– Мое прошлое не имеет значения.
– Но ведь оно было.
– Я не хочу об этом говорить.
– И все-таки?
– Нет.
Они спустились по улице, остановились возле дома на краю искрящегося озера, плоть которого тянулась к несуществующему небу. Дверь была открыта. Внутри пахло кровью, пылью и разлагающейся плотью. Зеленоглазая женщина отвела Клейна в комнату, где лежал Чарльз Маривин – изуродованное тело, каким-то чудом продолжавшее жить, но когда Клейн вошел в комнату, Маривин смерил его трезвым, спокойным взглядом.
– Он упал на колени, – сказала Клейну зеленоглазая женщина. – Кости были раздроблены так сильно, что ноги пришлось удалить.
– Я вижу, – сказал Клейн, косясь на окровавленные обрубки, брошенные в темный угол комнаты. – Почему вы, черт возьми, не унесли их?
– Кого?
– Его ноги.
– Талья Йоффе не говорила, чтобы мы избавились от ног.
– Но ведь они гниют!
– Это просто еще один запах в череде других запахов. – В зеленых глазах женщины мелькнули сомнения. – Может быть, когда-то раньше, когда у меня еще было другое имя, я бы отнеслась к этому так же, как и вы, но сейчас… Сейчас это просто запах.
– А как же он? – Клейн кивнул, указывая на Чарльза Маривина.
– А что он?
– Он ведь как я. Он просто человек.
– Уже нет.
– Нет? – Клейн только сейчас увидел шрам на виске Маривина. – Вы что, вживили ему в голову какой-то имплантат?
– Боль была слишком сильной.
– И кто проводил операцию?
– Талья Йоффе.
– Ей место в тюрьме.
– Я сам попросил ее об этом, – тихо сказал Чарльз Маривин.
Клейн повернулся к нему.
– Я сам пришел сюда. Сам виноват в том, что упал с крыши. К тому же эти имплантаты не так уж и плохи, Хорас.
– Ты тоже умеешь читать мысли?
– Это интересно.
– Интересно? Тебе отрезали ноги, а ты говоришь, что это интересно?
– Я заглянул в будущее, Хорас. Кто-то расплачивается за это не только ногами. – Взгляд Чарльза Маривина стал колким, цепким. – Ты ведь тоже теперь заглянул в будущее.
– Это не будущее. Это лишь подпространство. Настоящий мир там, за дверью, в гостинице «Омега». Не здесь.
– Тот мир умирает, Хорас, гибнет, увядает. А здесь распускается жизнь.
– Жизнь? – Клейн покосился на женщину с зелеными глазами. «Как, она сказала, ее зовут? Двадцатая?» – Сколько всего здесь человек? Я имею в виду, не таких, как я, а… – он шумно выдохнул, так и не решив, как назвать то, что увидел здесь.
– Если хочешь, то я могу познакомить тебя со своим мужчиной, – предложила ему зеленоглазая женщина.
– С мужчиной? – Клейн вспомнил слепого мальчишку, которого поймал здесь.
– Нет. Он не мой ребенок, – сказала зеленоглазая женщина. – Но если ты хочешь, то я могу познакомить тебя и со своим сыном. И да, он тоже слепой, как и все дети нового поколения.
– Сколько же вас всего здесь, черт возьми?
– Много, Хорас. Намного больше, чем ты думаешь. И нас, и мест, подобных этому.
– Мест?
– Доктор Оз Литвак говорит, что есть места, где эволюция опережает нашу на несколько поколений, – зеленоглазая женщина прищурилась, вглядываясь Клейну в глаза. – Почему ты не веришь нам?
– Поставь себя на мое место.
– Я уже была на твоем месте.
– Когда у тебя было другое имя?
– Да.
– И что ты думала, когда увидела все это?
– Я была слишком напугана, чтобы думать.
– Я думал, ты полюбила этот мир с первого взгляда.
– Меня пугало не это место. Меня пугал мир, который я оставила. Здесь же, наоборот, все было просто и понятно. Спроси Маривина. Спроси о том, каким он был и каким стал.
