– Каково Ное и мальчикам придется в Альтен-Вайнберге?
– Не знаю. Там живет самый разный люд со всех концов империи. Особых предрассудков я не заметил. Но они, конечно же, есть. – (Кое для кого Титус оставался дэвом, какую бы веру ни исповедовал.) – А про Святые Земли я столько слышал от пилигримов и вернувшихся оттуда рыцарей, что совершенно уверился: мне туда не надо.
Титус бросил на главнокомандующего удивленный взгляд, но ничего не сказал. Он целиком зависел от выдуманного прошлого Пайпера Хекта: падет Пайпер Хект – с ним падет и Титус Консент.
В дверь просунулась голова Мадука:
– Главнокомандующий, можно вас потревожить?
– Разумеется. Что там?
– Бехтер, мой господин. Братья-целители говорят – ему все хуже. Почему – не понимают. Сержант, по всему, должен бы поправляться. Я решил, нужно вам сообщить.
– Да. А они?.. Братья думают, что Бехтер умрет?
– Вероятно. И скорее всего, осталось ему недолго.
– Титус, я должен идти.
Пайпер почувствовал, как в душе поднимается тоска. Еще и в этом запад развратил его душу: Хект стал рабом своих эмоций.
– А можно мне с вами? – спросил Консент. – Бехтер и в моей жизни сыграл немалую роль. Почти отцом мне сделался после обращения.
Хект удивился: он-то и не заметил. Но на правду похоже. Хект ведь не особенно вникал в жизнь своих соратников.
Мадук ждал их внизу.
– Именно теперь злодеи, возможно, решат, что мы размякли, – пояснил глава телохранителей.
– Конечно, ведите нас, – согласился Хект.
Патриаршие солдаты захватили Дворец Королей целиком. Там же устроили и госпиталь для военных, который по возможности принимал и местных бедняков – во имя Непримиримого. Этот жест окупился сполна: Титус Консент общался с монашками и братьями-целителями, а те охотно передавали ему важные сведения.
Редферн Бехтер один занимал комнату, в которой стояло четыре низенькие кровати. Рядом с ним сидел брат-целитель, но он уже и не пытался побороть недуг старика.
В комнате дурно пахло.
Главнокомандующий посмотрел священнику-целителю в глаза, но тот лишь печально покачал головой.
Бехтер, услышав шаги, приоткрыл один глаз, узнал гостей и хотел было приподняться.
Брат силой уложил его обратно.
Хект встал перед старым солдатом на колени и взял его горячую иссохшую руку, казавшуюся такой хрупкой. Он не знал, что сказать, в голове вертелась лишь сутра из Писания: «Возлюби врага своего». Редферн Бехтер был самым страшным врагом – солдатом из Братства Войны. Но ша-луг Элс Тейдж, превратившийся в патриаршего военачальника Пайпера Хекта, полюбил его.
Бехтер тоже молчал.
Хект думал было отшутиться, пожурить сержанта, мол, хватит отлынивать от работы, надо скорее выздоравливать и возвращаться к своим обязанностям. Но Бехтер понимал: конец близок. Поэтому главнокомандующий сказал:
– Сержант, у меня для тебя последний приказ. Передай мои слова, когда будешь стоять перед Ним. Попроси, пусть Он раскроет мне свой замысел. Пусть уймет смятение в моей душе и явит волю свою.
Ответить Бехтер не смог, он лишь едва заметно кивнул, давая понять, что услышал приказ и исполнит его.
Хект забросил все свои дела и сидел со старым солдатом, пока тот не умер. Случилось это довольно скоро.
– Он держался на одной только силе воли, – рассказал священник-целитель. – Не хотел уходить, не попрощавшись с теми, кого любил.
Хект был поражен. Как преданный воин Братства, Редферн Бехтер не должен был любить ничего и никого, кроме своего господа.
Вести о смерти Бехтера и его последних часах облетели лагерь.
