– Как я понимаю, Сазонов убит?
– Не только фабрикант, но и его кучер. Опасная, оказывается, у вас работа, татарин.
– К Бранд?
– Умный вопрос. Ты забыл, что должен делать?
В половине пятого Волков позвонил в квартиру Марии.
Дверь открыл Якубовский и тут же спросил:
– Что?..
– Может, ты меня в прихожую пропустишь?
– Прости, Федор, проходи, конечно.
Когда за Волковым закрылась дверь, в прихожую вышли Мария Бранд, Николай Казарян и Анатолий Абрамов. У всех на лицах читалось нешуточное напряжение.
– Что, Федор? – повторил Якубовский.
– А что может быть, Леонид? Сазонов получил пулю в глаз, кучер его Степан – в сердце. Оба померли на месте. Все дело заняло считаные минуты. Да, кстати, Адина приехала?
– Нет еще. Как она вела себя?
– Дивно! Все точно по времени. Скрыться успела до выстрелов. Так что даже если кто-то из окон и разглядел момент убийства, то Адину в свидетели записать не сможет никак. Она просто ничего не видела. Молодец, девочка! А вы предлагали студента!..
– А что я? Я бы тоже справился, – с обидой проговорил Анатолий.
– Вот именно, что «бы».
В это время раздался звонок.
Якубовский быстро открыл дверь. В прихожую буквально впорхнула Адина. Она была сильно взволнована.
– Господа, то, что сделал Федор, описать невозможно. Это надо было видеть. Признаюсь, я задержалась у входа в проулок и посмотрела, как он хладнокровно расстрелял Сазонова и кучера, затем спокойно выбросил револьвер в воду и вошел во двор. Федор исключительно смелый и сильный духом человек.
Волков усмехнулся и спросил:
– Прирожденный убийца, да?
– Нет, что ты? – Сама того не замечая, девушка впервые обратилась к Волкову на «ты». – Я восхищена тобой, Федор.
– Вот и славно, вот и хорошо, – заявил Якубовский. – Прошу, господа, в гостиную, отметим столь важное событие в деятельности нашей организации.
Мария шла последней и заметила, как смотрела Адина на этого крестьянского мужика, убийцу.
«А ведь она влюблена в него. Бедная девочка, нашла кого выбрать. Хотя кто знает. Может быть, ей нужен именно такой мужчина, как Волков. Она будет счастлива с этим наглым грубияном и хладнокровным убийцей. Кто знает?» – подумала женщина.
Революционеры выпили за храбрость Волкова, за первую боевую акцию, проведенную очень удачно, и разошлись. На этот раз Федор не допустил, чтобы Анатолий пошел провожать Адину. Он сделал это сам.
Возле ее дома Волков предложил:
– А может, Ада, гульнем в ресторане?
Девушка вдруг смутилась.
– Извини, Федя, не сегодня.
– Что так? День выдался хорошим, деньги у меня есть. Или рылом для тебя не вышел?
– Ну что ты такое говоришь? Ты… очень симпатичный мужчина. А главное, настоящий.
– Чего ж тогда ломаешься?
– Я выпила, Федя, и больше не хочу. Да и отец ждет. Волнуется. Давай в другой раз, да? – Она посмотрела на Федора влюбленными глазами.
– Ладно, – согласился Волков. – Пусть будет в другой.
– Ты не обиделся?
– Нет, Ада, я просто не могу на тебя обижаться.
– Почему?
– Не знаю. И не спрашивай, пожалуйста, об этом.
– Хорошо. Тогда до свидания.
– До свидания.
Девушка немного помедлила, затем резко повернулась, наклонила голову и вошла в подъезд.
Федор остановил пролетку, через полчаса зашел в винную лавку, купил водки, в магазине рядом прихватил закуски и поднялся к себе в комнату. Там он выпил два стакана подряд, выкурил папиросу и прилег на кровать. А вечером Волков опять тискал пьяную Зинаиду.