– Он стал калекой.
– Он обрел смысл.
– По-моему, он обрел только свои гниющие ноги в том дальнем углу.
– Но тем не менее он не вернется с тобой назад. Его дом здесь.
– Это всего лишь заброшенное подпространство. Здесь запрещено кому-либо жить.
– Значит ли это, что я не смогу убедить тебя остаться?
– Остаться?! – Клейн растерянно рассмеялся.
– От тебя могло бы получиться хорошее потомство.
– Что?
– Это лучше, чем умереть.
– Ты угрожаешь мне?
– Нет. Здесь тебе ничего не угрожает. Угроза ждет тебя, как только ты покинешь этот мир. И это не метафора, Хорас. Человеку, узнавшему об этом месте, не позволят жить извне с подобным знанием. И если ты будешь молчать, о том, что ты был здесь, все равно станет известно. Твой имплантат пошлет сигнал наблюдателю сразу, как ты покинешь подпространство.
– Наблюдатель мой друг. К тому же я не верю, что все именно так, как ты мне рассказала. Я видел здесь лишь тебя, слепого ребенка да свихнувшегося толстяка, которому отрезали ноги. А это, поверь мне, не самое страшное из того, что мне приходилось встречать в подпространстве.
3
Ее звали Джейн – зеленоглазую женщину из подпространства. Звали до того, как она стала частью проекта «Амок-16», когда ей вживили имплантат и дали имя Двадцатая. Врача, проводившего операцию, звали Талья Йоффе – женщина тридцати лет. Тогда тридцати лет. Она зашила раны на теле Джейн, успокоила ее. Помогла справиться с ломкой. Тогда Джейн казалось, что она обрела вторую мать. И настоящего мужчину: заботливого, нежного. Мужчину, отыскавшего ее в подпространстве – напуганную, окровавленную. Мир сошел с ума – так думала Джейн. Сидела, забившись в угол, и кровь из глубокого пореза на лбу текла по ее лицу, попадала в глаза. Волосы слиплись от крови. Ее густые черные волосы. Ее гордость. Волосы, которые хотел забрать Билли.
Джейн встретила его в клубе «Эриксон». Он искал ее дилера, задолжавшего кому-то деньги. Джейн никогда прежде не видела Билли. Он был не в ее вкусе, особенно его холодный взгляд, но вот улыбка… Что-то в ней было особенного, неповторимого, волнительного.
– Я знаю пару мест, где может быть мой дилер, – сказала Джейн.
Они колесили по городу около часа, но дилер, казалось, исчез, испарился, сбежал.
– Ладно, давай я отвезу тебя назад в «Эриксон», – устало сказал Билли.
– В «Эриксон»? – Джейн нервно затянулась сигаретой. – Я что, уже тебе надоела?
Билли повернулся, смерил ее холодным взглядом, ледяным. Но лед таял. Мог таять. Джейн хотела его растопить – это было для нее как игра, приключение на эту ночь.
– Если хочешь, мы можем поехать ко мне, – сказал Билли.
– Так сразу? – смутилась Джейн.
– Тебя это смущает?
– Да нет. Просто… – она так и не нашлась, что сказать.
Дом Билли находился на окраине города: невысокий, старый, но ухоженный.
– Там спальня, там туалет, там кухня, – по-хозяйски объяснил Билли, когда они вошли. – В холодильнике еда и вино. Собери что-нибудь на стол, а я пока приму душ. У меня был тяжелый день.
Он вернулся раньше, чем Джейн успела осмотреться – лишь поставила на стол холодную еду да открыла вино.
– Я оставил включенным душ, – сказал он, садясь за стол. – Давай выпьем вина и ты сходишь помыться.
– Ты считаешь, что я грязная? – спросила Джейн.
– Нет, – Билли перестал жевать, смерив ее взглядом. – Но помыться все равно сходи.
Джейн хотела поспорить, но снова не нашла нужных слов. Когда она вышла из душа, Билли встретил ее с веревкой и ножом в руках. Коротким изогнутым ножом для снятия шкур с животных. В его доме – старом, одиноком – была дверь в кладовку, но вела она в подпространство. Туда и отвел Билли Джейн. Искусственное освещение разгоняло мрак. Освещение, которое устроил здесь Билли. Это была его комната трофеев.
