Задумчивые причалы гордо стояли в море. Возле самого крайнего слева был ошвартован громадный танкер. Резко дул ветер. Разносил крик чаек над бухтой.
Ломило виски. Лада потирала их кончиками пальцев. Потом несколько раз глубоко вздохнула — выдохнула воздух. И ей полегчало. Ей всегда легчало после таких несложных процедур. Она решила немного посидеть. Здесь на лавочке, вдыхая запахи моря. А на обратном пути зайти в кафе «Бригантина» при морском вокзале. Выпить чашечку кофе. Там хорошо варили кофе — крепкий, ароматный.
Сейчас же надо проанализировать минувший день. Что он дал? К каким привел выводам?
«Если гибель Сорокалета — результат несчастного случая, мои сегодняшние действия можно считать хотя и не очень эффективными, но достаточными. Впереди есть время. А вот если имело место преступление! — Обстоятельства гибели таксиста, чем больше она о них думала, казались ей все более странными. — Тогда следует действовать энергичнее». Она решила, что сегодня же поделится своими сомнениями с прокурором.
Инспектор Крюков пояснил:
— Мотив преступления может быть самым элементарным. Шофер встречной машины был пьян. Стремясь избежать лобового столкновения, Сорокалет резко повернул руль влево. И вылетел за бордюр. Стопроцентная вероятность.
— Можно ли попытаться найти эту встречную машину?
— Попытаться можно. Как говорится, попытка не пытка. Запросим посты ГАИ на трассе. Может, вчера был задержан какой-нибудь пьяный водитель. Но, если столкновения не произошло, если машины не задели друг друга… Тогда доказать ничего невозможно. Водитель будет наказан лишь за то, что управлял машиной в нетрезвом состоянии. И все…
Может, действительно, и все…
Однако у жены Сорокалета Валентины Анатольевны имелось совсем другое мнение.
— Я не верю, — говорила она убежденно, — что Артем погиб из-за собственной неосторожности или неумения водить машину. Я прожила с ним двенадцать лет. Нет, нет… Во вторник третьего апреля, часов около десяти… Мы уже собирались ложиться спать. Кто-то позвонил Артему по телефону. После этого разговора он сделался злым и неспокойным. Сказал, что завтра поедет в Ахмедову Щель. Когда я спросила: «Зачем?» — он ответил: «Мне нужно».
— Разве он поехал не за картошкой?
— У нас есть картошка. За картошкой он ездил в прошлую пятницу.
— Странно. Его сестра Надежда Петровна и ее муж Леонид Маркович утверждают, что Артем Сорокалет взял полмешка картошки и положил в багажник.
— Значит, взял, — согласилась Валентина Анатольевна. — Это в его характере. Раз уж он оказался в Ахмедовой Щели, то мог взять картошки. Про запас. Он запасливый по натуре.
Лицо у Валентины Анатольевны было полное, бледное, без морщин. Глаза и губы подкрашены. Накрахмаленный халат белел, как свежий снег. Она работала медицинской сестрой в детском саду. Допрос происходил в медпункте. Из коридора доносились визг и громкие голоса ребятишек.
— Скажите, — попросила Лада. — Вам не удалось уловить характер разговора? Какие-нибудь слова, фразы…
— Он закрыл дверь в комнату. Я была на кухне, убирала со стола. Когда Артем повысил голос, услышала: «Я уже говорил с ним по всем вопросам. Нечего толочь в ступе воду». Потом минуты через три разобрала еще одну фразу. «Это не Ростов. И мне не восемнадцать лет».
— Он когда-то жил в Ростове?
— Да. До армии. А сестра его Надежда переехала из Ростова в Ахмедову Щель в семьдесят восьмом году. Три года назад. Когда мать умерла. Они в Ростове дом продали. Деньги поделили. Артем купил «Жигули». А Надежда на свою долю дом в Ахмедовой Щели.
— Понятно.
— Это она купила дом в июне, а в сентябре вышла замуж за Леонида Марковича. Он, конечно, старше ее. Но Надежда тоже не девочка. Ей тогда уже тридцать стукнуло. Вот так они живут. Для себя. Детей нет.
— У вас двое?
— Два мальчика. Старшему одиннадцать. Младший в этом году в первый класс пойдет… Скажите, а я смогу получить машину?
— Конечно. Машину уже достали из ущелья. Эксперты сделают заключение. И вы сможете забрать ее… Теперь еще несколько вопросов. Ваш муж увлекался исторической литературой или историей вообще?
— Нет, нет. Артем увлекался только футболом, хоккеем, боксом. Когда шли эти передачи, он мог часами сидеть у телевизора.
— Слово «кардинал» вам ничего не говорит?
— Нет, — покачала головой Валентина Анатольевна.
— С кем ваш муж дружил? — спросила Лада.
