– Нет. Эти двое – провожатые Евдокии. А провожатые – будь то ходоки или охотники – не бывают толстыми. К тому же след этот узок. Значит, сапог его не растоптан и нога, которая оставила этот след, стройна.
– Ты отличный следопыт, воевода, – с усмешкой заявил Рах.
– Чтобы понять подобное, не нужно быть следопытом, – заверил его Видбор.
Он выпрямился, привычным движением поправил шапку и задумчиво пригладил ладонью свою рыжеватую бороду.
– Смотри-ка – монета! – воскликнул вдруг Рах. – Это они ее обронили?
Рах наклонился, чтобы поднять блеснувшую в траве монетку.
– Стой! Не поднимай! – гаркнул Видбор, но было уже поздно.
Рыжий охоронец ковырнул пальцами монетку, намереваясь ее взять, но пальцы его прошли сквозь монету насквозь.
– Не понял, – изумленно проговорил Рах. – Это еще что за фокусы? Она что, не настоящая?
– Я же говорил – не трогай.
Рах выпрямился и дернул щекой.
– Да ладно тебе. Ничего ведь страшного не случилось.
Видбор сдвинул кустистые брови и строго изрек:
– Намотай себе на ус, охоронец: в Гиблом месте нельзя ничего хватать. Любая вещь может оказаться ловушкой.
– Да ну? – ощерился Рах. – А как же чудны́е вещи? Их ведь ходоки поднимают. И выносят из Гиблого места.
– Любой ходок сто раз подумает, прежде чем поднять чудну́ю вещь, – назидательно пояснил Видбор. – А до этого опробует на ней ветку, воду и живую тварь.
– Ладно, воевода, тебе виднее, – согласился Рах. – Но почему мои пальцы прошли сквозь монету?
– Не знаю. Прежде я такого не видел.
– Вот как? – Рах хмыкнул. – А я думал, ты опытный человек.
– Я не ходок и был в Гиблом месте всего раз. Вдолби это себе в голову, охоронец, если не хочешь попасть в беду или нарваться на ссору.
– Ладно, ладно, – примирительно улыбнулся Рах. – Я вовсе не хочу нарываться на ссору. А уж попадать в беду – тем более. Мы идем дальше или продолжим пялиться на эту мнимую монету?
Видбор поправил на поясе ножны и, угрюмо нахмурившись, зашагал по высокой траве. Рах последовал за ним. Еще с полчаса они шли в молчании. Лес вокруг становился все темнее и неприветливей, березы теперь почти не встречались, лишь старые пихты и мрачные мокрые дубы вставали у них на пути.
Потемневшее от ранних сумерек небо отливало ровным багровым светом. Рах взглянул на это багровое небо и поежился. Он отлично помнил, как блуждал в этом лесу, под этим багровым небом почти неделю, потеряв уже надежду на спасение. И все же он выбрался. Выбрался и взял ситуацию в свои руки.
Победа дается лишь сильным. А уж в гиблой чащобе слабакам точно не место. Рах облизнул губы и усмехнулся, однако в следующее мгновение усмешка покинула его губы. Как же удалось выжить мальчишке? Целовальник Озар говорил, что мальчишка приблудился к храму несколько месяцев назад. Это было странно, поскольку сам Рах блуждал в чащобе не больше недели. Похоже, что время вытворяло в Гиблом месте странные фокусы.
Рах тяжело вздохнул.
Интересно, уцелел ли Крев? Что, если этот чертов ловчий до сих пор блуждает по чащобе? Подумав об этом, Рах окинул лес быстрым, тревожным взглядом. Встретиться в чащобе с кровожадным ловчим ему бы сейчас хотелось меньше всего.
Впрочем, Рах был вооружен. А Крев, возможно, нет. Во время взрыва он вполне мог потерять свой выжигатель. Не нужно забывать и о фокусах времени. Даже если Крев выжил, для него время могло растянуться, как эластичный бинт, и превратить минуты в часы, а часы – в дни и недели.