– У тебя очень красивые волосы, – сказал он Джейн.
Она не услышала его, стояла и смотрела на десятки снятых скальпов, развешанных на стенах. И мрак заливал своим черным дегтем весь мир и мысли Джейн.
– Ты станешь достойным экземпляром, – сказал Билли.
Немота сковывала тело. Джейн понимала, что должна сопротивляться, но не могла.
– Если хочешь, то можешь кричать, – сказал Билли. – Здесь все равно никого нет. Никто не услышит тебя.
Он подошел к Джейн. Заглянул ей в глаза. Руки Джейн были связаны за спиной так сильно, что онемели, стали чужими. Все тело онемело.
– Встань на колени, – сказал Билли.
Она подчинилась. Он взял ее за волосы левой рукой, потянул вниз, заставляя запрокинуть голову.
– Будет больно, – предупредил Билли, приставляя нож ей ко лбу.
Сталь обожгла кожу. Хлынувшая кровь попала в глаза. Боль. Острая, яркая. Она пробуждала, прогоняла немоту, страх. Джейн закричала, вскочила на ноги. Но бежать было некуда. В этом мире была лишь пустота и эта комната. Или же нет? Черное окно манило, притягивало. Джейн не знала, что находится за этим окном, но она знала, чего за ним нет – Билли. Зазвенели стекла. Острые грани вспороли Джейн бедро. Она видела это, чувствовала. Реальность, казалось, застыла. Даже Билли, охотник, – и тот двигался как-то медленно, неспешно. Оконная рама треснула, не выдержала навалившегося на нее веса. Ветер засвистел в ушах. Джейн падала в ночь, в пустоту, черную смолистую мглу. И в этом замедленном восприятии казалось, что так будет всегда – бесконечное падение. Джейн успела рассмотреть высунувшегося из окна Билли. Он был окружен блеклым силуэтом света, словно отверженный ангел, словно…
Удар о землю спутал мысли. Ключица хрустнула, сломалась. Дыхание перехватило. Град осколков от разбитого окна окатил Джейн, наградив десятком новых порезов.
Теперь подняться на ноги, бежать. Но куда? Что это за место? Неужели подпространство может быть таким огромным?
Джейн увидела Билли. Он вышел из дома и оглядывался по сторонам, разгоняя сплошную тьму ярким белым светом мощного фонаря. Это и был ориентир для Джейн – маяк, прочь от которого нужно бежать. Она услышала голос Билли – громкий, хриплый. Он звал ее по имени.
– Я все равно найду тебя, Джейн.
Она заставила себя подняться на ноги. Глаза ничего не видели, поэтому Джейн просто шла прочь от Билли, натыкалась, на стены, лестницы домов, гидранты. Она ни о чем не думала – сил хватало лишь на то, чтобы идти.
Луч фонаря уперся ей в спину – Джейн буквально почувствовала его прикосновение.
Не оборачиваться. Топот ног. Билли бежал за ней – значит, она тоже должна была бежать. Страх, недавно забиравший все силы, впрыскивал в кровь адреналин, заставляя ноги нести израненное тело вперед. Луч фонаря в руках Билли метался где-то за спиной, вспарывая брюхо тьмы. Улица казалась бесконечной. Джейн застонала. Нет, так ей не удастся спастись. Она свернула в подворотню.
Двери многоквартирных домов были открыты. Джейн взбежала по лестнице наверх. Теперь прямо по коридору. Она увидела открытое окно и не сразу поняла, что выпрыгнула из дома. Земля оказалась ближе, чем думала Джейн. Ноги подогнулись. Хруст. Она снова что-то сломала, но сейчас это было не главным – все тело и так болело, и больше боли, казалось, быть не могло. Джейн попыталась подняться, наступила на сломанную ногу, упала, поползла прочь, в темноту, в вечную ночь этого странного, неестественно огромного подпространства, потом забилась в угол, затихла, закрыла глаза.
