Лежащего в луже крови Козыря Скок заметил не сразу, как и замершего под столом Баклана. Мелькнула шальная мысль, что это работа того типа, с которым разговаривал наверху. А потом стало не до мыслей. Два выстрела слились в один, Скок отпрянул за столб, потом выглянул в зал и увидел… лежащего брата и бегущего к нему отца.
От неожиданности Григорий застыл на месте, а потом бросился к ним. Над ухом опять шарахнули выстрелы, в зал стали вбегать жандармы. Кто-то прокричал начальственным голосом:
— Брать всех! Никого не выпускать!
Скок хотел добраться до падлы, которая свалила отца, но на него насели два жандарма. Скок свалил одного ударом ноги, второму сунул в скулу. И тут перед ним возник третий с револьвером в руке. Финтить под стволом в тесноте глупое дело. Скок замешкался.
— Руки в гору, шпынь! — заорал жандарм. — Руки в гору, кажу!
Сзади кто-то навалился, ударил по спине. Скок плюнул в жандарма и поднял руки.
7
Козыря Щепкин нашел неподалеку от стола. Из пробитой головы натекла лужа крови, лицо побелело, нос заострился.
Неподалеку под столом лежал Баклан. В груди торчал нож, вокруг него расплылось пятно крови. Вот так, оба наповал, и все концы в воду.
Щепкин обернулся. Жандармы вывели почти всех бандитов из зала. Только возле столика рядом с лежащим на животе здоровым парнем стоял на коленях немолодой седоватый мужчина. Он держал убитого за плечо и тихо выл. Два жандарма подняли его с колен, завернули руки за спину и поволокли к дверям. Мужик обернулся, нашел взглядом капитана и скривил рот:
— Теперь ты мой кровник, легавая тварь! За сынка спрошу, не помилую!
Жандарм подтолкнул его в спину.
— Шагай, шелупонь! Грозиться на нарах будешь!
Мужик сплюнул под ноги, бросил взгляд на убитого сына и сдавленно захрипел.
Щепкин подошел к Диане, которая сидела на стуле неподалеку от входа, бессильно свесив руки.
— Могла бы в ноги…
Диана подняла голову, слабо улыбнулась. Улыбка вышла невеселой, блеклой.
— Он уже нож поднял. Промедлила бы — ударил в спину.
Она замолчала, посмотрела, как поднимают тело Козыря.
— И этого успела огреть… он хотел стрелять. Я тебе, капитан Василий, жизнь спасла… два раза. Хоть бы спасибо сказал…
Диана встала, тяжело вздохнула и жалобно посмотрела на Щепкина. Тот благодарно кивнул, погладил ее по плечу.
— Спасибо, милая. Извини…
К ним подошел Гоглидзе, зажимая платком порезанную руку. В драке кто-то успел полоснуть по ней ножом, глубоко не ранил, но попал неудачно — под сгиб локтя.
— Что дальше, командир? Едем отсюда?
— Да… — Щепкин поискал взглядом Белкина, тот как раз выходил из отхожего места, вытирая платком руки. Следом топал жандарм, волоча за собой полового. Парнишка тихонько подвывал и держался за ухо. — В жандармское. Подведем итоги… операции, ети ее.
— Только без меня, — проговорила Диана. — Я что-то не очень… мутит.
— Ты не ранена? — встревожился капитан.
— Да нет. — Диана дернула уголком губ. — Это другое… чуть раньше срока.
Щепкин понял, смущенно кивнул.
— Я скажу, тебя отвезут.
К ним подбежал старший группы жандармов, бравый подпоручик с нафабренными усами.
— Господин капитан, мы здесь все! Разрешите убыть?
— Задержанных куда?
— В околоток. А трупы в морг.
— Езжайте. Мы на Фурштатскую. Да, и отвезите даму домой, она укажет адрес.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие, — подпоручик вскинул руку к фуражке, повернулся к Диане. — Прошу, сударыня.
В жандармском управлении пришлось задержаться. Разъяренный Игнатьев сперва распекал своих молодцов, потом отдавал указания и куда-то звонил. В свой кабинет вернулся взъерошенным, не сразу успокоился и даже не предложил гостям чай.
— Прошу извинить, господа. Нескладно вышло-с… да, нескладно. Козырь и его подельник мертвы, а с мертвых спросу никакого!
— А тот тип, что с ним говорил? За ним же пошел ваш человек? — спросил Щепкин.
Игнатьев досадливо махнул рукой.
— Ловкий, гад. Слежку заметил, стукнул моего парня и деру. Оцепление его засекло и открыло огонь. Остолопы! — вдруг взревел Игнатьев. — Всех на фронт! Пусть немчуру бьют!
— Убили? — догадался Щепкин.
— Наповал. Ведь предупреждал — только по ногам! Говорят — темно, темно!
