Голод, анархия. Низы истребляли элиту, надеясь занять ее место. Те, кто продал свои органы, мечтали, что после революции смогут заменить дешевые имплантаты на более дорогие, а возможно, и забрать проданные прежде. Но покупатели сбежали, а на захваченных заводах не было квалифицированного персонала, чтобы выполнять сложные операции и контролировать технологические процессы. Наука и прогресс остановились. Люди, получив власть, не знали, что с ней делать дальше, и машинально продолжали поддерживать пламя революции, неся хаос и смерть. Найденные склады элиты смогли ненадолго стабилизировать ситуацию, но слишком много было людей, нуждавшихся в новых органах. Те из элиты, кто имел глупость остаться, были отправлены в тюрьмы. Суды не проводились. Достаточно было подписи комиссара участка, где содержался представитель высшего класса.
– Мы служили вам, продавая свои тела и умирая на заводах, теперь ваш черед послужить для нас, – сказал один из комиссаров по имени Плоз, подписав постановление, чтобы отправить приговоренного к расстрелу представителя бывшей элиты не к стенке, а под нож.
Это послужило рождению закона Плоза, согласно которому у приговоренных к смерти изымались органы и передавались выдающимся представителям революции. Но элиты на спутнике оставалось все меньше и меньше, поэтому под нож отправлялись обычные люди, причиной для ареста которых служили ложные обвинения. Представители новой власти, бывшие рабы, боролись между собой за власть, а в это время толпы начинали раскапывать могилы бывшей элиты и вырезать у них сохранившиеся органические и искусственные органы. Популярностью пользовались глаза и конечности. Особенно после того, как был изобретен препарат, консервирующий процесс распада.
Киф видела сны о том, как по улицам ее родного города расхаживают наполовину сгнившие мертвецы. И у одного она видит руки своей дочери, у другого ее глаза, у третьего лицо, волосы…
Когда Джюн сказал, что на Сателлите-Один установился относительный порядок, Киф вместо того, чтобы радоваться, напилась.
11
Сиол искала ответы, но вместо нее ответы нашла Киф. Теория заговора. Киф слышала об этом на протяжении долгих десяти лет, проведенных на Сателлите-Шесть. Сколько раз она пыталась связаться с родным городом и узнать о судьбе дочери? Сколько раз просила Мронла разрешить ей короткую поездку на Сателлит-Один?
– Тебя не пустят на Сателлит-Один, – снова и снова говорил ей Мронл.
– Для них ты предатель, одна из тех, кто когда-то давно сбежал с ущемляющей их права элитой, – говорил ей капитан Джюн. – Поверь мне, лучше оставаться здесь, на этом спутнике. Машины привыкли к вам. Вы почти стали частью этого общества.
– За нами все еще наблюдают.
– Но никто не хочет забрать вашу жизнь, – и Джюн снова напоминал ей о судьбе агента Арга, который попал под закон Плоза, когда вернулся на Сателлит-Один, чтобы наладить канал контрабанды с Сателлитом-Четыре.
Киф хорошо запомнила ту историю. Она не знала, как узнает обо всем этом капитан Джюн, но в правдивости его слов никогда не сомневалась. Так же как не сомневалась, что он как-то замешан в том, что происходит на Сателлите-Шесть, – заговор, так это называла Сиол.
Что-то было не так. Киф не была инженером, но об ограничениях восприятия роботов, которых учила, догадалась еще в первые годы новой жизни. Несколько раз она встречалась с инженером-человеком по имени Шинк и пыталась понять, как учить новых студентов – они воспринимали цвета, как и люди, могли рисовать пейзажи, но…
Именно благодаря пейзажам Киф и поняла, что в программе роботов установлены ограничения. Она вывела свой класс на крышу высотного здания, где находилась их школа, и попросила учеников нарисовать то, что они видят. Роботы работали исправно. Роботы, которые так сильно были похожи на людей. Не внешне, нет – технологии давно могли повторить человеческое тело в совершенстве, – схожесть была в поведении. Особенно после того, как Киф провела на Сателлите-Шесть десять лет, почти не общаясь с нормальными людьми.
– Будь я проклята, но иногда мне кажется, что это лучшие ученики, которые у меня были, – призналась она однажды Сиол.
Ей нравилось обучать их. Особенно когда машины начали доверять ей. Рабыня превратилась в полноценного члена общества. Конечно, никто бы не выпустил ее со спутника. Конечно, она не могла баллотироваться в правящие органы, но ей было позволено выходить из своего дома, встречаться с другими людьми. Снизился контроль над ее учебной программой в художественной школе. Именно благодаря этому класс и оказался на крыше одного из самых высоких зданий столицы Сателлита-Шесть.
