Мотя (на крыльце). Паша, а как писать в стенгазете - колхоз или калхоз!
Клава (смеется). Ну, ясно, колхоз!
Мотя. А может калхоз?
Павел. Вот сказала-то!
Федя. Неправильно!
Мотя. А ты откуда знаешь? Во втором классе учиться только будешь! «Неправильно!»
Павел. Коллективное хозяйство...
Федя. Вот!
Павел. Значит, колхоз!
Федя. Вот, правильно!
Девочки уходят.
Павел. Вот эту букву надо еще поправить.
Федя. Ой, как мало чернил осталось! Паш, давай в чернильницу клею подольем!
Павел. Ты лучше воды принеси.
Федя идет к рукомойнику. В соседнем дворе к забору подходят дед Серега и Данила.
Дед Серега. Татьяна!
Татьяна выходит на крыльцо.
Поговорить надо...
Татьяна. Опять говорить? Я свое слово уже сказала! (Хочет уйти.)
Дед Серега. Стой! Пусть ребятишки-то уйдут.
Татьяна. Они не мешают.
Данила (кивает на Павла). Без него, говоришь, не можешь?
Татьяна. У меня от него секретов нету. Он теперь хозяин.
Данила. Хозяин! Во как, дедуня!
Дед Серега (подходит вместе с Данилой к Татьяне). Комиссия по деревне ходит.
Татьяна. Знаю... Ну так что ж?
Дед Серега. Записывают, кто чего в колхоз сдает.
Данила. Шитраковых уже раскулачили!
Татьяна. Меня не раскулачат... Нечего.
Дед Серега. Не о том речь... Мужа теперь у тебя нету. Сынок постарался - на десять лет отца в тюрьму посадил!
Татьяна (вспыхнула). Не сынок! Сам себя посадил - делами своими!
Дед Серега. Ладно, ладно! (Стукнул палкой.) Теперь я за старшего остался. Понятно тебе? Как сказал, так и быть должно. Надо наши хозяйства объединить, а забор этот меж дворами разберем.
Данила. Ну? Чего молчишь?
Татьяна. А чего ты-то, Данила, хочешь?
Данила. Я как дедуня...
Татьяна. Думаешь, мне твои мысли не ясны? Хозяйство к своим рукам прибрать хочешь! Ты ж раньше хвастался, что будешь жить богаче Кулуканова! А мы что ж? В батраках у тебя будем?
Данила. Ты говори: будешь объединяться с нами или нет?
Павел (вдруг). Маманька, не объединяйся... в колхоз вступим!
Федя (тихо). Маманька... в колхоз...
Дед Серега. Так как же, Татьяна?
Татьяна. Ему видней... Он теперь за хозяина остался.
Дед Серега. Так... С голоду подохнете! (Пошел в свой двор.) С голоду подохнете! (Скрывается.)
Данила (Павлу). Мы с тобой еще посчитаемся! Коммунист колхозный!
Татьяна (гневно). А ну, проваливай!..
Данила медленно уходит.
Ничего, ничего, ребятки, не пропадем!
Павел. Не пропадем, маманька.
Федя. Не пропадем...
По улице снова проходит комиссия. Гул голосов. Во двор входит Потупчик.
Потупчик. День добрый, Татьяна Семеновна! Как живешь?
Татьяна. Помаленьку.
Потупчик (подошел к ребятам). Что это вы пишете? О! Хорошо! Молодцы! (Татьяне.) А как насчет колхоза думаешь?
Татьяна. Мы вступаем, Василий Иванович.
Павел. Мы вступаем.
Федя. Вступаем...
Татьяна. У нас теперь другой жизни нету.
Потупчик (кивнул на избу деда Сереги). А эти?
Татьяна. Эти? Эти не пойдут...
Потупчик. Ну и без них обойдемся!
Татьяна. Чего только мне в колхоз сдать? Совестно перед людьми будет, Василий Иванович... Плуг, борона...
Павел. Телега, сбруя, хомут...
Татьяна. Да кур пять штук...
Потупчик. Кур не надо, Татьяна Семеновна. Куры - это твоя собственность личная. А плуг, борона, сбруя, хомут - хорошо. Хозяйство, я думаю, соберется! У кулаков заберем инвентарь всякий. Чего уж с ними церемониться? Раз они нашими батрацкими руками богатство наживали!.. А они за свое богатство цепляются. Шитраков вон веялку спрятал.
Татьяна. Я слышала.
Потупчик (после паузы). Ты скажи, чего в сельсовет не заходишь?
Татьяна. Да что без дела заходить-то, Василий Иванович! Беспокоить только...
