– Шшш… все хорошо. Все хорошо.
– О боже, Джейми…
Я пыталась шептать, но это было так трудно.
– Ты был мне нужен здесь.
– Я здесь.
Я хотела что-то сказать, но всхлипнула.
– Я хотела, чтобы ты был со мной.
– Знаю.
Он принялся поглаживать мою спину.
– Я бы тоже этого хотел.
Стив удивил меня тем, как мужественно перенес мои роды. Я боялась, что он не сможет этого сделать после того, что случилось с Сэмом, но он почти не отходил от меня. Я была благодарна ему за это, но он – не Джейми.
– Малыш болен, – сказала я, когда Джейми отпустил меня. Я не была уверена, что он знает.
– С ним все будет хорошо.
– Но у него дыра в сердце!
– Знаю, но она маленькая. Я позвонил педиатру, доктору Глейзеру. Он сказал, что такое бывает довольно часто и обычно проходит само собой, и…
– Но врачи говорят, что, когда он станет постарше, нужно делать операцию!
Я схватила его за руку. В воображении я уже хоронила своего драгоценного сына.
– Доктор Глейзер сказал, что, даже если операция понадобится, она проходит успешно в девяноста девяти процентах случаев.
Стив неожиданно откинул занавески, и я подскочила.
– Даже в девяноста девяти и девяти десятых процента случаев, верно, Сара?
Джейми поднялся.
– Кафетерий закрыт?
Он выглядел таким виноватым. Точно таким, как чувствовала себя я.
– Я не ходил в кафетерий. Зашел в детскую, чтобы поболтать с одной из сестер.
– Насчет сердца Кита? – спросила я.
Стив покачал головой:
– Нет. Не насчет его сердца.
Голос звучал сухо, и холодно-стальной взгляд заставил мое сердце биться чаще.
– О чем ты? – спросил Джейми.
Стив прислонился к стене у окна.
– Я недоумевал по поводу сказанного педиатром при обходе. Насчет того, что ребенок родился через сорок одну неделю.
О боже!
– Я подумал, что возможно, ошибаюсь, поскольку, судя по тому, что ты сказала мне, беременность была только тридцать восемь недель.
– Стив, – вмешался Джейми, – это не точная…
– Наука? – докончил Стив. – Скорее, наоборот. Я попросил сестру проверить твою карту, и там сказано, да, сорок одна неделя. Считаешь меня идиотом? Считать я умею. Сорок одну неделю назад я был в Монтерее. И сорок одну неделю, и сорок две, на случай если хочешь снова пустить в ход аргумент «это не точная наука».
– Ты о чем?
Я отчаянно пыталась изобразить идиотку.
– Как ты могла так поступить со мной, Сара?
Стив выглядел таким оскорбленным. И впервые, честное слово, впервые, я задалась вопросом: неужели он действительно меня любил?
– Послушай, Стив, – начал Джейми. – Давай…
Стив вдруг оторвался от стены и толкнул Джейми. Сильно. Так, что он ударился об изножье моей кровати.
– Стив! Не надо, – взмолилась я.
– Я открыл для тебя свой дом, сукин ты сын! – завопил Стив, когда Джейми обрел равновесие.
– Успокойся.
Джемми поднял руки, либо пытаясь защититься, либо чтобы парировать другой удар.
– Давай выйдем в вестибюль…
– Там должен был лежать МОЙ сын!
Стив ткнул пальцем в сторону коридора.
– МОЙ сын! Я уже потерял одного, а теперь вы отнимаете у меня и этого!
Я увидела слезы в его глазах, мое сердце разрывалось от жалости к нему.
– Стив…
Я подалась вперед, потянулась к нему, но он проигнорировал меня.
– Почему ты не можешь быть как другие жены? – спросил он. – Ты даже не пыталась вписаться в их круг. Они счастливы иметь мужчину, который дает им еду и кров. Думаешь, они трахаются с кем ни попадя, пока их мужья в отлучке?
– Брось, Стив.
