили длительный период беспорядков, когда гражданское правительство корчилось в агонии, как змея с перебитым позвоночником. Они продолжали жить. Жизнь продолжалась.