На пейзажи был отдан почти целый день, и Киф, проверяя работы, радовалась, что добрая треть учеников предпочла рисовать небо вместо города – машины были похожи на людей больше, чем хотелось бы. Но было и что-то еще. Что-то не так, неправильно. Киф просмотрела более трех десятков работ, на которых был запечатлен город, но смогла понять, что насторожило ее, лишь когда поднялась снова на крышу. Здание – далекое, серое, застывшее на природной возвышенности над большей частью города. Его не было ни на одном из рисунков. Вначале Киф решила, что сходит с ума, что это какая-то разновидность безумия.
– Почему безумие? – спросила Сиол, когда они вместе поднялись на крышу высотки. – Ты видишь это здание. Я вижу это здание. Можно позвать инженера Шинка и попросить посмотреть его, но я не думаю, что он скажет что-то другое, да и не доверяю я ему.
– Что значит не доверяешь?
– Думаю, только что ты приоткрыла завесу заговора, Киф, – сказала Сиол, вглядываясь в далекое серое здание.
Какое-то время это была их маленькая тайна. Словно снова став детьми, две женщины за сорок искали карты города, исследовали квартал, где стояло серое здание, которое не видят роботы… Но тайна жила недолго.
Собраться с духом, выбрать свободный день и отправиться на прогулку в город. На картах место, где стояло таинственное серое здание, значилось как парк. Толпы роботов проходили мимо, не замечая ничего другого, кроме записанной в их электронный мозг программы, запрещавшей видеть неугодные детали.
– На что вы смотрите? – спросил их робот-мужчина, проходя мимо.
– А как вы думаете? – спросила Сиол.
– Не знаю, – он глуповато улыбнулся. – Вы биологи и вам нравятся деревья?
Киф и Сиол переглянулись – интересно, все эти разговоры заложены роботам программами или же они сами развиваются? Заговоривший с ними робот-мужчина неожиданно перестал улыбаться и пошел прочь.
– Десять лет живу здесь и не могу привыкнуть к ним, – призналась Киф. – Странные они. Очень странные. Мурашки по коже.
– У меня мурашки по коже от этого странного здания, – сказала Сиол, указывая глазами на серое строение, купол которого уходил в небо. – Как ты думаешь, что там?
– Не знаю.
– Может, сходим посмотрим?
– А может, не надо? Пока еще никто не знает, что мы его видели и…
– Думаю, они уже знают, – сказала Сиол. – Все эти жители-роботы, они ведь как ходячие камеры наблюдения. – Она хотела сказать еще что-то, но замолчала, увидев, как из парадного входа несуществующего здания выходит женщина – невысокая, смуглая, с желтыми, словно звериными глазами. И еще одна за ее спиной.
– Это Гхан, – растерянно сказала Киф, узнав женщину, с которой когда-то жила в доме для рабов на Сателлите-Четыре. – Не помню, как зовут ту, с желтыми глазами, но за ней точно Гхан.
– Кто такая Гхан?
– Импульс. Генетически созданный ребенок. Она может замедлять время и… – Киф вздрогнула, увидев, что Гхан смотрит на нее. Злобы и недовольства в этом взгляде не было. Скорее приветствие.
– Кажется, она зовет нас, – сказала Сиол.
– Да, мне тоже так кажется.
– Может, сбежим?
– Куда? Мы рабы на этой планете. Забыла?
– Иногда забываю.
Сиол увидела третьего человека, который вышел следом за женщинами, и попятилась. Киф тоже попятилась, недоверчиво отмечая едва уловимую улыбку на губах капитана Джюна.
Он спустился по каменным ступеням и подошел к Киф и Сиол. Джюн ничего не говорил. Просто стоял и смотрел на напуганных женщин.
– Это какой-то заговор, да? – наконец-то решилась спросить Сиол.
– Заговор? – Джюн нахмурился. – Вы думаете, машины способны на такое?
– Я думаю, что машины ничего не знают. Об этом здании уж точно не знают.
– Мронл знает. И многие другие роботы знают.
– Но этого здания нет на карте. И… – Сиол посмотрела на Киф. – Расскажи ему о своем классе.
– Я знаю, что случилось в ее классе, – сказал Джюн. – Мронл не хотел, чтобы мы говорили вам об этом, но не возражал, если вы сами придете сюда… – Джюн помолчал, оглядываясь по сторонам. – Это странный мир. Очень странный. Но он не самый плохой. Если сравнивать его с миром на Сателлите-Один, то здесь почти рай.
