– Нет уж, спасибо. Я еще долго не найду себе пару. Хотя есть один доктор, который напоминает мне Бена.
– Бена? Парня, из-за которого ты зажгла огонь?
– Я ничего не зажигала.
– Ну, устроила пожар, – закатила глаза Джен.
– Да. Именно. Противно, что меня тянет к кому-то, кто напоминает мне его. Я хочу забыть Бена. Я уже его забыла.
– Я пошутила насчет романа с доктором, – поспешно сказала Джен. – Сколько ему лет?
– Не знаю. Примерно ровесник Бена.
– Серьезно? А сколько Бену?
– На одиннадцать лет старше меня.
– Брось!
Она откинулась на спинку стула и уставилась на меня.
– Спятила?
– Знаю.
– Ты бы лучше поговорила об этом со своим психотерапевтом, пока не наделала глупостей.
Что она имела в виду под глупостями? Новый пожар?
– Я не собираюсь делать глупости, – отрезала я. – Потому что держу себя в руках.
Мне ужасно хотелось повернуть беседу в другое русло. Поговорить о Джен.
– Так как насчет тебя? У тебя есть бойфренд? Встречала других парней, пока лежала на пляже?
– В общем, нет. Только так, поздороваться, не более того.
Уголком глаза я заметила женщину, подходившую к моему столу. Это не наша официантка, потому что на женщине юбка. Но я боялась поднять глаза: а вдруг это Джорджия Энн?
– Мэгги Локвуд?
Я собралась и взглянула на нее. Средних лет, с короткими, пышными светлыми волосами и голубыми глазами… она казалась знакомой, но где я ее видела?
Она уставилась на меня, и я застыла, готовая к плевкам или чему-то похуже.
– Да.
Я вцепилась в лежавшую на коленях салфетку. По-моему, Джен затаила дыхание.
– Я – Лерлин Райт. Мать Хендерсона Райта.
О боже! Хендерсон Райт, тот мальчик, который погиб в огне. Я вспомнила его увеличенную фотографию на поминальной службе. Он и его семья были бездомными. Жили в машине.
– Мне так жаль…
Во рту так пересохло, что язык едва ворочался.
– Я только хотела, чтобы вы знали: мы с мужем прощаем вас, – спокойно сказала она. Ее руки были сложены на сумочке, свисавшей с запястья. – Я знаю, что некоторые люди по-прежнему распаляют в себе гнев. Но мы не из таких.
Мои щеки горели. Я готовилась к атаке. Атаку, возможно, было легче перенести. А это – подарок, которого я не заслужила.
– Спасибо, – прошептала я. – И все же… я хотела бы исправить…
– Знаю.
Она положила руку мне на плечо:
– Знаю, что хотели бы. Вы не воплощенное зло. Иисусе велел нам прощать других, чтобы найти спасение.
Я кивнула. Шея не ворочалась, словно деревянная.
– Послушайте, – сказала она, – я знаю, что вы не религиозны. Но я помню церковь вашего отца… Искатели?
– Свободные Искатели, – выдавила я.
– Верно. И я знаю, что она, возможно, оказала на вас ужасное влияние. Но, если как-нибудь в воскресенье захотите прийти в нашу церковь, мы будем рады. Там вы найдете спасение, Мэгги. Я уверена.
– Спасибо, – повторила я.
Она вынула из сумочки открытку.
– Мы сами ее сделали. Возможно, вам захочется ее иметь.
Я глянула на лицо Хендерсона. Улыбающееся. Не тот страшный снимок, который выставили на поминальной службе. Под снимком было написано: «Господу нужен еще один ангел. Хендерсон Эмери Райт».
– Спасибо, – повторила я в третий раз. Похоже, других слов я не могла найти.
– Все хорошо, милая. Позвоните. Если захотите прийти в церковь. Теперь у нас квартира. Номер в телефонной книге.
