Щеки Евдокии запунцовели, она резко подалась вперед и, прижав руки к груди, воскликнула:
– Так проводи меня туда, охотник! Ты спас меня один раз, спаси и во второй!
С минуту охотник молчал. Казалось, возбуждение Евдокии передалось и ему. Наконец он разжал губы и неуверенно спросил:
– Значит, ты твердо решила пойти в Гиблое место?
– Да! – кивнула Евдокия.
– И ты пойдешь туда, даже если не найдешь провожатого?
– Будь уверен – пойду!
– И ты не побоишься?
– Я приняла Христа! А человек, принявший Христа, ничего не боится!
Охотник усмехнулся.
– Да, я про это слышал. Но среди тех, кто отправился в Гиблое место, были и христиане.
– Вот как? И где они теперь?
– Один помер и поднялся из земли упырем. Другой стал стригоем и начал сосать из людей кровь. Третий превратился в чудовище, и я убил его.
Евдокия прищурилась:
– Ты рассказываешь это нарочно, чтобы остановить меня?
– А это сможет тебя остановить? – осведомился охотник.
Она покачала головой:
– Нет.
Охотник помолчал, потом усмехнулся и холодно изрек:
– Странная ты баба, матушка.
Улыбнулась и Евдокия.
– Вот и ты назвал меня матушкой, – сказала она. – Отсюда один шаг до крещения.
– Один?
– Да, один.
– Неужели все так просто?
– Конечно! Святой Дух готов спуститься к каждому. Нужно только подставить ему плечо.
Охотник хмыкнул под своим капюшоном.
– Надо же. А мне всегда казалось, что вопросы веры – самые сложные вопросы.
– Сложные вопросы оставь ученым мужам и книжникам, – поморщилась Евдокия. – А вера требует лишь открытого сердца. Бог специально сделал путь легким, чтобы любой смог его пройти.
Охотник хотел что-то сказать, но сомкнул губы и насторожился.
– Что? – тревожно спросила Евдокия. – Что случилось?
– Сюда кто-то едет, – ответил он.
Евдокия тоже прислушалась. Несколько секунд она ничего не слышала, но затем и ее чуткий слух уловил отдаленный топот копыт.
– Это разбойники! – взволнованно воскликнула она. – Они возвращаются!
Охотник покачал головой и спокойно произнес:
– Нет, это не разбойники.
– А кто же?
Охотник усмехнулся и ответил:
– Тот, кто не причинит нам вреда.
3
Высокий широкоплечий парень, одетый в домотканую кросенцу и пыльную охотничью куртку, соскочил с телеги и крикнул:
– Глеб! Я достал телегу и лошадку. Лошадка – крепкая, как дубок!
– Тише, Ставр, – осадил его охотник, поднимаясь с приступки. – Разве ты не видишь, что я не один. Вот эта женщина – Евдокия. А это – мой приятель Ставр. Он ходок.
Парень, улыбаясь, протянул Евдокии руку. Она на секунду замешкалась, затем пожала протянутую руку и сказала:
– Матушка Евдокия.
– Матушка? – вскинул брови парень.
Она вежливо улыбнулась и пояснила:
– Я проповедница и будущая настоятельница храма. Все члены общины – мои дети.
Ставр посмотрел на калек, сидевших у недостроенного храма, затем нахмурился и вопросительно взглянул на охотника.
– Эти бродяги – не кровные дети матушки, – с усмешкой пояснил тот. – Они ее дети во Христе.
– Вот оно что! – облегченно проговорил Ставр. – Понимаю.
Однако по недоуменному лицу молодого ходока было видно, что понимает он очень мало, а говоря точнее – ничего не понимает.
– Не бери в голову, – коротко сказал Глеб. – Матушка Евдокия отправляется с нами в Гиблое место.
Лицо молодого ходока вытянулось от изумления.
– Как? – вымолвил он, не поверив собственным ушам. – Как с нами?
– Вот так. Думаю, у нас с тобой нет выбора. Она все равно пойдет туда, даже если не найдет провожатых.
