Когда картина заняла почетное место на стене, я предложила утомленному тяжелой борьбой с отечественным железобетоном мужчине чашку чаю, на что он милостиво согласился. Видеть его, касаться рукой его руки, смеяться его шуткам – какое это было наслаждение раньше. Но сегодня…
– Ты стала какая-то другая, – словно подслушав мои мысли, сказал мой друг, допивая вторую чашку. – Квартиру изменила, сама похорошела. Влюбилась, что ли?
Последнее предложение было произнесено небрежно, однако с легкой ноткой ревности. Я усмехнулась про себя – проглотил наживку! Помню, прабабушка Лена втолковывала мне, тогда еще совсем глупой девчонке:
– Запах мужчины – вот что главное, детка. Если у дамы есть кавалер, то об этом легко догадаться. Мужчины сразу понимают это – они чувствуют запах соперника, и возбуждаются от этого. Так что, если ты хочешь, чтобы у тебя было много кавалеров, обязательно держи возле себя хотя бы одного.
Как всегда, подобные речи бурно опротестовывала бабушка Оля, но слова фрейлины Ее Императорского Величества прочно врезались в мою память.
Прабабушка никогда не ошибалась. Кавалер Максим ощутил запах соперника и, как всякий собственник мужского пола, заволновался. Пусть я ему нужна как рыбке зонтик, пусть мои звонки выводили из себя его самого, его жену и тещу, но сегодня что-то изменилось в привычном положении вещей. Мужское тщеславие было задето, а мужская логика требовала найти решение в образовавшейся нештатной ситуации. Вот и нашлось понятное объяснение: «Я влюбилась».
Вскоре он засобирался домой.
– Я позвоню через два дня, – хмуро пообещал он.
«Зачем?» – чуть не крикнула я вслед.
Я вернулась в гостиную с чувством обманутого вкладчика. Тело требовало разрядки, и, включив музыкальный центр, я поставила диск с самой ритмичной музыкой, какую только нашла. И выдала такой бешеный танец, какой не снился ни одному племени. Заскочив в коридор, я сорвала со стены маску ритуального танца. Поколебавшись, я приложила ее к лицу и продолжила свою сумасшедшую пляску. Пол закружился у меня под ногами, я ощутила, как ритмы мелодии вызывают во мне необыкновенную вибрацию, мне казалось, что в меня вливается новая сила. Я танцевала и не могла остановиться, пока не закончился диск. Отбросив маску, я без сил рухнула на диван.
Воскресным утром мне позвонил доктор.
– Куда вы пропали?! – закричал он. – Я уже стал волноваться! На работе сказали, что вы взяли отгулы, а дома трубку никто не берет. Что случилось?
– Я проводила инвентаризацию, – сообщила я, прохаживаясь с трубкой радиотелефона по изменившей свой прежний облик квартире.
– И как, успешно? – поинтересовался Вадим Ефимович.
– Кажется, да, – с чувством хорошо потрудившегося человека отозвалась я, подходя к зеркалу в спальне.
– Алло, алло! – всполошился доктор, услышав долгое молчание в трубке. – Алло, вы меня слышите?
– Слышу, – тихо отозвалась я. – Приезжайте, пожалуйста, сразу, как только сможете.
Нет, в зеркале не было ничего потустороннего. В нем отражалась я, обычная, всегдашняя. Почему я решила, что в моей жизни что-то изменится за эти три дня? Эйфория окончилась, Максим мне больше не нужен – это я поняла. Меня зазнобило – как будто холодный нож отхватил большой кусок территории, болезненно сужая мое жизненное пространство. Еще более тяжелая депрессия навалилась на меня.
Через час в дверь позвонили.
– Ого! – закричал Вадим Ефимович, проходя по коридору и останавливаясь напротив масок. – Вот это да! Недавно я такие видел у Сенкевича в передаче. Наверное, шаманские?
– Да, – хмуро подтвердила я, не желая продолжать экскурс в историю, и провела доктора в гостиную.
– Красота какая, как в голливудском фильме! У них всегда показывают огромные комнаты с небольшим количеством мебели.
Оптимизм врача был сегодня до тошноты неуместен.
Воздав должное картине авангардиста, Вадим Ефимович наконец подошел ко мне, заглянул в глаза и участливо спросил:
– Что, так плохо?
У меня даже не было сил говорить, доктор измерил давление, посчитал пульс:
– Вам надо поесть, выпить крепкого чаю и лечь.
