Он зажег сигарету и сделал глубокую затяжку.
Хуже всего вот что: в другой раз он, возможно, в самом деле увидит человека в шинели. Или Аделию. Или Горго, Хмельного императора из страны Прозрачного Сидра. Потому что если он смог так отчетливо вообразить свое посещение библиотеки и знакомство с Аделией Лортц, он был способен вообразить что угодно. Нет ничего невозможного, если вы начали придумывать люки на потолке, которых там нет, людей, которых не было, и даже кусты, которых тоже нет. Не надейся, что тебе удастся подавить восстание в своих собственных мыслях.
Он пошел на кухню, зажигая все лампочки по пути, борясь с настойчивым желанием посмотреть через плечо, чтобы проверить, не идет ли кто сзади. Скажем, служитель порядка. Он подумал, что ему нужна таблетка снотворного, но поскольку у него не было ничего под рукой, даже такого распространенного, как соминекс, он решил, что придумает что-нибудь сам. Он налил молока в кастрюльку. подогрел его, вылил в кружку, из которой пил кофе, затем добавил умеренную порцию брэнди. Так, он видел, делают в фильмах. Он попробовал, лицо его искривилось в гримасе, он вылил почти всю эту противную жидкость в раковину и посмотрел на часы на микровейве. Без четверти час. До рассвета еще далеко, сколько еще времени можно придумывать Аделию Лортц и библиотечного полицейского, которые крадутся вверх по лестнице. держа острые ножи в зубах.
«Или стрелы, — подумал он. — Длинные черные стрелы. Аделия и полицейский из библиотеки крадутся вверх по лестнице, зажав длинные черные стрелы в зубах. Как насчет такого образа, друзья и соседи?»
Стрелы?
Почему стрелы?
Он не хотел думать об этом. Он устал от мыслей, которые вылетали из его некогда спокойного сознания с жужжанием ужасных вонючих пчел.
«Я не хочу думать об этом. Я не буду думать об этом».
Он выпил остатки молока с брэнди и опять лег в постель.
4Он не стал выключать свет у постели и поэтому почувствовал себя спокойнее. Он подумал, что и впрямь может заснуть до того, как вселенная запылает в огне. Он подтянул одеяло к подбородку, положил руки под голову и посмотрел на потолок.
«Кое-что из всего этого в самом деле произошло, — подумал он. Не может быть, что ВСЕ галлюцинации… если только я на самом деле не в психиатрической клинике у Кедровой Стремнины, может быть, я уже там. лежу в смирительной рубашке, а воображаю, что лежу здесь, в своей собственной кровати».
Да, он произносил речь. Он использовал в ней шутки из «Спутника оратора» и стихотворение Спенсера Майкла Фриза из «Самых любимых стихотворений американцев». И поскольку ни той, ни другой книги не было в его скромной коллекции, ему надо было взять их в библиотеке. И Нейоми встречала Аделию Лортц, во всяком случае, слышала ее имя, да и мать Нейоми тоже. Да-да! Реакция была такой, как будто он разорвал хлопушку под креслом, на котором она сидела.
«Я могу проверить, — подумал он. — Если миссис Хиггинз знает это имя, другим людям оно тоже будет знакомо. Может быть, не этим ребятам из Чеплтона, совмещающим учебу с работой, а тем, кто давно живет в Джанкшн Сити. Фрэнку Стивенсу. например. Или Дейву Грязная Работа…»
В это мгновение Сэм наконец-то отключился. Он и не заметил, как пересек эту плавную границу между бодрствованием и сном; он не переставал думать, но мысли обрели более странные и невероятные очертания. Очертания стали сном. А сон стал кошмаром. Он снова был на Улице Углов, и три хмыря сидели на крыльце и корпели над своими плакатами. Он спросил Дейва Грязная Работа, что он делает.
«Эу, просто провожу время», — сказал Дейв и затем стыдливо повернул свой плакат, чтобы Сэм мог увидеть его.
На плакате был нарисован Простак Саймон. Его посадили на плевки, вокруг занимался огонь. Он сжимал пучок тлеющих красных лакриц в одной руке. Одежда на нем горела, но он был еще жив. Он пронзительно кричал. Под этой ужасной картиной было написано:
ОБЕД ДЛЯ ДЕТЕЙ В КУСТАХ ПУБЛИЧНОЙ БИБЛИОТЕКИ
ПОЖЕРТВОВАНИЯ В ФОНД БИБЛИОТЕЧНОЙ ПОЛИЦИИ
НАЧАЛО В 2 ЧАСА НОЧИ
ПРИХОДИ ТЫ. ПРИХОДИТЕ ВСЕ
«ЭТО ЧАО-ДЕ-ДАО!»
— Дейв, это ужасно, — сказал во сне Сэм.