Я кивнула, и она с улыбкой отошла. Я платила за их квартиру деньгами за моральный ущерб. И только сейчас это поняла. Возможно, и за обед в «Сирз Лэндинг» тоже. Но я была рада. Именно так и должно быть.
– Странно, – прошептала Джен, широко раскрыв глаза.
– Она такая милая. То есть… я этого не заслужила. Но она первая, кто сказал мне нечто подобное.
– Она хочет обратить тебя. Поэтому и говорит так. Ты пойдешь с ней в церковь?
Я покачала головой. Хотя меня манило слово, произнесенное миссис Райт. Спасение. Я вспомнила, как доктор Джейкс поздравлял меня. За то, что сама нашла работу в больнице. «Это первый шаг к спасению».
– Что она говорила насчет церкви твоего отца?
– Па построил церковь на северной оконечности острова. Еще до моего рождения. Он хотел, чтобы люди могли… поклоняться Господу любым способом, каким только пожелают. Так что церковь не была связана ни с одной религией.
– Она все еще существует?
Я покачала головой:
– Только фундамент и пара стен.
И тут мысли внезапно перескочили от па к Бену и доктору Бриттену. Бам, бам, бам…. И тут меня осенило. Бен был большой. Темноволосый и уютный. Как мишка. Как па. Как доктор Бриттен. А ведь дядя Маркус говорил, что Бен напоминал ему моего отца. И теперь доктор Бриттен напоминал мне о Бене. Длинная цепочка….
– О… боже мой… – пробормотала я, глядя в потолок.
– Что? – спросила Джен.
– Я такая неудачница. Все только порчу.
Через час мы подъехали к моему дому. В окнах был свет, и сам дом выглядел ужасно гостеприимно.
– Заходи и познакомься с ма, Энди и Кимми.
Джен положила руки на руль:
– Не сегодня. Я спать хочу.
– Брось! – расстроилась я. – Всего на несколько минут.
– В следующий раз. Но спасибо за то, что провела по дому. Потрясающее здание.
– Ладно.
До Сиринити-пойнт не менее получаса езды, а она вдруг показалась мне очень усталой.
Я вышла из машины как раз в тот момент, когда на крыльце показался Энди.
– Мэгги! – завопил он. – Кимми у нас!
– Познакомься с Джен, Энди, – начала я, но не успела закончить предложения, как Джен нажала на газ и умчалась, даже не закрыв как следует дверь со стороны пассажира.
Я смотрела вслед, радуясь, что не оказалась на пути машины. Я неожиданно встревожилась за нее. Но надеялась, что она благополучно преодолеет пятнадцать миль в темноте.
Я не знала, что тревожиться нужно за себя.
44. Кит– Жизнь в одном доме с тобой убьет меня, приятель, – рассмеялся Маркус, когда после сёрфинга мы тащили наши доски в башню. Прибой был не очень, так что мы смогли поймать всего несколько волн, и, хотя Маркус должен был держаться в форме из-за своей работы, все же выглядел он обессиленным.
– Прошло лет десять с тех пор, как я занимался сёрфингом, – признался он.
Я уже был не таким хорошим сёрфером, как до пожара, и щиколотка все еще болела после побега от полиции субботним вечером, так что тут мы были равны.
Я просто рот раскрыл, когда Маркус сказал, что раньше был сёрфером. Не знаю, почему я так удивился, ведь вырос он у океана. Просто представить себе не мог. Когда он вытащил свою старую доску и я увидел, как она обшарпана, то сразу понял, что Маркус ею часто пользовался.
На крыльце мы стащили мокрые костюмы. Он вытащил из ледника у задней двери пару бутылок с водой и бросил одну мне.
– Посидим немного или слишком холодно? – спросил он, садясь в шезлонг.
– Нормально.
Я сел в другой и вытянул ноги, пока свинчивал крышку у бутылки.