— В автопарке он был со всеми в хороших отношениях.
— А друга у него настоящего, преданного не было?
— Трудно сказать… Привязался, в добром смысле, к Артему Жорик Ашотян из Ахмедовой Щели. Моложе он Артема на десять лет. Но сдружились они. Когда Жорик в город приезжал, у нас останавливался.
— Третьего апреля он не приезжал?
— Нет.
— Хотите чем-нибудь дополнить показания?
— Одну секунду, товарищ следователь… Тогда после телефонного разговора мы легли спать. И Артем вдруг сказал: «Мать, а не смыться ли нам отсюда?» «Куда?» — не поняла я. «В Сибирь, на Дальний Восток, в Среднюю Азию». Я сказала, что никуда не поеду.
— Раньше он вел подобные разговоры?
— Нет…
…На молу в воротах порта ярко мигали маяки. От воды исходил бодрящий дух. Шум волн был мерным, успокаивающим. По набережной шла группа молодых людей, парни и девушки. Они громко смеялись и пытались что-то спеть под гитару. Ладе вдруг захотелось встать, пойти рядом с ними. Запросто. Разделить их радость, заботы… Вернуться в студенческие годы, как в сказку. Впрочем, возможно, это были и не студенты. Какая разница. Лишь бы убежать от одиночества.
Она впервые почувствовала его в Москве сразу после разрыва с мужем. Вернулась к папе с мамой в старую квартиру на улице Чайковского. Села за свой любимый письменный стол и поняла, что больше не сможет жить здесь так, как жила прежде. Не потому, что еще любила своего бывшего мужа, а просто потому, что стала другой.
И мать это поняла, и отец… Когда ее распределили на работу в город, находящийся в двух тысячах километрах от Москвы, они не стали паниковать и обращаться за помощью к влиятельным знакомым. Мать погладила ее по голове, будто в школьные годы. Напутствовала самыми обыкновенными словами:
— Поезжай. Поживешь, поработаешь. Узнаешь новых людей, умных людей. Сама умнее станешь…
— Я буду скучать по Москве, — призналась Лада.
— Москва — твой родной город. Рано или поздно ты вернешься в Москву. Здесь для тебя всегда найдется место.
Отец сказал:
— Будь, дочка, в своей работе честной, справедливой, доброжелательной, спокойной. Люби людей.
Письма из Москвы приходили каждую неделю. Лада писала в Москву раз в месяц. Она предупредила об этом в день отъезда.
— Не обижайтесь. Я испорченная. Люблю читать письма, но не писать.
Мать философски ответила:
— Увы, такова доля родителей. Винить нам следует только самих себя. Значит, мы тебя так воспитали.
Отец не обиделся:
— Один раз в месяц — это нормально. И вполне достаточно. — Он всегда отличался тактом и верой в добро.
«Нужно написать сегодня», — поднимаясь со скамейки, подумала Лада. Сложила целлофановый пакет, спрятала в сумку.
Аллея к морскому вокзалу пролегла пустынная и темная. Кусты самшита доставали Ладе до плеча. Справа и слева шеренгами выстроились кипарисы. Их вершины гнулись под ветром, который с присвистом метался между кустами. Кусты шипели в ответ загадочно, жутковато. Фонарные столбы стояли над аллеей, но фонари почему-то не светили.
Покачивающаяся сутулая фигура вдруг отделилась от кустарника и пошла навстречу Ладе.
— Гражданка, скажите, сегодня вторник или среда? — Голос был пьяный, запах алкоголя перебивал запахи моря.
— Мама! — закричала Лада и со всех ног рванула вперед.
Она остановилась на площадке возле здания морского вокзала, легкого, белоснежного, освещенного ярко и щедро. Отдышалась. И только потом вошла в кафе «Бригантина». Кафе состояло из одного небольшого зала и буфетной стойки, за которой сверкал чистотой стенной холодильник с гнездами для бутылок. Столики в кафе были высокие, стулья к ним не требовались.
За столиком в углу у окна выпивали трое мужчин. Симпатичный молодой армянин рассказывал, как на обыкновенный самодур, предназначенный для ставриды, он поймал метрового катрана.
Лысоватый курносый тип в средней степени опьянения громко оборвал рассказ, воскликнув:
— Ша! Не заливай, Жорик. Таких катранов отродясь не бывает. Вам, сапожникам, соврать, что сплюнуть.
— Я никогда не вру, — важно ответил Жорик.
— Он лишь маленько преувеличивает, — пояснил третий мужчина в потертом сером плаще и шляпе, стоявший к Ладе спиной.
«Сапожник Жорик», — в памяти вспыхнули Ахмедова Щель, дом с желтыми окнами, старая женщина и вскопанные грядки.
