— Поехать домой и лечь спать. Завтра утром ты всех снова полюбишь.
— Я не хочу всех. Хочу одного!
— Люби одного. Вацлав будет на седьмом небе.
— Вацлав оказался этим, ну… Ну, в общем, ты понял. А мне нужен настоящий мужчина — веселый, сильный, щедрый. Пусть он даже будет похож на тебя, только не такой зануда.
— Благодарю покорно. Ты знаешь хоть еще одно слово, чтобы заклеймить меня, кроме зануды?
— Знаю! Фантастическая зануда!
— Тогда уж — фантастический. Я же мужского рода, не то что твой Вацлав.
— Марьянов, не умничай. Тебе надо женщину нормальную найти, и все будет в порядке, ты перестанешь быть занудой.
Родион понял, что если он и дальше будет поддерживать разговор, то Нателла не угомонится никогда, и решил промолчать. Но его собеседница, кажется, даже не обратила на это внимания.
— Нор-маль-ную! А не такую, как твоя жена. Истерики устраивает, скандалы. Отличная вы пара — истеричка и зануда.
Тут Нателла громко расхохоталась и смеялась так долго, что Родион испугался, как бы истерика не приключилась уже и с младшей сестрой. Отсмеявшись, Нателла сделалась очень серьезной. Минуты две вдумчиво рассматривала бутылку с остатками вина, затем перелила ее содержимое в свой бокал. Сделав большой глоток, она неожиданно швырнула бокал за спину, а звон разбившегося стекла сопроводила громким воплем: «На счастье!» Затем, как ни в чем не бывало, продолжила прерванный монолог:
— Любви ей не хватает! Плохо, значит, ты ее любишь. А ее сколько ни люби, ей все мало. Зато сама она вообще никого не любит. Родителей, меня, тебя, красавчик. Тебя — особенно. И знаешь почему?
Она выжидательно посмотрела на Марьянова.
— Почему? — вяло поинтересовался Родион, которому стали надоедать эти пьяные откровения.
— Ты мешаешь ей жить, как она привыкла. А привыкла Нонка к такому, что тебе даже не снилось. Вот она и страдает. Вернее, стремится вернуть утраченное. У нее, если хочешь знать, не все в прошлом. У Ноны и сейчас есть кое-кто…
Тут Нателла внезапно замолчала, наверное, ожидая какой-то реакции на это провокационное заявление, и уставилась на Марьянова мутным многообещающим взглядом. Но тот решил выдержать паузу, поэтому промолчал и с безразличным видом уставился в окно.
— Тебе совсем неинтересно?! — воскликнула Нателла, видимо, уязвленная столь демонстративным пренебрежением Родиона к жизни собственной супруги.
— Нет, мне дико интересно. — Он посмотрел на нее с усмешкой. — Когда еще случится столь откровенный разговор.
— Марьянов, — неожиданно понизила голос Нателла и наклонилась в его сторону, упершись тугой грудью в стол. — Марьянов, не смотри на меня своим демоническим взглядом, не то плохо будет.
Родион сделал круглые глаза.
— Чего? — спросил он. Поискал в себе чувство юмора, но оно куда-то спряталось и не откликалось на зов.
— Когда ты смотришь на меня вот так, с вожделением, во мне все загорается!
С этими словами Нателла медленно поднялась и походкой пумы направилась в обход стола. Правда, пума была явно навеселе и растеряла половину своей грации.
— Куда это ты идешь? — с опаской спросил Родион и вместе со стулом отодвинулся подальше.
— К тебе, милый! — ответила она низким голосом.
— Я не твой милый, — на всякий случай напомнил он и вскочил с места.
— Ты ужасно честный! — воскликнула Нателла голосом Карабаса-Барабаса. — И ты мне та-а-ак нравишься!
