— Вы сказали дочери, что не будете искать мальчика. Я думаю, вы так решили из-за беременности жены, я еще при нашей последней встрече понял, что ее беременность окажется решающим фактором в этом вопросе. Вы сказали Лере об этом?
— Ну да, и об этом тоже…
— А она?
— Обозвала нас.
— Как? — Прохор Аверьянович подался к Капустину через стол.
Подумав, Валентин с трудом выдавил:
— Говнюками. Без влияния Элизы тут не обошлось.
— Да нет, — откинулся на спинку стула Самойлов, — я думаю, это ее слово выстраданное, так сказать. Ударили? Что вы так смотрите? Пощечиной наградили?
— Что вы?! — ужаснулся Капустин. — Валентина заплакала, а я пытался объяснить дочери фатальность сложившихся обстоятельств. Но Лера сказала, что сама будет искать брата и что не хочет больше с нами общаться.
— Что говорит Элиза? — спросил Самойлов, нюхая свой опустевший бокал — хорошее вино, после него донышко пахнет давленым виноградом.
— Ей по барабану, как выражается наш дворовый друг. Несет черт знает что! Что девочка должна сама пробиваться в жизни, что любая работа почетна, а в последний раз она сказала, что у Леры есть хороший богатый покровитель и нам нечего беспокоиться, представляете? Нам с Валей удалось ее заманить в гости, применили кое-какие методы допроса. Ничего толком узнать не удалось, кроме даты, когда она последний раз видела девочку. Получается — семьдесят четыре дня прошло.
— И что — никаких известий? — задумался Самойлов.
— Лера звонила Элизе. Раз пять или десять… Двенадцать, — определился Капустин. — Большинство звонков записалось на автоответчик.
— Так какого черта вы тогда морочите мне голову? — вскочил Самойлов. — Что вы подразумеваете под словом «пропала»?
— Никто ее не видел с тех пор, понимаете? А звонки — они могут быть записанными на пленку, а потом кто-то прокручивает их в трубку…
— Значит, когда пропавший мальчик звонит вам из счастливой американской жизни, на английском! — только вдумайтесь, на английском языке, вас это не настораживает, никаких мыслей о подделке в голову не приходит. А тут!..
— Из немецкой, — заметил Капустин.
— Что?… — опешил Самойлов.
— Из счастливой немецкой жизни. Антоша с Корамисом месяц назад еще были в Германии. Найдите Леру, пожалуйста, — жалобно попросил Капустин. — На меня без Лерки напала такая тоскливость, впору мебель грызть.
— Ничего, потерпите несколько месяцев, — не мог успокоиться Самойлов, — жена разродится, будет чем дома заняться, от тоски и следа не останется!
— Это другая тоска, это как будто вырвали кусочек сердца, и никаким другим ребенком его не нарастить.
Самойлов обещал подумать — только таким образом ему удалось выпроводить Капустина. Тот совал деньги — аванс — и просил подписать хотя бы условный договор на поиски дочери.
— Мне бы только знать, где она и чем занимается! — повторил он.
Аутизм
В половине седьмого следующего утра Самойлов уже замерзал на детской площадке возле дома Капустиных. В семь с минутами наконец из подъезда вышла Мария Ивановна Мукалова, натягивая на ходу перчатки. Не заметила Самойлова, пока он не преградил ей путь.
— Где ваша собака? — без предисловий спросил замерзший Прохор Аверьянович, стуча зубами.
Маруся не сразу узнала его и долго еще с удивлением разглядывала странный головной убор Самойлова — поверх старой меховой шапки бывший следователь повязал шарф, чтобы спасти от ледяного ветра уши и щеки.
— Зачем вам? — спросила она наконец, стараясь сдержать улыбку.
— Хочу знать, где ваша собака.
— Ее нет, — просто ответила Маруся.
— Давно?
— Две недели. Третья пошла.
— Собака у Валерии, так? — без объяснений своего интереса спросил Самойлов.
— У Леры, — кивнула Маруся. — Я спешу, а вы замерзли. Почему ко мне не поднялись?
— Я хотел убедиться, что вы не выгуливаете собаку утром. Если бы вы ее выгуливали, я бы ушел без всяких вопросов.
— Странный вы какой-то, — вздохнула Маруся. — Ладно, пойдемте ко мне, я позвоню на работу, что опоздаю.
— Я в подъезд зайду, а к вам подниматься не буду.
— Хорошо, только пойдемте скорее, а то у вас сейчас нос отвалится.
В подъезде они поднялись на один пролет, и Самойлов тут же прилип к батарее. Маруся молча стояла и ждала.
— Вы ведь больше не дружите с Капустиными, так? — то ли спросил, то ли выразил надежду Самойлов.
— Да, у нас разладились отношения после пропажи Антоши.