Отхлебнув кофе, Лада поставила чашку на блюдце и решительно направилась к угловому столику.
— Извините, — обратилась она к армянину, — вы, случаем, не Георгий Ашотян?
Жорик посмотрел на нее хмельными изумленными глазами. Сказал:
— Милая девушка, я действительно Георгий, но, случаем, не Ашотян, а Мурадян. Жорик Ашотян живет в Ахмедовой Щели.
— Я знаю. Но сейчас его нет. Вчера он уехал в город.
— В город? — с сомнением переспросил Мурадян. — Если бы Жорик Ашотян приехал в город, он непременно заглянул бы в «Бригантину». Сейчас выясним… Клава, — обратился он к буфетчице. — Жорик Ашотян давно был у тебя?
— Недели две назад, — весело ответила буфетчица.
— Вот так, милая девушка, Жорика в городе не ищите. У Жорика любовь и надежды совсем в другом месте. Может, я могу вам чем-нибудь помочь?
Лада кивнула:
— Вполне возможно. Но для этого мы должны на минутку выйти из кафе.
Мурадян переглянулся с товарищами, потом широко улыбнулся, показав обойму золотых коронок:
— Всегда готов.
На улице по-прежнему гудел ветер, шумело море, шелестел листьями самшит.
— Вы мне сразу понравились, — сказал Мурадян, нежно взяв Ладу за локоть. — Мне нравится именно такой тип женщины.
Лада вынула удостоверение и сказала:
— Вполне верю. Я следователь городской прокуратуры Иванова. Мне нужно срочно разыскать Георгия Ашотяна.
Мурадян вздрогнул, отпустил ее локоть, спросил протрезвевшим серьезным голосом:
— Что он натворил?
— В автомобильной катастрофе погиб Артем Петрович Сорокалет. Есть сведения, что вчера Ашотян мог быть в машине Сорокалета, когда тот выезжал из Ахмедовой Щели.
— Я знал Артема. Хороший был человек, — с печалью вздохнул Мурадян. Помолчал. Потом быстро добавил: — Жорика Ашотяна лучше всего искать в поселке Виноградском. Там в общежитии строительно-монтажного управления живет лимитчица Лиза, в которую он влюблен.
6
Из дома Лада позвонила Потапову. Рассказала, что сделала за день. Игнатий Федотович выслушал ее, потом сказал сиплым, но веселым голосом:
— Понятно.
— Что понятно? — спросила Лада.
— Понятно, что вам ничего непонятно…
По голосу Лада догадалась, что прокурор шутит, но все равно немного обиделась:
— Не согласна с вами, Игнатий Федотович. Я уже могу сделать кое-какие выводы. Второго апреля в жизни Сорокалета произошло неизвестное нам событие, проявлением которого был вечерний телефонный звонок, предложение супруге уехать на Дальний Восток, в Среднюю Азию и т. д. Наконец, внеплановая поездка в Ахмедову Щель… Однако связаны ли все эти факты, хоть в малой степени, с причиной автокатастрофы, мы не знаем.
— Логично, — чувствовалось, что Потапов встревожен. — Лада Борисовна, вам нужно срочно допросить Ашотяна. Скорее всего, Сорокалет подвез его до поселка Виноградский. Это по пути, в пяти километрах от Ахмедовой Щели. Пошлите ему повестку. Это первое. Второе, надо попросить ГАИ, чтобы они уточнили номера государственных машин, которые третьего числа между семнадцатью тридцатью и восемнадцатью сорока могли быть в районе катастрофы. Заодно выяснить, какие частные машины были задержаны в то время и по какой причине. Вы согласны со мной, Лада Борисовна?
— Согласна, Игнатий Федотович.
— Вот и отлично. На всякий случай, я сейчас подробнее проинформирую отдел внутренних дел и попрошу их активно подключиться.
— Вы тоже считаете, что это не обычный несчастный случай?
— Всякое бывает. На сегодня ограничимся этим. Спокойной ночи.
— Спасибо.
Лада представила благообразное лицо Потапова, бородку лопаточкой, седые, словно выбеленные волосы, подумала, что он добрый, умный старик, относящийся к ней с большой симпатией. Лишь благодаря Потапову Ладе удалось снять эту однокомнатную квартиру, хозяева которой на два года уехали в командировку за границу. Хозяева были друзьями Потапова. Квартиру сдали на сверхльготных условиях. Ей разрешено было пользоваться мебелью, посудой, библиотекой. Библиотека восхитила бы и знатока. Литературные мемуары, памятники литературы Древней Руси, тома Библиотеки всемирной литературы…
Приняв душ, Лада попила на кухне чай. Потом взяла с полки Монтеня и легла в постель. Но тут зазвонил телефон. Пришлось идти через комнату к письменному столу.
— Лада Борисовна, это Крюков. Я вас не разбудил?