Она не знала, сколько прошло времени. Может быть, час, может быть, день. Ее вернула в сознание боль. Невозможно было двигаться. Невозможно было даже дышать. И эта тишина! Может быть, она умерла? Джейн застонала, услышала свой голос и поняла, что жизнь еще теплится в ее теле. В ее изувеченном теле.
Джейн попыталась подняться, но не смогла. Сил хватило лишь на то, чтобы пошевелиться, но это движение спугнуло кого-то незримого, затаившегося в густой темноте.
– Кто здесь? – спросила Джейн. – Билли? – голос ее дрогнул.
Она пыталась разглядеть в темноте хоть что-то, но не могла. От этих бесплодных попыток у нее заболели глаза. «Нет, это не может быть Билли, – решила Джейн. – Если бы это был Билли, то я была бы уже мертва». Она вспомнила развешанные на стене скальпы других девушек. Странно, но это не вызвало в ней никаких чувств. Она стояла на краю смерти. Она дважды выпрыгивала в окно, не зная, выживет или нет. И сейчас она черт знает где – лежит, не в силах пошевелиться. Нет. Скальпы не напугают ее больше. Не теперь. Не напугают и шорохи.
Джейн снова попыталась подняться. И снова ее движение спугнуло кого-то. Она вспомнила о зажигалке в кармане. Достать ее оказалось настоящим подвигом. Желтый язык пламени вспыхнул, ослепив глаза. Джейн вздрогнула, увидев склонившегося над ней ребенка. Глаза его были белыми. Кожа – настолько прозрачной, что виднелись пульсирующие под ней пучки вен. На голове нет волос. Руки худые, тонкие. Ребенок затаился, не зная, что Джейн видит его.
– Как ты попал сюда? – спросила она.
Ребенок вздрогнул, попятился.
– Не бойся. Я… Я не причиню тебе вреда.
Зажигалка нагрелась. Снова темнота. Ни страха, ни отвращения. Джейн закрыла глаза. Может быть, она уже умерла? Может быть, это ее собственный ад? Она дождалась, когда зажигалка остынет. Снова свет: желтый, дрожащий. Свет в этом мире ночи. Но ребенок исчез. Джейн долго вглядывалась в темноту, но так никого и не увидела. «Наверное, показалось», – решила она. Но ребенок вернулся, когда Джейн уже готова была закрыть глаза и заснуть навсегда. Она слышала шаги, хотела включить зажигалку, но сил уже не было. Кто-то опустился рядом с ней на колени. Долго изучал, обнюхивал, затем поднял на руки. Боль вспыхнула, и Джейн потеряла сознание.
Она очнулась в небольшой комнате. Горел ночник. Кровать была чистой, мягкой. На столе рядом с кроватью стояла тарелка с едой. И снова Джейн подумала, что умерла, закрыла глаза, но сознание вцепилось в реальность. Где она? С кем? Что это за дом? Неужели это все еще подпространство? Или же кто-то забрал ее в реальный мир? И все эти раны… Джейн попыталась пошевелить рукой, повела сломанным плечом. Кто-то наложил ей повязку, зафиксировал сломанные кости. Она прикоснулась здоровой рукой к лицу – швы. Джейн заставила себя снова открыть глаза. Мужчина. Такой же худой, как и ребенок. С такими же белыми, слепыми глазами. Она не слышала, как он подошел, но, видя его худобу, можно было поверить, что двигается он почти бесшумно.
– Не бойся, – сказал он. – Мы не причиним тебе зла.
– Билли… Мужчина, который преследовал меня.
– Мы никого не видели.
– Он сумасшедший. Он коллекционирует скальпы людей.
– Зачем ему это нужно?
– Я не знаю. – Джейн попыталась подняться, сесть в кровати.
– Давайте помогу, – предложил слепой незнакомец.
Или же не слепой? Джейн видела его белые глаза. Такие глаза не могут видеть. Но этот мужчина знал все, что происходит вокруг. И это почему-то пугало Джейн сильнее, чем трофеи Билли.