— Мы тоже не взяли Козыря.
Игнатьев вдруг успокоился, подошел к капитану.
— Василий Сергеевич, бог с вами! Я вашей Диане лично дюжину шампанского и букет роз!.. Спасла она вас, как есть спасла! Виноват, уж простите неума! Отправил в вертеп без хорошего прикрытия. Кто ж знал, что Козырь кодлу свою приведет, да и остальных подрядит. Два моих мальчика… хоть живы оба, слава богу, разве они помощь?
— Ничего, господин полковник! — вставил Гоглидзе, по старой армейской традиции опуская «под» в звании Игнатьева. — Мы и втроем дали им отпор.
Игнатьев кивнул, посерьезнел.
— Господа, я сегодня же подам рапорт и попрошу отметить вас наградами за мужество и удаль! И Батюшину сообщу, что вы молодцы.
— Благодарю, Владимир Андреевич, на добром слове. Но что с делом? Убитого типа опознали?
Игнатьев, видимо, полностью пришел в себя, вызвал ординарца, велел поставить самовар да подать в кабинет коньяку и закусок. Когда унтер ушел, подполковник задумчиво покачал головой.
— Розенблем Исаак Ааронович, тридцати шести лет, член партии социал-революционеров. Имел отношение к их боевой организации.
— Козырь был связан с эсерами? — удивился Щепкин.
— Все может быть. Мы попробуем выяснить… Тут другое непонятно… — Игнатьев помедлил, задумчиво нахмурил брови. — Допросы задержанных мы только начинаем. Однако уже ясно, что Розенблем пришел к Козырю не с улицы.
— Мы видели. Он вывернул откуда-то из зала.
Подполковник кивнул.
— Возможно, у него была встреча с кем-то еще. С кем-то кроме Козыря. Попробуем выяснить. Кстати… убитый в доме ювелира Штельмана человек — английский подданный. Как он оказался там и зачем — мы пока не знаем. Но сам факт неприятен весьма. Наши союзники будут недовольны…
В кабинет, постучав, заглянул ординарец Кузьма, посмотрел на подполковника и кивнул.
— Готово? Ну, так неси, чего ждешь? — Игнатьев оживился. — Прошу отведать, друзья. В трактире, поди, ни выпить, ни закусить не успели… О делах потом…
8
После полуночи ветер немного стих, зато с черного неба закапал мелкий дождик. Капли били по мостовым и крышам, заглушая прочие звуки. Обходившие фасад здания Главного управления Генерального штаба солдаты зябко водили плечами и невольно укоряли шаг, желая побыстрее вернуться в дежурку, где было натоплено и стоял наготове самовар.
Дойдя до торцевой стены, солдаты, как и положено, осмотрели затемненные окна, подергали небольшую дверь подсобного помещения. Дверь немного подалась, но потом встала.
— Чей-та!.. — старший патруля ефрейтор недоверчиво приник к двери. — Никак не закрыли…
— Хозяйственники давно ушли. Они же на замок запирают, — вставил рядовой, ежась и недобро глядя на черное небо.
Ефрейтор толкнул дверь посильнее, и она отошла вглубь помещения. Ефрейтор отступил, снял карабин с плеча.
— Карп, нут-ка бегом за старшим! Скажи, пусть офицер подойдет. Я пока здесь покараулю.
— Тревога? — с любопытством спросил Карп, вытягивая шею и тоже снимая карабин с плеча.
— Не надо тревоги… пока. Беги!
Солдат убежал, а ефрейтор осторожно заглянул внутрь помещения. Ничего, конечно, он не разглядел, а фонарь был у напарника. За спиной ефрейтора что-то шаркнуло, тот быстро развернулся и получил сильный удар по голове. Фуражка смягчила его немного, но ефрейтор закатил глаза и сполз вниз по стене. Закутанная в черное фигура проявилась в слабом отсвете огней с фасада здания и тут же исчезла за дверью.
На второй этаж Восточного корпуса человек в черном проник бесшумно, задержался у лестницы, выглядывая в коридор, отметил в глубине яркое пятно — лампу на столе дежурного, а потом нашел взглядом нужную дверь. До нее метров семь. Дежурный сидит спиной, что-то читает, увидеть не должен. Хотя скрип двери услышит. Значит, надо…
Дежурный расслышал едва различимый свист воздуха за спиной в последний момент, потом мягкий удар обрушился на его макушку, и он ткнулся лбом в столешницу. Фигура за его спиной открыла ящик стола, отыскала нужный ключ и неслышно отступила назад.
Начальник караула подпоручик Акметьев прибежал к торцевой стороне здания через пять минут после доклада патрульного солдата. Следом за ним примчалась дежурная смена — пять солдат. Дверь в здание была закрыта, ефрейтора нигде не видно. Подпоручик велел осмотреть все вокруг, и солдаты, размахивая фонарями, разошлись по сторонам.
