— Здорово, коли не шутишь. Только какой я тебе земляк?
Высокий, однако, от прохладного тона не стушевался и миролюбиво согласился:
— Верно. Ты башкир, я т…
— Я татарин.
— Все равно. Оба мусульмане. Только ведь на одном шарике вращаемся, значит, земляки. А Магомет завещал помогать ближнему и дальнему. Так, нет? Слушай, друг. Возьми и нас тоже, а? Ты же все равно уже с пассажирами. С беременной бабы да с мужика ее денег, поди, не возьмешь? Да девчонка у тебя, наверное, на обслуживании. Не велик прибыток такому джигиту. А мы тебе по пятьсот родных российских рубликов с носа заплатим. Нам только до Светлого, а там мы сойдем. За полета кэмэ не так и мало, согласись. Ну, так как?
— Ты про девчонку-то полегче, землячок…
— Понял, понял… Извини, брат. Я ж не зверь. Про любовь тоже понимаю.
— Не знаю, что ты понимаешь, а у меня не автобус, — отрезал Шамиль.
— Да брось, брат. Вон же у тебя на тенте табличка «ЛЮДИ». Ну? Значит, скамейки есть, машина оборудована. Я ж знаю армейский «ГАЗ».
Брать Шамилю борзого таджика не хотелось, но и деньги могут потребоваться. У самого-то пусто. А на эти четыре километра туда-сюда литра два бензина точно спалил, на пониженной-то. Вот их-то как раз и не хватит до гаража, по закону подлости, черт бы побрал российские проселки…
— Все-то ты знаешь, земеля. А если гаишники тормознут? В Светлом как раз КПМ.
Веселый только ухмыльнулся:
— Я много чего знаю, джигит. Я же два года, день в день, в российской армии отслужил, на афганской границе. И гаишников ваших хорошо знаю. Если что, я сам за всех откуплюсь, тебе и тратиться не придется. Какая разница, двое зайцев в кузове или четверо? Да ты не ведись, друг. Мы хорошие ребята, не бандиты, не террористы. Я Таир, а он вот Мугаш. Хочешь, паспорта покажем? Мы на заработки едем. А за километр до КПМ мы сойдем. Девчушка твоя в кабину пересядет, и езжай спокойно. Ну, так как?
Сдавшись, Шамиль махнул рукой:
— Ладно, залезайте.
Таир похлопал Шамиля по плечу, что-то бормотнул приятелю по-своему и добавил уже по-русски:
— Молодец, земляк! Выгоду понимаешь. Садись, Мугаш. Хороший нам человек попался!..
Покручивая баранку, Шамиль то и дело опасливо косился на свою пассажирку, охающую и придерживающую круглый живот. Как бы в самом деле не затеялась рожать у него в кабине. То-то будет весело! Чтобы хоть как-то отвлечь женщину, а скорее себя утешить, посоветовал:
— Ты носом, носом дыши, сестренка. Вот так. Глубже дыши. И старайся думать о чем-нибудь приятном. Ничего, тридцать километров не триста, за полчаса долетим. Обернуться не успеешь, а уже под присмотром врачей будешь. Ты только дотерпи, ладно? Очень тебя прошу. Я.ж не акушер, родов принимать не умею. Да и мужик твой, видать, неопытный… Лет-то тебе сколько? Как зовут-то тебя?
— Ох!.. Лиза. Тридцать уже. Не беспокойтесь, я потерплю. Все нормально будет.
— Вот за это молодец! Люблю таких. А то иные в панику ударяются, истерить начинают. Значит, Лиза, говоришь? Хорошее имя. На Линизу похоже. Дочку мою так старшую зовут. У меня ведь трое, у самого-то. Да ты не переживай, и в сорок рожают впервые, и ничего…
Бог миловал. Ни с машиной ничего по пути не произошло, ни гаишники не тормознули, тьфу-тьфу, ни Лизавета рожать не начала. Дотерпела девка, набралась силенок. А может, дите готовилось на свет разумное появиться, с понятием. И посчитало неуместным в таких вот условиях на свет Божий являться. А возле входа в больницу уже и две сестрички поджидали, как по заказу. Видимо, Мишаня позвонил по дороге с мобильного. Лизавета, как в первый раз беременная, да в таком возрасте, на учете стоит, конечно же. Тянуть не надо бы было, лечь на сохранение, и не было бы волнений…
Сестрички суетившегося Мишаню сразу оттерли, чтоб под ногами не путался, и под руки увели Лизавету внутрь здания. А Мишаня, с минуту постояв потерянно и от волнения потирая руки, подошел к кабине и с чувством сказал:
— Спасибо тебе, друг! Никогда не забуду. Богу свечку за тебя поставлю. Сестры говорят, еще бы полчаса, и начала прямо в машине рожать. А теперь вроде как обойдется…
Усмехнувшись, Шамиль щелчком откинул докуренную сигарету.