Ставр сглотнул слюну и перевел взгляд на проповедницу.
– Неужто это правда?
– Правда, – кивнула Евдокия. – Мой приемный сын…
При слове «сын» Ставр снова посмотрел на грязных бродяг. Проследив за его взглядом, Евдокия улыбнулась и качнула головой.
– Нет, его среди них нет. Я говорю про маленького мальчика.
– Вот оно что. – Ставр вновь облегченно вздохнул. – И что же случилось с твоим приемным сыном, матушка Евдокия?
– Он захворал. И исцелить его сможет только Гиблое место.
Несколько секунд Ставр с удивлением смотрел на Евдокию, затем недоверчиво усмехнулся и проговорил:
– Что-то я не слышал, чтобы Гиблое место кого-то исцеляло. Превратить живого человека в жуткого упыря – это пожалуйста. Но исцелить…
– И все же это так, – сказал Глеб.
Ставр нахмурился, глянул на Глеба и тихо сказал:
– Первоход, можно тебя на пару слов?
Глеб извинился перед Евдокией, и они отошли в сторону.
– Послушай, Первоход, – начал Ставр, – эта матушка Евдокия…
– Она тебе не нравится? – спросил Глеб.
– Нет… Почему же… Но дело не в этом. Просто я не…
– Ставр, я сам не рад тому, что нам придется вести эту сумасшедшую в Гиблое место, – угрюмо проговорил Глеб. – Но я видел, как блестят ее глаза. Она и вправду потащится туда одна.
Парень задумчиво сдвинул брови.
– Даже не знаю… Неужто ее нельзя отговорить?
Глеб усмехнулся.
– Я уже пробовал. Но эта «матушка» крепка, как кремень. Если мы не поможем ей, она погубит и себя, и мальчишку.
– Что ж… тогда мы должны взять ее с собой.
Глеб кивнул, повернулся и направился к матушке Евдокии. Та поднялась ему навстречу.
– Когда мы выходим? – спросила она взволнованным голосом.
– Через час, – сухо ответил Глеб. – А пока… – Первоход огляделся. – Скажи-ка, я могу доверить деньги вот тому крепышу?
Матушка взглянула на тощего парня, с задумчивым видом грызущего ногти, и ответила:
– Да. Это Пронко, и он скорее отгрызет себе руку, чем обманет кого-нибудь.
– Так и я думал. Эй, паренек! Пронко!
Парень встрепенулся.
– Да, ты, – кивнул Глеб. – Поди сюда!
Парень торопливо подошел к охотнику и остановился, ожидая распоряжений.
Первоход достал из кармана пару серебряных резанок и протянул парню.
– Беги на торжок и купи еды. Вяленого мяса, сухарей, хлеба, икры, остролистого сладкого лука… В общем, бери то, к чему глаз прицепится. И выбирай только самое свежее, понял?
– Да.
– Ну, беги.
Пронко сжал деньги в кулаке, повернулся и, взяв с места в карьер, понесся к торжку. Матушка Евдокия задумчиво посмотрела на Первохода и вдруг спросила:
– Ты богач?
– Почти, – небрежно обронил Глеб.
Внезапно лицо Евдокии стало озабоченным, а на щеках проступил стыдливый румянец.
– Боже… – тихо пробормотала она. – Я совсем забыла про плату. Мне говорили, что работа ходока стоит дорого, а у меня сейчас совсем нет денег.
– Евдокия, мы…
– Но не волнуйтесь! – торопливо заверила его матушка Евдокия. – За северным яром у меня есть имение, доставшееся мне от отца. И если вы согласитесь забрать его, то я…
– Погоди-погоди, – прервал ее излияния Первоход. Он взглянул на Ставра и спросил: – Что ты думаешь про ее имение, ходок?
– Я думаю, что не возьму с нее ни медяка, – гордо проговорил Ставр. – Ведь мы и так идем в Гиблое место – с ней или без нее. А что думаешь ты, Первоход?
– То же самое, – сказал Глеб. – Мы не возьмем с тебя денег, проповедница. Не возьмем, потому что сами идем в Гиблое место. И хватит об этом.