— И вы знаете, где Лера, — констатировал Самойлов и отлепился от батареи, только чтобы прижаться к ней спиной.
— Знаю, — кивнула Маруся. — Когда ее родители отказались искать мальчика, она пришла ко мне.
— А вы?
— Я сказала, что тоже не буду его искать. Тогда Лера отказалась остаться у меня и попросила найти для нее интернат.
— Нашли? — Самойлов уставился в лицо женщины, выискивая причину ее поразительного спокойствия и тихой радости в лице. «Такие лица бывают у сектанток», — подумал он.
— Нашла.
— Капустиным сообщили, где их дочь?
— Они меня не спрашивали, — с легкой улыбкой ответила Маруся.
— А меня спрашивали! Хотели нанять для розыска! — заявил Самойлов.
— Хорошо, я занесу им адрес, не кричите. Девочка просила ничего им не говорить, но я занесу.
— Где она?
— Интернат для детей с отклонениями. Под Истрой. Хорошее место.
— С какими еще отклонениями? — опешил Самойлов.
— С умственными. Дауны, олигофрены. Лера выбрала группу аутистов.
Самойлов уставился в лицо Маруси с остервенелым отчаянием.
— Да вы не беспокойтесь, — тронула его руку Маруся. — Там отличные условия проживания. И потом, Лера сама выбрала этот интернат. Она отвергла две частные загородные школы. А под Истрой отличные педагоги и специалисты по детской психиатрии и неврологии. Она там не столько учится, сколько помогает взрослым, ухаживает за детьми. Ее все сразу полюбили безоглядно…
— Не сомневаюсь, — процедил Самойлов.
— Разрешили туда собаку взять. Артист теперь для всех — главное лекарство от беспокойства и тоски.
— Дауны, олигофрены… — обреченно прошептал Самойлов.
— Аутизм — это не умственное отклонение… — начала было объяснять Маруся, но Самойлов перебил.
— А дауны — это просто люди с лишней хромосомой! — закричал Прохор Аверьянович. — Мало этой девочке было одиночества, теперь она научится замыкать его на себя, как оголенные провода! С риском для жизни, так сказать!..
Не попрощавшись, Самойлов тяжело затопал вниз по ступенькам. На улице он остановился, осмотрел двор и заметил Марусю в окне площадки между первым и вторым этажом. Она смотрела на него сверху. Даже сквозь пыльное стекло ему почудилась джокондовская улыбка.
— Не беспокоиться, да? Пошли вы все!.. — обозлился Самойлов и поехал на Истру.
Он решил, что в данном случае поверит только своим глазам. Приехал. Долго искал интернат — Лесную школу, как его здесь называли. Уже в сумерках увидел сквозь натянутую сетку девочку с собакой. И уехал.
В электричке он представил себе физиономии родителей Леры, когда те узнают, в каком именно заведении их дочь пожелала закончить среднее образование, и развеселился.
Время
Прошло почти два года.
Условия
Самойлов Прохор Аверьянович за это время сильно постарел. Было много волнений, потому что сослуживцы по доброй памяти решили слегка разнообразить его жизнь и устроили приходящим консультантом по криминалу в крупную страховую компанию. Директором компании был бывший начальник таможенной погранслужбы, старый знакомый Самойлова. Он думал, что сильно облегчит работу своему другу, объяснив ему некоторые особенности не совсем легального бизнеса в страховании, например автомобилей и недвижимости, но для Самойлова осознание своего участия в подобных делах закончилось инфарктом. Выкарабкавшись, он получил «спокойную» должность консультанта в отделе по страхованию жизни и здоровья граждан. Со свободным графиком работы. Ему вручили пейджер, который верещал в случае срочной потребности в консультанте. И познакомили с помощником, обязанностью которого было после сигнала пейджера доставлять консультанта к месту расследования, вести всю бумажную работу и при этом учиться у Старика навыкам интуиции и профессионального сыска.
Первый же взятый наугад для просмотра страховой полис привел Самойлова приблизительно в такое состояние, в которое впадает хорошо натасканный пойнтер в пяти метрах от затаившегося глухаря. Вьетнамская женщина Саия Чен застраховала свою жизнь на огромную сумму, указав в договоре получателей страховки в случае ее смерти — двенадцать человек. Это были ее братья, сестры и две бабушки.
Первый же взятый наугад для просмотра страховой полис привел Самойлова приблизительно в такое состояние, в которое впадает хорошо натасканный пойнтер в пяти метрах от затаившегося глухаря. Вьетнамская женщина Саия Чен застраховала свою жизнь на огромную сумму, указав в договоре получателей страховки в случае ее смерти — двенадцать человек. Это были ее братья, сестры и две бабушки.