— Да ладно, чего там? На то мы и люди, чтоб помогать друг другу. Ну, поехал я. Бывай. Сына тебе желаю. Где там девчоночка-то моя?
Мишаня придержал за колено желающего спрыгнуть на землю Шамиля и вполголоса предостерег:
— Слушай, друг. Что-то неладное с этими азиатами. Уж больно хваткие. Не попал бы ты в беду с ними. Они всю дорогу винишко распивали, у них в сумках еще несколько бутылок. И к девочке твоей приставали. Как бы чего не вышло. Я твой должник. Давай-ка мы их на пару шуганем? А если что, и ментам сдадим. Не нравятся они мне. Глаза у них нехорошие. Особенно у этого, веселого.
Нахмурившись, Шамиль все же спрыгнул на асфальт, коротко сказал «подожди», обошел машину и заглянул под тент. Оба пассажира были и впрямь тепленькие, и невооруженным глазом видно. Гульсияр забилась в дальний угол и сидела ни жива ни мертва от страха, с круглыми глазами, в которых так и плескался испуг. Поднявшись на подножке, Шамиль позвал:
— Ну что, сестренка? Давай в кабину, что ли? Место освободилось.
Гульсияр молча затрясла головой, а в глазах такая мольба, что, казалось, зрачки светятся в полутьме кузова. Вместо нее ответил обнаглевший донельзя Таир:
— Да ну, брат. Ей с нами хорошо. Поехали. Она решила с нами остаться.
Пухлый Мугаш противно и плотоядно ухмыльнулся. Похоть от его рожи с заячьей губой так и перла. Ну, все понятно. Только хрен вам, ребята. Не дождетесь, чтобы Шамиль девчушку невинную, да еще Землячку, в беде оставил. Он уже было спрыгнул с подножки, чтобы позвать Мишаню на помощь с его. внушительными кулаками, но заметил под боком у Гульсияр блеск клинка — и словами поперхнулся. Огромный нож в руках Таира мелко подрагивал от напряжения. Или желания вонзить в бок девушке. А глаза ну просто дикие, от такого чего угодно можно ожидать. Стоит только Шамилю поднять шум, и зарежет девчонку ни за понюх табака. А если оставить с ними одну — испоганят, подонки. И он, Шамиль, будет виноват…
— Ну, ладно. Поехали тогда.
И послал Гульсияр долгий взгляд. И подмигнул. Дескать, не трусь, дочка, придумаем что-нибудь. Она девчонка неглупая, должна понять. И поняла, наверное, что в такой ситуации Шамиль только навредит ей, если попытается силой отпить. Но все же тоска в глазах такая высветилась, что у Шамиля сердце дрогнуло. Сказать бы ей по-башкирски, но ведь наверняка эти уроды поймут. А если и не поймут, так насторожатся. А их сейчас беспокоить не стоит. Пусть считают, что водила подобрал себе молоденькую плечевую на трассе, чтоб не скучно ехать было, и особо рогом из-за нее упираться не станет. Но и бросить вот так тоже нельзя, надо как-то ободрить. Мысли в голове лихорадочно вертелись, и ничего хорошего на ум не приходило…
И вдруг осенило, Шамиль даже улыбнулся в усы и, как мог ласково, сказал, унимая противную дрожь в голосе:
— Кызым, а гульчонка я, пожалуй, на волю выпущу, ага? Ну, чего ему томиться? Пусть себе летает.
Таир, подонок, вдруг резко спросил:
— Какого еще гульчонка?
Шамиль безмятежно ответил:
— Да есть там один. Девчушка подобрала на дороге голубенка, несмышленыша, жалко стало. А теперь выпущу, пусть на воле летает.
