Я поднял руки, показывая шрамы. Конечно, я солгал насчет матери. Но мне нравилось расстраивать Лорел.
– Кит, – сказала она, – давай не будем говорить вещи, о которых позже пожалеем. Я предлагаю тебе дом.
Она встала. Отряхнула брюки.
– Подумай об этом.
Я смотрел, как она спускается по деревянным ступенькам на песок и идет к машине. Когда она уезжала, меня охватило странное желание… словно я хотел, чтобы она не уезжала. Словно хотел позвать ее.
Как раз в тот момент, когда я уже собирался погрузиться в черную дыру депрессии, зазвонил мобильник. Я побежал в трейлер и схватил телефон с кухонной стойки. Проверил номер звонившего и заглянул в листок бумаги, который дала Джен. Подождал, пока телефон прозвонит еще дважды, прежде чем нажать кнопку.
– Привет. Я как раз собирался тебе позвонить.
27. Мэгги– То, что причиняет вам больше боли, чем ваша вина, – это стыд.
Я ненавидела признавать это, но Джейкс прав.
Это был мой третий сеанс с ним, но я не понимала, чем он мне помогает и может помочь.
Однако время от времени он забивал в голову очередной гвоздь. Чувство вины – это звучит благородно. Вроде как я глубоко раскаиваюсь или что-то в этом роде. На самом деле так и было. Но ощущать стыд почему-то казалось грязным. И он был прав. Именно такой я себя и представляла. Грязной и грешной.
И что из этого? Вместо вины я испытывала стыд. Какая разница?
– Вы словно считаете, что заслужили плевок в лицо.
Я кивнула. Прошло пять часов с тех пор, как на меня в библиотеке напала женщина, но я все еще ощущала на лице ее плевок.
– И считаете, что недостойны иметь подругу.
– Верно.
Я рассказала ему о Джен. О том, какой милой она была и что я сегодня еду к ней на обед.
– Она, очевидно, так не считает, – заметил он.
– Это так.
Я прислонилась головой к спинке большого кожаного кресла.
– По-моему, до нее так по-настоящему и не дошло, что именно я сделала.
Он ждал продолжения. Я терпеть не могла, когда он был таким спокойным и молчаливым и все бремя лежало на мне. Бремя, требовавшее, чтобы я заполнила паузу. Я уставилась в потолок, на котором были встроенные светильники, размещенные в непонятном мне порядке. Никакой симметрии.
Один перегорел. Я смотрела на круглую коричневатую лампочку, и почему-то хотелось плакать.
– Что мучает вас в эту минуту? – спросил доктор Джейкс.
Откуда он узнал? Я не плакала. Только хотелось плакать. Иногда он умел разгадать, что у меня на душе. И точно знал, когда я готова сломаться.
– Не знаю, как пройти через все это. Все это дерьмовое… испытание.
Он заерзал на кресле, как всегда, когда собирался сказать что-то, по его мнению, важное. Я перевела глаза с потолка на него.
– Давайте еще раз сформулируем, что вам приходится переживать, Мэгги, – сказал он. – Я бы хотел определить это как скорбь.
– По погибшим людям?
– Нет. По себе. По жизни, которая у вас была раньше. До пожара. До Бена.
Глаза горели. Я часто моргала. Все равно сдержу слезы, даже если это последнее, что я сделаю!
– Но легко и быстро избавиться от скорби нельзя, – продолжал он. – Требуется время, чтобы пройти через нее.
– Я никогда ее не одолею.
– Я не говорил «одолеть». Я сказал «пройти». Это ключевое слово. Нельзя ее перепрыгнуть.
– В смысле, вытерпеть?
– Вытерпеть – это очень негативное слово. Из скорби можно что-то вынести.
– О, конечно.
– Поверьте, это так. Но нужно позволить себе почувствовать ее. Даже поприветствовать ее.
Я закатила глаза.
– Нужно учиться на ней.
Я глянула на часы. До конца осталось двадцать минут.
Он улыбнулся.
– О чем вы сейчас думаете?
– Вам вряд ли захочется узнать.
Он рассмеялся так, что брюхо заколыхалось.
– Продолжите работать в библиотеке?
– Ни за что.
– Но что вы будете делать с вашими общественными работами, если уйдете?
– Вы говорите так, словно я должна там остаться.
Ноги моей не будет в библиотеке.
– Я не буду вам советовать. Это ваше решение.
– Моя мать пытается найти мне что-то другое.
– Ваша мать не совершала преступления.
Меня захлестнула ненависть.
– Чего вы хотите от меня?
– Вы сердитесь.
Я отвела глаза.
– Я ничего от вас не хочу. Но многого хочу ДЛЯ вас. И в частности, чтобы вы научились отвечать за себя и за свой приговор.
– Я только что провела год в тюрьме! Никто не сделал это за меня!
