– Да, о проклятии королей я не думал. Но это не изменит моего отношения к Аликс. Я буду любить ее еще сильнее, добьюсь, чтобы мы были вместе, несмотря ни на что. Сегодня же напишу ей.
– Тебе двадцать пять лет, Ники, ты уже мужчина, а ведешь себя как юнец. Понимаю, любовь в состоянии кого угодно свести с ума и заставить совершать безумные поступки. Но все же разум должен управлять эмоциями. Подожди немного, подумай, все взвесь, а потом пиши. Но мой тебе совет, о родовой болезни ни слова. Этот вопрос и без тебя рвет сердце очаровательной принцессы. Разговор на эту тему заводить не следует. Положись на Господа нашего. Он не обделит тебя Своей милостью.
Николай Александрович вздохнул:
– Тяжело мне, папа!
– Вижу и понимаю.
– А скажите мне, папа, почему вы с мамой не противитесь моему желанию жениться на Аликс? Ведь особой выгоды государству этот брак не принесет. Женитьба наследника престола по праву считается не столько личным, сколько государственным делом.
Александр Александрович улыбнулся:
– Да уж. Ты слишком настойчив. Как-то грозил уйти в монастырь, если тебе запретят жениться на принцессе Дармштадтской. Неужели забыл?
– Не забыл и сейчас готов повторить то же самое. Я хочу жениться только на Аликс. Другой супруги, будь она хоть королева богатого государства, мне не надо. Значит, дело в моем упрямстве?
– В настойчивости. Но не это главное. Мы с мамой очень любим тебя, нашего первенца, и желаем тебе счастья. Если счастье твое в любви к Аликс, то это судьба. А она ведь в руках Божьих. Так зачем же нам противиться ей?
Николай Александрович поднялся, прошелся по кабинету.
– Если бы ты знал, папа, как я хочу быстрее увидеть свое Солнышко.
– А еще быстрей сыграть свадьбу, да? Не смущайся, твой папа тоже был молодым.
Николай вернулся к дивану, присел рядом с отцом, обнял его:
– Вы с мамой – самые лучшие родители.
– Ступай, Ники, да проведай матушку.
– Конечно, папа.
После ухода цесаревича к императору явился министр внутренних дел Иван Николаевич Дурново.
– Здравия желаю, ваше величество!
– Здравствуй, Иван Николаевич!
– Как поохотились?
– И все-то ты знаешь.
Дурново улыбнулся:
– Так ведь должность у меня такая.
– Поохотились как обычно. С чем пожаловал?
– У меня к вам два дела, ваше величество.
– Ну что ж, докладывай.
– В Петербурге арестован мичман флотского экипажа Михаил Игнатьевич Зуев.
– За что?
– За то, что вел революционную пропаганду и состоял в одной из террористических организаций.
– Арестован, вот и хорошо. В чем вопрос-то?
– Разговаривал я с ним в камере. Молодой еще офицер, двадцать один год, по глупости дал втянуть себя в организацию. Вину свою осознал, кается, просит простить его.
– А о чем он думал, когда клятву свою нарушал, вел пропаганду? Попался, посидел в камере и сразу покаялся, да?
– Ваше величество, вы знаете, я сторонник жестких мер против революционеров-террористов, но это случай особый. Поверил я в его раскаяние. Жена у Зуева ребенка ждет. Если будет возбуждено дело, то получит он каторгу, а вернется оттуда или нет, только Господу известно.
– Пожалел, значит, ты мичмана, Иван Николаевич?
– Пожалел, ваше величество. Не хотелось бы ломать ему жизнь.
– Что-то не припомню, чтобы ты прежде обращался ко мне с подобным вопросом.
– А я и не обращался. Это первый случай.
– Хорошо, что предлагаешь?
– После ареста только в вашей власти исключить уголовное преследование заблудшего юноши.
– Юноши? Ему двадцать один год, Иван Николаевич. Он мужчина, офицер, должный отвечать за свои поступки.
– Значит, начинать следствие?
Александр Александрович махнул рукой:
– Пусть подает прошение, прощу. Но на флоте ему места нет, как, впрочем, и в столице. Как жена родит, пусть уезжает подальше от Петербурга и всегда помнит, что если еще раз решит поиграть в революцию, то каторгой не отделается.
– Благодарю, государь.
– Что еще, Иван Николаевич?
– В Каршино полицией установлен факт получения крупной взятки городским головой Черниковым Антоном Михайловичем.
– От кого и за что он получил деньги?