Своим искренним и благородным поступком главнокомандующий завоевал еще бо́льшую преданность. Никто из солдат не слыхал, чтобы когда-нибудь офицер из высших чинов просил своего подчиненного передать послание самому господу богу.
Узнав об этих разговорах от Титуса Консента, Хект не сказал ничего, лишь растерянно посмотрел на него.
Последний помощник Бехтера и в прошлом телохранитель Владек Джерцина явился попросить главнокомандующего о краткой аудиенции. Хект не стал ему отказывать.
Джерцина принес тиковый сундук – двадцать четыре дюйма в длину, четырнадцать в ширину и девять в глубину – с изогнутой крышкой и окованными латунью углами. Дерево от времени почти почернело.
– Мой господин, сержант Бехтер поручил мне отдать вам его личное имущество.
Сначала Хект даже не нашелся с ответом.
– Личное имущество? – наконец переспросил он.
Членам Братства личного имущества иметь не полагалось.
– Быть может, там памятные вещи? Бехтеру уже перевалило за семьдесят, как нам кажется. Все мы собираем такие вещицы в память о важных моментах, разве не так?
Джерцина и сам принадлежал к Братству, но мирские склонности Бехтера его, по всей видимости, не смущали.
– Да, полагаю, что так.
Сам Хект до сих пор хранил маленький белый камешек – гальку, едва ли вдвое крупнее горошины. Она была заряжена в фальконет тогда, в лесу Эсфири, и напоминала ему о самом важном моменте в его жизни. Посторонний бы ни за что не догадался, что означает для Пайпера этот камешек.
Джерцина поставил сундук на скамейку, на которой обычно сидели телохранители, следившие за подозрительными посетителями.
– Мой господин, мне пора возвращаться к своим обязанностям. Из-за этих печальных событий я запустил службу.
– Что в сундуке?
– Не знаю, мой господин.
– Он не заперт.
– Мне туда лазить не положено.
Хект впервые пристально вгляделся во Владека.
Внешне – обычный человек, ничего выдающегося. Рост средний, не красавец, но и не урод, непримечательный цвет волос. Несколько фунтов лишних поднабрал – для солдата это редкость.
Ходячая иллюзия. Человек прямо-таки заговоренный, чтоб его не замечали.
Вполне возможно.
Неожиданно Владек Джерцина весь сжался.
Не любит, когда на него обращают внимание.
– Сможете выполнять работу Бехтера?
– Что, мой господин?
– Я вроде не заикаюсь.
– Да, мой господин. Я ее и выполнял. Всю. Не знаю, как он сам справлялся – в его-то годы.
– У него был помощник. А теперь вы займете его место. Официально. По крайней мере, пока не явится новый командующий.
– Нет, мой господин. Молю о снисхождении, но должен отказать. Не потому, мой господин, что работа слишком тяжелая. Место-то теплое. – Джерцина похлопал себя по животу. – На еду хватает, и зимой не мерзну. И с язычниками-праманами не надо дел иметь. Но у нас все меняется, мой господин. Членам Братства придется вас покинуть. Вас или того, кто придет вам на смену.
– Вот как?
– Пришли вести от Аддама Хофа. Командор собирается отправить подкрепление в Святые Земли – людей, деньги, материалы. Ему сейчас легче все это собрать, поскольку патриарху не приходится тратить все силы и средства на защиту от коварных императоров.
– Понимаю.
И Хект действительно понимал, хотя раньше об этом и не задумывался.
Мир, заключенный с Катрин, значительно упростил патриархам жизнь. Бронту Донето и вовсе не придется опасаться империи.
– Надо будет всех собрать и посмотреть, кого нужно заменить. Помогите мне с этим, пока вы еще здесь.
– Да, мой господин. Нас не сразу отзовут.
Оставшись в одиночестве, Хект занялся Бехтеровым сундуком.