Я отрицательно замотала головой. Зачем? Зачем все это? Какая я дура! Закипевшие в глазах слезы грозили вылиться в бурный поток. Вадим Ефимович ловко справился и с этим. Через полчаса я сидела на диване, под пресловутой картиной, укутанная в тяжелый теплый плед, потягивая крепкий чай, накормленная чем-то простым и вкусным, а неспешная речь врача объясняла, успокаивала. Оказывается, маленькие ростки надежды, поднявшиеся во мне после второй встречи с доктором, были так слабы, что марш-бросок просто истощил мои и без того скудные резервы.
– Сразу в корне изменить жизнь никому еще не удавалось. Менять надо потихоньку, в нюансах, штрихах, очень деликатно. Нельзя быть такой максималисткой! Помните, как в знаменитой книге старичок-протезист приносит обезноженному летчику протезы и как Мересьев тут же вскакивает? И как он оглушительно падает? Только упорная тренировка помогла ему научиться вновь ходить.
– Какая же тренировка нужна мне? – недоверчиво спросила я.
– Ага, интересно стало? – радостно воскликнул Вадим Ефимович и с жаром принялся объяснять: – Самая тяжелая тренировка – для души. Научиться радоваться себе и жизни – еще какой труд! А теперь давайте сюда вашу чашку и ложитесь, надо немного поспать. Вы закрываете глаза и слушаете мой голос, для вас существует только мой голос. Вы рас-с-л-а-б-л-я-е-т-е-с-ь…
Тягучий голос врача навевал дремоту, ресницы склеивала тонкая паутина, тело полностью растворилось в мягкости дивана.
Так прошел мой первый сеанс гипноза, и, надо сознаться, я с сожалением вынырнула из дремотного состояния на поверхность своей никчемной жизни. Первое, что я увидела, – спокойные глаза моего доктора. Он погладил меня по голове и пообещал вернуться к вечеру.
После его ухода я выпуталась из своего пледа-кокона, осторожно сделала несколько шагов. Уши уловили ребячий гомон, доносившийся сквозь открытое окно со двора. Кожа почувствовала жгучее прикосновение солнечного луча, нос осязал горьковатый запах увядающих пионов. Пожалуй, еще никто из мужчин так не ухаживал за мной, не закутывал заботливо в плед, не гладил по голове.
Что-то сдвинулось в моих мозгах, и мне безумно захотелось, чтобы Вадим все время был рядом, я представила себе его теплые руки, от которых невидимыми лучами исходит целительная сила, его карие глаза, теплый голос. Даже наигранный энтузиазм уже не казался таким противным. Поплавав в ласковом потоке фантазии, который принимал уже опасное направление, я больно ущипнула себя за руку: «Вернись на землю, Тая! О чем ты думаешь? Тебя пожалели, погладили по голове, а ты и растаяла! Ты сейчас похожа на собачку Каштанку, которая ищет ласкового хозяина. Опомнись!»
Вечером доктор уютно устроился в кресле и потребовал рассказать все еще раз по порядку. Он занудливо выяснял каждую деталь, просил повторить то или иное высказывание и без конца переспрашивал. Когда я обреченно сообщила о своем прозрении, Вадим Ефимович наклонился вперед и довольно злым голосом спросил:
– И долго ты собираешься играть в эту игру, Таисия? Не обманывай себя. Ты гонялась за амебой по имени Максим – тебе нужна была иллюзия – все подруги замужем, у всех есть друзья, любовники, дети, а что ты можешь ответить на сочувствующие вопросы подруг? Вот и выдумала себе отговорку: «Люблю одного Максима, а он женат. У меня все нормально, просто временные трудности». Ты напялила маску несчастной, всеми брошенной и не собираешься расстаться с ней!
Я во все глаза смотрела на непривычно сердитого доктора и задыхалась от злости. Запустить бы в него чем-нибудь тяжелым, чтобы он закрыл свой рот! Я ненавидела его в этот момент с космической силой!
– Какая чудовищная ложь! – завизжала я. – Вы не имеете права! Замолчите!
Надо же, какой-то докторишка имеет наглость глумиться над всем, что мне дорого, разрушить все то немногое, чем я жила, что меня вообще держало на поверхности в этом мерзком болоте, именуемом жизнью!
– Неужели лучше было бы выйти замуж за какого-нибудь алкаша, бабника, тряпку или садиста, сидеть на грошах с кучей сопливых ребятишек? И проклинать свое замужество? Мол, пусть хоть плохонький, но свой! – заорала я.
– А чем твоя жизнь лучше? – вкрадчиво спросил Вадим. Он сел рядом со мной и опять, как маленькую девочку, погладил по голове: – Что было не так с тобой, Тая? Расскажи!
– Нет, – я помотала головой, – нет, не хочу!
Вадим встряхнул меня за плечи:
– Ты должна сказать себе правду. Оглянись, ты разрушаешь сама себя, освободи свой мозг! Ты будешь счастлива, обещаю тебе!