Джейми потянулся к плечу Стива.
– Убери свои грязные лапы!
Стив оттолкнул его руку.
– Нам нужно поговорить. Но не здесь, – сказал Джейми и почему-то закрыл глаза. Между бровями пролегли две глубокие канавки. Лицо стало серым. – Давай уйдем из палаты.
Его вид напугал меня.
– Джейми, ты в порядке? – спросила я.
– Какой толк в разговорах? – заорал Стив. – Подлость уже совершена, не так ли?
Джейми с шумом втянул в себя воздух, как от боли. Согнулся и прижал руку к груди.
– О, черт!
Он схватился за изножье.
– Позови кого-нибудь, Сара. Кажется, я умираю.
Сначала доктора в приемном покое посчитали, что у Джейми инфаркт. Но я полагала, что до приступа его довели угрызения совести. Стив позвонил Лорел, чтобы сообщить, что Джейми плохо, а я в ужасе слушала, боясь, что он скажет ей правду о ребенке. Но Стив промолчал. И Лорел, которая как-то сумела приехать в больницу в Джексонвилле, посчитала, что боли Джейми нервного происхождения. Вызванные чрезмерным сочувствием ко мне. У нашего ребенка были проблемы с сердцем, так что боли Джейми могли иметь вполне серьезное основание.
К вечеру Стив сказал, что принял решение. Он хочет развода. Наш брак с самого начала был ошибкой. Он не может жить с женщиной, предавшей его так, как предала я, и категорически не может жить в одном доме с чужим ребенком. Следующую неделю он проведет дома, чтобы моя мать, которая приедет помочь на первых порах, ничего не узнала. Джейми и Мэгги выедут из нашего дома, поскольку они все равно должны были провести всю эту неделю в Си-Тендер.
Я тихо слушала. Я так устала. И все, что ощущала, – облегчение, что он решает за меня.
– Предлагаю тебе сделку. Мое имя в свидетельстве о рождении. Я знаю, что, по закону, несу ответственность за содержание этого…
Он едва удержался, чтобы не сказать «ублюдка».
– Этого мальчика. Но платить я ничего не буду.
– Согласна, – кивнула я. – Ты и не обязан.
И все же я боялась. Как теперь жить? С ребенком на руках и совсем без денег?
– Я знаю, что ты можешь подать в суд, – продолжал Стив, словно не слыша. – Но в этом случае я постараюсь, чтобы все узнали о том, чей это ребенок. И Лорел Локвуд тоже узнает. И твоя мать. И абсурдная конгрегация Джейми Локвуда.
Я поежилась.
– Ты меня понимаешь?
– Да.
– Этот… ребенок получит военную страховку, но ты потеряешь свою. И вряд ли это означает, что тебе придется жить на социальное пособие. Никогда. Потому что в этом случае правительство будет доставать меня с алиментами, а потом… ну, я объяснил, что случится потом.
Я кивнула.
– Поэтому, когда твоя мать уедет, я складываю вещи и выезжаю. Потом твой приятель-священник может вернуться. И вы сможете жить вместе или как там захотите. По крайней мере, до конца месяца, когда нужно будет платить за дом. Потому что я больше платить не буду.
– Прости, Стив.
Я вспомнила, с какой горечью он говорил о потере Сэма.
– Прости, что ранила тебя.
– Знаешь…
Он потер руки и выглянул в окно:
– Тебе следовало подумать об этом сорок две недели назад.
Я боялась, что Джейми не вернется в мой дом после ухода Стива. Как это будет выглядеть, если мы станем жить вместе?
Но на следующий день после того, как Стив выехал из дома, Джейми и Мэгги вернулись. Если кто-то и сплетничал о нас, я никогда ничего не слышала и плевать хотела на слухи.
Моя семья со мной. Джейми спал в своей комнате, я – в своей. Но это когда-нибудь изменится. Нужно быть терпеливой.
