Полигон смерти - Лев Пучков 10 стр.


— Попрошу не вмешиваться в мою личную жизнь! — с достоинством прогудел Коробов. — Я свободный человек и имею право поступать так, как сочту нужным!

— Имеешь право?! Ну уж нет, хмырь, это тебе только так кажется…

Тут они с Нинелью устроили перепалку, в ходе которой выяснилось, что Коробов живёт в одном доме с Катей, только в другом подъезде.

На мой взгляд, аргументы у Коробова были вполне почтенные: человек имеет право в любое время уйти из гостей и отправиться к себе домой, и никто не вправе удерживать его.

Нинель, однако, аргументы не воспринимала вовсе и настаивала, чтобы Коробов вернулся в гостиную. На шум из гостиной прибыли Виталик с двумя наиболее трезвыми ассистентами и принялись с интересом наблюдать за перепалкой.

Воспользовавшись присутствием Виталика, я уже вполне свойски поинтересовался, что таится за дверью с рифлёным стеклом (именно оттуда раздавались странные звуки, когда я впервые вошел в эту прихожую).

— Это спальня Валентины, — почему-то шёпотом ответил Виталик и заговорщицки подмигнул: — Хмм… Понимаете, да?

— Эмм… Не совсем.

— Я там Шаляпина запер… Хе-хе…

— Эмм… Простите…

— Да сенбернара же! — удивился моей непонятливости Виталик. — Представляете, она туда ввалится со своим Михуилом, а там… Хе-хе… А он его не любит… Хе-хе…

— А, понял! — не понял только, кто именно кого не любит, ну да ладно, общая картина вполне прослеживается. — Ннн-да, весьма забавно… Хи-хи…

Перепалка продолжалась недолго. Упрямство Коробова ввергло Нинель в боевой транс, и она выдвинула ультиматум:

— Короче так, хмырюга. Или ты сейчас идёшь обратно, или я зову Михаила… и он тебе ввинтит твою тупую башку до самой ж…пы. Думай, упырь, у тебя десять секунд.

«Десять секунд»… Это, наверное, от Кати. Заметно, что девчата выросли вместе. А может, это у Кати от Нинель. Да, скорее всего так, бой-баба в этой схеме именно Нинель.

Коробов умолк и стал покачиваться с пятки на носок, испепеляя Нинель взглядом, преисполненным скорбью и презрением.

— Думаю, пора вмешаться, — тихонько сказал я Виталику. — Иначе будет кровопролитие.

— Какое кровопролитие, о чём вы? — Виталик презрительно хмыкнул. — Я знаю этого типа с детских лет. Представляете, даже я, существо нежное и ранимое, при случае могу драться, царапаться, кусаться… А этот — интеллигент до мозга костей, не приемлет насилия ни в каком виде. Так что сейчас гордо посопит, развернётся и как миленький уберется в гостиную, вот увидите…

В самом деле, через несколько секунд Коробов перестал излучать в сторону Нинели волны скорби и презрения, развернулся и молча убрался в гостиную.

— Как же задрал меня этот унылый м…дак, — без всякого торжества в голосе пробурчала Нинель. — Гардина в ДК ему бы на голову упала, что ли… А то ведь упорный такой, гад, так и трётся вокруг Катьки, сволочь, круги нарезает… Виталик, ты на фига его всё время зовешь?

— Да никто его не зовёт, сам приходит! Ты, вообще, помнишь, чтобы он хоть один фуршет когда-нибудь пропустил?

— То есть вы не желаете, чтобы этот человек приходил в ваш дом, а он всё равно вламывается? — удивился я.

— Ну как — «вламывается»… Понимаете, Александр, мы ведь выросли вместе, всю жизнь были в одной компании. Помню, по молодости…

Тут вышла бледная Катя и избавила нас от истории художественно-артистических отношений уездного города: мы быстро оделись и покинули «уютное местечко».

* * *

Когда выкарабкались на улицу (именно «выкарабкались», вы же помните этот длиннющий коридор-ловушку, заставленный всякой дрянью), мне было дозволено идти рядом с Катей, и она даже взяла меня под руку. Чем не романтическая прогулка? Нинель, правда, взяла меня под ручку с другой стороны, но такое трогательное равновесие длилось недолго: едва вышли со двора, мне позвонил Петрович и в меру нетрезвым голосом стал интересоваться, как проходит мой вечерний променад и ждать ли меня домой к шампанскому.

— К шампанскому? — удивился я.

— Полночь. Куранты. Вся Страна дружно встречает старый Новый год. — Петрович был благодушен и не стал ругать меня за тугоумие. — Ну так что?