Утром пятницы газеты Санкт-Петербурга вышли с сообщением о варварском убийстве фабриканта Сазонова и его кучера Степана возле дома, где проживала Анна Викторовна Кренич, любовница богатея. Но Федор их не читал.
Глава 5
Ранним декабрьским утром 1893 года двадцатипятилетний цесаревич Николай Александрович облачился в охотничий костюм, захватил карабин и спустился в нижнюю залу дворца, где у пылающего камина сидел отец. Рядом находилась немногочисленная свита из приближенных особ.
Увидев сына, император улыбнулся.
– Доброе утро, Ники!
– Доброе, папа!
Цесаревича поприветствовали и вельможи. Николай Александрович лишь кивнул им.
Император внимательно посмотрел на сына:
– Ты плохо спал, Ники?
– Я совсем не спал, только недавно задремал, а уже и вставать пора.
– Поэтому не в настроении?
– Наверное. А почему мамы нет? Она не поедет на охоту?
– Нет. Она будет готовиться к отъезду из Гатчины в Петербург. Да и мы после охоты отправимся в столицу.
– Хорошо, папа.
– Какова же причина твоей бессонницы, Ники?
– По-моему, об этом уже все знают.
Александр Третий повысил голос:
– Ты не ответил на вопрос, сын.
– Извините, папа. Причина в письме, полученном накануне от Аликс.
– Может быть, тебе это покажется странным, но я ничего не знаю о письме.
– Разве мама вам ничего не говорила?
– Я же сказал, что о письме ничего не знаю. Надеюсь, ты сам, если, конечно, посчитаешь нужным, расскажешь о том, что написала тебе принцесса Дармштадтская, руки которой ты просишь уже пять лет.
– Да, папа. Я сам хотел поговорить с вами. После охоты.
– Поговорим в Петербурге.
– Хорошо.
– А сейчас приводи себя в порядок.
– Я в порядке. Окладчики выехали?
– Давно. Уже должны обложить стаю.
– Погода нынче тихая. Морозец, ни ветерка. Деревья стоят не шелохнувшись, на ветвях – снег, небо звездное, светло. В таких условиях волк издали почует человека.
Император согласно покачал головой.
– Почует. Да вот только вести стаю вожаку будет некуда, кроме как на охотников.
– Лая собак не слышно. Выезжаем без своры?
– Псовую охоту устроим позже, сегодня так разомнемся.
В залу вошел лакей, поклонился государю и доложил:
– Ваше величество, верховой от окладчиков прибыл, сказал, обложили стаю. Все готовы, ждут вас.
– Где стая?
– В редколесье за большим оврагом, близ осинника.
Александр Александрович поднялся.
– Вот, господа, и дождались. Выезжаем!
Император, наследник и свита оделись и вышли на морозный воздух. Им подали лошадей, и вскоре охотники подъехали к оврагу, который разрезал редколесье безобразным уродливым шрамом.
Миновав низину, Александр Александрович поднял руку:
– Здесь спешиваемся, расходимся.
Охотники заняли места, подготовили карабины.
Император встал за крупным деревом, рядом устроился Николай. В пяти шагах от него замер генерал-адъютант Илларион Иванович Воронцов-Дашков, личный друг Александра Третьего. Загонщики трубили в рожки, размахивали факелами, осыпавшими нетронутый снег снопом шипящих искр.
Николай Александрович видел, как вожак стаи, попавшей в окружение, пытается увести ее в сторону. Волки метались то вправо, то влево, но повсюду натыкались на самого опасного своего врага – вооруженного человека.
– Папа, отчего стая мечется? Ведь здесь, в редколесье, загонщиков нет, – проговорил цесаревич.
Император усмехнулся:
– Вожак, видно, старый да опытный. Инстинкт подсказывает ему, что именно здесь стаю ждет наибольшая опасность. Смотри, Ники, внимательней. Долго кружить стая не будет, вожак поведет ее на нас, на прорыв. Тогда не мешкай.