– Как вы сами сказали, это первая часть. Ваша мать не ответственна за вторую часть. И никто не ответственен. Кроме вас.
Коттедж, в котором остановилась Джен, был совсем не похож на то, что я ожидала. Он находился на самой южной оконечности острова, прямо у океана, около Сиринити-Пойнт. Так что у Джен, возможно, было мало денег, но у ее друзей имелась весьма недешевая собственность. Я была рада, что Джен живет в таком шикарном месте, пока занимается выбором колледжа.
– Заходи, – пригласила она, открывая дверь. Она выглядела как ведущая кулинарного шоу, домашняя богиня в фартуке в красную полоску. Волосы были забраны назад, в руке – дырчатая ложка.
– Здесь изумительно пахнет, – пробормотала я. Мы стояли в гостиной, но отсюда была видна кухня. – Что ты готовишь?
– Курицу по-охотничьи. Надеюсь, ты это ешь? Я не спросила, может, ты вегетарианка?
– Звучит идеально.
После всего того дерьма, что я ела в тюрьме, разборчивости в еде как не бывало. Я не совсем понимала, что это за блюдо, но, судя по запахам, была уверена, что мне понравится.
– Я так рада, что кто-то зашел! – воскликнула Джен и повела меня на кухню. – Топсейл – прекрасное место, но я здесь совершенно одна.
Я с завистью смотрела на море. Да, моя семья жила на берегу залива. Но я всегда мечтала, чтобы из окон Си-Тендер был виден океан. Со времени своего возвращения домой я только однажды проезжала тот отрезок берега и сомневалась, что попаду туда еще раз. Все коттеджи исчезли, и только какие-то сваи иногда высовывались из песка. Но в животе все переворачивалось только при взгляде на них. Мои чувства к Си-Тендер были такими смешанными. Воспоминания о па были прекрасны, но в памяти тут же всплывали тошнотворные сцены моих тайных встреч с Беном. И последние ужасные часы с Энди, когда я едва не погубила нас обоих.
На стойке стояла открытая бутылка белого вина. Джен налила стакан себе и принялась наливать второй.
– Мне не нужно, спасибо.
Она вскинула брови:
– Потому что тебе нет двадцати одного года?
– Просто не нравится вкус, – солгала я, не желая приводить истинные причины нежелания пить. Сидя в тюрьме, я поклялась не курить травку, не пить, и не только потому, что алкоголизм был проклятием обеих линий моей семьи. Я не хотела делать что-то такое, что могло затуманить разум, впадать в то состояние, в котором не могла полностью доверять себе. Я уже наделала столько всего, что хватит на всю жизнь.
– Не возражаешь, если я выпью? – спросила Джен, поднося стакан к губам.
– Нет, это круто.
Я не хотела казаться ханжой и святошей. Она все равно знала, что я поджигательница. Так что не стоит волноваться попусту.
Поскольку волосы Джен были подняты наверх, я увидела едва заметное изображение сердечка чуть ниже уха. Татуировка? Еще что-то общее между нами. Но когда она откинула голову, чтобы допить последние капли, я заметила, что сердечко слегка асимметрично. Оказалось, что это не что иное, как сероватое родимое пятно. И хотя полмира носило тату, я решила держать свое в тайне от нее. По крайней мере, пока не узнаю ее получше. Мое тату всегда требовало больше объяснений, чем мне хотелось давать, особенно сейчас.
Джен выключила огонь под сковородой.
– Да, я, может, и хорошая стряпуха, но не умею угадывать время готовки. Однако все готово. Ты голодна?
– Конечно.
Мы нагрузили тарелки и понесли к столу, сидя за которым, можно было увидеть океан. На улице все еще было светло, хотя небо уже серело, как всегда бывает ранним вечером.
– Я идеально спланировала эту ночь, – сказала Джен, подливая вина в стакан.
О боже. Я надеялась, что она не захочет куда-то идти. Я ведь совсем не знала эту девушку. Каково ее представление об идеальной ночи?
– Что за карта у тебя в рукаве? – спросила я. Курица была нежной и совершенно восхитительной. Рано или поздно мне придется учиться готовить.
– После ужина наполним пластиковые тазики – я нашла их на крыльце – горячей водой, будем делать педикюр и смотреть кино. Наверху есть несколько полок с фильмами и телевизор с большим экраном.
На секунду я потеряла дар речи, но тут же рассмеялась. Какое облегчение! Она никуда не собирается! Но педикюр?
– Я никогда не делала педикюр, – призналась я.
– Даже дома?
– Никогда.
– О, тебя ждет большое удовольствие, Мэгги.
Несколько минут мы молча ели. В небе за окнами стали вылупляться звезды.
– Кто владелец этого коттеджа? – спросила я. – Хотя слово «коттедж» не слишком подходит к этому месту.
