— Итак, вы видели главный вход, фойе и медицинский кабинет.
Кира утвердительно кивнула.
— Вы заметили что-то необычное?
— Ничего на ум не приходит. Хотя…, - она замолчала, вспоминая отпечатки на слое пыли. — Вот вы заговорили об этом, и я вспомнила, что все медикаменты были перепутаны перед нашим приходом и лежали не на своих местах.
— Спутаны?
— Переставлены, — ответила Кира. — Будто кто-то в них копался. Будто искали что-то.
— Как давно?
— Не за долго до нас. Там повсюду на пыли были пятна, следы и отпечатки, как на стойке, так и в шкафу.
— Возможно, как вы уже предположили, следы оставил отряд, что был там до вас.
— Возможно и так, — сказала Кира, — но я никогда не видела, чтобы пехотинцы так рылись в медикаментах.
Мистер Мкеле поджал губы и задумался.
— Могут ли медикаменты, что вы там нашли, использоваться как наркотики?
— Вы думаете, кто-то из пехотинцев собирался словить кайф?
— Есть и такая вероятность.
Кира закрыла глаза, пытаясь вспомнить названия лекарств.
— Я не уверена, и всё из-за этой зубрежки. Мы учим, какие лекарства можно хранить, какие нельзя, и просто раскидываем их по кучкам, толком даже не задумываясь. Но в этих ветеринарных клиниках всегда есть обезболивающие, как, например, Римадил, а любое обезболивающее в больших дозах действует как наркотик. Оно может даже убить, если не использовать военные нанотехнологии, которых, разумеется, в таких клиниках нет. Кроме этого… — Кира снова задумалась. Если бы она была Голосом, жила бы в пустоши, вступала бы в стычки с солдатами из Дефенс Грид, в этом случае у нее были бы другие заботы, нежели обезболивающие с целью получить кайф. Она подумала о том, что говорил Мкеле, и представила клинику военным объектом. — В подобных местах есть много лекарств, которые бы пригодились повстанцам, — сказала она. — Антибиотики, антипаразитные средства, порошки и шампуни от блох, и прочие вещи, используемые лесными бандами налетчиков.
— Интересно, — сказал Мкеле. — Вам придется простить моё невежество в вопросах ветеринарных клиник, но думаете, есть возможность получить перечень их товаров? Тогда вероятно, мы сможем, в какой-то степени, определить, что там еще осталось, а что пропало или же было испорчено.
— Сомневаюсь, что есть какие-то записи, — ответила Кира, — но в клинике был компьютер. Можно подсоединить его к генератору в надежде, что перечень лекарств хранился на жестком диске. Если же его сохранили на внешнем носителе, тогда увы.
Компьютеры использовали в госпитале, благодаря солнечным панелям, но в прежние времена их использовали во всех областях, и все каким-то образом, Кира даже не могла представить как именно, соединялись в одну глобальную сеть. Все рухнуло вместе с энергосистемой, и вся информация, что на них хранилась, была навсегда утеряна.
— Мы проверим, — кивнул Мкеле. — Есть ли еще что-либо, с чем вы могли бы нам помочь?
Кира пожала плечами.
— Если я что-то вспомню, обязательно дам вам знать.
— Спасибо, что уделили мне время, — сказала Мкеле, указывая на дверь. — Вы можете идти.
Глава 8
Рядовой Браун повез Киру домой в маленьком фургончике, она сидела сзади, крепко держа Маркуса за руку. Джейден со своими солдатами остался на дальнейший разбор полетов. Она не видела ни Джианну, ни Товара.
День уже клонился к закату, от монотонного раскачивания фургончика Маркуса клонило в сон. Кира видела, как его голова опускалась ниже и ниже, как вдруг он резко проснулся, но потом голова снова упала на грудь. И так снова и снова. Цокот лошадиных копыт эхом отражался от стен пустых домов, но чем ближе они подъезжали к населенной местности, тем яснее Кира видела знакомые ей признаки присутствия людей: окрашенные дома, подстриженные газоны, крыши, все еще прочно державшиеся. Ист Мидоу. Кира напряженно вглядывалась в отблеск света вдалеке, наконец, она поняла, что это было и улыбнулась: застекленное окно. На остальной части острова все окна уже давно были разбиты котами или птицами, или погодными условиями, в то время как деревянные рамы, в которых держались стекла, сгнили. Но не здесь. Здесь окна защищали и берегли, большая их часть все еще была чистой и ясной, как небо. Их окружали мародеры и Голос, все вокруг постепенно приходило в упадок.
Но все же здесь были окна со стеклами.
— Просыпайся, соня, — сказала Кира, стукнув плечом Маркуса по уху: — Мы почти дома.
— Я не заказывал суши.
— Что?
Маркус осторожно приоткрыл глаза:
— Что я говорил?