Евдокия хотела еще что-то сказать, но Глеб от нее уже отвернулся. Он вынул из кармана холщовой куртки коробку с бутовыми сигаретами, глянул в сторону большака и задумчиво произнес:
– Интересно, скоро ли вернется парнишка? У меня уже брюхо сводит от голода.
4
В подземелье было холодно и царил полумрак, подсвеченный тремя воткнутыми в волглые стены факелами. Два охоронца, прозываемые Липа и Ивач, чувствовали здесь себя неуютно.
Они сидели на лавке в двух саженях от накрытой полотном клетки, из которой доносилось хриплое дыхание твари. Охоронец Липа, крутоплечий, с толстой, бычьей шеей, покосился на клетку и негромко пробурчал:
– Не нравится мне это чудовище, Ивач.
– Мне тоже, Липа, – отозвался второй. – Меня от каждой твари, которую привозят сюда ходоки, бросает в дрожь.
– И меня, – признался Липа. – Но от этой особенно. Как думаешь, почему Крысун запретил нам на нее смотреть?
Ивач усмехнулся в черную бороду.
– Известно почему. Вдруг мы всем разболтаем, что это за чудовище. Крысун не доверяет даже собственной тени, чего уж говорить про нас, простых охоронцев.
Липа вздохнул.
– Да, ты прав. Но, чует мое сердце, что-то тут не так. – Липа снова покосился на клетку и хрипло добавил: – У меня нехорошие предчувствия, Ивач.
Ивач тоже посмотрел на клетку, затем отвел взгляд и хмуро процедил:
– Хватит тебе каркать, Липа. У меня даже голова вспотела от твоих речей.
– Говорю тебе: эта тварь себя еще покажет, – упрямствовал Липа. – Помнишь чудовище, которое привезли из Гиблого места братья ходоки?
– С кусачей головой на хребте и жалящим хвостом?
– Ну.
Ивач помрачнел.
– Помню, – буркнул он. – Как такое забыть? Эта тварь сломала клетку и растерзала двух купцов. А почему ты об ней говоришь?
– Помню, – буркнул он. – Как такое забыть? Эта тварь сломала клетку и растерзала двух купцов. А почему ты об ней говоришь?
– А потому, что тогда у меня тоже было нехорошее предчувствие, – ответил Липа.
Несколько секунд оба молчали, настороженно поглядывая на клетку. Наконец, Ивач вздохнул и задумчиво пробормотал:
– Не знаю, что тебе и сказать, брат… Я слышал, Крысун хочет выставить против этой твари трех оборотней. Что, ежели мы на нее поставим?
– На эту тварь?
– Ну.
– Гм… – Липа поскреб пальцами бородатую щеку. – А коли проиграемся? Что тогда?
– Ты ведь сам сказал, что у тебя предчувствие.
– Сказал, – согласился Липа. – Так, может, это оно и есть?
– Что?
– Да предчувствие. Поставим на эту тварь все деньги и проиграемся.
Чудовищный рык потряс клетку и заставил охоронцев испуганно схватиться за бердыши. Рык утих. С минуту охоронцы молчали, затем Ивач почти прошептал:
– А я все ж поставлю. Сроду не слышал, чтобы тварь так рычала. Настоящее чудище.
– Да уж, – напряженным голосом отозвался Липа.
Еще несколько секунд оба молчали, а потом вдруг Ивач сказал:
– Слушай, Липа, а давай на него посмотрим?
Липа вскинул брови и возмущенно заявил:
– Сбрендил? Крысун ведь запретил!
– Так мы ему не скажем, – заверил его Ивач. – Глянем одним глазком, и все. Давай, а? У меня через две седьмицы сестра замуж выходит, а денег на приданое нет. А так, глядишь, заработаю. Ну? Что думаешь?
Липа хмуро молчал, обдумывая предложение товарища.
– Одним глазком, – повторил Ивач. – И потом, тебе ведь тоже деньги нужны.