Начальник караула подпоручик Акметьев прибежал к торцевой стороне здания через пять минут после доклада патрульного солдата. Следом за ним примчалась дежурная смена — пять солдат. Дверь в здание была закрыта, ефрейтора нигде не видно. Подпоручик велел осмотреть все вокруг, и солдаты, размахивая фонарями, разошлись по сторонам.
— Вон-вон, ваше благородие! — крикнул Карп, указывая на вполне заметный след у самых дверей. — Тащили что-то?
— Веремчук, Стахович, проверьте двери. Остальным следить за окнами. Оружие держать наготове! Давайте!
После дружного нажима плечами дверь подалась и пошла назад. Солдаты удвоили усилия и распахнули ее полностью. В углу под лестницей они нашли ефрейтора. Он был без сознания, но дышал. Разряженное оружие валялось в другом углу, вокруг тускло блестели патроны.
— Лямников, остаешься здесь. Спрячься за дверью. Никого не пропускать!
Подпоручик вытащил из кобуры револьвер, взвел курок и повернулся к солдатам.
— Идем тихо, смотрим в оба!
— Может, тревогу поднять, ваше благородие? — предложил унтер Веремчук. — А ну как супостат не один?
— Нельзя, спугнем. А нам надо его взять живым. Их взять… если целая группа. Пошли…
Кабинет, куда стремился попасть закутанный в черный костюм человек, был разделен на две части. В большей стояли стол, стулья и два телефонных аппарата. В меньшей было несколько огромных сейфов, подпиравших потолок.
Проникнув в кабинет и взломав вторую дверь, злоумышленник с помощью небольшого электрического фонаря осмотрел сейфы, отыскал нужный, извлек из складок одежды связку ключей и набор отмычек и приступил к работе. Фонарик он закрепил на плече, направив свет на замочные скважины. Работал злоумышленник быстро, показывая немалую сноровку в это деле. Однако сейф пока не поддавался.
Акметьев с солдатами осмотрели первый этаж, проверили все кабинеты. Встревоженному дежурному подпоручик объяснил ситуацию и попросил без лишнего шума поднять тревогу. Дежурный покивал и протянул руку к телефону.
— Идем дальше, — скомандовал Акметьев, — к лестнице.
— А если он уже сбежал? — подал голос кто-то из солдат.
Подпоручик не ответил, махнул рукой и первым поспешил вперед.
Сейф открылся с третьей попытки. Злоумышленник внимательно осмотрел содержимое нижних полок, вытащил несколько папок с бумагами, пролистал их, три бросил обратно, а две отложил. Потом быстро закрыл сейф, папки спрятал в небольшую тряпичную сумку, закрепил ее за спиной и поспешил к выходу.
В коридоре было тихо, дежурный так и сидел за столом, положив на него голову, издалека казалось, что он спал. Злоумышленник поспешил к лестнице, сбежал по пролету вниз и… лоб в лоб столкнулся с Акметьевым.
Опешили они оба. Но злоумышленник соображал быстрее. Ударом ноги он отбросил подпоручика назад, и тот, теряя равновесие, сшиб двух солдат. Злоумышленник бросился наверх, выскочил в коридор и увидел в дальнем конце размытые фигур солдат. Снизу по ступенькам бежали патрульные. Его взяли в тиски.
Злоумышленник бросился к окну, резким рывком распахнул его и вскочил на подоконник. Сзади раздался рев:
— Стоять, бисово отродье! Пристрелю!
Похититель вытащил из потайного кармана небольшой предмет размером с крупное яблоко и бросил его под ноги преследователям. Сильная вспышка ударила по глазам подбежавших солдат. Кто-то охнул, кто-то с проклятием закрыл руками глаза. Когда подпоручик подбежал к окну, он увидел только своих людей, топтавшихся на месте и протиравших глаза. Злоумышленника не было.
Акментьев выглянул в окно и услышал слабый вскрик.
…Прыжок на небольшой выступ и второй прыжок с него на землю злоумышленник выполнил ловко и без задержки. Устояв на ногах, огляделся по сторонам и хотел было бежать прочь, но из тени двери выступил рядовой Лямников, оставленный сторожить выход.
Лямников вскинул карабин и внезапно осипшим голосом произнес:
— Стой, поганец! Руки вверх!
Злоумышленник встал, потом вдруг присел и махнул рукой. Это движение Лямников не увидел, но почувствовал сильный удар в шею. Острая боль пронзила горло, Лямников попытался вскрикнуть, но вышел тонкий сип. Солдат упал на землю, не выпустив из рук оружие, и тускнеющим взором увидел удирающую прочь фигуру.
Когда Акметьев сбежал вниз, солдат уже не дышал. Из его горла торчал какой-то странный предмет, перепачканный густой кровью. Враг сумел скрыться.