Сказав это, она кинулась к Марьянову и, не добежав пары метров, внезапно прыгнула на него, как ручная обезьяна. А поскольку она была довольно увесистой, ему стоило больших трудов удержаться на ногах и удержать ее. Нателла повисла на Марьянове, обнимая его руками и ногами, и пыталась поцеловать его в шею.
От негодования у жертвы нападения сперло дыхание. В два прыжка он достиг дивана и попытался стряхнуть с себя Нателлу, приговаривая:
— Да что же это такое, в самом-то деле?! Отцепись, отцепись, я тебе сказал!
Наконец ему удалось сбросить ее с себя, и она шмякнулась на диван, крякнув, как утка. Марьянов, стоял над ней, полыхая гневом.
— Что это ты задумала, а? — спросил он грозно.
— Ну прости, прости меня, я такая дурочка, — пробормотала Нателла, глядя на него снизу вверх.
— Ты не дурочка, — живо возразил Марьянов. — Ты уже взрослая дурища. Отправляйся наверх и собирайся, мы сейчас же едем домой.
— Едем! — обрадовалась Нателла. — К тебе?
— Нет. К себе я поеду один. Где твоя одежда?
— В спальне, — с улыбочкой поведала она. — Ты поднимешься со мной?
— Нет уж, благодарю покорно, одевайся сама. Проследив, чтобы во время подъема Нателла не
свалилась с лестницы, раздосадованный Марьянов вернулся в гостиную и плюхнулся в кресло. Наверху слышалась какая-то возня — видимо, Нателла все никак не могла закончить сборы. Тогда Марьянов еще несколько раз набрал номер Лены Божок, но все так же безрезультатно. Наконец, взглянув на часы, он уже собрался поторопить Нателлу, но тут сверху донеслось:
— Марьянов, скорее сюда!
Родион мухой взлетел наверх. Ничего хорошего от Нателлы он не ждал и весь подобрался, как охотничий пес. Шагнув в спальню, он тихо выругался. Поганка возлежала на сиреневых простынях практически в чем мать родила. Помимо туфелек, на ней было нечто едва заметное и совершенно ничего не скрывающее.
— Что это ты тут изображаешь Данаю и голую Маху в одном лице? — спросил Марьянов. Словно снайпер, он смотрел Нателле точно в лоб.
— Я что, похожа на упитанную тетку эпохи Возрождения? — обиженно спросила та и поменяла позу.
— Ты звала меня, чтобы я полюбовался? Или чтобы я тебя собственноручно одел?
— Я звала тебя, потому что… Потому что меня сейчас стошнит, — сказала Нателла неожиданно севшим голосом. — Мне плохо, дай мне воды! Скорее!!!
Марьянов метнулся к накрытому столику, плеснул в стакан минералки и принес ей. Нателла в несколько глотков прикончила воду, а потом вдруг изготовилась и, не успел Родион глазом моргнуть, снова напала на него, сделав стремительный змеиный бросок. Обхватила его свободной рукой за шею, повалила на себя и впилась губами в его губы. Пока он отбивался, она успела поцеловать его заодно в нос, лоб и правый глаз.
Попытавшись вывернуться из ее паучьих объятий, Марьянов перекатился на бок и со страшным грохотом свалился с кровати. Нателла, издав индейский вопль, упала на него сверху. Ее острый каблук вонзился Марьянову в ногу. Он ухнул, как филин, и в этот момент раздалась громкая мелодичная трель. Потом еще и еще. Кто-то настойчиво терзал звонок у входной двери.
* * *— Это Нона! — воскликнул Марьянов.
Он с самого начала был уверен в том, что пребывание со свояченицей под одной крышей ничем хорошим для него не кончится.
— Не может быть, — пробубнила Нателла Марьянову в живот. — Это точно не она. Давай не будем открывать. Сделаем вид, что никого нет.
— Во дворе стоит моя машина.
Он, кряхтя, выбрался из-под Нателлы и встал на четвереньки.
— Надо было калитку запереть.
