Дженни с облегчением отпустила жабу-светоеда и активно замахала рукой:
– Все время удивляюсь – почему у меня ожогов нет?
– Тебя кто включал в операцию? – спросил Эд. – Твое дело – сидеть, улыбаться и демонстрировать преемственность традиций. Дед печать хранил, и я храню.
– Я сама включилась! – возмутилась Дженни. – Без меня бы Тадеуша уже убили! Спасибо бы лучше сказали!
– А это Дженни Далфин, – скорбно сказал Жозеф. – Хранительница Синей печати. Если вы думаете, что диббуки – это проблема, то вы ничего не знаете о проблемах. Вот Дженни…
– На что ты намекаешь? – разъярилась девушка.
– Сбавьте обороты, она нам действительно помогла, – сказал Роджер. – Я не ожидал, что у них будет артефакт такой силы.
Рудольф перевел взгляд на обломок трости:
– Эту трость передавали в моем роду от отца к сыну. Вот уже пятьсот лет. Как вы ее разрушили?
– Простите, у меня не было другого выхода, – сказала Дженни.
– Я понимаю зачем, – задумчиво сказал Рудольф. – Я не понимаю как… Это творение Мирддина.
– Шутите? – изумился Эдвард. – Все артефакты, которые создал Мирддин, на Авалоне.
– Выходит, не все… Интересно, куда вернулась сила артефакта после его разрушения? Мирддин же умер.
– Давайте это обсудим по пути? – предложил Жозеф. – Заодно обговорим, что делать дальше, господа. Вы ведь хотите узнать, кто в ответе за вселение диббуков? Кто отнял у вас пять лет жизни?
– Вы еще спрашиваете! – Ганс чуть не подпрыгнул.
– Вы стали частью заговора Талоса Далфина, Судьи Авалона… – Жозеф приобнял за плечи выборных и повлек за собой.
Роджер убрал клинок в ножны, спрятал их под курткой.
– Вот, Тэд, учись агентурной работе, а то так и будешь по лесам зайцев гонять.
Судя по морде волка, такая судьба его вполне устраивала.
– Слушай, Эд, так вот насчет Джея! – воскликнул Роджер, поняв, что Тадеуш слушать его не желает.
– Что еще? – спросил Бард устало.
– Я вот подумал: если ты так ревнуешь, то, может, тебе завести своего Джея? Где сказано, что Хранители могут быть только у женщин-бардов? Думаю, ты вполне можешь присмотреть себе симпатичную…
Эд прищурился и тихонько просвистел короткую мелодию. Послышался треск, Роджер отпрыгнул в сторону, и зазубренный сосновый сук рухнул на землю – там, где он только что стоял.
– Предложение снимается, – замахал руками дрессировщик. – Будь одиноким и несчастным, раз тебе нравится.
– Все, домой, – сказал Бард.
Они шли пешком, лишний раз хоровод фей прижимистый Эд не использовал, сказал, что прогулка всем полезна. Дженни была не против – не помешает проветриться, обдумать его слова. И чего он волнуется? У нее же нет расплаты, наверное, это бонус Видящих. Что ни говори, а все-таки удобно. Хоть за Видящей и гоняются все кому не лень, в ее положении есть преимущества.
– Что он имел в виду, когда спрашивал, куда вернулась сила трости? – Дженни поравнялась с Эдвардом.
Бард ответил не сразу, он смотрел на верхушки дубов. На лице его было сложное выражение – словно он пытался подобрать слова на языке, который плохо знает.
– Смотри, какой цвет у неба, – сказал он. – Цвет поцелуя утром, цвет радостного ожидания.
Дженни озадачилась. Это был не тот ответ, которого она ожидала.
– Я Бард. Мое оружие – это созвучия и гармония мира. Мир похож на невероятно сложную симфонию, из которой мы в силах угадать лишь отрывки. Если ты верно сыграешь хотя бы ноту этой симфонии, мир тебя услышит. Сыграй музыку, которая звучит в цветке, – и цветы распустятся. Найди гармонию водопада – и вода остановит свое падение. Разве ты не знала? Мирддин был величайшим из Властных, – продолжал Эдвард. – Ты знаешь, как создаются артефакты?