— Вовсе нет, — ответил Дейв Грязная Работа. — Дети называют его Простак Саймон. Им нравится его есть. По-моему, это полезно для здоровья, правда?
— Посмотри! — закричал Рудольф. — Посмотри, это Сара? Сэм поднял глаза и увидел, что по замусоренной, заросшей сорняками площадке между Улицей Углов и комбинатом переработки вторичного сырья идет Нейоми. Она шла очень медленно, потому что толкала перед собой тележку, груженную экземплярами «Спутника оратора» и «Самых любимых стихотворений американцев». Она была в лучах заходящего солнца, мрачного яркого красного света горящей топки, и вдали длинный пассажирский состав медленно громыхал по рельсам, устремляясь в пустоту, на запад штата Айова. В йен было, по крайней мере, тридцать вагонов, и каждый вагон был черного цвета. Сэм догадался, что это был траурный поезд.
Сэм повернулся к Дейву Грязная Работа и сказал: — Ее зовут не Сара. Это — Нейоми. Нейоми Хиггинз из Провербии.
— Что ты, — сказал Дейв Грязная Работа. — Смерть идет, мистер Пиблз. Смерть — это женщина.
Пронзительно закричал Люки. Охваченный диким ужасом, он визжал, как свинья. «У нее мои ненаглядные! У нее мои ненаглядные! О боже мой, у нее мои едрены ненаглядные!»
Сэм повернулся, стараясь разобрать, о чем кричит Люки. Женщина подошла ближе, но это была уже не Нейоми. Это была Аделия. На ней была шинель мрачного серого цвета. На тележке, которую она катила перед собой, не было ненаглядных, как кричал Люки, а множество переплетенных красно-желтых хлыстов лакрицы. Сэм смотрел, а Аделия схватила хлысты и стала запихивать себе в рот. Вместо ровных протезов — длинные зубы неопределенного цвета. Они напомнили Сэму зубы вампира, острые и ужасно сильные. На лице отражалось, с каким усилием она разгрызала свое лакомство. Алая кровь текла изо рта на подбородок, а мелкие брызги застыли в воздухе розовым паром. Несколько пучков лакрицы воткнулись в заросшую сорняками землю, и из них струилась кровь.
Она подняла руки. которые стали крючковатыми когтями.
«Вы-ы-ы потеря-я-я-ли кни-и-и-и-и-ги!» — завопила она и накинулась на Сэма.
5Сэм резко очнулся, чуть живой. Простыня и одеяло сбились, а он свернулся потным калачиком в противоположном конце от изголовья. С улицы через сдвинутые шторы заглядывал первый слабый лучик нового дня. Часы у постели показывали 5.53 утра.
Весь в поту он встал — как приятен прохладный воздух в спальне прошел в ванную комнату и пописал. Его голова ныла, то ли потому что он принял бренди, то ли из-за дурного сна. Он открыл аптечку, достал две таблетки аспирина и снова потащился в постель. Он натянул одеяло до подбородка, каждая складка мокрой от пота простыни напоминала о ночном кошмаре. Он не станет больше спать, он знал это наверняка, но он хотел бы полежать, пока кошмар не начнет забываться.
Как только его голова коснулась подушки, он мгновенно осознал, что ему известно что-то, что-то удивительно необычное, не хуже того, что его секретарша, работающая неполный рабочий день, и женщина на плакате Дейва Грязная Работа — одно и то же лицо. Это новое открытие также имело отношение к Дейву Грязная Работа… и к Аделии Лортц.
«Вот где меня осенило, во сне», — подумал он.
Он погрузился в глубокий здоровый сон. Он спал без сновидений, и когда он проснулся, было почти одиннадцать часов. Церковные колокола приглашали верующих на службу, а за окном занялся прекрасный день. Только что пробившаяся трава была ярко освещена солнцем, и Сэм не просто хорошо себя почувствовал, он почувствовал, будто родился заново.
Глава восьмая. УЛИЦА УГЛОВ (II)
1Он решил совместить завтрак и ланч, — апельсиновый сок, омлет из трех яиц с зеленым луком, много крепкого кофе, — и думал еще раз сходить на Улицу Углов. Он все еще помнил то мгновение озарения, которое он испытал в минуту пробуждения, и он был уверен, что интуиция его не подводила, но он сомневался, действительно ли ему хотелось продолжать это безумное дело.
В то солнечное весеннее утро его страхи вчерашней ночи казались далекими и нелепыми, и у него появился сильный соблазн, почти потребность, просто пустить все на самотек. Он подумал, что с ним что-то произошло, что-то, не имеющее разумного рационального объяснения. Вопрос состоял в том, что же это было.