— Зачем? Я не собираюсь ни от кого скрываться. Родион поднялся, отплевываясь и отряхивая
прилипшие к одежде ворсинки.
— Пойду открою дверь. А ты немедленно оденешься и будешь сидеть тихо, пока я тебя не позову. Поняла? Я, конечно, снисходителен к пьяным женщинам, но и у моего терпения есть предел.
Звонок прозвучал снова, и Родион, спешно покинув спальню, помчался вниз по лестнице. Нет уж, лучше бы это была не жена. Она и так в последнее время по поводу и без повода изводила его своей ревностью, а тут — пьяная и практически голая сестрица. Кстати сказать, не так давно Нона вдруг проехалась по поводу постоянных пикировок мужа и Нателлы. Тогда Марьянов отверг эти нападки как совершенно абсурдные, справедливо указав на их с Нателлой взаимную неприязнь. Интересно, поверит ли она ему теперь?
Открыв дверь, Родион застыл в изумлении — на пороге стоял бледный, неуверенно улыбающийся Аркадий Конокрад. Увидеть здесь своего коммерческого директора Марьянов ожидал меньше всего.
— Аркадий, ты с Луны свалился? Что произошло?
— Я должен с тобой поговорить, — решительно сказал Конокрад, и его обвислые щеки мелко затряслись. — Это невероятно важно.
Марьянов некоторое время смотрел на него тем напряженным взором, каким энтомолог изучает муху неизвестного ему вида, потом широко распахнул дверь и отступил в сторону:
— Проходи.
— Извини меня за вторжение, но это действительно важно…
— Я подумаю, извинять тебя или нет, — отрезал Марьянов, проталкивая незваного гостя в комнату. — Это будет зависеть от срочности дела. Ты же сказал, твои проблемы терпят! А теперь, выходит, передумал?
В душе он молил Господа, чтобы Нателла не вздумала сейчас появиться перед Аркадием в голом виде.
— Проходи вот сюда, — приказал Родион. — Садись. Ты за рулем?
Конокрад отрицательно замотал головой и опустился в кресло, где недавно сидела Нателла.
Конокрад отрицательно замотал головой и опустился в кресло, где недавно сидела Нателла.
— На такси? Аркадий кивнул.
— Налить тебе чего-нибудь?
Коммерческий директор снова молча согласился.
— Виски?
Опять молчаливый утвердительный кивок.
— Ты пришел помолчать? — поинтересовался Марьянов, протягивая гостю на треть наполненный стакан.
Конокрад сделал большой глоток, потом уставился на своего начальника скорбным взглядом.
— Как бы мне начать?
— Лучше — сначала. И очень коротко.
— Я не знаю, как буду тебе все объяснять! — заявил коммерческий директор, положив ногу на ногу. Нога начала качаться с бешеной скоростью.
— Блин, да что ты тянешь кота за хвост?! — начал было возмущаться Марьянов, но тут раздался звон и грохот — на втором этаже упало что-то стеклянное. Затем сверху донеслось приятное сопрано: «Я сегодня немного пьян и не сяду уже за руль…»
— Кто там? — испуганно спросил Конокрад. — Нона?
— Ну да, кто же еще, — совершенно против своей воли соврал Марьянов. Соврал и сам на себя за это рассердился. Струсил! Как будто ему есть что скрывать!
— Она там одна?
— Ты меня не допрашивай, — рассердился Родион. — Лучше поскорее переходи к делу.
— Я по поводу аудиторской проверки, которую ты хочешь провести. Ты ведь хочешь провести проверку?
— Хочу. Мне важно знать, все ли у нас в порядке с финансами, — кивнул Родион. — Говорил же: возможны недружественные действия в отношении нашей компании. Знаешь ли, береженого Бог бережет.
— Знаю. Я хотел тебе сказать, что…
«Такси, такси, вези, вези…» — возобновила прерванную арию Нателла.
— Голос как будто не Ноны, — заметил Конокрад, снова потянувшись к стакану.