— Ничего такого, за что я тебя выпорола бы. Тебе повезло, что ты грезил о еде, а не о девчонках.
— Я мужчина, — потирая глаза, сказал Маркус. — Шанс был пятьдесят на пятьдесят.
— Наш отпуск на одну ночь затянулся на два дня, на нас напал Голос, мы прошли через допрос, — сказала Кира. — Как думаешь, у нас будут неприятности, за то, что мы пропустили сегодня работу в госпитале?
— Армейцы должны были передать им, что случилось, — сказал Маркус, разминая шею. — Полагаю, даже если мы пойдем отработать оставшуюся смену, они отправят нас домой с пайкой куриного супа.
Кира рассмеялась:
— Отличная причина, чтобы не ходить туда.
Маркус усмехнулся и посмотрел на опускавшее солнце.
— Так или иначе день и так вот-вот закончится. Так что, если бы они отпустили нас с дневной смены, то точно не оставили бы на ночную.
— Значит, решено, — сказала Кира, опускаясь на жесткий пол фургона. — Я собираюсь домой, помыться и поспать. Возможно, я проснусь к вечеринке на этих выходных, но обещать не буду.
— Ни за что не пропущу эту вечеринку, — сказал Маркус. — Хочи собирается приготовить цыпленка — настоящего, живого цыпленка. Но полагаю, он долго не проживет. Я сам, своими руками, буду разрывать его на части.
— Как думаешь, ее мама там тоже будет?
— Сенатор Кесслер? — Маркус от удивления открыл рот. — Теперь, когда у Хочи есть оружие, Кесслер к ней близко не подойдет.
Кира расхохоталась и кивнула. Она, конечно, надеялась, что Хочи не будет стрелять в свою приемную мать, но уверенной наверняка она не была.
— Только принеси что-то для всех в этот раз, — Кира повернулась к Маркусу и ткнула его пальцем в грудь. — Я за тебя отдуваться как в прошлый раз не собираюсь.
— Ну было-то всего один раз, — засмеялся Маркус. — И не в прошлый раз, а давным давно. Вот я за тебя в сто раз больше приносил.
Кира снова ткнула его в грудь.
— Я лишь сказала, что не хочу, чтобы мой непутёвый парень-нахлебник выставлял меня в плохом свете перед остальными. В очередной раз. — Игриво на него поглядывая, она ткнула его пару раз напоследок.
— Ты так всех парней тыкаешь, или я особенный?
Кира прильнула к нему.
— Только тебя, — она поцеловала его в щеку. — Пока не встречу кого-то получше.
Маркус положил руку ей на макушку и притянул к себе для поцелуя, медленного, мягкого, великолепного. Кира прижалась к нему, чувствуя его тело рядом, думая о том, что он сказал ей в клинике. Неужели сейчас подходящее время? Были ли она готова?
— Ребята, — раздался голос Брауна. — Я вам не мешаю?
Кира в смущении отстранилась.
— Прости.
— А мне не за что извиняться, — сказал Маркус. — Это стоило того.
— Ты говорила синий дом, да? — Браун указал на ряд домов впереди, и Кира узнала родную улицу.
— Да, синий дом мой.
Браун кивнул.
— Твой Ромео с тобой пойдет?
— Я бы пошел, — ответил Маркус. — Но боюсь Нандита меня не пустит. Так что, если можешь, подбрось меня еще на пару кварталов.
— Без проблем.
Молодой солдат притормозил лошадь и сбавил скорость. Кира быстренько поцеловала Маркуса и спрыгнула с телеги.
— А вон и Нандита, — Маркус выпрямился и указал перед собой.
Кира повернулась и увидела женщину, работающую в саду. Маркус понизил голос.
— Узнай, есть ли у нее приправы для курицы.
— Розмарин, я полагаю, — сказала Кира, на что Маркус одобрительно кивнул и усмехнулся. — Тебе нужно что-то еще?
— Всё, что ей не жалко, — ответил он. — В вашем саду все шикарное.
— Заметано, — произнесла Кира. — Спасибо, Браун.
— Называй меня Шейлон, — улыбнулся солдат.
— Полегче, приятель, — сказал Маркус. — Она уже занята.
Когда телега тронулась, Кира надела на плечи свой рюкзак и зашагала в сторону дома. Кроме нее в доме жило еще несколько девушек и «нянька», которая за прошедшие одиннадцать лет стала для всех скорее бабушкой. Нападение Партиалов и атака РМ затронула каждую семью: каждая выжившая жена стала вдовой, а каждый ребенок — сиротой. Те немногие люди, что сохранили иммунитет к вирусу, объединились для защиты здесь на Лонг Айленде. Это место считалось развитым, легкообороняемым, открывающим доступ к рыбным и пахотным угодьями. Всех детей поделили между взрослыми, и счастливой Нандите достались четверо: Кира, Мэдисон, Ариэль и Изольда. Ариэль съехала около трех лет назад, когда ей исполнилось шестнадцать лет, а Мэдисон живет с Гару с тех пор, как они поженились. Ариэль практически не общается ни с кем из них, но Кира их любила, как родных сестер.