Он читал о таких вещах, как привидения, предчувствия, одержимость, но они недолго занимали его. Он иногда ходил на фильмы о привидениях, но когда это было. Он был практичным человеком и не видел практической пользы в этой мистике… если она и имела место в самом деле. Он испытал*.. ну, назовем это «случай» за неимением лучшего слова. Теперь этот случай закончился. Почему бы не оставить все, как есть.
«Потому что она сказала, что хочет увидеть книги не позже завтра, что тогда?»
Но это, кажется, больше не висело над ним. Сэм не верил больше в Аделию Лортц, хотя на автоответчике были записаны ее телефонные разговоры.
Его интересовала лишь его собственная реакция на то, что произошло. Он вдруг вспомнил, как слушал лекцию по биологии в колледже. Лектор начал с того, что тело человека чрезвычайно эффективно отражает вторжение чужеродных организмов. Сэм вспомнил, что преподаватель говорил так потому, что заголовки пестрели неприятными сообщениями о раке, гриппе, болезнях, передаваемых сексуальным путем, таких как сифилис; люди были склонны верить, что они более подвержены заболеваниям, чем на самом деле. «Тело человека, говорил лектор, — имеет в своем распоряжении отряд Голубых Беретов. Когда на тело человека произведена атака со стороны, леди и джентльмены, реакция отряда незамедлительная и безжалостная. Пощады не бывает. Не будь этой армии обученных убийц, каждый из вас умер бы двадцать раз, не дожив до последующего года».
Главный метод, которым пользуется тело, чтобы изгнать оккупантов, изоляция. Их сначала окружают, изолируют от необходимых питательных веществ, а затем или пожирают, или истребляют, или обрекают на голодную смерть.
И Сэм стал понимать или ему так показалось, что ум использует точно такой метод, когда его атакуют. На его памяти было много случаев, когда он ложился спать простуженным и просыпался на следующее утро в полном здравии. Тело выполняло свою работу. Пока он спал, шла ужасная война, и оккупанты изгонялись до последнего, хотите человека или существа. Их пожирали, уничтожали или обрекали на голодную смерть.
В прошлую ночь он почувствовал, что на его ум надвигается простуда. Сегодня утром оккупант, угрожающий его ясному разумному восприятию, был окружен. Отрезан от питательных веществ. Теперь это вопрос времени. И одна часть его предупреждала его самого, что проводя свое расследование дальше, он, вероятно, будет подкармливать неприятеля.
«Вот как все происходит, — думал он. — Вот почему мир не наводнен сообщениями о странных происшествиях и необъяснимых явлениях. Ум изучает их… окружает… потом наносит контрудар».
Но его одолевало любопытство. Вот в чем дело. А разве не известно, что хотя любопытство убивает кошку, удовлетворение возвращает ее к жизни?
«Кто? Кто сказал?»
Он не знал… но думал, что смог бы узнать. В местной библиотеке. Сэм тихо улыбнулся и понес грязную посуду в раковину, И он понял, что уже принял решение: он еще немного будет продолжать это безумное дело.
Совсем чуточку.
2Сэм приехал на Улицу Углов около половины первого. Нельзя сказать, что он сильно удивился, увидев старенький голубой автомобильчик Нейоми, припаркованный у дороги. Сэм поставил свою машину позади машины Нейоми, вышел из нее и поднялся по шатким ступеням мимо таблички, предупреждающей, что следует выбросить все бутылки, имеющиеся при вас, в бочонок для мусора. Он постучал, но ответа не последовало. Он толчком открыл дверь настежь, перед ним — широкий зал, в нем — никакой мебели… если не считать телефона-автомата. Обои поблекшие, но чистые. В одном месте, как увидел Сэм, они были подклеены липкой лентой.
— Есть кто-нибудь?
Ответа не последовало. Он вошел, ощущая себя незваным гостем, и прошелся по залу. Первая дверь налево вела в общую комнату. На двери этой комнаты кнопками было прикреплено две таблички.
ДРУЗЬЯ АФИШ, ВАШЕ МЕСТО ЗДЕСЬ!
было написано на верхней табличке. Под ней висела другая, содержание которой показалось Сэму чрезвычайно значимым и изысканно немногозвучным. На ней было написано:
ДЛЯ ВРЕМЕНИ НАДО ВРЕМЯ.
В общей комнате были разрозненные обшарпанные стулья и длинный диван, также отремонтированный лентой, на этот раз изоляционной. На стенах еще лозунги. На маленьком столике у телевизора кофеварка. Телевизор и кофеварка отключены.
Сэм прошел по залу. вес более ощущая себя незваным гостем. Он заглянул еще в три комнаты, выходящие в коридор. В каждой стояло по две простых кровати, но людей не было. Комнаты были добросовестно вычищены, но каждая имела свою индивидуальность. В одной пахло мастеролем. В другой пахло какой-то серьезной болезнью. «Или кто-то недавно умер в этой комнате, подумал Сэм, — или кто-то собирается умирать».