— Она там с подругой, — отрезал Марьянов.
С враньем почему-то всегда так: стоит соврать самую маленькую капельку, и через некоторое время ложь превращается в стремительный поток, которым ты уже не можешь управлять.
— А они нас могут услышать? — трагическим шепотом спросил Аркадий.
— Ты что, хочешь признаться в тройном убийстве? — раздраженно поинтересовался Марьянов. — Боишься лишних свидетелей?
— Родион, ты не понимаешь. У нас должен состояться разговор с глазу на глаз.
— Тогда пойдем в огород. Думаю, кочаны капусты не покажутся тебе подозрительными?
— В огороде нас могут подслушать соседи. Марьянов пристально посмотрел на своего коммерческого директора.
— Ты меня по-настоящему пугаешь, — заметил он. — Ладно, сиди тут. Я поднимусь на второй этаж и попрошу, чтобы нас никто не беспокоил. И налей себе, а то что-то ты очень нервничаешь.
Марьянов вскочил и помчался вверх по лестнице, горя желанием связать разгулявшуюся родственницу и заклеить ей рот скотчем.
— Я же просил тебя! — свирепо прорычал он, врываясь в спальню, но тут же осекся, изумленно глядя на открывшуюся перед ним картину.
Нателла лежала на полу все в том же эфемерном одеянии. Ноги в своих умопомрачительных туфлях она закинула на кровать, а руки раскинула в стороны. На лбу у нее стоял, опасно покачиваясь, полный фужер. Рядом с кроватью валялись многочисленные осколки и стояло еще два готовых к употреблению фужера — видимо, аттракцион был в самом разгаре.
— Ты что это делаешь, а? Гуддини доморощенная! — воскликнул Родион.
Нателла вздрогнула, фужер на ее лбу качнулся и опрокинулся. По комнате тут же распространился отчетливый коньячный запах.
— Прекрати немедленно! Ты обещала собраться в дорогу и сидеть тихо.
— Пора-а-а в путь-дорогу! — затянула Нателла, прилаживая на лоб очередной фужер. — В дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем!
— Нателла, ты мне мешаешь.
— Чем же я мешаю? — с вызовом спросила та. — Сижу тут одна, в заточении, как старик Хоттабыч в сосуде.
— Хоттабыч в своем сосуде не производил столько шума.
Нателла свела глаза к переносице и, не мигая, следила за покачивающимся фужером.
— А хотя бы полежать тихо ты в состоянии? Не петь и не танцевать?
Нателла сняла со лба фужер и, держа его над головой, снова запела:
— Давай погромче хлопай! Стучи ладошкой! Давай подвигай попой! Подрыгай ножкой!
— Да уж, с попой у тебя все в порядке… В ущерб самому главному.
Родион выразительно постучал себя кулаком по лбу и ушел, хлопнув дверью. Спустился вниз, надеясь побыстрее разобраться с Конокрадом. Тот по-прежнему сидел за столом, глядя на тарелку с пирожными с таким выражением, словно хотел испепелить ее взглядом.
— Знаешь что, Аракадий? — раздраженно сказал Марьянов. — Из дому я гнать никого не стану.
Просто говори потише, и дело с концом. Никто нам с тобой не помешает.
В ту же секунду раздался такой грохот, словно рухнула Великая китайская стена.
— Это уже не фужеры, — сквозь зубы прошипел он.
— Что там за шум? — переспросил испуганный Конокрад.
— Не обращай внимания. Если уж ты притащился в такую даль, то не стоит отвлекаться на мелочи. Давай говори, что за проблемы?
«Ай гет дранк ин зе морнинг, ай донт лук фор афтернунз, ай донт кеа иф томорроу невер камз», — отчетливо донеслось сверху.
— Господи, что это? — пробормотал Марьянов, возведя глаза к потолку.
— Я напиваюсь по утрам, неважно, что случится днем, и если завтра не наступит, мне плевать… — быстро перевел Аркадий. И пояснил: — Шлягер Кида Рока.