— Пустое! — отмахнулся начальник, которому Самойлов описал свои опасения. — Любой первый попавшийся обезображенный труп ее двенадцать наследничков нам подсунуть не смогут. У этой женщины есть отличительные особенности в строении организма. А ты думал, я первую попавшуюся вьетнамку застрахую, да? При всей моей любви к Востоку — нет и нет, только с отличительными особенностями.
— Ты не понимаешь особого отношения к жизни и смерти у этих людей. Ради обеспечения благополучия семьи они на все готовы. Им самих себя порешить — раз плюнуть! Но даже этого делать не придется — всегда отыщется близкая подруга и из любви и чувства долга устроит самое доказуемое убийство, — сказал Старик.
— Аверьяныч! — укоризненно посмотрел на Самойлова начальник. — Для сюжетов на эту тему я держу лучшего специалиста в Москве.
— Скажи этому специалисту!.. — завелся было Самойлов, но по веселым глазам начальника понял, кого именно тот имеет в виду. Хотел было рассердиться, но лесть сработала, и они выпили на рюмочке коньяку.
Сюжет
Саия заснула в метро. Она судорожно дернулась, когда поезд затормозил, нарушив ее медленный полет во сне. Вытерев мокрый подтек у рта, Саия огляделась и сразу заметила своего преследователя. В вагоне было несколько вьетнамских студентов, но этот стоял спиной, настороженно наблюдая за ее лицом в отражении темного стекла.
Саия ездила по кольцу уже больше часа. Она очень устала. Почти не думая, наугад, она вышла из вагона, грустно оглянулась на поднимающейся лестнице. И вдруг вспомнила, что здесь, именно здесь, в пяти минутах от метро живут ее давние знакомые. Он — художник, как-то рисовал ее, она — его жена, еврейка. Проблема была в том, что имя жены напрочь вылетело из головы. Саия поудобней перехватила пальцами ручку небольшого чемоданчика. Она точно помнила подъезд и этаж и шла по улице, не оглядываясь. Но в подъезде побежала по лестнице вверх, прислушиваясь, не стукнет ли дверь внизу. Звонила, не отнимая пальца. Только здесь она поняла, что, если дверь не откроется, она просто умрет в этом подъезде.
Даже если бы Саия вспомнила имя женщины, оно бы не понадобилось. Ее радостно втащили в квартиру, толкнули, выдернув чемоданчик, в кресло, и объяснили, что ей очень рады, но внизу стоит такси, а через три часа — самолет в Германию, а квартира сдана с начала следующего месяца какой-то фирме за ремонт, а паспорта — хоть убей! — куда-то подевались вместе с билетами, и даже в холодильнике их нет, что она может перекантоваться тут пару недель, ее никто не побеспокоит: дети в лагерях, а теща в больнице. «Если мы не найдем эти чертовы билеты, я повешусь! На кухню не ходи, — это ей, сидящей с вытаращенными глазами в кресле и ни разу еще не открывшей рот. — Хотя, если хочешь, ходи, тебе же надо будет что-то есть, только не упади там… Я нашел билеты! Ключ на гвозде у двери. Просто захлопни дверь, когда уйдешь. Не скучай, извини, но холодильник пустой. Сайка, выше нос, узкоглазенькая, приедем зимой, обязательно тебя нарисую!»
Оглушительно хлопнула дверь, Саия дернулась и судорожно сглотнула, не веря наступившей тишине. В раскрытом окне слегка отодвинул занавеску заблудившийся ветер, напоминанием о лете тренькнул трамвай, проезжая под окнами. Понадобилось еще несколько минут, чтобы она поняла: ее оставили в квартире одну, ничего не надо объяснять и придумывать предлог для ночевки. Саия вскочила, подбежала к двери и закрыла замок на несколько оборотов. Она осмотрела дверь и удовлетворенно кивнула. Дверь была качественная, металлическая, с дополнительным засовом. На окнах — решетки. Саия знала, что здесь есть балкон. Она прошла в маленькую спальню, перешагивая через валяющиеся на полу вещи, закрыла распахнутую балконную дверь, прижалась к ней, вздохнув. Полежать в ванной — и спать! Саия побрела в ванную, включила свет и задержала дыхание. Она никогда не видела такого разорения, даже на туристическом слете после страшной бури, сорвавшей с места палатки. Ванная комната была завалена вещами, в раковине стояла кастрюля с пригоревшей едой, на полу валялись устрашающего вида рваная обувь и пачки со стиральным порошком. Ржавое нутро ванной с потеками и веником в грязной лужице. Саия, закрыв рот рукой, быстро прошла на кухню. Дверь не открывалась. Сквозь грязное стекло Саия увидела стол, заваленный кусками хлеба, затекшую сбежавшим кофе турку и огромное количество надорванных пачек с кошачьей едой. Она побрела по коридору, отодвигая ногами коробки и брошенные за ненужностью вещи. Во всех комнатах было то же самое. К вещам, грязной посуде, большим клочьям старой свалявшейся пыли добавлялись равномерно разбросанные по всей квартире окурки папирос. Саия поняла, что целиком квартиру ей не одолеть. Она присела в коридоре, обреченно оглядываясь, и выбрала самую маленькую спальню с балконом. Дверь в детскую и в гостиную закрыла поплотней. В туалет она решила войти в самом критическом случае. Нашла ведро, разогнав тараканью семью под ним.