– От промышленника Фридича Льва Георгиевича за содействие в незаконном приобретении дополнительных земель якобы для расширения производства, а по нашим данным – для строительства собственного особняка. Если бы сделка состоялась, то целая крестьянская община лишилась бы лучших своих угодий.
– Велика ли сумма взятки?
– Три тысячи рублей.
– Неплохой аппетит у чиновника. Но совсем скоро он пропадет. Обоих, Черникова и Фридича, немедленно арестовать, провести следствие и предать суду!
– Вы сказали, Фридича тоже?
– У тебя со слухом плохо, Иван Николаевич?
– Нет, но…
Император прервал министра:
– Взяткодатель, Иван Николаевич, должен наравне отвечать с получателем. Они оба совершили гнусное преступление. Оно никак не может оставаться безнаказанным, кто бы ни был виноват, нищий, просящий милостыню на паперти, или министр. И пожестче, Иван Николаевич, с этими мерзавцами! Они ведь не только обогащаются, но и подрывают доверие народа к власти, а это совершенно недопустимо.
– Я вас понял, ваше величество. Разрешите идти?
– Если у тебя все, иди.
– До свидания, ваше величество.
– До свидания, господин министр.
Приняв такое решение по взяточникам, Александр Третий показал свое отношение к преступлениям подобного рода. Российский император все годы правления неустанно, твердо и жестко боролся с малейшими проявлениями коррупции. Его деятельность принесла свои результаты. Во времена Александра Александровича такого явления в России практически не было. Суды выносили суровые приговоры за мздоимство и казнокрадство.
Все это привело к успехам в экономике. За годы царствования Александра Третьего резко увеличилась производительность сельского хозяйства, экспорт зерновых вырос в полтора раза. Выплавка чугуна увеличилась на сто девяносто процентов, производство железа – на сто шестнадцать, добыча угля – на сто тридцать один. В России активно строились железные дороги. В целом к началу XX века страна вышла на одно из первых мест в мире по темпам экономического роста. Царствование Александра Третьего доказало, что все утверждения либеральных ученых о том, что экономика хорошо развивается только в демократических странах, являются ошибочными, если не лживыми.
Столь же удачной была и внешняя политика Александра Третьего. Российская империя не воевала тридцать лет. Не случайно этот государь вошел в историю под почетным прозвищем Миротворец. Так его именовали и в России, и за границей.
Росло и население державы. Если бы не преждевременная смерть Александра Третьего, то при сохранении его наследниками консервативной политики во второй половине XX века численность русского народа возросла бы до четырехсот миллионов человек со ста двадцати пяти. Это не вымысел автора, не спорная статистика, взятая из сомнительных источников. Таковы результаты подсчета, произведенного великим русским ученым Дмитрием Ивановичем Менделеевым.
После празднования Рождества император почувствовал себя плохо. Первым это заметил Николай Александрович, встретивший отца в коридоре Аничкова дворца. Император выглядел усталым, бледным, хотя и улыбался по своему обыкновению.
– Ты ко мне, Ники?
– Извините, но у вас нездоровый вид, папа.
Александр Александрович отмахнулся:
– Ерунда, легкое недомогание, простудился, наверное, на вчерашней конной прогулке. Пройдет, не впервой.
– Я думаю, надо позвать врача.
– Зачем, Ники? Подумаешь, нос заложило, голова немного болит. – Император улыбнулся: – Водочки стопку выпью, все и пройдет.
– Нет, папа, как хотите, а я приглашу Евгения Сергеевича.
– Что ж, пусть придет и посмотрит. Хуже не будет.
– Вы в покои?
– В кабинет.
– До работы ли вам сейчас, папа?
– Эх, сын, император всегда на службе.
– Я скоро.
Цесаревич попросил камердинера пригласить доктора Боткина, состоявшего на то время врачом придворной капеллы.
– Здравствуйте, Евгений Сергеевич.
– Добрый день, ваше высочество. Что случилось?
– Надо бы папу посмотреть. Худо ему.
– Он в постели?
– Разве вы не знаете, что его может уложить в постель только какой-нибудь очень серьезный недуг?
– Знаю. К сожалению, император не верит в медицину. Он один из самых непослушных пациентов, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело. У него довольно странный обычай не признаваться в своей болезни, будто в этом есть что-то постыдное, а уж насчет лечения я и не говорю. Но идемте, ваше высочество. Я займусь императором.
Александр Александрович с неохотой позволил Боткину осмотреть себя.
Одеваясь, он спросил доктора:
– Ну и что нашел, Евгений Сергеевич?
– Здравствуйте, Евгений Сергеевич.
– Добрый день, ваше высочество. Что случилось?