Немного не то, что свернуть крышку с бутылки пива, но я прожил в башне только три дня, и не стоило испытывать удачу. А «удача» – это ключевое слово дня. Мы только что услышали от Департамента социальной защиты, что я могу остаться здесь. Мне полагалось ходить в школу, но Маркус меня не заставлял. ПОКА. Я начинал чувствовать себя в безопасности. Мне нравился Маркус. Здорово нравился этот чувак. Я ничего не мог поделать с собой. Я помнил его большую часть жизни, но теперь понял, что по-настоящему никогда его не знал. Он был просто чуваком постарше. Большой шишкой в пожарной части. Но у него была своя история. Полагаю, как у всех. Люди ходят по жизни с толстой темной пленкой, прилипшей к ним, и, пока ее не соскребешь, понятия не имеешь, что под ней скрывается.
Он глотнул воды.
– Как твоя щиколотка?
– Ничего.
Я глянул на свою голую щиколотку. Чуть припухла. Наверное, растянул.
– Все в норме.
– Как твои руки? – спросил он.
– Паршиво, – честно сказал я.
– Мы сумеем взять эту боль в узду, – пообещал он. Он уже назначил встречу с доктором в Уилмингтоне. А пока что я сказал, будто снизил дозу перкосета, но это было только полуправдой. Я пытался, но не мог обойтись без этой штуки.
– Я бы выпил пива, – сказал я, ступая на тонкий лед.
– Тебе семнадцать, – напомнил Маркус. Словно это был логический ответ.
– А сколько лет было тебе, когда ты начал пить? – отпарировал я.
– Тринадцать.
– Вот это да!
Даже я не пил почти до пятнадцати лет, хотя в двенадцать курил травку. Но теперь мои легкие не выдержат курения благодаря очаровательной единокровной сестрице.
– Ты и наркотиками увлекался? – спросил я.
– Совсем немного. Мне нравилось пить. Хороший способ уйти от действительности.
– Расскажи об этом.
Бутылка хрустнула, когда я сделал еще глоток.
– От чего тебе приходилось уходить?
– Чепуха по сравнению с тем, через что пришлось пройти тебе. Мой брат – твой отец – не мог поступить неправильно. А я не мог сделать что-то правильно.
Я зациклился на словах «твой отец», звучавших так странно. Я больше года знал, что Джейми Локвуд – мой отец. Но слова застряли где-то между моими ушами и мозгом.
– Твой отец был одним из истинно праведных людей, – продолжал Маркус. – Знаешь, о чем я? И как же паршиво было иметь такого брата! Он высоко поднял планку. Мои родители считали его следующим далай-ламой.
Я был не совсем уверен в том, кто такой далай-лама, но примерно представлял.
– Я был не так умен. А может, и был, но страдал дислексией и до сих пор страдаю, и школа давалась мне труднее. Я был неуправляем. Плюс у меня не было целей. Амбиций.
– А он?
Я едва помнил Джейми Локвуда и почти ничего о нем не знал. Я обнаружил, что он – мой отец, в день пожара, и весь следующий год ушел на лечение. Так что не было времени для долгих бесед с матерью о ее измене мужу.
– О, черт. Ты знаешь о церкви, которую он построил?
– Да.
– Думаю, он родился с желанием создать эту церковь. Он много что хотел сделать и исполнял свои желания, одно за другим. Церковь. Управление собственностью Локвудов. Работа пожарного. Семья.
– Или две, – пробормотал я.
Маркус рассмеялся.
– И все пропало.
– Это как посмотреть.
– Так ты его ненавидел?
– Джейми? Вовсе нет. Я испытывал к нему сложные чувства. Боготворил его. Терпеть не мог. Хотел быть как он. Ни за что не хотел походить на него.
– Поэтому ты начал пить?
– Я не могу винить в этом никого, кроме себя, – признался он, допивая воду. – Я постоянно был не в своей тарелке. Вот и связался с друзьями, увлекавшимися музыкой, алкоголем и наркотиками.
Он швырнул пустую бутылку в мусорный ящик на другой стороне крыльца. Идеальный бросок.
– Два очка, – отметил я.
– А как насчет тебя? – спросил Маркус. – Когда ты начал пить?