Родион посмотрел на него тяжелым взглядом человека, которому сначала сообщили плохую весть, а потом предложили съесть мармеладку.
— Значит, так, — решил он. — Скажи мне немедленно: по-твоему, бизнесу извне кто-то угрожает? Ты что-то узнал?
— Нет, — быстро ответил Конокрад. — По-моему, с этим все в порядке. Мне ничего такого не известно…
— Тогда, знаешь что, Аркадий? Отправляйся-ка ты домой. Поговорим с тобой завтра, идет? И обстановка будет подходящей.
— Ладно, — неожиданно согласился Конокрад и быстро встал. — Действительно, чего это я? Дело терпит! Утро вечера, как говорится, мудренее.
— На чем ты приехал?
— На такси. Но таксиста отпустил.
— Господи, зачем? Ты собирался у меня ночевать?
— Нет, просто думал, разговор затянется. Не волнуйся, я прогуляюсь до станции. Если не на электричке, то на частнике до Москвы доберусь.
Марьянов посмотрел на своего коммерческого директора с сомнением, но в этот момент наверху снова загрохотало, и он поспешно проводил его до двери.
* * *Как только гость ушел, Марьянов, как снежный барс, взлетел обратно на второй этаж. Да уж, ему будет трудно объяснить жене, что случилось с ее уютной спальней. Усилиями Нателлы комната превратилась в Шевердинский редут после очередной яростной атаки французских кирасир. К тому же она насквозь пропиталась коньячным запахом. Автор этого безобразия находился здесь же, причем в весьма приподнятом настроении.
Марьянов понятия не имел, что делать. До сих пор в нем теплилась надежда на то, что Нателла через некоторое время упьется в стельку и вырубится. Тогда ее можно будет упаковать, как ковер, и вывезти с дачи вон. Однако она оказалась девушкой крепкой и продолжала держаться на плаву. Еще и безобразничала при этом.
Пока Марьянов, тяжело дыша, соображал, как ее нейтрализовать, Нателла, не обращая на него внимания, пыталась делать стойку на голове, не выпуская при этом из рук бутылку шампанского. В тот момент, когда Родион решил силой прервать ее акробатический этюд, Нателла каким-то чудом исхитрилась на несколько секунд принять строго вертикальное положение, а потом, как бетонная плита, плашмя шлепнулась вниз, породив ужасный грохот, подобный тому, что слышали Марьянов и Конокрад несколько минут назад.
— Ты жива еще, моя старушка? — участливо поинтересовался Марьянов, даже не делая попытки помочь Нателле поняться.
— Это Нонка твоя — старушка! — огрызнулась та, вставая с пола. — Он ушел?
— Еще бы! И ты ему в этом здорово помогла. Без твоих песен и скачков по комнате мы бы еще долго разговаривали. А так мой коммерческий директор решил, что у меня на даче завелась нечистая сила, которая воет, грохочет и всячески пугает людей. И он поспешно ретировался.
— Значит, мы снова одни? Тогда надо задернуть занавесочки…
Раскачиваясь, как яхта в штормовую погоду, она подошла к окну, ухватилась за штору и с силой дернула. Раздался страшный треск. Потом на пол полетел карниз. Еще через секунду Нателла тоже лежала на полу рядом с карнизом. Задрапированная упавшими на нее шторами, она была похожа на римского трибуна, изнуренного многодневной оргией.
Марьянов поспешил было на выручку, но Нателла сама довольно ловко вскочила на ноги. Высокомерно оглядев дело рук своих, она отряхнула ладони и громко заявила:
— Так даже лучше. Светлее стало. Как ты считаешь?
— Конечно, — отозвался Марьянов. — А если еще и окно высадить, то станет совсем прекрасно.
— Полагаешь? — задумчиво произнесла она и, подойдя вплотную к окну, радостно сообщила: — О, твой коммерческий директор никуда не ушел.