Рах представил себе, как Крев выходит из чащобы после года блужданий – грязный, оборванный, отощавший, – представил и усмехнулся. Бред, конечно, но думать об этом было приятно.
В траве, под ногами у Раха, что-то блеснуло. Остановившись, Рах не без удивления увидел, что у ног его лежит небольшой металлический обруч. Забыв о предостережениях воеводы, рыжий охоронец наклонился и поднял обруч из травы.
– Видбор! – окликнул он. – Гляди-ка, что я нашел!
Воевода обернулся и увидел, что Рах держит в руке небольшой железный обруч, размером чуть побольше браслета.
– Брось его! – рявкнул Видбор.
– Почему? – удивился Рах.
– Брось, сказал!
– Да ладно тебе, не кипятись. – Рах поднес находку к лицу и принялся вертеть ее в руках. Потом, заметив на ровной полированной поверхности обруча маленькое пятнышко, послюнил палец и попытался его оттереть.
И вдруг обруч засветился. Свечение было ровным и тусклым, но явно шло изнутри.
– Видбор, ты видел?
Не успел он это договорить, как вдруг обруч со свистом завертелся на ладони Раха. Он крутился все быстрее, а свист становился все громче.
– Брось его! – снова рявкнул Видбор.
– Не могу! – крикнул Рах. – Он будто прилип к ладони!
Видбор выхватил из ножен меч и резко рубанул. Рах заорал от боли и схватился за окровавленную культю, а обруч вместе с отрубленной ладонью шлепнулся в траву. И вдруг обруч резко крутанулся и одним страшным движением срезал с отрубленной руки всю плоть, оставив лишь белую, блестящую кость.
– Бежим! – крикнул Видбор, схватил Раха за плечо и поволок его прочь от лужайки.
Рах оттолкнул от себя воеводу и выхватил из чехла выжигатель.
– Что ты наделал, сволочь! – яростно заорал он. – Да я тебя…
– Умолкни, парень, – быстро проговорил Видбор. – И посмотри туда.
Рах взглянул, куда показывал воевода, и оцепенел. Саженях в десяти от них, у самой кромки сумеречного леса-глушняка, стояли темные тени. Их было много, больше дюжины, и стояли они неподвижно и молча.
– Что это? – хрипло прошептал Рах, прижимая к груди окровавленную культю.
– Не знаю. Но они пришли на свист обруча.
Рах поднял выжигатель и свирепо проговорил:
– Сперва я разберусь с ними, а потом с тобой. Уйди в сторону!
Видбор, покосившись на выжигатель, отшагнул в сторону. Рах направил дуло выжигателя на темные фигуры и нажал на спусковую панель.
В темном сумеречном воздухе полыхнул белый всполох, и три темные фигуры рассыпались в прах. В ту же секунду три черных пыльных облака взлетели вверх, но на землю не опустились, а вдруг завертелись, как маленькие смерчи, и с тихим гулом устремились к Раху и Видбору.
– Это вертуны! – крикнул Видбор. – Бежим в чащобу!
– Но…
– Бежим, или завертят до смерти!
Воевода вновь схватил его за плечо и поволок к лесу. Добежав до глушняка, они нырнули под защиту темных дубов. Вертуны с гулом прошли вдоль стены деревьев, повернулись и двинулись обратно. Спустя несколько секунд они растворились в темном воздухе, не оставив после себя и следа.
5
– Подержи здесь, – велел Видбор.
Рах молча прижал палец к узлу. Воевода еще раз обмотал концы тряпки вокруг культи, вновь завязал их и крепко затянул узел.
– Готово.
Рах взглянул на Видбора из-под нахмуренных бровей.
– Ты отрубил мне руку, воевода, – зло процедил он. – Я тебе этого не забуду.
– В следующий раз не станешь хватать что ни попадя, – небрежно отозвался Видбор. – Ты же видел, что произошло с твоей рукой. Кабы не я, обруч сделал бы с тобой то же, что сделал с нею.