Я почувствовал, как между нами немедленно выросла стена. И решил ее разрушить, по крайней мере, на этот момент.
– Мне было немного больше. Мои друзья все пили.
– Поэтому трудно распознать, когда возникает проблема.
Стена выросла снова. И на этот раз не исчезала.
– Вовсе не трудно.
Он глянул на меня, заслоняя глаза рукой.
– Будь осторожен, хорошо? Достаточно того, что твоя печень подвергается постоянным атакам перкосета. Пиво может еще больше все ухудшить, а пиво в десять утра, как в тот день, когда я приехал к трейлеру, – плохой знак.
Вот тебе и дружеская болтовня!
– Ничего необычного в этом нет, – оправдывался я.
– Рад это слышать, – сказал он так, словно не совсем верил мне.
– Почему ты бросил пить? – спросил я.
Он ответил не сразу.
– Длинная история. Просто понял, что я пускаю на ветер свою жизнь, и не хотел, чтобы так было. Я пошел к Анонимным Алкоголикам.
– Ты ходил на эти встречи, вставал и говорил: «Я, Маркус, алкоголик»?
– Так и было. Теперь я хожу туда, может, пару раз в год, чтобы повидаться со старыми друзьями или привести кого-то нового. Но первые несколько лет ходил почти каждый день. Иногда дважды в день.
– Дерьмо. Ты можешь сейчас пить, не становясь снова алкоголиком?
– Я по-прежнему алкоголик. И всегда им буду. Нет, больше я не могу пить. Иногда люди считают, что они снова могут пить. Но потом снова попадают в западню. И я могу попасть. Так что лучше забыть об этом. Выпивка не осталась частью моей жизни.
– Ну… неужели тебе помешает пиво в холодильнике? Всего одна упаковка.
– Меня не это беспокоит. Но ты, мой друг, мой племянник…
Он улыбнулся.
– Несовершеннолетний.
– О, чувак, что за отговорка?
– Никакой выпивки в этом доме, – отрезал он, и я знал, что это всерьез.
Маркус встал и вытащил еще бутылку с водой. Сел в шезлонг, открыл бутылку и стал пить.
– Итак, Кит…
Он поставил бутылку на крыльцо и закинул руки за голову.
– Расскажи мне об этой девушке.
45. Энди– Это спальня, в которой я ночую, когда остаюсь здесь, – прошептал я Кимми, сам не понимая, почему шепчу. В доме дяди Маркуса никого не было, потому что я все продумал.
– Постель застелена? – спросила Кимми.
Всякий мог видеть, что постель застелена. На ней лежало темно-синее покрывало, заправленное под подушку, как и следовало.
– Да, – сказал я. – Та синяя штука – покрывало.
– Нет, я имела в виду другое.
Она приподняла покрывало, и я понял. Кимми говорила о простынях.
– О боже, – сказала она.
На кровати были простыни в бело-голубую полоску. Я вспомнил, когда мы с дядей Маркусом их покупали. Он сказал, что это мужские простыни. В комнате, где иногда ночевала Мэгги, были желтые простыни. Девчачьи. Теперь в этой комнате жил Кит, так что, наверное, простыни там были другие.
Кимми села на край кровати и сложила руки, пока я вынимал из кармана презерватив. И снова проверил дату, чтобы убедиться, не вышел ли срок.
– Открывать? – спросил я.
Кимми кивнула:
– Думаю, да.
Обычно Кимми много болтает. Но не сейчас.
Пакетик с презервативом открывался легко. Кимми взяла его у меня. Заглянула внутрь и положила его на угол стола.
Люди говорят, что я не могу планировать заранее, но я целиком спланировал сегодняшний день. Дядя Маркус работал, а Кита не было, потому что он уехал на свидание. Так сказала ма. Еще она сказала, что просила его прийти на обед, тем более что Мэгги будет поздно. Кит и Мэгги не любят видеть друг друга. Кит сказал, что у него свидание. Так что я понял, что дом в башне пуст. Но не мог понять, как нам с Кимми туда добраться. Кимми спросила: у Мэгги есть велосипед? Я думал только о своем велосипеде. И совсем забыл о велосипеде Мэгги. В его шинах не было воздуха, но у нас был насос. Потом я солгал ма насчет того, что мы едем кататься на велосипедах. И не такая уж это большая ложь, потому что мы в самом деле поехали кататься. Только я не сказал куда.