Девушка помотала головой.
– Чтобы создать артефакт, обычно требуются усилия всех сословий. Стражи создают форму, Ловцы поддерживают ее, Барды подбирают мелодию – каждый артефакт звучит особым образом, это мелодическое воплощение его сути. А Властные вкладывают часть своей силы, своей личности в артефакты. Если артефакт разрушается, то эта сила возвращается к ее обладателю. Но Мирддина давно нет. Говорят, что он где-то спит… Но это вряд ли, только на Авалоне жизнь человека может продолжаться так долго.
– Значит, его сила просто растворилась?
– Кто знает? – пожал плечами Эд. – Какие облака – каждое похоже на чудо. Такое же чудо, какое сотворила ты.
– Я просто помогла.
– Ну да, – Эдвард вздохнул. – Просто воззвала к силе леса. Береги себя, Джен. Ты слишком часто просишь.
Они уже подходили к шатрам, когда Дженни перестала различать цвета. Красные, синие, желтые полосы на полотнах, зеленая трава, синее небо, яркие флаги – все поблекло, мир стал черно-серо-белым. Она пошатнулась.
– Джен? – Эд подхватил ее за локоть.
– Все хорошо… просто оступилась, – сказала она. Украдкой нажала на уголки глаз, но и ясный взор не вернул цветовое зрение. – Все хорошо, Эд. Я пойду к себе, хорошо? Что-то эта беготня меня утомила. Пожалуйста, спаси меня от Германики, ладно?
Она улыбнулась, чувствуя, что улыбка выходит неловкая, жалкая.
Эд внимательно посмотрел на нее.
– Скажу, что я привлек тебя к операции, – кивнул он. – Но учти, ты мне должна.
– По гроб жизни, – заверила его Дженни. Ей страшно хотелось снова использовать жабу-светоеда и исчезнуть. Что с ней происходит?
Глава шестнадцатая
Пассажиры заканчивали посадку в автобус-шаттл Лондон – Париж. Высокий мужчина в кожаной куртке покачнулся на ступеньках, юноша поддержал его.
– Я в норме, спасибо, – хрипло сказал он. – Нелегко, знаешь ли, снова быть живым.
Они расположились в самом конце автобуса. Мужчина выключил назойливый светильник, откинулся в кресле.
– Может быть, еще… – юноша потянулся к сумке.
– Побереги его силу, Бьорн, – Людвиг едва ворочал языком, но говорил твердо. – Хватит с меня и одного раза. Этой штуковине не место во Внешних землях. Как и твоему хозяину.
– Он не мой хозяин, – возразил Бьорн.
– Да ну? А кто распоряжается твоей судьбой, если не он?
Бьорн ответил не сразу, смотрел в окно:
– Он спас меня от жизни, которая хуже смерти.
Людвиг взглянул на экран под потолком, где крутилась новостная сводка. Взялся за наушники.
– Биржевые индексы рухнули, – сказал он. – Во всем мире. Кто-то выбросил на рынок чудовищное количество золота. Нефть подскочила до потолка, потому что террористы атаковали нефтяные промыслы на Ближнем Востоке. США на пороге банковского кризиса. В Латинской Америке сразу в трех странах военные перевороты. В Африке началась полномасштабная война всех против всех, Израиль объявил военное положение.
– И что? – пожал плечами Бьорн.
– Мир меняется, – задумчиво сказал Страж. – Надвигается хаос. Кому он выгоден, как думаешь?
– Кто знает? – Бьорн прикрыл глаза. Путь до Парижа неблизкий, а соседство Древнего льда выматывает. Ему нет дела до каких-то индексов, надо добраться до Дженни. Слова Смора были ясны – он должен быть рядом с ней, ей угрожает опасность, с которой она не справится в одиночку.