Он ожидал найти там что-нибудь поразительное, но его подстерегало разочарование. В сундуке действительно лежали памятные вещицы: кусочки веревки, несколько камней, небольшой и уже бесполезный кинжал с обломанным почти на дюйм острием, несколько наконечников от люсидийских стрел (если Бехтер следовал обычаям Братства, то эти наконечники вырезали из его собственных ран). Еще там были обрывки бумаги – один распадался на кусочки от ветхости, другой испещряли слова, написанные неразборчивым почерком, в третьем Хект узнал подорожную члена Братства. Медальон с ломким локоном внутри казался весьма необычным сувениром для воина-монаха. И наконец – резные деревянные ларчики превосходной работы. В одном хранилась высушенная бабочка, крылья которой достигали в размахе четырех дюймов. Таких Хекту видеть еще не доводилось. Видимо, живая, она отличалась необыкновенной красотой, а потом, мертвую, ее берег как сокровище человек, которого Хект не мог не уважать.
Еще два ларца оказались пустыми. В четвертом лежал хлопковый мешочек с несколькими дюжинами медяков из разных краев – своеобразная карта странствий Редферна Бехтера.
Вот и вся жизнь. Семьдесят с лишним лет.
Почему Бехтер велел передать ему этот сундук?
Хотел оставить послание? Предупредить?
– Суета сует. И всё…
В сундуке оставался еще один ларец – закрытый. Позеленевший ключ отыскался среди позеленевших же медяков. Спрятан у всех на виду, быть может и непреднамеренно.
В ларце Пайпер нашел тонкую, переплетенную в кожу книжицу, на истрепавшейся обложке темнели застарелые пятна. Хект осторожно открыл книгу.
В ларце Пайпер нашел тонкую, переплетенную в кожу книжицу, на истрепавшейся обложке темнели застарелые пятна. Хект осторожно открыл книгу.
Первая страница была исписана искусным каллиграфическим почерком. Хект не сразу узнал язык, но потом его неожиданно осенило: да это же мельхаик, только буквы бротские. Мельхаик – древний язык Святых Земель. Пайпер с трудом, но разбирал его. Обычно на мельхаике писали в другую сторону – не как на остальных тамошних языках.
Пайпер только-только разобрал, что книга содержит записи Грейда Дрокера, как вдруг в комнату вбежал Пелла. Хект аж подпрыгнул от неожиданности.
– Отец, там внизу Пинкус Горт.
– Пелла, что ты здесь делаешь?
– Подумал, что ты, наверное, приуныл. Из-за сержанта Бехтера. Решил, посмотрю-ка, что можно сделать, и тут наткнулся на полковника Горта прямо на улице.
Какая нелегкая принесла сюда Горта, да еще так скоро? Что затеял Бронт Донето? О смерти Непримиримого знали еще далеко не все. До вступления в права новому патриарху оставалось несколько недель.
– Ты прав, на меня напала тоска. И ты вполне можешь меня утешить – топай-ка обратно домой и займись учебой, стань кем-нибудь, чтобы не окончить свои дни так, как окончил сержант Бехтер. Или как я могу окончить.
– Ого! Тебя и правда проняло.
– Проняло. Тащи сюда Горта. Скажи Седеригу, пусть несет пару бутылок того красного вина, которое я приберегал на особый день. Пусть Пинкус прямо здесь за него берется, не придется в Брот тащить и обратно.
И после нескольких стаканов у Горта, вполне вероятно, развяжется язык.
– Проклятие, старик, выглядишь ты дерьмово! – с порога начал Горт. – Надо больше спать.
– Седериг, ставьте вино на стол и будьте наготове. Пинкус, скоро уже отдохну сколько вздумается.
– Так ты знаешь, что творится.
– Конечно знаю.
– У Консента по-прежнему свои люди в Броте.
– И это тоже. Но что важнее, некоторым принципатам новая должность Донето совсем не по душе. Кое-кто надеялся, что я опротестую выборы.