– Это не первая моя охота, папа. Я знаю, что делать.
– Зачем тогда задаешь ненужные вопросы?
– Просто впервые вижу, чтобы стая вела себя подобным образом.
– Да, вожак у нее молодец. Гляди, опять к лесу пошел. Неужто все-таки решился вести стаю туда? Умный волчара. А ведь уйдет, коли загонщики хотя бы сажень пять без присмотра оставят. Эх, нет, не получится у них, – как бы сожалея о том, что стае не удастся прорвать кордон оцепления, сказал император. – Некоторые сюда свернули. Молодые волки испугались, да и немудрено, опыта у них нет. Теперь и вожак так поступит. Он стаю не бросает.
– Интересно, папа, что сейчас испытывает старый волк?
– Он взбешен и очень опасен. Стая не послушалась его. Ну вот, что я говорил, они уже несутся на нас.
Сигналом на открытие огня должен был быть выстрел императора.
Александр Александрович вскинул карабин, затем взглянул на сына и сказал:
– Ники, стреляй ты! У меня глаза слезятся. Бей в вожака.
– Да, папа.
Николай Александрович выстрелил, и тут же все редколесье взорвалось грохотом. Первый залп выбил из стаи с десяток волков. Они опрокидывались на бегу, пытались вскочить, но снова падали и обливали белый снег алой кровью.
Николай Александрович был уверен, что вожак получил пулю в глаз, уткнулся мордой в снег и бьется в судорогах. Однако не тут-то было. Старый матерый волк продолжал нестись прямо на позицию императора и наследника, туда, откуда был сделан первый выстрел.
Охотники перезарядили оружие и дали второй беспорядочный залп. На снегу забились еще пять или шесть подстреленных волков, трое резко развернулись и бросились к лесу. Обезумевшие звери неслись, не разбирая пути, на огонь факелов, на трубный вой рожков, подальше от страшного редколесья, откуда в их собратьев вонзался раскаленный свинец, который прожигал шкуры, тела.
Вожак остался один, но не свернул, не замедлил бег, не испугался. Наклонив голову, черпая раскрытой пастью снег, он прыжками приближался к дереву, за которым стоял император. Матерый волк несся столь быстро, что другие охотники упустили момент, когда могли сбить его выстрелами с флангов. Теперь же, когда до дерева оставалось с десяток сажен и расстояние быстро сокращалось, стрелять по атакующему зверю было опасно. Так можно попасть в императора, наследника или другого охотника. Стрелки стояли не на прямой линии, а вогнутым внутрь полукругом из-за рельефа местности. Даже генерал-адъютант Воронцов-Дашков не имел возможности выстрелить по волку без риска задеть наследника.
Александр Александрович вскинул карабин, но отчего-то не стрелял. Тогда Николай прицелился и нажал на спусковой крючок. В этот же миг вожак расстрелянной стаи подпрыгнул. Пуля, которая должна была угодить в голову, пробила сердце волка. Зверь рухнул в снег. Николаю Александровичу показалось, что он слышал, как лязгнули клыки. Волк дернулся в конвульсии, вытянулся и затих.
Николай Александрович опустил карабин и посмотрел на отца. Тот приставил оружие к ноге и смотрел на вожака стаи, лежавшего неподалеку.
– Папа! – окликнул цесаревич.
Александр Александрович будто очнулся.
– Да? Отличный выстрел, Ники! А каков волчара! На смерть шел и принял ее грудью, раскрывшись.
– Это у него машинально получилось, папа. Ближе к дереву снег глубже, вот он и прыгнул.
– Нет, сын, он специально поднялся. Мол, вот он я, стреляйте. Честное слово, я бы пропустил его.
– Так вы поэтому и не стреляли?
– Нет, Ники, я ждал твоего выстрела. Мне не хотелось убивать этого волка.