– Экономика – это кровеносная система мира, – заметил Людвиг. – А теперь кто-то пустил яд по этим венам. Для тех, кто понимает, эти знаки так же ясны, как облака на горизонте перед штормом.
– Ну извини, – пробормотал Бьорн, не открывая глаз. – Последний год я изучал алфавит льда и азбуку камня.
– Хорошо сказано, – одобрил Людвиг. – Надеюсь, это нам поможет. Скоро будет буря.
Автобус вырулил со стоянки и двинулся в плотном потоке машин.
* * *Дженни проснулась поздно вечером – что-то выдернуло ее из тягучего сна, в который она провалилась. Кроме небольшого шатра Морель выделил им еще и один вагончик из своих резервов, так что она могла выспаться на нормальной кровати. Но она совсем не выспалась.
Девушка встала, не включая света, обулась. Она рухнула прямо в одежде, только сбросила сапожки и пальто, совершенно без сил.
Сон ее не освежил. Все та же слабость и легкость в теле, как будто кто-то лишил ее веса, ни сил, ни желаний. Все та же тяжесть в голове – будто весь ее вес перетек туда. Дунет ветер, и Дженни Далфин понесется над землей – слабая безвольная пушинка. И снова это же чувство: ее будто погладили изнутри – мягко, но настойчиво.
Лас? Нет, его зов отчетлив, и она сразу слышит слова. А это похоже на встречу со старым знакомым, лицо которого ты почти забыл.
Она накинула пальто, распахнула дверь.
Мир был сер и черен. Фонари. Она ведь помнила, что они красные и желтые, а теперь просто белые. Небо… Оно должно было еще розоветь от ушедшего за горизонт солнца, но лишь играло оттенками серого. Ничего не прошло.
Дженни стало нехорошо, она села на ступеньки. Что это? Откуда это? Может, ее прокляли?
А может быть, это последствия от обращения с философским камнем? Он же меняет природу человека, вдруг она тоже… она станет такой же, как Хенниг Брандт?
Ее пробил озноб. Только не это, только не такая судьба! Она же была осторожна!
Шорох. Холод. Чье-то присутствие.
– Неважно выглядишь, Джен.
– Здравствуй, Калеб.
Худой, черноволосый, он вытянулся, догнал ее по росту. Серые глаза, сжатый рот, упрямство и боль – вот что первым бросалось в глаза. Внутри его сердца мерцало ледяное зерно, Дженни различала его. Ледяная химера Ллиюр.
Но это был Калеб, он последним видел Марко, он наверняка знает, что с ним случилось! Дженни так обрадовалась, что ей даже полегчало.
Она выпрямилась, сошла со ступенек:
– Ты получил мою бабочку?
Калеб кивнул.
– Где дедушка? Ты его видел? Я не могу с ним связаться!
Калеб протянул запечатанный конверт.
– Что это?
– Это от него. Просил передать, если сам не сможет.
– То есть как не сможет? – не поняла Дженни. – Ты о чем? Что случилось, Калеб?
Мальчик посмотрел в сторону:
– Мы были вместе. Мы пробились до шестого яруса. Но они… он захотел спуститься вниз. На самое дно. В Каэр Сиди.
– И ты…
– Я не мог идти дальше. Он спустился с Людвигом.
– Ты его бросил?! – конверт в ее руке задрожал, она смотрела на него, словно бумага была пропитана ядом. Она не хотела его открывать!
– У нас был уговор, – угрюмо сказал Калеб. – Я сделал больше, чем обещал. Я провел его в курганы. Помог справиться с охраной. Но то, что было там, внизу… Это не моя битва, Дженни.
– Ты его бросил!
– Если бы я пошел с ним, то исчез бы так же, как и он. Кто бы тогда принес тебе письмо?
Дженни опустилась на землю:
– Что… что там случилось?!
– Я не знаю. Он сделал что-то страшное. Я не мог там оставаться.