Несколько минут мы молча ели. В небе за окнами стали вылупляться звезды.
– Кто владелец этого коттеджа? – спросила я. – Хотя слово «коттедж» не слишком подходит к этому месту.
– Ты права. Потрясающе, верно?
– Верно.
– Он принадлежит друзьям семьи. Роско. Они живут в Чикаго и пользуются им только в сезон. Проводят здесь все лето.
– В Чикаго?
Я не знала никого, кто приезжал бы на остров Топсейл из Чикаго.
– Откуда твои родные знают их, если живут в Эшвилле?
– О…
Она принялась гонять по тарелке кусочек цукини.
– Миссис Роско и моя мать учились вместе в колледже.
Она отложила вилку и подняла руки, чтобы обвести дом.
– Повезло мне, правда?
– Еще как!
– Где ты живешь?
– На заливе в Северном Топсейле.
– Прямо на заливе? – удивилась она. – У вас там потрясающие закаты.
– Точно, – кивнула я, думая о том, какое счастье быть дома. И хотя я стыдилась этого чувства, все равно была в восторге от того, что Кит не пожелал жить с нами. Ма оставила сообщение на моем мобильном, когда я ехала к доктору Джейксу, и написала, что он отказался от предложения.
– Наконец-то я на свободе, – сказала я вслух.
После обеда мы поднялись наверх, в большую гостиную. Джен включила телевизор, и мы стали искать подходящий фильм. Должно быть, эти Роско просто купаются в деньгах, если учесть, что это всего лишь летняя коллекция. Джен любила фильмы ужасов. Я раньше тоже любила их. Пока не стала жить с толпой оживших зомби и маньяков.
– Знаешь…
Я собиралась быть с ней совершенно откровенной.
– Последнее время у меня нет настроения смотреть ужасы. Может, комедию?
Джен быстро поворачивала голову, читая названия фильмов.
– У тебя кошмары?
– Нет, просто сейчас я смотрю что-нибудь полегче.
– Да, полагаю, у тебя в жизни было достаточно ужасов.
Она глянула на экран, где шла реклама виагры, и закатила глаза:
– Мужчины… что с них взять…
Я рассмеялась.
– Комедия – это здорово. Выбирай, а я приготовлю все для педикюра.
Я вытащила несколько дисков с фильмами и ждала возвращения Джен, когда на экране пошел другой рекламный ролик.
– Больница Брайар Глен нуждается в вас, – произнес мужской голос.
Мелькали кадры. Женщина на больничной койке. Мужчина, везущий больного в инвалидном кресле. Маленькая девочка, улыбавшаяся над книгой с картинками.
Я опустилась на диван, вспоминая волонтеров в больнице Нью-Гановер, куда я привозила открытки жертвам пожара. Все волонтеры были немолоды. Может, и в Брайар-Глен такие же? Принимают ли они волонтеров моего возраста? И, что важнее всего, примут ли меня? Больница на другом конце острова, так что пациенты, возможно, не знают, кто я. Может, я сумею отработать там?
А ведь доктор Джейкс фактически сказал мне, что я сама должна найти место для отработки. Фу! Противно угождать этому человеку, но я была взволнована. Может, я сумею работать с детьми?
Я улыбнулась в экран как раз в тот момент, когда человек в белом халате, со стетоскопом показал на меня пальцем и повторил:
– Больница Брайар Глен нуждается в вас!
В комнату вернулась Джен с тазиком душистой мыльной воды и двумя свернутыми валиком полотенцами под мышкой.
– Я и твой наполнила. Он – в ванной хозяев. Последняя дверь направо.
Я нашла спальню хозяев, огромную, разделенную на две части, между которыми была большая арка. В большей части находились кровать, комод и шкаф. В меньшей – маленький диванчик и длинный роскошный шезлонг. На мольберте перед окном стояла огромная картина с изображением океана. Я включила свет, чтобы лучше рассмотреть ее. Только вода и небо. Но какие цвета, какой колорит!
В основной части спальни было два огромных окна, и я позавидовала Джен, просыпавшейся каждое утро в комнате с видом на океан. Очевидно, что она спит именно здесь. А почему нет? Здесь, кроме нее, никто не живет, а это, возможно, лучшая спальня в доме. Кроме того, в углу стоит ее чемодан. А на кровати разбросана одежда. И тут пахло Джен. Цитрусовый аромат, сильный и очень приятный. В ванной с утопленной ванной и стеклянной душевой кабинкой выстроилась на полке ее косметика. Здесь были щипцы для завивки ресниц, увлажнитель, тюбик с автозагаром и маленькая коричневая прямоугольная коробочка, в которой я немедленно узнала противозачаточные таблетки.
Я коснулась коробочки кончиками пальцев, вспоминая, как методично принимала свои. Какой мудрой и ответственной считала себя. И перестала их принимать после того, как с Беном все было кончено. Кто знает, когда они понадобятся мне снова?