– Лорел стало еще хуже, – рассказывал Джейми о своей неделе в Си-Тендер. – Она пьет. Я имею в виду, серьезно пьет. И общается с Маркусом. Ситуация вышла из-под контроля, и я не могу выразить, как рад быть с тобой, Мэгс и Китом.
Джейми платил аренду за дом, так что мне… нам не пришлось переезжать. Я очень уставала с двумя детьми – грудничком и ребенком, которому еще не было двух лет. Но в сердце была такая радость при виде Джейми, возившегося с Китом, что мне легко было переносить любую нагрузку. Я слишком уставала, чтобы навещать Лорел, создавать иллюзию дружбы. Джейми дал Лорел все шансы выздороветь, но она упорно шла по пути саморазрушения. Стоит ли ей сочувствовать?
Наконец, как-то вечером, когда дети были в постели, он сел вместе со мной на диван. Очень близко. Мы очень давно не были так близки.
– У меня вопрос, – улыбнулся Джейми.
То, как он держал мою руку, и веселый тон подсказали мне, что вопрос мне очень понравится.
– Да? – спросила я.
– Мы с тобой были святыми, верно?
Я рассмеялась:
– Ты не шутишь?
– Как насчет того, чтобы покончить со святостью? Может, начать принимать противозачаточное? – спросил он.
– Да!
Я отпустила его руку, прыгнула на него и оседлала.
Джейми рассмеялся. Все это было так не похоже на меня!
Я откинулась назад и снова улыбнулась:
– Завтра же пойду к гинекологу.
Джейми стал гладить мои бедра.
– Ты была так чертовски терпелива, Сара. – Он заправил мне волосы за уши. – Я люблю тебя и люблю нашего сына.
Я опустила голову и впервые с той ночи, когда был зачат Кит, поцеловала Джейми в губы. Мне очень понравилось, как он стонал. Как сжимал мои бедра. Но хотя я мечтала заняться любовью с ним, на этот раз мне нужно было больше.
– Ты разведешься с Лорел?
Он колебался достаточно долго, так что я поняла: развод в его планы не входит.
Он колебался достаточно долго, так что я поняла: развод в его планы не входит.
– Я все еще борюсь с этим, Сара. Она нездорова. И она – мать Мэгги.
Я сползла с его коленей:
– А я – мать Кита, на случай если ты забыл.
Джейми схватил меня за руку:
– Знаю. Я… думаю об этом. Просто… боюсь, что ей станет еще хуже.
– Ты все еще любишь ее, – сказала я с горечью.
Он глянул на наши сцепленные руки. Молчание и было мне ответом.
– Почему?
– Прошлое. Человек, которым она была раньше.
Мне хотелось испытывать гнев. Я была готова испытать гнев. Но вместо этого вспомнила, какой была Лорел в церкви. Тогда. Как смотрела на Джейми. С абсолютным обожанием. Представила, каково для Джейми потерять все это. И положила голову ему на плечо.
– Этот человек мертв, Джейми. И давно.
Мы снова стали любовниками, и я помогла Джейми найти нужные слова, чтобы сказать Лорел, что он хочет развода. Но я знала, что это по-прежнему тревожит его. Как-то поздно ночью я нашла его в гостиной. Он тыкал пальцами в кнопки калькулятора, пытаясь найти лучший способ разделить их имущество, чтобы Лорел не пострадала финансово. Читал книги об опеке над ребенком, желая найти возможность получить опеку над Мэгги, не обливая Лорел грязью.
Наконец, он отправился повидаться с Лорел, вооруженный своими заметками и решимостью. Я, сгорая от волнения, ждала дома с детьми. Делала все, чтобы не думать о разговоре, происходившем на Си-Тендер. Не хотела думать о расстроенной Лорел и утешавшем ее Джейми.
Он сказал, что будет дома к обеду, но время шло и шло. Семь часов. Восемь. Я все больше тревожилась, вспомнив боли в груди, начавшиеся в больнице после стычки со Стивом. Неужели это повторилось? И откуда я узнаю, что происходит? Вряд ли я имею право звонить в Си-Тендер, чтобы все выяснить.