– Ляжем под покрывало или будем на нем? – спросила Кимми. Обычно это она говорила мне, что делать.
В комнате было очень тепло.
– Поверх, – решил я.
Она сняла очки и положила их на стол.
– Может, сначала разденемся?
– Не знаю, – промямлил я. Правда, дядя Маркус прочитал мне много правил, но оказалось, что их недостаточно. Люди в журналах Макса были уже раздеты, когда я смотрел снимки. – Наверное, нужно.
Она встала на колени, чтобы закрыть те штуки на окнах. Потом мы стали раздеваться. У меня ушла секунда на то, чтобы снять рубашку и джинсы, но у нее ушла целая минута, чтобы расстегнуть пуговицы на блузке. Как-то странно было наблюдать за ней. Я сел на кровать и притворился, будто аккуратно складываю одежду. На мне все еще были трусы. На этот раз я не старался скрыть стояк, потому что мы собирались заняться сексом.
Кимми сняла одежду, и я взглянул на нее. Она была такой хорошенькой.
– Не смотри. – велела Кимми.
– Не смотрю, – соврал я. Но она была права. Я глазел на нее. Мне так нравилась ее гладкая и темная кожа. И внизу живота куда больше волос, чем у меня. Макс сказал, что многие девушки бреются там, но Кимми не брилась.
– Я хочу лечь под покрывало, – сказала она.
Хорошо.
Она забралась под покрывало, пока я снимал трусы. А потом я лег рядом с ней. И сразу поцеловал. Просунул язык ей в рот, но она не встретила его своим, как обычно. Ничего, все нормально. Я хотел поскорее лечь сверху и воткнуть в нее пенис. И уже стал ложиться на нее, но вспомнил про презерватив.
– Презерватив! – воскликнул я. Вынул его из пакетика, и он прекрасно наделся, как и должно быть, потому что раньше дядя Маркус показал мне на цукини, что нужно делать. Это было так смешно!
Я снова лег на Кимми, но ее ноги были сжаты.
– Ты должна развести ноги.
– Я слишком боюсь, – прошептала она.
– Почему? Ты сказала, что хочешь заниматься со мной сексом.
– А сейчас не хочу.
Я ДОЛЖЕН был сделать это сейчас.
– Пожалуйста, Кимми.
Она не ответила. Я недостаточно ясно видел ее лицо, но услышал, что она плачет.
Я слез с нее. Она не сказала «нет», но, думаю, именно это подразумевала. Теперь мне нужно было идти дрочить.
Она повернулась к окну:
– Прости.
Я скатал презерватив и попытался спрятать его в пакетик, но он не влезал. Я злился и грустил, потому что так хорошо спланировал, и все впустую. Даже дрочить не хотелось.
Я глянул на Кимми. Часть покрывала была откинута, и длинные волосы Кимми лежали на бело-голубой подушке. Плечи подпрыгивали вверх-вниз, как при плаче. Ей было еще грустнее, чем мне. Я неожиданно сообразил, что имел в виду дядя Маркус, когда говорил, что не следует заставлять девушку.
Я поднял с пола ее блузку и накинул Кимми на плечи. Потом лег за ее спиной и обнял. Кимми повернулась и посмотрела на меня.
– Ты очень сердишься? – спросила она.
– Нет.
Я больше не сердился. Просто не хотел, чтобы она плакала или грустила.
– Я испугалась, – пробормотала она.
Я хотел спросить ее, чего именно? Но это было бы как заставлять ее.
– Все нормально, – сказал я.
– Может, нам стоит вернуться к тебе домой? Я не хочу больше быть здесь.