Нандита работала в саду, и Кира смогла унюхать аромат экзотических трав: розмарин, мускатный орех, анис, кориандр, базилик, майоран…. Кира работала в саду каждое лето, но все равно не могла перечислить всех трав.
— Маркусу нужен розмарин для курицы в эту пятницу? — спросила Нандита. Она подняла голову и стряхнула землю с рук. Говорила она быстро, казалось, почти безразличным тоном, но Кира видела по ее глазам, что та ужасно беспокоилась все время, пока Киры не было дома.
Кира улыбнулась.
— Ты его слышала?
— Мне и не нужно его слышать, — ответила женщина. — У этого парня мысли об одном. — Она крякнула и полностью встала, подняв корзину полную свежих листьев, ростков и ягод. Даже для работы в саду она надевала сари. — Торговля сегодня была успешной. Пойдем в дом, поможешь мне.
Кира забросила на плечо свой рюкзак и медицинскую сумку и проследовала за старушкой к крыльцу, а затем и внутрь дома. Сверху из комнаты Хочи доносилась музыка, и Кира улыбнулась. Ей нужно будет поговорить с Хочи после того, как поможет Нандите.
Нандита любила всех девочек, но всегда с особой нежностью относилась к Кире. Возможно, потому что она была самой младшей, или потому что была не по годам умна. Кира помнила, как ребенком помогала ей на рынке, бесстрашно и упрямо зазывая взрослых купить пучок — другой. Нандита называла ее Маленькой Вспышкой.
Порой Кира чувствовала стыд, что у нее было столько много воспоминаний, связанных с Нандитой, и ни одного о настоящей матери. Она знала отца, но мать… Ну, ничего. Зато у нее была Нандита.
— Что-нибудь интересное случилось, пока меня не было?
— Моя Маленькая Вспышка чуть не погибла в большой, — сказала Нандита, открывая дверь. Предыдущие владельцы (Мартели, судя по документам, фотографиям и альбомам) умерли за закрытыми изнутри дверями. Поэтому первым выжившим пришлось взломать ее, чтобы пробраться внутрь и убрать тела. В течение нескольких лет Нандита меняла дверь четыре раза, поскольку либо одна, либо другая из девчонок забывала ключи после долгой ночи. «Лучше менять дверь», — говорила она, — «нежели оставлять ее незапертой». Кира положила пакет и прошла за Нандитой на кухню.
— Ты прилично подросла, — сказала Нандита, обернувшись в дверях кухни и глядя на Киру с улыбкой. — Из тебя выйдет хорошая жена.
— Эхей, ура!
Женщина поставила корзину на тумбочку, открывая шкафы в поисках чашек:
— Ты не хочешь быть женой? Не собираешься замуж за Маркуса?
Кира открыла буфет и подала Нандите керамическую чашку:
— Я… не думала об этом.
Нандита повернулась и внимательно посмотрела на девушку. От ее взгляда Кира почувствовала себя неловко. Некоторое время она ждала, что Нандита отвернется, но в конце концов вздохнула и развела руками.
— Ну ладно, я думала об этом, но еще ничего не решила. Я не знаю, чего хочу.
— Ты хочешь быть счастливой, — сказала Нандита и прошла мимо Киры к открытому шкафу, откуда вытащила набор посуды. — Каждый этого хочет. Ты просто не знаешь, что сделает тебя счастливой.
Кира нахмурилась.
— Это странно?
Нандита мягко покачала головой.
— Счастье становится естественным состоянием, если оно у тебя есть; и наоборот, кажется самым недостижимым, если ты его не имеешь. — Она разложила тарелки и начала перебирать травы, разделяя их по группам и отбрасывая веточки и листья. Аромат толченной мяты наполнил кухню. — Это похоже на изучение иностранного языка: ты можешь как угодно долго проговаривать в уме слова, но никогда не научишься говорить, пока не откроешь рот и не произнесешь их вслух.
— А что если произнесешь их, а они окажутся неверными?
— Тогда тебе стоит попросить у библиотекаря принести парочку «книжных червей», — сказала Нандита, — или как там правильно звучит метафора. Никогда не была в них сильна.
— Очень плохо, — сказала Кира, взяв горсть розмарина и закинув бледно-зеленые веточки в чашу: — Я надеялась, ты продолжишь: счастье, любовь, цель всей жизни, полагаю.
— Чьей жизни?
— В смысле?
— У каждого в жизни свое предназначение, некоторым людям отыскать свою цель гораздо легче остальных. Разгадка, — сказала она, поворачиваясь к Кире и размахивая руками, крепко держа веточку кинзы, — вот самое важное, что ты можешь вообще узнать, ключ к твоему предназначению.