Кухня, в которой тоже никого не было, находилась у противоположного конца зала. Это была большая светлая комната, на полу которой выцветший линолеум лежал неровно, образуя впадины и выпуклости. Всю нишу занимала плита, сочетание газовой и древесной. Эмалированная раковина, старая и глубокая, с пятнами ржавчины, неопределенного цвета. Вентили на водопроводном кране старомодные, в виде пропеллера. Около кладовки древняя стиральная машина фирмы Мейтаг и газовая сушилка фирмы Кенмор. Чувствовался запах вареной фасоли. Сэму комната понравилась. Ему стало понятно, что здесь великолепно экономят каждую копейку и что здесь царят любовь, забота и нелегкое счастье. Вспомнилась кухня его бабушки, хорошо там было.
К старому ресторанному холодильнику фирмы Амана прикреплена магнитная табличка, на которой начертано:
БЛАГОСЛОВИ, ГОСПОДЬ, НАШУ ТРЕЗВУЮ ОБИТЕЛЬ.
С улицы послышались слабые голоса. Он подошел к окну в кухне, которое было приоткрыто ровно настолько, чтобы мог проникать легкий ветерок в теплый весенний день, и выглянул.
С другой стороны Улицы Углов пробивались зеленые ростки; во дворе дома у узкой полоски деревьев, готовых выпустить свои первые листочки, праздно поджидал своей очереди огород. Слева — провисшая волейбольная сетка. Справа — две ямы для установки подков лошадям, в которых поднимались первые сорняки. Этот дворик не производил благоприятного впечатления, как и другие в это время года, но Сэм видел, что по нему прошлись, по крайней мере, один раз после того, как сошел снег, и не было видно шлака, хотя сверкающие стальные железнодорожные рельсы были совсем рядом, метрах в пятидесяти. «У жителей Улицы Углов, может быть, не о чем особенно заботиться, — подумал Сэм, — но если есть о чем, они заботятся».
Чуть более десяти человек сидели на складных стульях в кружок между волейбольной сеткой и лошадиными ямами. Сэм узнал Нейоми, Дейва, Люки и Рудольфа. Еще мгновенье, и он узнал Берта Айвершна. самого процветающего адвоката Джанкшн Сити, и Элмера Баскина, банкира, который не попал на его выступление в Ротари Клаб, но который все же позвонил домой и поздравил его. Качнулись от порыва ветра скромные клетчатые занавески на окне, из которого смотрел Сэм. Колыхнулись седые волосы Элмера. Элмер поднял лицо к солнцу и улыбнулся. Искреннее удовольствие было написано на его лице, он светился им, и это поразило Сэма. В это мгновение он был и больше, и меньше самого богатого банкира маленького города; он олицетворял каждого, кто после долгой холодной зимы приветствовал весну, счастливый от того, жив, здоров и невредим.
Нереальность всего этого поразила Сэма. Как-то непонятно, что Нейоми Хигтинз здесь общается с бездомными алкашами Джанкшн Сити и, к тому же. под другим именем. А увидеть здесь самого уважаемого банкира города и одного из самых ярких почитателей закона тоже умопомрачительно.
Человек в потертых зеленых штанах и в майке с претензией на фирменную поднял руку. Рудольф указал на него, давая ему слово. «Меня зовут Джон, я алкоголик», — сказал человек в майке.
Сэм быстро отпрянул от окна. Его лицо запылало. Теперь он ощущал себя не только незваным гостем, но и шпионом. Он предположил, что обычно они проводили свои воскресные АЛ собрания в общей комнате, во всяком случае, так можно было судить по кофеварке, но сегодня погода выдалась такой прекрасной, что они вынесли стулья на свежий воздух. Он мог поклясться, что идея принадлежала Нейоми.
«Мы будем в церкви завтра утром, — сказала миссис Хиггинз, — а завтра днем состоится первый в этом сезоне баптистский пикник для детей. Нейоми обещала помочь». Он подумал, а знает ли миссис Хигтинз, что ее дочь проводит день с алкашами, а не с баптистами, и решил, что знает. Он подумал, что теперь ему понятно, почему Нейоми внезапно решила, что двух свиданий с Сэмом ей будет достаточно. Тогда он подумал, по религиозным соображениям, да и Нейоми не давала повод предположить что-нибудь еще. Но после первого свидания, они ходили в кино, она согласилась встретиться с ним еще раз. После второго свидания ее любовный интерес к нему иссяк. Или так показалось. Во время второго свидания они ужинали. И он заказал вино.
«Ну бога ради, как я мог предположить, что она алкоголик? Что я, в голову ей заглядывал?»
Ответом могло быть только одно: он никак не мог этого знать… но его лицо запылало еще сильнее все равно.
«Или может быть, это не запой… или не просто запой. Может быть, у нее еще какие-нибудь проблемы».