– Что это за здание? – спросила Киф, не желая сейчас слушать о своем родном сателлите.
– Что это за здание? – спросила Киф, не желая сейчас слушать о своем родном сателлите.
– Это центр нового правительства, – сказал Джюн.
– Так все-таки это заговор?
– Нет. Это естественный ход вещей, – Джюн снова огляделся и жестом велел женщинам следовать за ним.
12
Переворот произошел семь лет спустя. Вернее, не переворот, а незаметная перемена политического устройства. Машины, которые привыкли к тому, что ими правят люди, проголосовали почти единогласно. Хотя те несогласные, скорее всего, были либо системной ошибкой, либо специально запрограммированы на подобное голосование, чтобы показать внешнему миру свободу выбора и наличие собственного мнения у машин. За ходом выборов наблюдал Мронл – машина, решившая, что нужно вернуть прошлое, но на этот раз изменить его, сделать более пластичным. Так ответственной за образование была назначена Сиол. За искусство – Киф. За внешние коммуникации – капитан Джюн. Именно он привез на Сателлит-Шесть многих из генетических детей, которых спас с родной планеты. Но были здесь и такие, как Киф.
– Нам не нужен новый вождь и тиран, – сказал Мронл на закрытом заседании. – Нам, машинам, нужно, чтобы кто-то взял нас за руку и научил жить как люди.
Такой была его мечта.
Девушка по имени Тайди, способная читать мысли людей, проводила десятки собеседований в день. Она нанимала на работу специалистов со всей системы Океаник.
– Это значит, что я больше не раб и могу покинуть этот сателлит, когда захочу? – спросила Киф бывшего капитана Джюна, которого теперь все называли советником.
– Ты хочешь вернуться на родину?
– Я хочу найти свою дочь.
– Боюсь, тебе придется подождать. Обстановка на Сателлите-Один спокойная, но прежняя власть, приведшая спутник к краху, все еще стоит у руля. Они строят новые заводы, учат своих собственных специалистов, но их технологии сильно отстают от технологий остальной системы. Думаю, власть продержится еще несколько лет, и народ совершит новый переворот. Подожди еще немного, и, обещаю, я лично доставлю тебя на твою родину.
Но обещанные несколько лет растянулись в десятилетия. Вернуться на Сателлит-Один Киф смогла лишь дряхлой старухой. Хотя советник Джюн сдержал слово и лично доставил ее на родину. Этот молодой советник Джюн. Киф смотрела на него, и ей казалось, что она вернулась в прошлое, когда Джюн был пиратом. Когда агент Арг посадил ее в шаттл и вез к Овет, чтобы врачи отрезали ей голову и пришили к телу голову старухи, оплатившей лечение дочери Киф.
– Ты тоже можешь вернуть себе молодость, – сказал Джюн.
Забавно, но экспериментальную технологию изобрели именно на Сателлите-Один. Не сам процесс, нет. Но наноботы, над которыми работали на Сателлите-Один, были проданы пластическим хирургам Независимой организации врачей, и уже там им нашли применение. Наноботы не продлевали жизнь, как это делала прежде элита Сателлита-Один, покупая у бедняков тела. Но микромашины могли вернуть молодость. Ненадолго, через пару месяцев нужно было повторять процедуру, но молодость возвращалась не только внешне: мышцы и суставы снова становились сильными и крепкими.
– Думаю, тебе это пригодится, – сказал советник Джюн, передавая Киф комплект для омоложения. – На Сателлите-Один сейчас снова восстанавливают Верхний город. Возвращается деление на классы. Не так, конечно, как раньше, но старухе будет сложно искать свою дочь. Люди не любят старух, да и ходить придется много… – советник Джюн примирительно улыбнулся. – Знаю, что ты не любишь все это, но… Это же не тело бедняка, к которому я предлагаю пришить твою голову, верно?
– Даже не напоминай, – проворчала Киф.
Она воспользовалась комплектом восстановления незадолго до прибытия на Сателлит-Один. Комплектом, стоимость которого была настолько большой, что можно было за эти деньги купить целый квартал на Сателлите-Шесть или на любом другом спутнике системы. Но Киф не думала о деньгах. Большую часть своей жизни она провела бок о бок с машинами. А роботы ценили многое и в то же время не ценили ничего, чтобы думать о такой мелочи, как деньги. К тому же Киф уже была стара. Старость была в каждом ее взгляде, в каждом вздохе. Смерть еще не шла за ней по пятам, но уже внесла ее в свой ежедневник. И никаких денег не хватит, чтобы подкупить этого фатального вестника судьбы.