— Да?
— Не имеет значения, зачем ты здесь, не имеет значения, зачем мы все здесь, но ты не привязана к своей судьбе. Ты не заперта. Ты сама принимаешь решения и делаешь выбор, Кира, и ты не можешь позволить, чтобы кто-то делал его за тебя.
— Ладно, — сказала Кира. — Не такого я ждала от этого разговора.
— Это потому что я тоже сама делаю выбор, — сказала Нандита, поднимая корзину. Она все еще была наполовину полна нерассортированными травами. — Отнесу соседям; Арманд болен. А ты пойди и приведя себя в порядок, хочу, чтобы в доме пахло базиликом, а не подмышками.
— Сделано, — сказала Кира и побежала наверх. Здесь музыка была громче, обычный набор визга, грохота, орущей музыки, которую Хочи всегда слушала, когда была одна. Кира обнюхала себя, поморщилась и побежала прямиком в душ.
В небольшом перечне преимуществ от произошедшего конца света, на самом верху стояла одежда. На Лонг-Айленде когда-то жили почти восемь миллионов человек, поэтому здесь было много торговых центров, супермаркетов, которые должны были всех одеть. Раскол сократил население, оставив лишь незначительную часть, и стер экономическую систему, но осталось очень много одежды. Кира понимала, что это ужасно. Выжившие проживали свою жизнь в жестокой смеси тяжелой работы, отчаяния и страха. Но все они были хорошо одеты.
В основном одежда на острове была слишком ветхой, чтобы носить — слишком покрыта плесенью, слишком поедена молью, слишком испорчена от внешнего воздействия. Но многое из оставшегося все еще можно было носить, даже в сегодняшние времена. «Шоппинг» был очень прост, нужно было просто пройти по пустому соседнему магазину, найти что-то, что подходит, постирать, чтобы избавиться от насекомых и запаха. Самое лучшее можно было найти на складах и в хранилищах. Там одежда была запечатана в коробках, а не выставлена на весь мир. Кира потратила много времени со своими друзьями, рыская по торговым центрам в поисках «22», «Тридлесс»[5] или какого другого маленького бутика, который еще никто не нашел. У девочек Нандиты была целая комната, забитая всякого рода одеждой, какую можно было только представить, от мешковатых свитеров до обтягивающих платьев. Кира выбрала такое, что открывало ноги (хотелось хорошо повеселиться после двух дней смертельной опасности). И пошла поздороваться с Хочи.
Хочи Кесслер переехала в их дом после того, как съехала Мэдисон; Хочи только что исполнилось семнадцать и она дождаться не могла, чтобы освободиться от «матери». Она принесла с собой четыре модуля солнечных батарей (ее приемная мать была богата, если не больше), которые давали электрическое освещение, возможность иметь электроплиту и даже тостер, если захотеть, но вместо унции сока вся мощность панелей уходила на стереосистему Хочи. Музыка была всей жизнью Хочи. Кира познакомилась с ней несколько лет назад, когда ходила за одеждой, а Хочи за цифровыми музыкальными плеерами. Они были размером с ладонь, сделаны были из металла, пластика и стекла. В каждом из них бывшие владельцы хранили свою музыку. Хочи собрала в свою коллекцию около сотни.
Когда Кира шагнула в проем, Хочи махнула ей:
— Приветствуйте Киру, могучего героя рейда по проверке и сбору имущества в неизвестном до селе Ашарокене! В этих шортах выглядишь супер, красотка!
Кира помахала в ответ и усмехнулась.
— Когда у тебя такие шикарные ноги, грех их прятать, — она грациозно покружилась на месте. — От маленького люда.
— Это что ирландская шутка? — спросила Хочи с наигранной серьезностью. — Очень на это надеюсь.
Сенатор Кесслер гордилась своим ирландским происхождением, поэтому воспитала удочеренную Хочи в жестких ирландских традициях. Корни же Хочи уходили больше на юго-запад, к мексиканцам или даже ацтекам, но это не изменило настойчивых культурных наставлений сенатора. Теперь, когда Хочи сердилась, она начинала говорить с ужасным ирландским выговором. Кире это казалось забавным.
— Я не имею в виду лепреконов, — ответила Кира, — я говорю о простом народе. Это деревенская шутка, но, думаю, она не кажется очень смешной, пока не представишь, что я вообще-то принцесса.
— Я настоящая принцесса, — сказала Хочи, — и пусть кто-нибудь попробует доказать обратное.
— Принцесса чего? — спросила Кира. — Линкольн Авеню?
— Мои родители были правителями огромной экзотической империи, — сказала Хочи, производя загадочные пассы руками. — Или в конце концов, поскольку никто не знает, кем они были, они могли быть правителями.