– Откуда вы знаете? – угрюмо спросила я, вспоминая свои сегодняшние фантазии.
– Откуда вы знаете? – угрюмо спросила я, вспоминая свои сегодняшние фантазии.
– Знаю. – Он улыбнулся, и в его глазах на секунду проскользнуло жесткое выражение. – Тая, когда ты в первый раз влюбилась?
– Не помню.
– Нет, милая, говори начистоту, мы же договорились. Давай прокатимся по городу. Все-таки движение, смена состояния лучше статики, тебе будет легче. Собирайся!
Как непохожа была сегодняшняя Москва на ту, по которой мы ехали три дня назад! Сейчас это был угольно-черный город, расчерченный яркими гирляндами фонарей и узорами иллюминации. Доктор оказался прав – поездка развлекла меня, я старалась не думать, сколько бензина тратит мой ненавистный врачеватель, проводя такую «психотерапию на колесах». А ведь я еще не заплатила за утренний сеанс!
Какая-то деталь привлекла мое внимание, зацепила, и вот я уже неожиданно для себя с увлечением вспоминаю свое археологическое прошлое. Вадим слушал затаив дыхание. Лучше, чем Сенкевич, я рассказывала о том, как колесила в юности с родителями по Средней Азии, Украине, Молдове, Сибири. Как в университете занималась проблемой возникновения добычи и разработки металлов в первобытных племенах. Как пропадала в Грузии, где находится древний Самтаврский могильник. Там нашли первое железо, появившееся в конце второго тысячелетия до нашей эры. Я почти что пересказала свою несостоявшуюся диссертацию о культуре железного века, принадлежавшей скифским племенам Северного Причерноморья…
Вероятно, психотерапевт везде и всегда остается психотерапевтом. Вадим работал – хитро ставил вопросы, отвлекал мое внимание и, наконец, вплотную подошел к событиям, о которых я ни за что не хотела вспоминать – было больно.
– Представь, что у тебя болит зуб. Сейчас мы выдернем гнилой корень, а потом станем лечить все остальное, – весьма доходчиво пояснил ход дальнейшей терапии мой доктор.
Память возвращает меня на десять лет назад.
Украина. Каменское городище близ Никополя. Скифские поселения. Экспедиция небольшая – практика, четвертый курс. Наш руководитель – археолог с мировым именем, умен, ироничен, красив и мужественен как ковбой из рекламы сигарет «Мальборо».
Это был мой первый роман, а разница в возрасте – двадцать пять лет – меня не смущала. Я, воспитанная в романтическом духе двумя бабушками, слегка задержалась с вступлением в настоящую «женскую жизнь». По моему мнению, ковбой подходил для роли первого мужчины идеально. И в душную украинскую ночь я, можно сказать, соблазнила его. Результаты меня озадачили. Последующие встречи разочаровали. Эта акробатика и есть то, о чем с придыханием говорили все мои подруги?
А в Москве, когда мы со всеми удобствами и подобием эротической атмосферы – у кровати в вазе три гвоздики, шампанское, коробка конфет – опять занялись, так сказать, любовью, я увидела его лысину, обрамленную жалким венчиком волос. Так вот почему он все время скрывал свою голову под ковбойской шляпой!
Я скривила губы, стараясь не рассмеяться. Но смех так и вырывался из меня. Он воспринял это как звуки страсти. Но я так хохотала, что не могла остановиться. Короче, это была наша последняя встреча…
Вскоре мне встретился другой. Совсем другой. Нежный, заботливый, он все время заглядывал в глаза и спрашивал: «Тебе хорошо?» У него были сильные руки и нежные пальцы. Его объятия обжигали, поцелуи кружили голову. Но когда дело дошло до кульминации, он… ничего не смог. Я лежала и мучалась, придумывая, как сказать ему поделикатнее, что это ничего, в следующий раз все у него получится… Но, видимо, он и понятия не имел о том, что произошло. С детской непосредственностью он вытащил из кармана брюк десятку с профилем Ильича и важно сообщил: «Специально для тебя держал. Видишь? Если буквы серии совпадают с инициалами, эта купюра счастливая. Держи. Вот».
Душа моя наполнилась отвращением. Я возненавидела всех мужчин. Я возненавидела себя. «Неужели это все, что посылает мне судьба?» – спрашивала я.
Голос мой сорвался. Вадим сжал мое запястье:
– Отдохни, Таисия.
Но на меня напал азарт:
– Вы же гнилой зуб хотите удалить. Так удаляйте!
– Хорошо, только спокойно, Тая, спокойно, – проговорил доктор, видя, что меня уже не остановить.