13
Киф не смогла найти родной дом на Сателлите-Один. Не смогла она найти и старшую сестру – хотя бы ее могилу. Зато ей встретился молодой сын новой элиты, начинавшей сиять богатством и расточительством, не уступая тем, кто жил здесь до революции. История сделала круг и возвращалась в привычную колею.
Лос – так звали этого мальчика, который встретил Киф в космопорте, – сказал, что он начинающий художник и что его учителя посоветовали ему держаться возле такой знаменитости, как Киф.
– Когда это я стала здесь знаменитостью? – скривилась Киф.
Она хотела избавиться от назойливого подростка, но после половины жизни, проведенной бок о бок с роботами, суета кишащего людьми города вызывала необъяснимый страх. Особенно если остаться с этой суетой один на один.
– Мне нужно найти сестру из Нижнего города, – сказала Киф Лосу.
– Твоя сестра живет в Нижнем городе? – растерялся он. – Я думал, ты родом из старой элиты.
– Моя мать и сестра работали на заводе в радиационных цехах, чтобы оплатить мое образование.
– Потрясающе!
Киф так и не смогла понять, что это было: лесть или же действительно восхищение. Да ей и не было до этого дела. Мальчик был грубым и необразованным. Нет, образование, конечно, было, но оно ограничивалось в основном перечнем престижных учебных заведений, где он пытался учиться, да десятками известных художников, у которых он брал уроки живописи.
– Надеешься, что я стану одной из них? – спросила Киф.
– Ваше имя ценится больше.
Последнее для Киф оказалось откровением. Ее не забыли. О ней говорили, ставили ее в пример. Люди, разбиравшиеся в искусстве, узнавали ее в лицо. Ее именем было названо несколько художественных школ, о которых она никогда не слышала, но каждая заверяла, что Киф когда-то училась в ее стенах.
– Наш спутник многое потерял, когда вы уехали, – сказал Лос. – Можно спросить, почему вы не остались? Боялись, что революция схватит вас за горло? Но если вы не были элитой, зачем бежать?
– Я не бежала. Меня увезли силой.
– Поклонник?
– Агент, которому я продала свое тело, чтобы спасти умирающую дочь. – Киф не смогла сдержать улыбку, увидев, как поежился Лос.
– Жуткие были времена, – сказал он. – Я читал о том, что революционеры выкапывали тела мертвецов, чтобы заменить их органами свои и продлить себе жизнь.
– А о том, что элита покупала у живых людей глаза и конечности, ты не читал?
– Но ведь они хорошо платили. К тому же были аналоговые искусственные имплантаты.
– Они были низкого качества и не служили больше пары лет. К тому же на черном рынке элита покупала тела целиком, как это было в моем случае.
– Вот за это мне действительно стыдно. – Лос помолчал, чтобы подчеркнуть важность своих слов, а потом заговорил о том, что если бы тогда изобрели восстанавливающие наномашины, то можно было бы избежать революции. – Ведь технологии нанороботов были уже тогда. – Он окинул Киф оценивающим взглядом. – На вид вам не больше двадцати. Потрясающая технология!
– Она стоит целое состояние.
– Но ведь мы можем себе это позволить.
Киф предпочла промолчать, потому что если бы начала говорить, то осталась бы в этом городе одна.
Вместе с Лосом она отправилась в Нижний город. Район, где некогда находилась ее мастерская, перестроили после пожара, и здесь не осталось и следа от дома, в котором она снимала помещение с окном витрины, выходящей на улицу. От прошлого, казалось, не осталось совсем ничего. И когда водитель Лоса вез их на окраины, где жила Рия, Киф не надеялась, что уцелела хотя бы улица, где когда-то стоял дом старшей сестры. Но улица уцелела. Уцелел и дом, на котором висела табличка, что в нем когда-то жила Киф.
– Я почему-то думал, что вы поселились в этих трущобах после революции, когда элита либо бежала, либо смешалась с рабочими, – сказал Лос, обижаясь на неточности учебников истории.
– Я никогда не жила в этом доме, – разочаровала его еще больше Киф. – И позволь дать тебе совет – никогда не верь учебникам истории: там, где я жила, историю вообще утверждают на голосовании.
Они колесили по Нижнему городу до позднего вечера.
– Может, поехать на ночь ко мне, – предложил Лос.
Он жил в многоквартирном доме, крыша которого подпирала небо. Киф не знала, сколько комнат в квартире Лоса и сколько этажей она занимает.
– Никогда не видела такого большого дома, – призналась она.
– Разве на Сателлите-Шесть твоя квартира меньше? – удивился Лос. – Я слышал, роботы ценят услуги людей, которые работают на них.