– Ладно, – согласился, наконец, Липа. – Приподнимем край рогожи, глянем – и все.
– И все, – кивнул Ивач.
– Только тихо, – сказал Липа. – Не приведи Белобог, чтобы кто-нибудь узнал. Если Крысун пронюхает, что мы смотрели на чудовище, он скормит нас своим псам.
Охоронцы поднялись с лавки и, чувствуя себя неуютно и постоянно поглядывая по сторонам, осторожно подошли к клетке.
– Ну, давай, – тихо сказал Липа.
– Почему я? – удивился Ивач.
– Ты предложил, ты и открывай.
– А у тебя рука тверже, – возразил Ивач. – Да и боюсь я этих тварей.
– А я, думаешь, не боюсь? Да я с юности ими напуган!
– Но ты дольше служишь у Крысуна.
– Верно. Зато у тебя сестра выходит замуж. Приданое-то я за тебя буду покупать?
Ивач вздохнул:
– Твоя правда. Что ж, ради сестры… – Он обмахнул лицо охранным знаком против злых духов и протянул дрожащую от волнения руку к рогоже.
Дотронуться до ткани охоронец не успел. Край рогожи колыхнулся, и что-то быстрое и черное выскочило наружу. В то же мгновение Ивач отчаянно закричал и отпрыгнул от клетки, задрав кверху руку. Липа в ужасе уставился на нее. Пальцы были срезаны подчистую, и с обрубков текла на землю кровь.
Ивач снова завопил от ужасной боли и затряс рукой. Липа, вздрогнув, попятился к стене, но споткнулся об лавку и грохнулся задом на землю. Ивача хватило еще на несколько отчаянных воплей, после чего глаза его закатились под веки, и он рухнул на землю.
Потом началась страшная суета. По каменной лестнице затопали сапоги, подземелье наполнилось охоронцами, кто-то теребил Липу за плечо, лил Ивачу в лицо воду, а затем, в сопровождении начальника Избора, появился и сам Крысун Скоробогат.
Выслушав, в чем дело, Крысун усмехнулся тонкими губами и сказал Избору:
– Объяви, что я выставляю против нового чудовища полдюжины оборотней. И повысь ставки. Сегодня мы неплохо заработаем.
– Сделаю, – кивнул Избор. – А что делать с Ивачем?
– Это кто?
– Тот, кому тварь обкусила руку.
Крысун Скоробогат покосился на корчащегося на земле охоронца и приказал:
– Этого скорми чудовищу.
– Как?
По тонким губам Крысуна вновь скользнула усмешка.
– Ну, это ведь его добыча. Пусть подкрепится перед боем.
Избор нахмурился.
– А что со вторым? – угрюмо спросил он. – Увести его отсюда?
Крысун покачал головой.
– Нет. Пусть сам накормит тварь своим приятелем. Впредь не будет нарушать моего указа.
– Не слишком ли это жестоко, Крысун?
– Ты хочешь отправиться в клетку вслед за этим придурком?
Избор качнул массивной головой:
– Нет.
– Тогда не задавай тупых вопросов. Отдай распоряжение и отправляйся за мной. Ты нужен мне наверху.
Крысун смахнул с багрового плаща невидимую соринку и направился к двери, не обращая внимания на отчаянные вопли Ивача, которого охоронцы пинками и тумаками подпихивали к клетке с тварью.
5
Купцы Маламир и Главан, оба осанистые, крепкие, бородатые, с хмурыми жесткими лицами, сидели за столом и потягивали сбитень. Эту комнатку в кружале хозяин отгородил специально для них, как для частых и щедрых посетителей. Оба купца бывали в кружале по три раза на седьмицу, чтобы обговорить совместные торговые дела, и никогда не оставляли меньше полугорсти меди на двоих.
По ту сторону перегородки переминались с ноги на ногу трое голубоглазых охоронцев-свеев. Все трое – опытные воины, воевавшие прежде в дружине Эйрика и нанятые Маламиром за большие деньги.