Я стояла на кухне, подогревая бутылочку для Кита, оравшего в детской, когда за окном хлопнула дверца машины. Минуту спустя в дом вошел Джейми.
– Джейми!
Я погасила газ.
– Я так беспокоилась!
Он казался слишком усталым, чтобы говорить. Стоял в дверях и качал головой.
– Что? Что происходит?
– Она беременна. Семь месяцев.
Мой рот открылся сам собой.
– Но как она может быть беременна?
«Нет, – думала я. – Нет, нет, нет!»
– Та неделя, что я прожил там после того, как родился Кит.
– Ты СПАЛ с ней?
Мне и в голову не приходило, что он способен на такое.
– Я думала, она все время пьяна и отвратительна.
Джейми запустил в волосы обе руки:
– Прости. Это ужасная ситуация, нам с Мэгги придется перебраться в Си-Тендер. Лорел нуждается в моей помощи.
– Нет, Джейми! Пожалуйста!
В груди было столько боли и обиды, что сердце казалось тугим узлом.
– Я знаю, что несправедлив к тебе. Но что поделать?!
Я подумала о Ките, о нашем ребенке, который плакал в детской. О Мэгги, о маленькой девочке, которую считала своей. Спящей в третьей спальне. О девочке, которую он хотел забрать с собой. Которая для него важнее, чем наш сын.
И прежде чем смогла удержаться, я схватила с плиты бутылку и швырнула ее в Джейми. Он даже не попытался уклониться.
29. ЭндиЯ поставил перед Кимми миску с попкорном, и она взяла горсть. Мы купили вторую по размеру миску попкорна, но она была практически пуста, хотя фильм только что начался. У нас и газировка была. Я всегда беру газировку в кинотеатре, потому что мне нравится ставить ее в держатель, такой же, как в машине ма.
– Этот попкорн намного лучше того, что делает моя мать, – заметила Кимми.
– Ш-ш-ш, – прошипел кто-то, потому что в кино не полагается разговаривать.
– Сам ш-ш-ш, – отрезала Кимми.
Я рассмеялся, потому что Кимми всегда что-нибудь да выкинет. Ма говорила, что Кимми плевать хотела на то, что думают другие люди. Она сказала, что это вроде как хорошо, но, когда я делал то, что ма не любила, она всегда мне выговаривала:
– Не делай этого, Энди. Люди подумают, что ты плохо воспитан!
Это было наше третье свидание в кино. Мать Кимми отвезла нас, а моя должна была забрать после того, как фильм закончится.
Через год я сам смогу возить нас в кино. Правда, когда я сказал об этом дяде Маркусу, он ответил: «Посмотрим».
Картина называлась «Кит Криббедж», и я сразу понял, что это девчачье кино, потому что главной героиней была девчонка. Фильм выбрала Кимми. Сам я хотел посмотреть «Звездные войны», или «Люди-клоны», или что-то в этом роде, но мне, в общем, было все равно. Мне просто нравилось сидеть в кино рядом с Кимми.
В кинотеатре собралось полно народа, потому что был вечер субботы, и мы не смогли сесть в середине, как любили. Фильм был ничего, пока дело не дошло до лагеря бродяг. Я не понимал, как леди может стать бродягой. И тогда мне стало неинтересно. Я уже не смотрел на экран, а думал о том, что Кимми хорошо пахнет. Запах шел от ее волос, которые всегда были такими длинными и пушистыми. Я хотел обнять ее, как делают все мальчики в кинотеатрах. В конце концов, она была моей подружкой, и поэтому, когда мне надоела эта история с бродягами, я обхватил ее за плечи. Кажется, ей понравилось, потому что она придвинулась ко мне ближе. Она оказалась так близко, что ее волосы щекотали мне нос, а уголок очков вжимался в щеку, но больно не было.