— Нет, Алексей Иванович. Что стряслось?
— Вчера в половине седьмого вечера постом ГАИ в поселке Виноградском задержан водитель «Жигулей», управлявший машиной в нетрезвом виде. Фамилия его Портнов. На машине разбит правый указатель поворота и есть царапина. Хочу завтра с ним встретиться.
— Обязательно надо, — подтвердила Лада.
— Лада Борисовна, вы давно ходили в кино?
— Давно, — призналась она.
— В «Салюте» идет новый английский фильм «Вожди Атлантиды». Что, если нам завтра сходить? Фильм фантастический.
— Я фантастику не люблю.
— А что вы любите?
— Суровую правду.
— Буду иметь в виду. Можно?
— Я добрая, — разрешила она.
«Значит, мы произвели впечатление на инспектора, — размышляла Лада, вернувшись в постель. — Возможно, даже понравились. Чудно. Впрочем, в кино с поклонниками ходят не только школьницы и студентки…»
Главы о любви у Монтеня не было. Тогда Ладе захотелось прочитать, что же он пишет о дружбе.
«Нет, кажется, ничего, к чему бы природа толкала нас более, чем к дружескому общению».
7
В кабинете стояли три фанерованных канцелярских стола не первой молодости, на которых лежали подставки с откидными календарями. За одним столом сидел инспектор Крюков, два других были свободны. В распахнутое окно проникало солнце, запахи молодой листвы были сильны и свежи. Отчаянно шумели птицы, перелетая с ветки на ветку. Окно выходило во двор. И гул машин, проезжающих по улице, доносился приглушенно, еле слышно.
Дождливая доселе весна разразилась отменным погожим днем. Это хотелось воспринимать как чудо.
Вспомнилась служба в армии. Дожди и дороги… Чавкающая под сапогами сырость болот. Мокрые палатки, шалаши, бронетранспортеры. Как они, солдаты, радовались вот такому ясному, теплому дню. Тогда и строевая подготовка, и огневая, и тактика становились родными сестрами. И действительно, почему бы молодым, здоровым ребятам не позаниматься на свежем воздухе.
Взвод, броском вперед марш!
Заряжай!
Напра-а-во! Кругом!
Взвод, стой! Раз, два…
Несладкие были денечки, но интересные. А главное, полезные. Мать не могла поверить, что ее хилый Леша способен, завернувшись в плащ-палатку, спать на сырой земле под березой, а сверху его будет поливать холодный осенний дождь. Она не верила в это и сегодня. Но такой факт был в биографии Алексея Крюкова…
Робко и нерешительно в дверь постучали.
— Войдите, — сказал Крюков, вынул из ящика тощую серую папку, развязал тесемки. В папке лежали водительское удостоверение, протокол.
Мужчина вошел боком, всем своим видом показывая скорбь, раскаяние, почтение. Был он уже в годах. Шея в морщинах, лицо тоже. На голове лысина, прикрытая редкими, зачесанными набок волосами. В руке он держал голубой берет.
— Здравствуйте, — извинительно сказал он. — Моя фамилия Портнов.
— Садитесь, товарищ Портнов, — поздоровавшись, предложил Крюков.
Портнов сел робко, на край стула. Смотрел Крюкову в глаза преданно, похоже, что готов был соглашаться с любым услышанным словом.
— Как же вы, Александр Викторович, нарушили одно из самых святых водительских правил? — спросил Крюков, глядя в протокол. — Позволили себе управлять машиной, будучи в нетрезвом виде.
— Получилось так, — словно чем-то давясь, невнятно ответил Портнов.
— Само собой ничего не получается, — нравоучительно изрек Крюков, слышавший эти слова миллион раз из уст своего начальства.
— Согласен с вами, — поспешно кивнул Портнов. От кивка волосы сползли набок, обнажив бетонообразную бледную лысину.
— Сколько вы лет за рулем?
— Восемь. Восемь лет. И, поверьте, никогда со мной ничего подобного не случалось. Нет, конечно, мелочи бывали. Притормозил поздно. Себе фару разбил, а впереди стоящему «Москвичу» фонарь. Из гаража выезжал, дверью меня хлопнуло. От ветра. Забыл закрепить дверь. А серьезного ничего… Я всегда правила соблюдаю…
— Позвольте мне в это не поверить, — жестко сказал Крюков.
Портнов покраснел, покрылся потом:
— Клянусь… Вышли такие обстоятельства. Встретил старого фронтового друга, которого не видел с войны. На вокзале встретил. Он московским поездом в Гагру отдыхать ехал… И так получилось… Вспомнили солдатское братство. Пошли в ресторан. И прямо у буфетной стойки, не присаживаясь, выпили по сто пятьдесят граммов коньяку. Согласитесь, житейское дело.