9
Задержанных в трактире участников драки отвезли в ближайший околоток, где жандармы и лично участковый пристав вместе с околоточными дотошно допрашивали всех без исключения.
После допроса драчунов увозили в Литовский замок. Назад в кутузку никого не возвращали, и остальные задержанные только гадали, что с ними будет.
Паша-Гусь и его сын Гриша-Скок сидели в дальнем углу возле каменного выступа. Гусь скрипел зубами и непрерывно тер грудь — сердце пошаливало. Он морщился, шевелил губами, посылая проклятья легавым, Козырю и подлым дружкам сынка Грини, которых винил во всем.
Скок сидеть на месте не мог, вскакивал, ходил по кутузке — два шага вперед, два назад. Перед глазами все прыгала картинка — лежащее на полу безвольное тело брата и поникший отец, которого оттаскивали жандармы.
«Падла хитрожопая!.. — с ненавистью думал о своем собеседнике Скок. — Сам отвалил, а нас под легавых подставил…»
Упрек был необоснован, ведь собеседник — «товарищ Петр», как он когда-то представился, — предупреждал, чтобы Скок уходил и уводил своих. Но сейчас Григорий ни о чем ином думать не мог. Он сделал еще несколько кругов, невольно подслушал шепот соседей по кутузке. Узнал подручных Козыря, те обсуждали, как им «спрыгнуть» с дела и уйти.
Потом городовой вытащил из кутузки очередного задержанного и потащил его на допрос. Скок прильнул к решетке и увидел, как из дверей околотка выводили двух парней — подручных Козыря и еще одного из завсегдатаев трактира.
Выводивший их жандарм кому-то крикнул:
— Этого в Литовский, а этих в «Кресты». И по дороге внимательнее смотрите.
Скок отошел от решетки и сел в угол к отцу.
— Батя, — шепотом сказал он, — всех дружков Козыря тащат в «Кресты». Видать, дальше колоть будут. Остальных в Литовский. Значит, отпустят скоро.
Гусь повернул голову к сыну, что-то беззвучно прошептал, проморгался и глубоко вздохнул.
— Нас тоже… как узнают, кого сцапали, повезут в «Кресты». На мне дело, просто так не отпустят. Да и ты со своими политическими…
Гусь встал, размял затекшие ноги и спину, огляделся, прижал голову Григория к себе.
— Уходить надо, сынок. Пока не опознали и не упекли.
— Как?
Гусь усмехнулся.
— Да как раньше. Когда с этапа срывались и от околоточных бегали. Дадим концерту, а эти шебутники помогут…
Шебутниками старый вор презрительно называл мелкую шпану, что ошивалась возле воровских малин и кабаков, а также пропойц и молодых дурачков, готовых за мелкую подачку и на шухере постоять, и легавых отвлечь.
Скок с недоверием посмотрел на отца, но возражать не стал. Паша-Гусь обладал таким опытом, что его сыну еще учиться и учиться.
…Поднятый в кутузке шум привлек внимание городовых не сразу. Те сперва подумали, что задержанные бузят, и пригрозили им палками. Но потом кто-то крикнул: «Да он помирает!»
Старший городовой подошел к решетке, недовольно буркнул:
— А ну цыть! Расступись!
На полу полулежал, хватаясь за живот, здоровый молодой парняга. Лицо сведено судорогой, на губах кровавая пена. Парень не стонал, только скрипел зубами и прижимал ладони к животу.
— Эй, болящий, ты чего?
— Фрол Тарасыч, не видишь — плохо ему… — заныл знакомый голос.
Городовой поднял голову. Местный запойный Колюня просительно смотрел из-за решетки, смиренно сложив руки на груди.
— Лекаря бы какого али фелшара… Помреть ишшо.
Колюню городовой хорошо знал, этого дурачка даже в Литовский не повезут, здесь отпустят.
— Семен, дай ключи, — позвал помощника городовой и повернулся к решетке. — Всем отойти в дальний угол. И смотрите, если что — маслину схлопочете разом. А ты, Колюня, тащи его к решетке.
Тот кое-как выволок больного парня к решетке, а когда городовые открыли ее, потащил дальше. Фрол Тарасович помог ему и выволок парня к скамейке.
— Посади его и дай воды, вот ведро. Семен, закрывай…
Городовой на миг отвлекся, а когда повернул голову, Колюня, скрючившись в три погибели, упал под ноги и завопил тонким голоском:
— Ай-ай-ай!..
Больной парень вдруг разогнулся, выметнул ногу и врезал ей по шее городового. Фрол Тарасович рухнул на пол. Второй городовой, что закрывал решетку, обернулся на шум, схлопотал удар в скулу и второй по уху. В голове вдруг зазвенело, стало пусто. Он сполз вниз, не чувствуя тела, и застыл в неудобном положении.