И снова послал Гульсияр многозначительный взгляд. Та поняла, закивала согласно, даже малость улыбнулась, перебарывая испуг. Вот и хорошо. Теперь девочка знает, что Шамиль-ага в беде не бросит, и будет готова, когда потребуется действовать. А Таир, придурок, так ничего и не понял. Сказал только равнодушно:
— Пусть летает. Гульчонок нам без надобности. Зачем нам гульчонок? Нам и с девушкой хорошо. Ну, поехали, что ли, брат?
Шамиль вслух сказал «поехали», спрыгнул на асфальт, а сам мысленно добавил ставшую знаменитой после фильма «Брат» фразу: «Не брат ты мне, сука черножопая».
Мишаня переминался возле кабины, ожидая Шамиля. Тихо спросил:
— Ну, что? Навешаем козлам? А то я застоялся.
Шамиль, опасаясь, как бы Мишаня и впрямь сгоряча не полез с кулаками, успокоил:
— Да нет, нормально все. Ты иди, не беспокойся. Я сам разрулю ситуацию.
— Точно?
— Точно. Иди, жена у тебя, поди, уже рожает. Удачи.
— И тебе… Вот возьми бумажку. Я тут записал свою фамилию и номер мобильного. Если что…
— Спасибо. Будь здоров.
Запрыгнув в кабину, Шамиль завел двигатель и сквозь рев едва услышал вопрос Мишани:
— Как зовут-то тебя, друг?
Приоткрыв дверцу, Шамиль крикнул:
— Шамиль!
Мишаня радостно замахал рукой:
— Сына твоим именем назову, спаситель!
Махнув рукой, Шамиль крикнул в ответ:
— Не смеши! Лучше Иваном назови! Хорошее русское имя. Иван Михалыч. Ну, будь! Жену и ребенка береги!..
Выруливая к трассе, Шамиль лихорадочно размышлял. Ситуация, блин, сродни проституции. Что делать? Остановиться возле первого гаишника и попросить помощи? Будет тот же вариант, что и с Мишаней, только еще хуже. Эти козлы сейчас под градусом и, заметив человека в погонах, едва ли поведут себя адекватно. Разгоряченные, еще и на мента накинутся, тем более если тот оружие достанет. Адреналин в крови взыграет. А то девчонку в заложники возьмут. Ведь зарежут, гады, глазом не моргнут. Нельзя рисковать. Надо как-то самому, по-тихому. Только бы не опоздать, не позволить девчушку испоганить. Пока по райцентру колесим, вряд ли они к ней притронутся, кричать начнет. А вот когда на трассу выскочим, там все, что угодно, может случиться…
Выруливая к трассе, Шамиль лихорадочно размышлял. Ситуация, блин, сродни проституции. Что делать? Остановиться возле первого гаишника и попросить помощи? Будет тот же вариант, что и с Мишаней, только еще хуже. Эти козлы сейчас под градусом и, заметив человека в погонах, едва ли поведут себя адекватно. Разгоряченные, еще и на мента накинутся, тем более если тот оружие достанет. Адреналин в крови взыграет. А то девчонку в заложники возьмут. Ведь зарежут, гады, глазом не моргнут. Нельзя рисковать. Надо как-то самому, по-тихому. Только бы не опоздать, не позволить девчушку испоганить. Пока по райцентру колесим, вряд ли они к ней притронутся, кричать начнет. А вот когда на трассу выскочим, там все, что угодно, может случиться…
В общем, отъехав с километр от райцентра, Шамиль притормозил в подходящем месте, вытянул из-под сиденья монтировку и любовно погладил побелевший от долгого использования металл. Хорошая монтировка, надежная. Сколько раз уже Шамиля выручала в разных ситуациях. Колесо ли разбортировать, утихомирить ли охамевшего «чайника», прыгнувшего на своей иномарке прямо под колеса, — на все годится. Универсальная вещь. Чуть подумав, обмотал один конец ветошью и обвязал шнурком от подменных ботинок. Убивать козлов все же не хотелось. Еще сидеть за такое дерьмо.