– Так дали бы мне команду, и я не стал бы стрелять.
– Нельзя было, Ники. – Император кивнул на убитого зверя. – Он рвался сюда не для того, чтобы проскочить, уйти в овраг, набросился бы на нас и рвал бы в отмщение за расстрелянную стаю. Потому я и ждал твоего выстрела. Его должен был убить ты. Так и получилось.
К императору и наследнику подошел генерал-адъютант Воронцов-Дашков.
– Я видел, ваше высочество, как вы на последнем подлете срезали волчару. Признаюсь, впечатлило.
Вокруг начали собираться другие охотники, прибежали загонщики с факелами. Все принялись обсуждать охоту, особенно отважное поведение императора и наследника престола. Граф Воронцов в подробностях рассказал вельможам о том, чего они не могли видеть.
Александр Александрович отошел в сторону от оживленной свиты, присел на пень, торчавший из снега, и согнулся.
Николай увидел это, тут же подошел к отцу и спросил:
– Что с вами, папа? Вам плохо?
– Боль в спину ударила, сын. Ничего, со мной так нередко бывает.
– Позвать врача?
– Доктор Рейн остался во дворце.
– Вызовем!
– Не надо, мне уже лучше.
– На коня сесть сможете?
– Смогу.
– А то я пошлю за каретой.
– Обойдемся. Передай всем, объявляю конец охоте.
Александр Александрович не без труда доехал до Гатчины, где доктор Генрих Рейн осмотрел императора, натер мазями. Боль поутихла.
В десятом часу царская процессия двинулась в Петербург, в Аничков дворец.
Надо сказать, что император не очень-то жаловал Петербург. Его главная резиденция находилась в Гатчине. Примечательно, что он решил расположить свой кабинет в восьмигранной башне, непосредственно над тем помещением, где когда-то работал Николай Первый. Это не являлось случайностью. После убийства отца царь проводил жесткую консервативную политику, и дед был для него примером в этой борьбе.
Злопыхатели говорили, будто народовольцы до того напугали императора, что он старался как можно реже появляться в Петербурге, предпочитал прятаться в загородных резиденциях: Гатчине, Петергофе, Царском Селе. Естественно, подобные утверждения не имели под собой никаких оснований. Александр Третий, человек смелый, даже неоправданно отчаянный для государя великой страны, не боялся террористов, относился к ним с презрением, как к врагам собственного народа, клятвопреступникам, ничтожным личностям. Просто ему было удобнее жить и работать в Гатчине или Петергофе. Да и семье там жилось покойно. Впрочем, все церемонии по протоколу по-прежнему проводились в Зимнем дворце, и император непременно на них присутствовал.
Николай Александрович застал отца свободным от дел после обеда. Он вошел в большое помещение, где стоял рабочий стол императора. Александр Третий не подпускал к нему никого, лично убирал его. Отец сидел боком на подоконнике и посматривал на Невский проспект, где кипела суматошная жизнь.
Александр Александрович обернулся:
– А, это ты, Ники. Садись на диван.
Император встал, прошелся по кабинету, поправил на столе кипу служебных бумаг, устроился рядом с сыном.
– Теперь я готов выслушать тебя.
– Я в отчаянии, папа!
– Так уж и в отчаянии? – Александр Александрович улыбнулся.
– Да, сердце мое разрывается!
– Что-то на охоте я этого не заметил.
– Ты смеешься надо мной, над моими чувствами?
– Что ты, Ники, нет, я уважаю твои чувства. Так что написала тебе очаровательная Аликс?
– Она сообщила, что приняла окончательное решение не менять свою веру. Это значит, что мы не сможем пожениться.
Александр Александрович положил крупную ладонь на колено сына.
– Ты ведь знаешь, Ники, что Аликс воспитана в протестантстве, искренне и глубоко убеждена в истинности своего вероисповедания.