— Поручик, не увлекайтесь местной экзотикой! — где-то рядом с Петровичем воскликнул доктор, судя по голосу, тоже уже неслабо вквашенный. — Для непривычного московского организма эт-та может быть губительный опыт!

Видать, уже изрядно употребили гордеевской чудесной настойки. Местная химия — страшная сила, я вам скажу.

— В общем, я уважаю выбор всей Страны, но… у меня тут важное дело, — торопливо завершил я сеанс связи. — Петрович, у меня всё пучком, доктору передайте — никакой экзотики, позже перезвоню.

В самом деле, сейчас я занят провожанием Кати, это приоритет номер один. Так что пусть Страна развлекается как ей угодно, а у меня другие планы.

* * *

Увы, томная прогулка была недолгой. Катя в самом деле жила недалеко, буквально метрах в двухстах от «уютного местечка». Так что хоть мы и двигались с черепашьей скоростью, но вскоре прибыли в пункт назначения.

Дом был, по-видимому, такая же сталинка, только покороче, чем обитель «творческой элиты», с двумя нормальным подъездами и лоджиями на каждом этаже. Да, лоджии — это что-то не в эпоху, девиация какая-то.

— Лоджии?

— Да, лоджии! — с гордостью подхватила Нинель. — Это дом повышенной комфортности.

— А в чём комфортность?

— Лоджии и грузовой лифт.

— Зачем в трёхэтажном доме грузовой лифт?!

Тут девушки молча переглянулись, Катя недовольно прокашлялась, а Нинель стушевалась, как будто сказала что-то лишнее.

— Да ладно, лифт — это здорово, — великодушно заметил я. — Независимо от этажности.

— Угу, — кивнула Нинель.

Да, заметно, что дамы росли вместе. Катя расхваливала Уютное Местечко, преподнося его как «культурное наследие», а Нинель расхваливает дом Кати. Милые мои провинциалки, как же вы трогательны в своей дремучей наивности…

У подъезда Катя сообщила:

— Всё, я дома.

— Мы проводим до квартиры, — решительно заявил я. — В подъездах и лифтах частенько орудуют маньяки-насильники. Знаете, сколько случаев за последний год?

— У нас не орудуют. — Катя вымученно усмехнувшись. — Но как скажете.

В подъезде было светло, чисто и пусто. Приятный контраст по сравнению с «объектом культурного наследия». Показалось, что лестничный марш несколько шире обычного, но я не придал этому значения. Да, и на подъездной двери не было привычного для жителей столицы номерного замка. Вообще, насколько я заметил, в местных подъездах нет никаких замков, ни номерных, ни простых. Этакая советская архаика.

Мы поднялись на второй этаж и здесь распрощались.

— Пригласила бы на чай, но… — Катя виновато улыбнулась.

— Ничего, у вас ещё все чаи впереди, — подбодрила Нинель. — Отдыхай, поправляйся… Завтра встретимся, да?

Тут Нинель со значением посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Катю и, как мне показалось, едва заметно ей подмигнула.

— Конечно встретимся, — преувеличенно бодро заверила Катя. — Но — завтра. Отдохните там за меня как следует…

Когда она скрылась за дверью, я спохватился:

— А телефон?!

— У меня есть, — успокоила Нинель. — Я же сказала, держись за меня — не пропадёшь.

— Это хорошо. Ну что… Думаю, пора и честь знать.

— Чего знать?

— В смысле, домой пора. Поздновато уже, да и… Кати нет, так что особого смысла не вижу…

Нинель категорически возразила, что веселье ещё даже и не начиналось, у нас всё впереди, а если я сейчас отчалю, то здорово огорчу всю компанию, которая, затаив дыхание, ждёт не дождётся возвращения высокого московского гостя. Кроме того, у меня есть отличная возможность узнать о Кате побольше. В «уютном местечке» все знают Катю с детских лет и каждый может сказать о ней как минимум пару добрых слов.

Немного подумав, я не стал вредничать, и мы благополучно вернулись в компанию.

* * *

Старый Новый год встречали домашним шампанским. Это такой чудесный напиток с выверенными пропорциями: четверть местного ректификата на три четверти родниковой воды, особо вкусный карамельный сироп (попробуйте только не угадать, на каком предприятии Города его производят), и всё это крепко газировано в трёхлитровом сифоне. Эмм… по-моему, в три партии газировано, по крайней мере, мне досталось три фужера.

Под настроение шампанское показалось на вкус куда лучше «Кристалла», а по ударному воздействию даже несколько опережало чудесную наливку.

Ох, моя голова… Представляю, каково мне будет завтра с утра…

После «шампанского» стало совсем хорошо и комфортно. Стало ясно, что мне уже никуда не надо, мой дом здесь, и все вокруг на редкость замечательные люди. Даже… Даже… Так, а где бас-профундо?