– Может, парочку имен назовешь?
– Вряд ли.
– А что сам думаешь?
– Я не какой-нибудь древний повелитель легионов, нацелившийся стать императором.
– Ага. Мой начальничек так и понял. Я в смысле – что про Донето думаешь?
– Он – лучший из имеющихся кандидатов. Вот только не сходил бы так с ума из-за Коннека.
– Ага. Точно не знаю, но, сдается мне, твой граф Реймон вряд ли чего хорошего от него дождется.
– У Реймона свои планы. Донето следует забыть о старой вражде. Он ведь стал патриархом – патриархом всех чалдарян.
– Я ему сам так и говорил. Но вряд ли он послушает. Эй, Пайп, ты не в обиде?
Горт уже выпил больше половины бутылки, и язык у него начал заплетаться.
– А какой смысл? Это ж не ты меня погонишь со службы. Я, по правде, вполне вероятно, и сам бы ушел. Хватит с меня. Служить у такого хлопотуна – не по мне. Мне нужен начальник, который ясно говорит, чего хочет, а потом не мешает делать свое дело.
– Хлопотуны такого расклада боятся. Боятся, что их обскачут.
Хект это хорошо понимал. Почти всю жизнь имел дело с такими людьми. Именно поэтому его и отослали на запад: Гордимер боялся, что его обойдут.
– Беда в том, что эти люди на мир смотрят через призму собственных амбиций.
– Чего?
– Боятся, потому что отлично знают, что бы сами сделали на моем месте. Значит, понятия о чести у них совсем иные.
– Понятненько. Но, Пайп, признайся, ты ж и сам чуть что готов кого надо облапошить. Проклятие, этот твой давленый виноград – что надо.
– Я? Облапошить?
– Я ж не такой дурак, как кажется. Ты знал о грядущих переменах. И быстренько сцапал этих – из священного похода.
– Сцапал, да, – ухмыльнулся Хект.
– Донето это ох как не понравится.
– И что он сделает? Погонит меня со службы?
– Да, вот умора-то. Не знаю. Но он злопамятный малый. К примеру, что он вознамерился сотворить с графом Реймоном и Антье…
– И что же?
– Не знаю, Пайп. Пока не знаю. Но когда это все разразится, меня поблизости не будет. Не хочу, чтоб меня запомнили за то, что, как я опасаюсь, там содеется.
– В таком случае очень жаль, что мне так быстро удалось справиться с воскресшими Орудиями.
– Спасибо, брат. Только их мне еще и не хватало – треклятых страшил, которые шатаются по округе и при каждом удобном случае норовят пнуть тебя в зад.
– Ты бы тогда не зазнавался.
– Мне и так не разойтись, – отозвался Горт, сделал большой глоток и на несколько мгновений замолчал, уставившись на свои ноги. – Я частенько себя спрашиваю: меня-то он когда погонит со службы?
– А ты подумай: кто заменит Пинкуса Горта?
– Хороший вопрос, Пайп. Хороший вопрос. Только вот не забудь: у Донето куча слепых пятен. Может, одно как раз там.
– Когда планируешь возглавить войско?
– Официально? Когда Донето получит все права патриарха. Если тебе так удобнее. А так могу в любой момент, как мой штаб сюда переберется.
– Ты и моим ребятам собрался дать от ворот поворот?
– Придется. Почти всем. Мне так велели. Думаю, они и сами не останутся. Те, кто из Братства, вернутся в Кастеллу. Этот их Аддам Хоф рвет и мечет. Остальные, если верить Донето, верны тебе. Моя первая задача – проверить всех офицеров, посмотреть, кого отправить восвояси, а кто верен церкви или готов на все ради жалованья.
– Очень жаль. Это было отличное войско. Больше такого уже не будет.