– Но зачем тогда она столько времени клялась в любви ко мне? Ведь Аликс и раньше понимала, что не может стать моей супругой, не приняв православия. Аликс пользуется огромным успехом среди европейских коронованных женихов. Однако в прошлом году она отказала Альберту-Виктору, старшему сыну принца Уэльского, который должен был стать наследником английского престола. Да, Эдди, так звали в семье принца, умер в том же году. Но Аликс не знала, что произойдет столь печальное событие. Если бы она приняла предложение и Альберт-Виктор остался бы жив, то они правили бы Англией. Перед Алисой не стоял вопрос о смене веры, но она отказала принцу. Насколько мне известно, даже королева Виктория, которая благоволила к Эдди, была восхищена той решительностью, с которой ее внучка отвергла предложение Альберта-Виктора.
Александр Александрович выслушал взволнованную речь сына и сказал:
– Понимаешь, Ники, принцесса Алиса считает перемену религии изменой своим самым святым чувствам и убеждениям. Она отличается исключительной честностью, благородством и преданностью своим идеалам, прекрасно образованна. Аликс просто не способна принести свой внутренний мир в жертву любимому человеку. Российский престол сейчас самый блестящий в мире, но он не прельщает ее. Для принцессы, человека сильного и, без сомнения, достойнейшего, совесть превыше всего.
Николай Александрович опустил голову и спросил:
– Значит, последнее препятствие к нашему браку непреодолимо?
– Не совсем так, дорогой Ники. Выход из сложившейся ситуации есть.
– Какой же, папа? – Цесаревич схватил отца за руку.
– Полная перемена религиозных взглядов Аликс, чистосердечное принятие ею святого православия.
– Возможно ли это?
– Задача трудная, но выполнимая. Но переубедить Аликс должен и можешь только ты, мой дорогой Ники.
– Я должен немедленно ехать к принцессе.
– Не спеши. Поедешь.
– Когда, папа?
– Весной должна состояться свадьба гессенского герцога Эрнста-Людвига с Викторией-Мелитой, дочерью Марии и Альфреда Эдинбургских. В Кобург съедутся именитые гости со всей Европы, в том числе и королева Виктория. Отправишься туда и ты со свитой, будешь представлять на свадьбе дом Романовых. Там встретишься с Аликс и попытаешься переубедить ее. Но это еще не все. Конечно, вопрос перемены религии является первостепенным, однако существует еще одно серьезны препятствие к вашему браку.
– Какое, папа? – Удивление цесаревича росло.
– Ох, Ники, не должен я говорить тебе об этом. Ты и сам узнал бы. Ну да ладно. Препятствие это, сын, таково: вполне возможно, что Алиса страдает родовой болезнью.
– Что? Родовая болезнь? Какая же?
– Та, которая может убить человека из-за пустяковой царапины. Это страшная родовая болезнь монархов, в том числе и потомков королевы Виктории. Доктора называют ее гемофилией.
– Я знаю о ней, но разве Аликс больна ею?
– Сын, этого сказать я не могу, но Аликс – внучка королевы Виктории. Были случаи, когда сыновья гессенских герцогинь страдали несвертываемостью крови. Таков основной признак гемофилии. Болезнь передается по женской линии, но поражает только мужчин. Особенно остро гемофилия переносится в детстве и молодости. Вполне вероятно, что Аликс, несомненно любящая тебя и страдающая, отказывается от брака не только по причине смены религии. Посуди сам, принцесса знает, что выходит замуж не просто за красивого, молодого, любимого человека, но за будущего императора государства Российского. Это накладывает на нее долг подарить мужу и державе здорового наследника. А тут такое проклятие!.. Она может воспринимать болезнь как Божью кару за грехи и считать, что в праведной жизни нет места клятвопреступлению, то есть смене религии. Повторяю, если тебе удастся переубедить ее, то свадьбе быть. Ты получишь родительское благословение. Омрачит вашу совместную жизнь страшная болезнь или обойдет стороной, это в воле Господа Бога.