Прямоугольник письма белел в сумерках. Простой конверт, надпись «Дорогой Дженни». Марко, что ты натворил?!
Слова у нее кончились.
Калеб протянул руку, помог ей встать. Холодная крепкая ладонь – когда она стала такой крепкой? Как ты изменился, Калеб, как далеко ты ушел по своей дороге…
– Есть еще одно письмо, – он протянул второй конверт. – С инструкцией. С ритуалом, который освободит химеру. Нужен Властный…
– Химеру… – Дженни не понимала, не хотела понимать. – Конечно, о ком ты еще можешь думать.
– Она все, что у меня есть, – сказал Калеб. – Она моя семья. Марко обещал. Я сделал все, что он просил.
– А у меня не осталось семьи, – Дженни уронила руки. Слабость накатывала на нее, уносила прочь.
– Я скоро приду, – пообещал Калеб и ушел, растворился в темноте вечера.
Дженни вернулась в вагончик, упала на стул.
Закусила губу и распечатала конверт.
Дорогая Дженни. Милая моя девочка. Если ты читаешь это письмо, значит, у меня все получилось. Значит, мы больше не увидимся.
Я должен был сказать все это лично, но у меня не хватило духу. Я очень многое от тебя скрывал, полагая, что так будет лучше. Надеялся, что у тебя будет нормальное детство, как у любого ребенка. Ты заслужила счастье, но счастье не та птица, которая часто гостит в Магусе.
Я перепробовал все варианты, но, похоже, это единственный выход. Фреймус слишком силен, и надо лишить его этой силы.
Как я ни старался, я не смог уберечь твою маму. Не смог спасти ее от Дикой Охоты. Я не могу допустить, чтобы они забрали и тебя. Только не тебя, Дженни. Ты моя звездочка, ты моя семья. Я остановлю Дикую Охоту, и ты будешь в безопасности.
Прости меня, Дженни. Я не услышу, как ты скажешь мне, что кого-то полюбила. Не поведу тебя к алтарю. Не буду играть со своими внуками (надеюсь, их будет много, Дженни!). Я не смогу утешить тебя, когда тебе будет тяжело, не смогу погладить по голове, если ты будешь плакать – хотя ты редко плачешь.
Я знаю, что ты будешь искать меня. Не надо. С твоим упрямством ты можешь догнать даже Дикую Охоту. Не делай этого – тот, кто скачет во главе призрачного воинства, больше не твой дед. Марко Франчелли ушел и не вернется.
Тебя ждет много испытаний, но Дикая Охота больше не будет тебе угрожать. Я обращу оружие Фреймуса против него самого. Это самое большее, что я могу сделать.
Знай, я всегда буду с тобой. Я рядом. Люблю тебя, Дженни, и буду любить всегда.
Марко Франчелли, Властный Магуса.
P.S.
Дженни, Видящая Магуса, не сила правит миром, а любовь. Помни об этом, когда придется делать выбор.
Дженни уронила письмо на стол и заплакала.
Глава семнадцатая
Темно. Холодно. Очень холодно. Дневной свет едва проникает сквозь узкий лаз под корнями дерева. Сколько он пролетел – два метра, три? Ноги чуть не отбил, все руки ободрал.
Пещера, пол, стены, низкий потолок поросли шубой ледяных игл, корни дуба расходятся по краям стен, держат землю. В центре – каменная колонна, но узора на камне не разобрать. Свет на Дороге Снов бил в глаза, слепил, а закрыться от него нельзя – тогда он ничего не увидит, пропустит атаку Клементины.
На Дороге Снов вся пещера залита белым светом, а самое яркое зерно света ворочалось в колонне, выбрасывало блистающие нити, тянулось к нему крючьями и лезвиями. Сотни, тысячи бестелесных, еще не нашедших себе тела, теснились в крохотной пещерке, их было больше, чем воздуха. Суп из диббуков. Они не в силах захватить его тело, пока он не спит, но Клементина, их владычица, – совсем другое дело. Парализует даже бодрствующего. Арвет уже испытал ее силу, когда спасал Мари Флери.