Тут выяснилось, что Коробов таки втихаря удрал, а когда именно, никто даже и не помнит.

Бинго! Молодец, давно бы так. Вроде бы он ничего такого не делал и молчал как истукан, но его присутствие меня заметно тяготило. Без него стало совсем вольготно и как-то даже празднично.

Я щедро сочился любовью, желанием всех подряд облагодетельствовать и как минимум троим пообещал какие-то масштабные протекции в Москве через свои связи (и всем, разумеется, наврал — нету у меня никаких связей, могу только бесплатно на экскурсию по нашему бункеру сводить).

Когда в глазах уже не двоилось, а даже троилось, выяснилось, что у кого-то есть пиротехника, и мы пошли запускать фейерверки с крохотного балкончика в детской. Туда влезает максимум двое, но мы умудрились набиться впятером и даже прыгали от восторга. Фейерверки оказались качественными, ни один не сработал вхолостую, и даже самому пьяному гостю не было нужды объяснять, на каком предприятии города их производят.

Виталик и Нинель держали меня из комнаты за пояс. Боялись, наверное, что я вывалюсь. Меня это смешило и забавляло. Было очень весело и радостно, разноцветные огоньки взрывали насыщенную хлопьями снега ночную мглу, и почему-то казалось, что теперь всю оставшуюся жизнь будет сплошной праздник, без перерывов на будни и проблемы.

А-а-а-а, бл…!!! Я люблю этот город! Я люблю старый Новый год! Я люблю всю местную интеллигенцию! Икх! Ой…

* * *

В третьем часу ночи внезапно кончилась выпивка.

Причём кончилась не только у элиты, но и у плебса.

Нинель сходила на кухню и привела маму-Валентину, которая сообщила следующее: увы, резерв уничтожен, последние настольные запасы торговой мафии подходят к концу, и она (мафия) уже деловито пребывает в первой стадии решения проблемы.

На праздник, да в большой компании — это вполне ординарное событие, и проблема обычно решается на три счёта: скинулись, прогулялись, вернулись с пойлом. Или, если все в такой кондиции, когда деньги уже никто не считает, а гулять своими ногами уже проблематично, то на четыре счёта: набрали номер, заказали, привезли, расплатились. Это я озвучил привычно московские варианты.

Здесь же, как выяснилось, была некая местная специфика: ночью в Городе алкоголь официально не продавали. А тех, кто пытался продавать неофициально, ловили и жестоко карали.

Разумеется, как и в любом уважающем себя населенном пункте России, в Городе существовала целая система лазеек и хитростей, позволяющих обойти эти суровые правила.

Перебрав ряд вариантов, самые дешевые, но дальние (путешествие к «Чёрному Сентябрю», на одном из КПП которого сейчас дежурил друг рокера, и поездка в гипермаркет у моста, где трудилась мама Нинели), забраковали и остановились на дорогом и близком, расположенным почти что в шаговой доступности. В паре кварталов отсюда затаился гастроном «Сюрприз», в котором работает сердечный друг мамы-Валентины, Миху… эмм… простите, Михаил, конечно же, это у меня просто под влиянием Виталика слегка язык заплетается. Гастроном работает с десяти до двадцати двух, сейчас он закрыт, но Михаил может зайти туда и взять всё что нужно, не отключая сигнализацию и не беспокоя отдел охраны, а со сторожем проблем не будет, свой человек.

Единственный нюанс: в благодарность за такую полезную и своевременную услугу интеллигенция оплачивает половину пойла для плебса.

— Вот список. — Томно икнув, Валентина твердой рукой начертала в блокноте какие-то цифры и предъявила Виталику.

— Это грабёж! — Виталик от негодования чуть из сеточки не выпрыгнул. — Это возмутительно! Люди, посмотрите, что нам предлагают!

Разумеется, немедленно возникли дебаты. Интеллигенция категорически не желала платить за плебс, резонно мотивируя, что он (плебс) пьёт в три раза больше, чем приличные люди, и для всей честной компании выйдет сплошное разорение.

Тут я, будучи внезапно обуян благородным порывом, решительно заявил, что готов проспонсировать проект и заплачу за всё пойло сам. Типа, жест доброй воли, от московских художников — местной интеллектуальной элите… эмм… ну и всем, кто случайно оказался с этой элитой в одной квартире.

Валентина, растрогавшись неожиданным актом широко-душевного меценатства, сказала, что по такому случаю контрибуции отменяются и каждая компания будет платить за себя.