– Надо бы папу посмотреть. Худо ему.
– Он в постели?
– Разве вы не знаете, что его может уложить в постель только какой-нибудь очень серьезный недуг?
– Знаю. К сожалению, император не верит в медицину. Он один из самых непослушных пациентов, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело. У него довольно странный обычай не признаваться в своей болезни, будто в этом есть что-то постыдное, а уж насчет лечения я и не говорю. Но идемте, ваше высочество. Я займусь императором.
Александр Александрович с неохотой позволил Боткину осмотреть себя.
Одеваясь, он спросил доктора:
– Ну и что нашел, Евгений Сергеевич?
– У вас, ваше величество, начинается инфлюэнца. Вы ведь испытываете усталость, головную боль, ломоту в суставах, не так ли?
– Эка невидаль. Простуде всякий человек подвержен. Особенно зимой. Инфлюэнца – ерунда, дней за пять пройдет.
– Вам необходим постельный режим, горячие ножные ванны с горчицей. Вскоре, дня через два, повысится температура, будем принимать лекарства.
– Это опять белый порошок с хинином?
– Не только, ваше величество.
– Вам, лекарям, только дай, до смерти залечите.
– Я исполняю свои обязанности, ваше величество, и настоятельно советую, чтобы вас осмотрел профессор Захарьин.
Александр Александрович посмотрел на Боткина.
– Из-за какой-то ерунды вызывать из Москвы Григория Антоновича? По-вашему, у него дел в университете нет?
– Дела, конечно, у профессора есть, но здоровье государя важнее.
– Да что за надобность? Сам и лечи.
– Мне нужна консультация. Если бы не ушиб спины при крушении поезда в Борках, не лихорадка, упадок сил и сильное кровотечение носом во время визита в Данию, то я не стал бы беспокоить профессора.
– Говорю же, вам только дай, залечите. Ладно, вызывайте Захарьина.
– Слушаюсь. А вам следует лечь в постель.
– Лягу, когда невмоготу станет.
– Вечером ванны, ваше величество. Первый прием лекарств после ужина.
– Хорошо. Ступайте, мне поработать надо.
Николай Александрович и доктор Боткин покинули кабинет императора. Пройдет немного времени. Боткин станет лейб-медиком и будет служить царской семье верой и правдой до конца дней своих. До страшной ночи в подвале Ипатьевского дома.
Выйдя в коридор, доктор обратился к цесаревичу:
– Ваше высочество, я просил бы вас направить вызов профессору Захарьину.
– Конечно. Дела плохи?
– Пока нет, но государь совершенно не следит за здоровьем. Меня беспокоит не инфлюэнца. Эта болезнь пройдет. Опасения вызывают боли в области почек. С ними шутить нельзя. Необходимо комплексное обследование, да разве император позволит его провести! Послушаем, что скажет профессор Захарьин.
– Да, Евгений Сергеевич. Извините, я хотел бы поговорить с вами о другой болезни.
Боткин не без удивления посмотрел на цесаревича.
– Вас тоже что-то беспокоит?
– Нет. Это другое. Скажите, доктор, а правда, что человек, больной гемофилией, может умереть от пустяковой царапины?
– Больной гемофилией? А почему?..
Николай Александрович прервал врача:
– Евгений Сергеевич, пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем. Я хочу получить от вас ответы на свои вопросы.
– Хорошо. Гемофилия, как известно, это несвертываемость крови. Болезнь передается по женской линии, но подвержены ей в подавляющем большинстве мужчины, а точнее, мальчики и юноши, которые могут дожить примерно до двадцати лет. Больше – это редкость. То, что гемофилия может привести к смерти от пустяковой царапины, конечно же, преувеличение. Опасны обильные кровотечения от серьезных ран. Скажем, удаление зуба чревато летальным исходом. Но главная опасность этой родовой болезни во внутренних кровотечениях. Это могут быть кровоизлияния в мозг, надеюсь, понятно, с какими последствиями, в кишечно-желудочный тракт, в суставы. Последние особенно болезненны. Больные гемофилией долго не живут, как я уже говорил, но известны случаи, когда они создавали семьи, рожали детей, причем здоровых. Таких случаев мало, но они имели место.
– А болезнь эта поддается лечению?
– К сожалению, практически нет.
– Понятно. Теперь последний вопрос: «Обязательно ли болезнь передается от, скажем, бабушки к внучке?»
– Я, кажется, понимаю, кого вы имеете в виду. Нет, ваше высочество, не обязательно.
– Благодарю вас, Евгений Сергеевич. Прошу наш с вами разговор сохранить в тайне.