Рах помолчал. Он понимал, что Видбор прав, но ярость и гнев не отпускали его. Облизнув пересохшие от боли губы, Рах глянул на воеводу исподлобья и спросил:
– Что это за вертуны? Откуда они взялись?
– Точно никто не знает, – ответил Видбор. – Поговаривают, что сто лет назад шайка разбойников, промышлявшая в здешних лесах, попала в ураган. Ураган убил разбойников, но не отпустил их души в царство Нави. С тех пор они странствуют по Гиблому месту, не находя себе покоя и убивая всякого, кто попадется у них на пути.
Рах передернул плечами.
– Жуть. Надеюсь, с нами ничего подобного не случится. Не хотел бы я бродить по этому гнусному лесу сто лет подряд.
Видбор взял с травы сумку и положил ее себе на колени.
– Ты потерял много крови, Рах, – сказал он, развязывая тесьму. – Тебе нужно поесть, иначе ты совсем ослабнешь.
Рах хмыкнул.
– Думаешь, еда поможет?
– У Гиблого места свои законы. Ты сам удивишься, когда увидишь, как быстро затянется твоя рана.
– Может, у вас тут и отрубленные руки заново отрастают? – с мрачной усмешкой поинтересовался Рах.
– Случается и такое. Но если у тебя вырастет новая рука, возьми этой рукою кинжал и перережь себе глотку.
– Это почему же?
– Потому что руки отрастают только у темных тварей. И если это случилось с тобой, значит, ты больше не человек.
Рах прищурил зеленоватые глаза и глухо поинтересовался:
– Так не лучше ли остаться темной тварью, чем погибнуть?
– Для кого как, – спокойно ответил Видбор. – Одним Гиблое место дает выбор, другим – нет. Если бы мне пришлось выбирать, я бы выбрал смерть.
Воевода достал из сумки большой кусок вяленого мяса и протянул Раху.
– На, поешь. У тебя во фляге осталась вода?
Рах впился зубами в мясо и качнул головой.
– Нет.
– Тогда возьмешь мою.
6
6
Обглодав кости Полеи, Крев швырнул их в кусты и двинулся дальше. Наконец-то ему удалось утолить голод. Но надолго ли?
Боясь нового приступа голода, он поймал у оврага двух зверьков, похожих на крыс, придушил их, быстро ободрал мясо и сунул его, еще мокрое и сочащееся кровью, в зобный мешок – впрок.
Те, кого он преследовал, успели уйти далеко. Мальчишка, охотник, ходок и женщина добрались до межи на лодке. Рах и сопровождающий его богатырь тоже воспользовались рекой, доплыв до межи на маленьком обласе. Креву же пришлось преодолеть это расстояние по лесу, продираясь через кустарники и стирая лапы в кровь об острый валежник.
Потеряв следы врагов, Крев было забеспокоился, но у самой межи он снова отыскал их следы и двинулся за ними по пятам. Пробираясь по гиблой чащобе, нужно было постоянно держать нос по ветру. Лес кишел темными тварями, и некоторые из них были так же сильны, как Крев.
Крев не боялся лесных чудовищ, но обходил этих исчадий ада стороной, потому что не хотел терять время на схватку с ними. Однажды он почти наткнулся на стаю голодных оборотней, но ему повезло – твари располагались с наветренной стороны и не учуяли Крева.
Осторожно обойдя тварей, Крев устремился дальше, стараясь не потерять тонкий, едва различимый шлейф запаха, стелющийся за мальчишкой, Рахом и сопровождающими их людишками. Он успел пробежать еще несколько верст, когда желудок его свела голодная судорога, и он вынужден был остановиться, чтобы съесть отложенных про запаз зверьков.
Однако даже после этого голод не оставил его. Испытывая страшную досаду, Крев вынужден был сделать перерыв в гонке и заняться охотой, чтобы избавиться от чувства голода, совладать с которым было совершенно невозможно.
7
– Уф-ф… – Ставр убрал руки от костра и вытер потный лоб. – Жарко-то как стало. Прямо как в бане. Матушка Евдокия, а у тебя на подворье есть баня?