Интеллигенция разразилась восторженными воплями и все бросились меня обнимать. Кто-то крикнул, что меня следует выбрать человеком года и его единодушно поддержали.

Ну и замечательно. Нет, это не про «человека года» (понятие не имею, что здесь даёт это высокое звание, но в Москве мне это точно не пригодится). Это я про деньги. Не помню уже, но по-моему, у меня не было с собой суммы, достаточной для закупки алкоголя на такую толпу.

Быстро собрали деньги, составили свой список, стали решать, кому идти. От плебса был Михаил, в одно лицо, а от нас — Нинель, но, разумеется, к ней в придачу нужен был относительно трезвый мужчина для транспортировки огненной воды (там только одного шампанского заказали пять бутылок плюс вино и фирменную водку «Чёрный Сентябрь» местного производства — сказали, очень качественная).

Самым трезвым был рокер-металлист, но он наотрез отказался идти с Михаилом. Вообще, неожиданно выяснилось, что из нашей компании никто не хочет идти с Михаилом, мотивируя тем, что он уважает только Валентину и Нинель, а всем прочим от него можно ожидать всё что угодно, ввиду изрядного градуса и на редкость дурного нрава.

Что ж, вы наверняка уже догадались, что я предложил Нинели сопровождать её в походе за пойлом и таскать любые грузы, как и подобает настоящему мужчине. Не оставлять же её одну в такой непростой ситуации.

Нинель обрадовалась, чмокнула меня в щёку, и вскоре мы убыли в компании с Михаилом курсом зюйд-зюйд-гастроном.

* * *

Михаил оказался тем самым верзилой с лицом убийцы и огромными кулачищами, который сопровождал Валентину, когда она вышла со мной знакомиться.

Не знаю, почему культурная элита так его боялась — в процессе нашего совместного путешествия он вёл себя вполне прилично… разве что временами выпадал из обстановки:

— Так… Нинок, это ты?

— Я, я, иди ровно!

— Понял… А это кто?

— Это Сашка.

— Кто такой Сашка?

— Жених Кати, наш парень!

— А-а, понял…

Да, ещё он довольно своеобразно реагировал на посторонних. Завидев у подъезда одного из домов небольшую компанию курящих мужчин, Михаил радостно воскликнул:

— Оп-па! — и решительно направился к ним, разминая кулачищи.

Нинель, однако, вовремя схватила его под руку и потащила на противоположную сторону улицы. Михаил её беспрекословно слушался и не сопротивлялся, что не могло не радовать.

Народу на улицах было немного. Кое-где небольшие группки покачивались у подъездов, мерцая сигаретными огоньками и старательно держась за предметы обстановки и друг за друга. Далеко впереди шла большая компания с гармошкой, и почему-то с детьми (а время было, напомню, отнюдь не детское), но без песен. Гармонист, очевидно, был самый трезвый: задорно пиликающий аккомпанемент звучал сам по себе, без хора.

Судя по подавляющему большинству чёрных окон, основная часть граждан уже спала, и только у отдельно взятых неугомонных компаний вроде нашей праздник продолжался. В центре, на площади, похоже, нацелились гулять до утра: там звучала музыка и периодически пускали пышные фейерверки.

Погода по-прежнему была праздничной. В свете фонарей лениво порхали крупные пушистые снежинки, создавая сказочный антураж и навевая романтическое настроение, и только беспокойно дремлющий в глубине моей пьяной души городской житель мимоходом заметил «снегопад… дорогу основательно занесло, завтра у коммунальщиков будет много работы».

С другой стороны, какое нам дело до проблем коммунальщиков, верно?

Пока топали до гастронома, Нинель, умело и грамотно управлявшаяся с Михаилом, мимоходом успела со мной пооткровенничать. Очевидно, она уже считала меня своим в доску, так что слегка приоткрыла своё бескорыстно-трепетное участие в Катиной судьбе.

Интрига была выдержана вполне в провинциальном стиле, и, в общем-то, не было там никакого коварства, а всего лишь здоровый житейский расчёт.

Своих детей у Виталика нет, Катю он любит как дочь и собирается оставить ей всё, что нажил. Нинель очень надеется, что «большой московский художник» увезет Катю в столицу и она там осядет навечно. В этом случае Кате вряд ли будет нужно наследство — вот это самое «уютное местечко» (четырёхкомнатная квартира на двух хозяев — Валентину и Виталика). Катя — девушка добрая и душевная, если у неё будет в Москве дом полная чаша, то она, разумеется, не станет претендовать на свою долю в «какой-то третьесортной халупе на задворках империи» и, когда дело дойдёт до дележа наследства, широким жестом подпишет отказ в пользу Нинели.

Назад Дальше