Поднимая с закрытой крышки унитаза тазик с водой, я гадала, есть ли у Джен бойфренд.
Я понесла тазик в гостиную. Джен отодвинула журнальный столик и поставила тазик на полотенце перед секционным диваном. Она уже парила ноги. Я опустила тазик на второе полотенце.
– Я поставила «На ее месте», – сообщила Джен. – По-моему, вполне подходящий фильм, когда делаешь педикюр.
– Обожаю его, – сказала я.
– Я тоже.
Я села и закатала капри.
– Кто-то из владельцев этого дома художник? – спросила я.
– Почему? – удивилась она, прибавляя звук.
– Я увидела картину в спальне.
– О… да… думаю, миссис Роско пишет картины.
Джен немного поиграла пультом.
– У тебя классные волосы, – неожиданно бросила она.
– Смеешься?
Я опустила ноги в теплую мыльную воду.
– Я бы все отдала за то, чтобы иметь такие, как у тебя.
– Мои абсолютно прямые. А у тебя потрясающе волнистые.
– Я бы предпочла прямые.
Я словно снова очутилась в школе. Две подружки прихорашиваются и ведут девичьи разговоры. И мне так это нравилось!
– Готова?
Джен протянула пульт к экрану.
– Угу.
Джен нажала на кнопку и застонала:
– Анонс. Ненавижу анонсы.
– Я тоже.
Анонс «Праздника». Который я видела раз пять, не меньше.
– О, ладно.
Она нажала на кнопку отключения звука, подложила под спину диванную подушку.
– Расскажи, каково это – очутиться в тюрьме.
Что? Какое неподходящее место для подобного вопроса!
Я слишком сильно удивилась, чтобы ответить сразу. Полагаю, это была ее идея светской беседы, пока шел анонс, но тема была слишком серьезна.
– Там встречаешь то, чего ожидаешь, – выдавила я, наконец. Я пристально смотрела в телевизор, где Джек Блэк болтал с Кейт Уинслет. – Страшно. Одиноко. Толпа женщин, много повидавших в жизни. Жестких. Жестоких.
Я не хотела думать о тюрьме.
– Когда смотришь разные шоу, кажется, что все не так уж плохо.
Джен подняла ногу, наблюдая, как с нее льется вода, но тут же вновь опустила ее в тазик.
– Трижды в день получаешь еду. Если заболеешь, вызовут врача. И можно учиться, верно?
Она была так далека от действительности, что я не знала, что сказать.
– И все это ты получаешь бесплатно, – продолжала она. – Я понимаю, что на воле куда лучше, но не может же все быть так плохо? И тебе не нужно искать работу и ходить на нее каждый день.
– Джен, – выговорила я, наконец. Сейчас мне казалось, что какое-то огромное животное в груди вот-вот проломит ребра и вырвется наружу. – Все совершенно не так. Это…
– Шшшш… начинается!
Она нажала на кнопку «звук». И внезапно громко рассмеялась:
– О боже! Камерон Диас такая забавная в этом фильме!
Я представила, как выхватываю пульт, выключаю фильм, чтобы откровенно рассказать о последнем годе моей жизни. Но Джен улыбалась. Хихикала. Была полностью поглощена фильмом, и я знала, что животное в моей груди останется запертым там на весь остаток ночи.
Может быть, навсегда.
28. СараДырка в сердце
1991
– Привет! – воскликнул Джейми, входя в больничную палату, и я сжала губы, чтобы не заплакать. Мне казалось, что я ждала не часы, а недели, чтобы увидеть его. Не глядя на меня, он протянул руку Стиву, сидевшему рядом с моей кроватью. – Поздравляю.
– Спасибо.
Стив пожал его руку и кивнул в сторону детской:
– Девять фунтов четыре унции.
– Я видел его. Выглядит потрясающе.
Джейми наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку.
– Как поживаешь, мама? – тихо спросил он.
– Прекрасно, – улыбнулась я, хотя ничего прекрасного в моей жизни не было. И спокойствие было притворным. Но внутри я разрывалась от тоски.
– По-моему, у него твои губы, – сказал мне Джейми.
«Нет, – подумала я. – У него твои губы. Твои волосы. Твои глаза».
– Послушайте.
Стив сунул руки в карманы.
– Я воспользуюсь твоим присутствием, чтобы поесть в кафетерии. Сара, ты не возражаешь?
Я кивнула. Говорить не хотелось. Не знаю, как я бы держалась при них двоих.
Мы слушали, как шаги Стива затихают в коридоре. Когда я поняла, что он достаточно далеко и не может меня слышать, то разразилась слезами. Джейми опустил занавеси вокруг моей кровати, – у меня была соседка, лежавшая в такой же занавешенной клетушке, – после чего сел на мой матрац и обнял меня.