– Часто я вспоминаю своих бабушек. Они ведь прожили жизнь, потеряв мужей очень молодыми. Они так и не вышли замуж. Как они переживали свое одиночество? Бабушка Лена отдала себя школе. Я же решила, что посвящу себя науке. Четыре года подряд я не вылезала из экспедиций. Я оживала только тогда, когда оказывалась там, на древних городищах Скифии. Даже камни вселяли в меня спокойствие и уверенность. Меня стали назначать руководителем университетских экспедиций. И, как правило, все молодые студенты трепетно влюблялись в меня, а я вовсю крутила «динамо». Кстати, очень неплохо получалось. Мстила ли я всему мужскому племени или себе – не знаю. И лишь однажды я встретила человека, с которым мне захотелось быть вместе. Но у него оказались другие планы.
Вадим снова остановил меня:
– Давай пройдемся, воздухом подышим. Тепло-то как!
Я была ошарашена таким невниманием к кульминационному моменту своего повествования. Оскорбленно хлопнув дверцей машины, я, обняв себя за плечи, независимо зашагала по асфальтовой дорожке сквера. Вадим не спешил меня догонять. Напротив! Он остановился у стенда с газетами и при неверном фонарном свете с увлечением стал что-то читать. Через несколько томительных минут он подошел ко мне.
– Продолжать или вы устали? – с вызовом осведомилась я.
– Нет, Таисия, дальше я все знаю сам.
Я буквально открыла рот от удивления.
Доктор невесело усмехнулся:
– Все люди думают, что их жизнь очень сложная, запутанная штука. И проблемы, с которыми они сталкиваются, уникальны и неразрешимы. На самом деле все обстоит гораздо проще.
У сомнительного вида скамейки Вадим остановился и, расстелив на ней невесть откуда взявшуюся газетку, жестом пригласил меня присесть.
– Все наши поступки имеют мотивы. В лучшем случае, можно насчитать несколько сотен основных моделей поведения людей. И сейчас я все понял, Таисия. Больше не стану мучить тебя воспоминаниями. Будем возрождаться к новой жизни, как птица феникс из пепла.
Я горела желанием узнать, как же сумел этот необыкновенный врач отгадать мою дальнейшую судьбу?
Доктор устало потер переносицу и твердо взглянул мне в глаза:
– И второй твой мужчина оказался не на высоте, верно? Только ответственность за это он переложил на тебя.
– Вроде того, – вяло согласилась я.
Вадим стукнул себя кулаком по колену и вскочил со скамейки:
– Все правильно! В наше время мужчины захлебнулись в собственном комплексе неполноценности, они не умеют ни красиво ухаживать, ни терпеливо и тактично пробудить в женщине ее природу. Сколько же в мире женщин непонятых, разочарованных – десятки или сотни? – Он снова сел и, внимательно посмотрев на меня, продолжал: – Тогда ты окончательно решила, что с тобой что-то не в порядке. Ты растерялась, разуверилась в себе и закрыла эту главу в своей жизни навсегда. Когда встречаешься с мужчинами, ты уже бессознательно запрограммирована на разрыв. И стоит им намекнуть на продолжение отношений, на близость, ты крутишь «динамо» и ускользаешь в свой маленький мирок. Ты боишься оскорблений, показаться неопытной, неумелой, несовременной, некрасивой. Сплошные НЕ! С Максимом, кстати, могло произойти то же самое, если бы он вышел за рамки чисто платонических встреч. Ты заморозила в себе все, чем щедро одарила тебя природа. Но ты же не Снегурочка, а живая, теплая Купава!
– Только сейчас я действительно заледенела, – призналась я, растирая холодные пальцы.
– Это сосуды от сильной эмоциональной встряски плохо стали пропускать кровь, – объяснил Вадим и, взяв мои руки, стал дыханием согревать озябшие пальцы.
Куда подевались его оживленный, оптимистический тон, энтузиазм! Или это тоже была маска – Маска радости – наподобие тех, что висят у меня в коридоре? Передо мной сидел совсем другой мужчина, и он молча притянул меня к себе. Прижавшись к нему, я поняла, как я замерзла – Вадим был горяч, как печка.
Он молчал, сердце, к которому я прижалась ухом, билось спокойно-преспокойно. Мне не хотелось сворачиваться в комочек или проявлять агрессивность, как это обычно со мною случалось. В объятиях врача я нашла долгожданный покой. «Если бы так было всегда!» – мелькнула опасная мысль, и я тотчас же прогнала ее.
– Снегурочка, – тихо позвал Вадим, – поедем, я отвезу тебя домой.
В машине мы молчали, каждый думал о своем. Я, например, размышляла о том, что со дня нашего знакомства прошла ровно неделя, а ближе человека, чем Вадим, у меня нет – ведь ни одна человеческая душа не знает обо мне столько, сколько этот доктор. Что же он станет делать с моей вывороченной наизнанку жизнью?