– Конечно, ваше высочество.
– Я сегодня же распоряжусь вызвать в Петербург профессора Захарьина.
– Хорошо. После ужина я навещу императора.
– Еще раз благодарю.
Профессор Захарьин прибыл в Санкт-Петербург через два дня, когда высокая, под сорок градусов, температура уложила-таки императора в постель.
Известного медика в покои государя проводил Евгений Сергеевич Боткин.
У Александра Третьего после приема лекарств улучшилось состояние. Он находился в хорошем, для больного человека, естественно, настроении.
– Здравствуйте, ваше величество! – приветствовал царя профессор Захарьин.
– Здравствуй, Григорий Антонович! Видишь, какие у меня упрямые, дотошные врачи. Они оторвали тебя от работы.
Александр Александрович попытался встать, но Захарьин сказал:
– Лежите, ваше величество. Я подготовлю инструмент и осмотрю вас. А вызвали правильно. В университете и без меня обойдутся. Здоровье императора – это самое главное.
– Так вызвали-то по ерундовому поводу.
– А вот это мы сейчас и узнаем. – Захарьин осмотрел царствующего пациента и заявил: – Евгений Сергеевич прав, у вас инфлюэнца. Температура продержится еще день-два, и вы пойдете на поправку. Лечение вам назначено правильное, мне добавить нечего.
– Значит, ничего страшного?
– Серьезного ухудшения нет, улучшение наступит в ближайшие дни. Я бы советовал вам на какое-то время перебраться в Крым. Сухой климат пойдет вам на пользу.
В разговор вступил Боткин:
– У государя усиливаются боли в спине, становятся довольно частыми. Не связано ли это с почками, Григорий Антонович?!
– На данный момент я не вижу ничего серьезного, – проговорил Захарьин.
Возможно, впервые в своей врачебной практике опытный, признанный доктор, профессор Захарьин оказался не на высоте. Как показало дальнейшее развитие событий, уже тогда, в январе 1894 года, у Александра Третьего развивалась болезнь почек, оказавшаяся смертельной.
Но император успокоился. Он не придавал особого значения советам врачей, не обратил внимания на обеспокоенность доктора Боткина.
Перестал волноваться и наследник Николай Александрович. Он с нетерпением ждал встречи со своей горячо любимой Аликс.
Прошла зима, зажурчали ручьи.
2 апреля того же года цесаревич со свитой выехал из Петербурга. Через два дня он прибыл в Кобург, где на перроне его ждала Аликс. Невозможно передать словами ту радость, которая сопровождала встречу. Российское представительство было прекрасно принято и размещено в богатых апартаментах кобургского замка. Вечером гости вместе со всем семейством принцессы отужинали и отправились в оперу.
5 апреля после кофе, то есть часов в десять утра, Николай Александрович получил возможность поговорить с Аликс. Они беседовали более двух часов. Николай Александрович пытался убедить принцессу сменить религию, но у него ничего не получалось.
Алиса слушала пылкие речи любимого, плакала и постоянно повторяла:
– Нет, невозможно. Это страшный грех. Я не могу. – Слезы душили ее.
Николай Александрович отступил. Он жалел страдающую девушку, пребывал в отчаянии, не знал, что делать.
Через несколько часов после первого разговора Николая и Аликс в Кобург прибыла английская королева Виктория. Как только это стало возможным, девушка направилась к своей бабушке. Она опять плакала, не видела выхода из создавшегося положения, но желала стать женой Николая.
Сердце строгой королевы дрогнуло. Она очень любила внучку и неожиданно благословила ее на брак с русским цесаревичем. Более того, Виктория объяснила принцессе, что православие не слишком-то отличается от лютеранства. Это оказало влияние на Аликс.
Сторону Николая принял и кайзер Германии Вильгельм, прибывший на следующий день. Он тоже пытался подействовать на Алису.
Однако все страхи принцессы окончательно развеяла ее сестра, великая княгиня Елизавета Федоровна. Ей в свое время не требовалось переходить в православную веру, поскольку ее жених Сергей Александрович не обладал правом престолонаследия. Но она охотно сделала это. Теперь Елизавета объяснила сестре, что переход в другую веру при отношениях, сложившихся у Николая Александровича и Аликс, не является отступничеством, а значит, и грехом.
Девушка не объявляла о своем решении, и никто не знал, каково оно будет. Его ждали многие. Николай все же добился того, что казалось невозможным. Это произошло на второй день после свадьбы Эрнста Людвига и Виктории, в пятницу, 8 апреля.