– Есть, – ответила Евдокия.
– Это хорошо. Я люблю париться. Особенно уважаю пихтовые веники. Бывает, простынешь да захвораешь так, что белый свет не мил. А зайдешь в баньку, похлещешься свежим пихтовым веничком – и хворобы твоей как не бывало. Да что там пихтовым – даже и жестским голиком похлестаться иногда в охотку.
Мальчик, голова которого лежала на коленях у матушки Евдокии, заворочался во сне и тихонько что-то забормотал.
– Чего это он? – нахмурившись, спросил Ставр.
– Тише. – Матушка отодвинула край платка, нагнулась и приблизила ухо к губам мальчика.
Послушала, затем выпрямилась и сказала:
– Говорит, что еще далеко.
– Чего далеко? – не понял Ставр.
– То, за чем мы идем, – ответил ему Глеб. Он внимательно вгляделся в лицо спящего мальчика. – Кажется, твой пасынок выздоравливает, Евдокия. Лицо его уже не такое землистое, как раньше, а кожа не такая сухая.
– Значит, мы идем правильно, – убежденно заявила матушка Евдокия.
Ставр поворочал палкой угли, затем вновь повернулся к Евдокии и сказал:
– Не пойму я – зачем тебе это?
– Что? – не поняла она. – О чем ты?
– Зачем тебе сдался этот плачущий бог? Ты красивая девка, тебе бы с парнями миловаться и детишек рожать, а ты все свое время отдаешь храму. Ну, не глупо ли это?
Евдокия нахмурилась, и Ставр поспешно добавил:
– Ты только не обижайся, я ведь не со злобы это говорю. Если я чего-то не понимаю – объясни.
Матушка Евдокия немного помолчала, хмуря брови и глядя на красные угли костра, а затем сказала:
– Я, Ставр, великая грешница. И мне всей моей жизни не хватит, чтобы замолить грехи.
Ставр усмехнулся.
– Что же ты такого сотворила, что твой плачущий бог не может тебя простить? – поинтересовался он. – Украла у кого-нибудь сладкий пряник?
Евдокия покачала головой:
– Нет.
– Тогда что?
Проповедница взглянула Ставру в глаза и тихо сказала:
– Я человека убила.
Ставр, взявший было в руку палку, чтобы снова помешать угли, замер с открытым ртом. Глеб тоже взглянул на девушку с удивлением.
– Как это – убила? – изумленно пробормотал Ставр. – Ты, должно быть, шутишь?
Евдокия отвела взгляд, привычным жестом поправила свой черный платок и покачала головой.
– Нет. Не шучу. Я много путешествовала, а в моравских лесах пристала к ватаге разбойников.
– Зачем?
Матушка Евдокия невесело усмехнулась.
– Уж больно мне глянулся их главарь. Стали мы с ним любовниками. И хорошо нам с ним было, Ставр. Так хорошо, что и словами не перескажешь. Но мало мне было одной любви, хотелось испытать то, что испытывает он. И стала я к нему приставать: «Поведай, – говорила, – как это – человеков убивать? Что при этом чувствуешь? Об чем думаешь?» Он все отшучивался, а мне эта мысль покоя не давала. И днем и ночью только об том и помышляла.
Евдокия замолчала, о чем-то задумавшись.
– А что дальше-то? – нетерпеливо спросил Ставр.
– Дальше? В ту ночь наша ватага напала на караван купцов, перевозивших византийское вино и огневое зелье. Отбили от каравана две подводы, а с ними двух купчиков. Ночью вся ватага пировала. Изжарили кабанчика, откупорили мехи с вином… Всем было весело. А к утру от вина и веселья совсем очумели. Тогда я и предложила – поставить к стене плененного купчика и метать ножи. Чей нож воткнется в доску ближе всего к купчику – тому три золотых солида поверх равной части от добытого.
– И что? – снова спросил Ставр. – Вы стали метать в него ножи?
Евдокия кивнула.