– Так мир устроен, Пайп, – пожал плечами Горт. – Грустно, но факт. Мне бы прилечь. Слишком уж пойло хорошее.
С этими словами Пинкус отставил бутылку. Пустую.
Главнокомандующий сделал все, что было в его силах, чтобы помешать новому священному походу в Коннек. Поисчезали фальконеты. И огненный порошок тоже. Записи Титуса Консента и квартирмейстеров вымокли, перемешались, что-то просто пропало. Хект терзался виной, но утешал себя тем, что Пинкусу Горту в любом случае заплатят жалованье. Просто ему придется чуть больше потрудиться, чтобы разорить Коннек.
Бо́льшая часть солдат действительно решила остаться: мало кому нравились перемены, но деньги есть деньги. А место каждого опытного вояки, которого мучили чрезмерные сомнения, с охотой готова была занять дюжина беженцев. У членов штаба сомнения имелись серьезные. Хекту с трудом удалось всех удержать до того дня, как он передал полномочия.
Как-то раз Пайпер случайно услышал, как его офицер объясняет Горту, что уходит не из-за него. Другой растолковывал, что дело вовсе не в новом главнокомандующем, а в том злодее, на которого тот работает. Хект передал своим людям: не следует выражать свои мысли так открыто.
Оказалось, Бронта Донето любят гораздо меньше, чем полагал Хект. Солдаты не забыли поведения принципата во время коннекского священного похода.
Перед самой передачей полномочий Хект освободил виконта Дюмейна и оставшихся арнгендских пленников. Те, за кого еще не успели доставить выкуп, пришлют его сами – честь не позволит им нарушить слово.
Сама передача прошла не очень эффектно: Хект пожал новому, унылому и измотанному, главнокомандующему руку и удалился.
– А что теперь, отец? – поинтересовался Пелла.
Он держался поближе к Пайперу: артиллеристы Пинкуса Горта его принимать не желали.
– Отправимся домой. К твоей матери. И будем бездельничать.
Уже начали собираться те, кто должен был ехать с ними в Брот. Отряд казался непривычно маленьким. Хект не сразу понял почему.
С ними теперь не было Мадука. Да и спутники Пеллы испарились. Вокруг больше не толклись телохранители.
Пайпер постоянно злился, когда Мадук ошивался поблизости, но теперь почувствовал себя буквально голым. И совсем не в своей тарелке.
13 Говорящие мертвецы посреди замерзшей степи
Стянулись Посланцы с северных пустошей и срединных степей. Они сокрушат врагов своего бога. Дерзкий Тистимед уже достаточно далеко забрался в края льдов, и теперь в битву сможет вступить сам Ветроходец.
Посланцы, подгоняемые дюжиной свирепых Крепночь-Избранников, нападали и отступали, нападали и отступали, заманивая Тистимеда с сыновьями все дальше во владения зимы. Посланцы не знали, что думают враги, да им и дела не было – они просто подчинялись своему божеству.
Военачальники Хин-тай Ат легко вычислили стратегию дикарей, ведь они и сами часто ею пользовались. Так поступали еще в те времена, когда человек впервые оседлал коня. Хин-тай Ат тоже не было дела. Посланцы не смогут отступать вечно, а стоит им остановиться – их сотрут в порошок.
Ни одна армия не уцелеет в схватке с Хин-тай Ат.
Ветроходец выбрал дикую каменистую пустошь, заваленную обломками базальтовых скал. Справа и слева на расстоянии мили возвышались суровые горы. Скалы покрывал иней, а серо-бурые горы – льды и снега. В таких краях у всадников нет преимущества, а вот для Крепночь-Избранников пустошь отлично подходит.
Тистимед велел своим солдатам спешиться и послал их в погоню. Он прекрасно осознавал, чем невыгодно для него такое поле боя. Но враг не понимает, с кем связался. Хин-тай Ат не просто самые свирепые воины на свете – среди них сражаются самые искусные и жестокие колдуны.