Девушку в фильме звали Кит. Я считал это имя чересчур коротким. Когда кто-то называл ее по имени, мне хотелось мяукнуть, но я знал, что это неприлично. Кимми рассмеялась над тем, что сказала эта Кит, но я не смеялся, потому что не знал, что она сказала. Потому что больше не обращал на нее внимания. Я думал о том, как бы поцеловать Кимми вместо того, чтобы смотреть фильм. Мой друг Макс всегда обжимался в кино со своими подружками. У него было много подружек. «Обжиматься» означает целоваться, обниматься и касаться грудей девушки. Только Макс называл их буферами, чего я не должен был повторять.
– Ты уже дважды был в кино с Кимми, – говорил он, – и даже не поцеловал ее?
Я уверял, что мы целовались, но это было враньем.
Я решил, что сделаю это прямо сейчас. Но вместо этого съел попкорн и выпил газировки. Теперь я был готов. «Раз, два, три».
Я повернул голову и сделал это. Поцеловал Кимми. Но промахнулся мимо рта. По крайней мере, большей его части. Но все равно мне удалось захватить уголок ее губ. Это было круто.
Потом я посмотрел на нее. Проверить, понравилось ли ей. Свет от экрана падал на ее лицо. Кимми смотрела прямо на меня и улыбалась. И вдруг тоже поцеловала меня. На этот раз наши губы соприкасались полностью. С каждым разом это становилось все лучше.
Кимми тоже забыла о фильме. Мы продолжали целоваться, и Кимми просунула язык в мой рот, но только чуть-чуть. Это был французский поцелуй. У меня тут же все встало. Я тоже просунул язык ей в рот. Наши языки столкнулись. Кимми захихикала.
– Ш-ш-ш, – сказал кто-то сзади.
Кимми перестала хихикать, но не перестала целовать меня. Моя рука на ее плечах затекла. Но мне было все равно. Кимми сняла мою руку с миски попкорна и положила себе на грудь. Под моей ладонью словно была маленькая подушечка, только с твердым бугорком, наверное, соском. Макс сказал, что, когда девчонки разогреваются, их соски сразу твердеют. Разогреваются – это когда заводятся. Не от температуры. Поэтому я подумал, что Кимми чувствует то же самое, что и я.
Эта штука с попкорном взяла и упала на пол, и Кимми снова рассмеялась, хотя мой язык был у нее во рту.
Я перестал целовать ее, ровно на столько, чтобы сказать:
– Все в порядке. Она практически пустая.
– Господи, вы двое, ведите себя прилично, – сказал какой-то тип, которого я не видел.
– В самом деле, – поддакнула какая-то девушка.
Теперь шикало уже ползала. Потом пришел человек с фонариком и сказал, что мы должны уйти.
– Мы заплатили! – сказал я. Вряд ли он может заставить нас уйти, если мы платили за билеты.
– Ш-ш-ш-ш, – сказал он. – Вы мешаете другим зрителям. Вам нужно уйти.
Кимми схватила меня за руку:
– Пойдем. Нам это дурацкое кино ни к чему.
Мы встали и пошли к двери, над которой была табличка «Выход».
Я чувствовал себя как-то странно. Рука на плечах Кимми была как резиновая. Словно это была не моя рука. А ноги тряслись так же, как после американских горок на ярмарке штата.
В вестибюле мы сели на скамью, потому что моя мать еще не приехала.
– Я бы хотел еще поцеловать тебя, но здесь слишком много света.
– Знаю.
Она сидела совсем близко. И все еще держала меня за руку. Не будь эта рука резиновой, я бы снова обнял ее за плечи.
– Энди!
– Что?
– Хочешь заняться со мной сексом?
Она имела в виду, прямо сейчас? При свете? Когда здесь полно людей?
– Не сейчас, – пояснила она. – Но как-нибудь. Хочешь?
– Определенно, – кивнул я. – А ты?
– Да. Но я никогда не делала этого раньше.
– Я тоже. Но я знаю как.
– Ну… я тоже знаю.
– Только мой презерватив слишком стар. Нужно раздобыть новый.
– Что такое «презерватив»?