Выпрыгнув из кабины, Шамиль подошел к заднему борту, поднялся на подножку, заглянул в кузов. М-да… Дело дрянь, похоже. Вовремя он остановился. А ведь хотел еще с километр отъехать. Как чувствовал…
Мальчики шустрее оказались, чем подумал. Гульсияр они уже зажали с обеих сторон. И слюнявый Мугаш бесстыже лапал по открытой груди девушки, чуть ли не разрывая синий лифчик. Землячка едва не закричала в полный голос, безуспешно пытаясь стянуть на груди распахнувшуюся клетчатую рубашку-«ковбойку». У Шамиля в глазах от гнева потемнело, но сдержался, не рискуя кидаться на обоих сразу. Все же молодые жеребцы, едва ли удастся обоих разом уложить в поленницу. Насколько смог, нейтрально сообщил:
— Ну что, пассажиры? Остановка пять минут. Мальчики налево, девочки направо. До Светлого больше тормозить не стану. Время поджимает. Лесок рядом, кому приспичило.
Мерзкий Мугаш злобно зыркнул на водилу, недовольный, что прервал. Таир, напротив, весело отозвался как ни в чем не бывало:
— А что? Пожалуй. А то портвейн уже в горле плещется.
И полез наружу. Шамиль, обращаясь к Гульсияр, спросил:
— Ну а ты, кызым? Не желаешь?
Вместо нее ответил Мугаш, впервые подав голос. И голос-то у него омерзительный, жабий какой-то.
— Девочка не желает. Она другого чего желает.
И заржал похабно, подонок. Шамиль уточнил:
— Ну а сам-то?
Вместо него ответил спрыгнувший на асфальт Таир. Похлопав Шамиля по плечу, широко улыбнулся:
— А он потом. У нас груз важный, без присмотра оставлять нельзя.
И пошел поперек трассы к лесу. А до него метров тридцать от обочины. Шамиль опасался, что решит, свин, на колесо отлить, и уже приготовился стойкий отпор дать. Дескать, нечего его «ласточку» оскорблять. Однако Таир с водительской привычкой был не особо знаком. Шамиль равнодушно пробормотал: «Ну, потом так потом…» И подумал: «Сами напросились, хлопчики, вы уж извиняйте». И уж так хотелось врезать этому липкому Мугашу, что Шамиль решил себе в удовольствии не отказывать. Дождавшись, пока Таир отойдет подальше, для вида подергал тюки с кожей и попросил, как бы между прочим:
— Слышь, малой, подтяни-ка мне вон тот тюк. Ага, вот этот, с белой полоской. Там у меня, понимаешь, заначка.
Дурачок ничего не заподозрил, видать, недалекого ума, и послушно потянул тюк поближе к заднему борту. И тут же получил сокрушительный удар монтировкой по круглой башке. Даже не пикнул, только по-скотски икнул и немного портвейна выплеснул наружу из поганой глотки. Шамиль резко велел дернувшейся Гульсияр: «Сиди!», перевалил бесчувственное тело через борт и оттащил в кювет. Таира еще не было видно. Похоже, порядком накачался, алкаш, все еще не может облегчиться. Пощупав пульс у Мугаша, Шамиль с легким сожалением убедился, что зас…нец жив. А так хотелось наповал, чтоб не плодился, сволочь, словами ну просто не передать!
Похлопал насильника по макушке:
— Повезло тебе, сучонок. Не в настроении я нынче убивать. А следовало бы…
И бегом бросился в кабину, еще раз крикнув девушке: «Сиди там!» Некогда было ее переводить в кабину. Пока будут передислоцироваться, тут как раз и второй подоспеет. А он не так туп, и покрепче будет. Нет гарантии, что с ним удастся справиться.
Заскочив в кабину, Шамиль с места рванул так, что покрышки завизжали. Благо, движок предусмотрительно не глушил. И уже в зеркало увидел бегущего к дороге Таира, с перекошенным от злобы лицом. Давай, родной, беги. На трассе пусто. Пока дождешься кого… Да и не каждый возьмет такого попутчика, да еще с хмельным душком. Да дружка надо в чувство привести. В общем, полчаса как минимум у Шамиля есть. А за полчаса он далеко будет…
Километра через три остановил машину, торопливо выскочил из кабины и вприпрыжку побежал к заднему борту. Гульсияр уже выбиралась наружу, поняв, что пришло время пересаживаться, Увидев Шамиля, бросилась на шею, как отцу родному. И забилась в рыданиях, не в силах справиться с перенесенным испугом и позором. Шамиль, прижимая девчушку к себе, гладил по голове и утешал:
— Ну, все, все. Успокойся, дочка. Прости меня, дурака. Позарился на тысячу, подобрал козлов. Хотел на бензин, боялся, что до гаража не хватит. Дурак старый!