Отхлебнув сбитня, Маламир поставил кружку на стол, взглянул на Главана острым, проницательным взглядом и негромко пробурчал:
– Крысун заелся, Главан. Перетянул одеяло на себя, а нас всех оставил голыми. Я слышал, его добытчики снова носят в Хлынь бурую пыль. И это в обход княжьего указа. Не говорю уже о разбойниках, которые едят у него с руки. За последние три месяца каждый второй караван с товаром был разграблен.
– Да, – согласился Главан. – Крысун распоясался. Даже Бава Прибыток так не наглел. Тот позволял каждому разрабатывать собственную делянку. Крысун – не то. Этот готов задушить за малую медяшку. И душит.
– Крысун сильно поднялся после смерти Бавы Прибытка, – сказал Маламир. – И князя ему бояться нет резона. Князь нынче слаб. Лежит в своих покоях и не кажет лица людям. Сказывают, его уж больше года никто не видел.
Главан слегка подался вперед, быстро глянул по сторонам и прошептал:
– Я так думаю, Маламир, нет уже князя в живых.
Маламир несколько мгновений молчал, слегка ошарашенный столь откровенными словами товарища, затем облизнул губы и признался, понизив голос:
– И у меня появлялись такие мысли, Главан.
Главан выпрямился на скамье, отхлебнул из кружки и хмуро изрек:
– Коли на власть надежды нет, то нужно действовать самим. Что твои свеи?
– Я уже говорил с ярлом. Как только мы вручим ему кошель с золотом, он пришлет нам на подмогу полсотни своих отборных людей.
Главан нахмурился и с сомнением напомнил:
– У Крысуна почти сотня охоронцев.
– Да, но каждый из воинов ярла стоит десяти дикарей Крысуна.
– Это так. Но когда состоится сделка с ярлом? Я слышал, он сейчас воюет с Сигурдом в поморских землях.
Маламир покачал головой.
– Уже нет. Завтра утром от него должен прибыть человек с верительной грамотой, заверенной печатью ярла. С ним мы и поговорим.
– А хватит ли у посланника полномочий для переговоров? И сможем ли мы верить его посулам?
Маламир помолчал немного, затем сказал:
– Не хотел тебе говорить, бо тайна сия не моя. Но, раз уж мы с тобой товарищи и задумываем совместный поход против Крысуна, скажу. Посланник, который прибудет завтра, – младший сын ярла. Его устами будет говорить сам ярл. И все обещания, которые даст посланник, будут обещаниями самого ярла. Кроме того, я говорил с купцами, братьями Заторами. Они полностью нас поддерживают и готовы внести свою лепту в общее дело.
Главан улыбнулся.
– Это хорошая весть, Маламир. Давай за это выпьем.
– Давай.
Купцы выпили, помолчали.
– И все же мой план был не так уж и плох, – снова заговорил Главан. – Мы можем подослать к Крысуну человечка с ядом. Одна капля зелья – и бедам нашим конец. И все по-тихому, без рек крови и свиста стрел.
Маламир покачал головой.
– Говорю тебе, Главан, Крысун хитер, как лиса, и чует опасность за версту. Наш человечек должен выслуживаться не меньше года, чтобы приблизиться к Крысуну на сажень. А за это время проклятый Крысун всех нас сотрет в порошок.
– И снова ты прав, Маламир, – согласился после небольших раздумий Главан. – Видать, моя голова совсем помутилась от беды и бессильной злобы, коли не понимаю таких очевидных вещей. – Он взглянул на перегородку. – У меня уже в пузе урчит от голода. Чего там хозяин тянет?
Маламир тоже посмотрел на перегородку и улыбнулся.
– Желает нам угодить. Лучше здешних молочных поросят во всем мире не сыщешь. Его повар вымачивает поросенка в травяном настое и винной кислятине, а после долго томит на углях, поливая давлеными овощами. А когда снимает с углей, обмазывает корочку…
Чем именно обмазывает корочку повар, Маламир досказать не успел, поскольку оборвал свою речь на полуслове и тревожно прислушался к странным звукам за перегородкой.
– Что это там за возня? – недоуменно и недовольно спросил он.