– Это вы принесли меня сюда? – спросила она своего спасителя.
– Да.
– А кто наложил повязки и швы? Только не говорите, что тоже вы. Я вижу ваши глаза. Вы слепец.
– Швы наложила доктор Талья Йоффе.
– Доктор? Она здесь? Я могу поговорить с ней?
– Она сказала, что вы должны лежать, ваша нога…
– Она человек? – спросила напрямую Джейн. – Я имею в виду, она нормальный человек? Такая же, как я? С нормальными глазами и… – она замолчала, боясь, что обидела своего спасителя.
– Она такая же, как вы, – тихо сказал он. На его лице не дрогнул ни один мускул.
– Простите, я не хотела вас обидеть, – сказала Джейн.
– Почему вы считаете, что могли меня обидеть?
– Ну… ваш внешний вид…
– Вы считаете это недостатком?
– А вы нет?
– Это просто тело. Жизнь намного глубже. Смысл намного глубже.
– Что это значит?
– Простите, вам не понять.
– Почему вы просите прощения?
– Потому что я не хотел вас обидеть.
– Вы меня не обидели. – Джейн вспомнила ребенка, которого видела здесь, спросила о нем своего спасителя.
– Это Седьмой, – сказал он.
– Седьмой?
– Его имя.
– А вы?
– Я Третий.
– А я Джейн.
4
Доктор Талья Йоффе. Она навещала Джейн дважды в неделю. Навещала девочку, которая напоминала ей ее дочь. Но дочь умерла. Несмотря на все знания матери, несмотря на всю науку и безграничное денежное финансирование, болезнь забрала ее. Это случилось два года назад и не было внезапным ударом. Болезнь прогрессировала долгие годы, давая возможность смириться, принять неизбежность. Но Талья Йоффе не смирилась, не приняла. Думала, что смирилась, но как только дочери не стало, все потеряло смысл. Она продала дом, ушла от мужа. Думала о том, чтобы бросить свою работу – что толку строить все эти миры будущего, когда ты не можешь спасти своего ребенка.
– У меня есть старый револьвер, – сказал доктор Оз Литвак, когда она сообщила ему, что уходит из проекта «Амок». – Такого уже не найдешь, но… ради тебя…
– Причем здесь револьвер, черт возьми? – спросила Талья.
– Уедешь куда-нибудь и пустишь пулю себе в лоб. Ты ведь этого хочешь?
Он открыл сейф и положил на стол завернутый в черную тряпку револьвер, словно хотел подчеркнуть, что не шутит. Талья Йоффе растерялась.
– Он заряжен и смазан. Механизм прост. – Оз Литвак не мигая смотрел доктору Йоффе в глаза.
– А почему бы и нет, черт возьми?! – сказала она.
Дорога до загородного дома заняла больше часа. Талья Йоффе не собирала вещи для этой поездки, не планировала график. Лишь остановилась в первом попавшемся на глаза магазине и купила пачку сигарет и бутылку минеральной воды. О револьвере, который ей дал Оз Литвак, она тоже не думала. Он просто был. Ее выход. Ее последний друг. И все закончится на закате. Талья Йоффе хотела сидеть на крыльце и смотреть, как алеет небо. Смотреть в свой последний раз. Так она думала. Но когда два дня спустя приехал Оз Литвак, она все еще была жива.
– О! Так ты не… – растерялся он, и Талья Йоффе в очередной раз убедилась, что он не шутил, дав ей оружие. – Извини, что побеспокоил. Просто думал, что ты уже… Ну…
– Застрелилась?
– Да… Хотел забрать револьвер. Все-таки это ценная вещь, старая… И… не хочу, чтобы на работе думали, будто это я толкнул тебя в эту пропасть. Не хочу быть в глазах коллег Иудой. Понимаешь?
– Ты редкий сукин сын, Оз. Ты это знаешь?
– А ты хочешь застрелиться, – пожал он плечами.
Пауза.
– Сделай одолжение, – сказал Литвак, рассеянно оглядываясь. – Когда наконец-то решишься, позвони мне. Не хочу больше ездить впустую.