Гульсияр пробормотала сквозь слезы:
— Ну что вы, Шамиль-ага? Вы-то в чем виноваты? Кто ж знал, что такие скоты? Просто я испугалась очень.
— Ну, еще бы! Кто хочешь испугается. Ты что же, глупенькая, думала, я тебя брошу в беде? Ну, ну, ну… Успокойся, дочка. Все хорошо, все позади. Забудь. Не было ничего.
Гульсияр, улыбаясь, успокоила его:
— Нет, я знала, что не оставите с ними. Вы когда про гульчонка сказали, я сразу поняла.
Бедолажка. Она еще и утешает… У Шамиля аж слезы на глаза навернулись.
— Умница. Хорошо, что ты понятливая. Вот видишь, как здорово, что мама с папой тебя Гульчонком зовут? Не будешь большее на них за это обижаться?
— He-а. Не буду.
— Ну, давай, дочка, поедем. Только посмотрим, что за груз такой ценный эти сссу… Ох, прости, дочка. Эти пассажиры везли.
Рывком выдернув из кузова обе сумки, Шамиль расстегнул молнии и заглянул внутрь. В обеих лежало по четыре бутылки портвейна, еще не початые. Пустые, видимо, где-то в кузове катаются. Хорошо затарились, надолго. Под бутылками были какие-то пакеты и мешки. Вытащив один мешок, Шамиль вспорол боковину карманным ножом-выкидушкой, взял щепотку липкой смеси, вроде пластилина, растер в пальцах и понюхал. Нахмурившись, лизнул языком и, сморщившись, брезгливо сплюнул.
— Однако… И впрямь ценный груз.
Гульсияр поинтересовалась:
— Что это, Шамиль-ага?
— А это, дочка, насвай. Наркотическая травка, намешанная со всякой дрянью. Ее в Азии с детских лет употребляет чуть ли не поголовно все мужское население. Ну, как молдаване молодое вино, вместо сока.
— Ой, Шамиль-ага! А вы-то откуда знаете?
Усмехнувшись испугу девушки, Шамиль произнес:
— Не бойся, дочка. Я не наркоман со стажем. Служил я в Туркмении, насмотрелся там. Ну, пробовал пару раз по глупости. Штука гадкая. Но это еще полбеды. А вот эти пакеты мне совсем не нравятся.
Вытащив из сумки пакет с белым порошком, Шамиль подкинул его на ладони:
— Килограмма три. И мне почему-то кажется, что этот порошок совсем даже не «Зифа» и не «Лотос».
У Гульсияр глаза стали, как два полтинника.
— Неужели героин?
— Похоже на то. Я не специалист, но вместе с насом что еще может быть? Влип я, девочка. Здесь килограммов двенадцать только героина. А это огромные деньги. Похоже, мальчики-то не простые работяги, а наркокурьеры. Только почему вот так, внаглую, почти открыто везут? Совсем страх потеряли? Или крыша у них на трассе имеется? Или собственная поехала? Если так, то дело дрянь. В наш век мобильной связи…
— А у них нет мобильников.
— Ты откуда знаешь?
— А они при мне говорили по-таджикски, думали, я не пойму ничего. А в основе таджикского фарси лежит. Я же изучаю немножко… Словом, общий смысл я уловила. Говорили, что с каким-то Кириллом связаться нельзя, а он их с другого конца ждет. Ну а «мобильник» они просто по-русски говорили.
— Что значит «с другого конца»? Кто такой Кирилл?
Гульсияр виновато развела руками:
— Не знаю. Я только общий смысл уловила, без деталей. Я же еще только учу восточные языки.
— Ну, ладно. Главное, знаем, что связи у них нет и подельнику сообщить не могут; где бы он ни был. Значит, опасаться нам нечего. Похоже, мобильниками не пользуются из-за конспирации, чтоб не светиться лишний раз. Все заранее обговорено, вот и прут по маршруту.