– Да. А пред тем заткнули купчику рот, чтобы не кричал. Трое бросили ножи. Ближе всех попал наш атаман, его нож срезал купчику прядь волос. Тогда я тоже взяла в руку нож… Весело мне было, а крови к тому времени я уже не боялась. Разбойники проливали ее ручьями. Я уже не отличала ее от водицы.
Матушка замолчала и снова о чем-то задумалась. Ставр подождал чуток, потом спросил:
– Что было дальше, Евдокия? Ты кинула ножик?
Она покосилась на Ставра и ответила глуховатым, полным горечи и раскаяния голосом:
– Кинула.
– И что ж – попала?
Евдокия покачала головой:
– Нет. Нож мой воткнулся в доску дальше других.
– Уф-ф… – выдохнул Ставр. – Так чего ж ты тогда сокрушаешься?
– Того, что купчик помер, – сухо проговорила Евдокия. – Помер с перепугу, как только увидел, что девка бросает в него нож.
– И все?
Она кивнула:
– И все.
– А я-то думал, ты и вправду кого-то убила, – с некоторой досадой проговорил Ставр.
Глаза Евдокии сверкнули.
– Ты что, глухой? – раздраженно сказала она. – Я убила того купчика. Кабы не я, он бы остался жив.
– Кабы не ты, то его бы прикончил кто-нибудь другой, – возразил Ставр. – И вины на тебе никакой нет.
– Ты считаешь, что нет? А я знаю, что есть.
– А я тебе говорю: ты ни в чем не виновата!
Евдокия посмотрела на ходока с холодным прищуром.
– Ты и впрямь так глуп или прикидываешься дураком? – сухо спросила она.
– Чего? – Лицо молодого ходока порозовело. – Я дурак? Значит, я дурак?
– Ставр, остынь, – осадил его Глеб.
Ставр отвернулся и проворчал:
– Остынь, остынь… Все время мне рот затыкаете.
Он вдруг поднялся и зашагал к черному облаку кустов.
– Куда ты? – окликнул его Глеб.
– «Коня» привяжу, – сердито отозвался Ставр.
– Смотри не суйся со своим «конем» глубоко в лес, – посоветовал Глеб. – А то упыри тебе его враз оттяпают.
Дождавшись, пока Ставр зайдет за кусты, Евдокия тихо сказала:
– Зря мы так с ним. Он ведь совсем еще ребенок. Сколько ему? Осьмнадцать?
– Почти девятнадцать, – ответил Глеб.
Евдокия вздохнула.
– На шесть лет младше меня. Совсем дите. Еще сопли вытирать не научился, а уже водит в Гиблое место людей. Нешто так можно?
– Знавал я ходоков и помладше, – сказал Глеб.
Евдокия погладила спящего мальчика по волосам, вновь глянула на Глеба и спросила:
– А ты много темных тварей убил?
– Гораздо больше, чем хотелось бы, – ответил Глеб.
– Тебе их жалко?
– Упыри не виноваты, что Сила Гиблого места оживила их мертвые кости, подняла их и погнала по чащобе в поисках живой плоти. Так же и оборотни. В города и деревни их гонит голод. Лишь немногие из них выбрали свою судьбу сами. Другие просто оказались жертвой обстоятельств.
– Я однажды видела оборотня. Это было давно, еще до моего отъезда из княжества. Мы тогда водили хоровод на поляне. Оборотень выскочил из леса и прыгнул прямо в круг. Все закричали и кинулись врассыпную, а оборотень бросился на самую красивую девку. Один парень – крепкий, крепче иного взрослого мужика – встал у него на пути, и оборотень убил его одним ударом. Просто махнул лапой и разодрал парню всю грудь так, что ребра вывалились наружу. А потом вцепился девке зубами в плечо, повалил ее на траву и поволок в лес. Никто из парней не решился его остановить.
Матушка Евдокия немного помолчала, а потом вдруг спросила:
– А правда, что чудовища стригои умеют летать и становиться невидимыми?
– Почти все, что говорят про стригоев, правда, – сказал Глеб.