Через три часа, пошатываясь и стараясь не сталкиваться со стенами и притолокой двери, Саия вылила очередной «замой», бросила в ведро тряпку, осмотрела вымытую комнату и достала из шкафа несколько одеял. Она постелила их на полу, тщательно расправив. Сняла с батареи выстиранную шелковую занавеску, постелила ее поверх одеял. Легла, вытянув руки вдоль тела, поглаживая пальцами скользкую поверхность шелка, услышала, как где-то у соседей вверху громко объявили время по радио — пятнадцать часов, и медленно выключила окружавший ее мир, опустив тяжелые веки.
Ее разбудил странный звук. Осторожная возня. Где-то совсем рядом. Саия повела глазами, обнаружив, что наступила ночь и в комнате темно. Звук шел из-под кровати. Саия медленно повернула голову и посмотрела. Из черного пространства на нее смотрели желтые глаза животного. Уличный фонарь освещал слабым светом контуры кровати. Женщина сильно сжала веки, потом открыла их и посмотрела под кровать. Сначала было темно, потом из теплой живой темноты выплыли яркие кошачьи глаза. Они смотрели, не мигая. Саия вздохнула и отвернулась. Еще несколько минут она прислушивалась в тревоге. Потом заблудилась в воспоминаниях. Она давно уехала из страны пахнущих ночей и желтых, расплывающихся в мокром сумраке огней. Когда она открыла глаза, было утро и в кухне кто-то шумел. Неслышно ступая по вымытому полу босыми ногами, Саия подошла к кухонной двери и заглянула в стекло. Большой щекастый кот сидел на столе и поедал сухой корм из разорванного пакета. Он услышал ее, чуть повел ухом, не поворачиваясь. Саия застыла, соображая, как кот оказался в кухне, если дверь по-прежнему закрыта?! Кот доел и показал, как . Он неспешно спустился со стола, наступив на табуретку, подошел к двери, стал на задние лапы и надавил передними на ручку. Дверь приоткрылась совсем немного, что-то на полу в кухне мешало ей. Кот с трудом пролез в образовавшуюся щель и чудом спас свой хвост. Дверь с грохотом захлопнулась от сквозняка. Кот постоял, раздумывая и поводя раздраженно кончиком хвоста, и ушел в ванную. Саия пронаблюдала все это, прижавшись спиной к стене. Она не любила кошек.
Через два часа, собрав на кухне всю грязную посуду в огромную коробку и пять раз вымыв стол, подоконник и пол, Саия сидела в оцепенении, наблюдая за синим пламенем газовой горелки под чайником. Из крана текло. Саия поймала себя на том, что считает капли. В открытую дверь вошел кот, легко, с места, запрыгнул на стол, залез передними лапами в раковину и стал пить то, что накапало. «Эй!» — не выдержала его невозмутимого безразличия Саия. Кот поднял голову, словно прислушиваясь, но морды не повернул. «Кис-кис…» Никакой реакции. Напившись, он спрыгнул и удалился, чуть ускорившись у двери. Саия вздохнула и достала из шкафа убранные ею пакеты с сухим кормом. Один поставила в углу на пол, другой — в коридоре. Налила в тарелку воды. «Я смогу!» — убеждала она себя, и действительно к обеду одолела туалет и ванную. Но не могла вынести мусор. Две коробки с грязной посудой, мусором и рваной обувью поставила в коридоре. Пошатываясь, побрела в маленькую спальню и схватилась ладонями за щеки: на желтом шелке ее ночной постели лежала свежая, распространяющая отвратительный запах кучка.
«Ах ты!..» Кота нигде не было. Саия обошла коридор и даже открыла неубранные комнаты. А кот спокойно сидел на подоконнике в кухне и рассматривал улицу. Саия взяла его сзади — одной рукой за шкирку, другой захватила поудобней шкурку на спине у хвоста. Кот протестующе взвыл, растопырил лапы в стороны, но особенно не сопротивлялся. Ей удалось ткнуть его приоткрытым ртом прямо в кучку. Кот стал мотать головой, напрягся, и Саия испугалась, что не справится с ним. Она никак не могла решить, куда же можно деть такого грязного кота, и в конце концов бросила его в одну из неубранных комнат.