Эти зазубренные крючья, различить которые может только взгляд шамана…
Они рванулись к нему, Арвет отпрыгнул и ударился о стену. Бежать некуда, бежать нельзя!
Лезвия белого света, ловчие щупальца владычицы диббуков, прянули к нему и отлетели от взмаха ножа.
На Дороге Снов образ ножа не менялся, но действовал не хуже, чем перо стимфалид. Годится!
Выдыхая клубы пара, он шагнул вперед. Прямо сквозь него протекли несколько диббуков. Арвет сморщился – словно чьи-то липкие пальцы коснулись сердца.
– Лучше выходи сама, – сказал он. – Ты проиграла.
– Твое тело будет нашим, шаман. И тела твоих друзей, и тело твоей любимой. Все люди станут сосудами для диббуков, вся планета будет нашим домом!
Удар! Арвет отсек несколько крючьев, вонзившихся в его тело на Дороге Снов, но десятки других пробили его насквозь. Он не может опустить даже веки, только дыхание и биение сердца оставлено ему. Диббуки кружат, стекаются, окружают его плотным коконом.
Больше ничего не видно, ничего, кроме света.
Спи, шаман, борьба бессмысленна.
Холод ползет по рукам, проникает под кожу, его кости стали льдом, его кровь – жидким азотом. Вихрь диббуков вокруг, они проходят Арвета насквозь, текут по крючьям Клементины, вонзившимся в тело.
Вот и все, твой путь закончен.
Еще нет. Липкие щупальца касаются сердца, чужая воля стучится в ворота разума, но он еще держится, еще не под властью диббуков. Что-то внутри его сопротивляется, что-то не желает растворяться в холодном свете Клементины.
«Ты умер и родился, огонь Сайво-озера живет в тебе, – всплыли в памяти слова. – Стоит шаман ногами в двух мирах разом и ни одному не принадлежит».
Что такое…
Если бы бестелесные могли испытывать удивление, оно бы звучало в голосе Клементины.
Вспышка! Сотни светоносных нитей отлетели прочь, когда Зарница появился в пещере. Он ударил рогами, и диббуки отпрянули, закружились вокруг него. Тщетно – у Зарницы нет тела, дух-проводник заполнил собой тесную пещерку, выдавил прочь диббуков.
Нет, ты не уйдешь!
Ядро света взорвалось, выбросило новые крючья и лезвия, они пробили тело Арвета, жалкой рыбешкой он сотрясался на сотне гарпунов разом. Свет Клементины ударил прямой наводкой по его сердцу, опрокидывая его в беспамятство. Мерзлая земля посыпалась со свода. Колонна зашаталась. Мутнеющим взором Арвет увидел, как серый камень расходится сетью трещин, осыпается кусками, сквозь которые проступает… пустота, будто внутри камня был заключен воздух, блистающая колонна чистого воздуха.
Из трещин полезло бесформенное сияющее марево, тело Клементины. Как улитка, она выбиралась наружу, подтягивалась на своих крючьях. Какая честь – быть захваченным самой повелительницей диббуков: почему же ты не гордишься, маленький шаман?
Зарница бросился к ней, но Клементина одним ударом отшвырнула его прочь за пределы пещеры.
Арвет падал в колодец ледяного света, он уже не чувствовал ни рук, ни ног, ни тела, переставал ощущать тепло и холод, различать звуки – шаг за шагом диббук отсекал его от всех каналов восприятия. Только зрение еще принадлежало ему, но и это было лишь изощренной местью Клементины – она оставляла ему зрение до самой последней минуты, прежде чем запереть его разум в черной комнате, в самом дальнем уголке сознания.
Я ударю твоими руками в спину твоим друзьям, я приду к твоей любимой, и ты ничего не сможешь сделать, шаман.