Потупчик. А ты не стесняйся. Может, тебе почему неловко или еще что... я ж понимаю... Ты заходи, ежели пособить тебе что надо...
Татьяна (с чувством). Спасибо, Василий Иванович.
Потупчик. Заходи, заходи... Эх ты, делов сколько навалилось сразу, Татьяна Семеновна! И кулаков раскулачивать и хлебозаготовки выполнять! Так ты ж заходи!
Татьяна (провожал Потупчика). Спасибо, Василий Иванович!
Потупчик уходит.
Татьяна несколько секунд смотрит ему вслед, смахивает со щеки нечаянную слезу, улыбается, задумчиво идет в избу. Издалека слышен крик Якова: «Пашка, Пашка!»
Павел. Здесь я!
Вбегает Яков.
Яков. Пашка! Ребята!
Из избы выбегают Мотя и Клава.
Павел. Никак за тобой волки гонятся?
Яков. Ребята, вы гляньте, что мать сегодня в сенях нашла? (Протягивает бумажку.)
Павел (читает). «Во имя отца и сына и святого духа...» (Пожимает плечами, недоуменно смотрит на товарищей.)
Все рассмеялись.
«...Был слышен во святом граде Иерусалиме голос господень, и сказал господь: кто в колхоз пойдет - не будет тому благословения, а будет проклятие на веки вечные. Перепиши письмо это семь раз и отдай соседям своим. Аминь!»
Яков. Мать прочитала и давай плакать... А мне сказала, что если из пионеров не выпишусь, так, это самое, голову оторвет! А потом сказала, чтобы я переписал семь раз...
Павел. Ну, а ты?
Яков (со вздохом). Переписал...
Павел. Зачем?
Яков (совсем тихо). Да, а если правда?..
Павел. Вот... дурень!
Пионеры дружно расхохотались.
Мотя. Яш, да разве настоящие пионеры в бога верят? Это же только от некультурности!
Яков. Да... А мать-то дерется... Знаешь, какая у нее рука тяжелая! Вчера к соседям ходила, так там тоже такие записки нашли.
Клава. Ой! Так это же нищенка! Ну да! Я сама видела, как она у соседей христа ради просила и что-то в сени бросила. Я тогда даже подумала: что это она бросает?
Павел. Эх, задержать бы ее надо было! А теперь ищи ветра в поле!
Во двор входит учительница.
Учительница. Ребята!
Все. Зоя Александровна!
Учительница. Ну, как лозунг?
Павел. Готов.
Федя. Два часа уже пишем.
Учительница (читает). «Здадим хлеб родному государству!»
Федя. Зоя Александровна, это я написал «3»!
Учительница. Павлик! «Здадим»?
Федя. А что? Правильно...
Учительница. Подожди, Федя. Как надо, Павлик?
Павел. Знаю, знаю... не «з», а «с»... Это я поправлю сейчас. (Поправляет.)
Учительница. Девочки, а газета?
Мотя. Вот, Зоя Александровна... Тут еще одной заметки нехватает.
Учительница (рассматривает газету). Так, хорошо.
Павел. Зоя Александровна, вы поглядите, что нищенка по деревне набросала.
Учительница (быстро пробежала записку). Какая глупость!
Мотя (хитро взглянула на Якова). Зоя Александровна, а есть, которые уже переписали по семь раз.
Яков (тихо). Молчи! Вот я тебе дам!
Учительница. Вот как действуют враги, ребята! Знают, что еще темных людей в Герасимовке много...
Павел. Зоя Александровна, мы по цепочке сейчас весь отряд созовем! И ребята по дворам соберут все эти записки.
Учительница. Верно, Павлик! А я об этом напишу в газету. Ребята, берите газету, лозунг... Пошли быстрее!
Все шумно идут к воротам.
Павел. Клава, ты по этой стороне беги, а ты, Яшка, по той... Пусть все в школу бегут. Зоя Александровна, а я к Потупчику побегу.
Учительница. Хорошо, Павлик.
Все ушли. Учительница задержалась в калитке. В эту минуту в соседнем дворе появляется Данила.
Данила. А! Зоя Александровна! Наше вам с кисточкой!
Учительница (сухо). Все балагуришь?
Данила. Что-то вы зачастили к нам, Зоя Александровна?
Учительница. А я не к вам... Я вот что хотела сказать тебе, Данила: ты не обижай Павлика! Мне ребята передавали, что ему от тебя проходу нет!
Данила (перемахнул через забор, подошел поближе к учительнице). Наговоры...
Учительница. Смотри! Услышу еще раз - в милицию сообщу!
Данила. Зоя Александровна, вы, говорят, комсомольскую ячейку организуете?
Учительница. Ну?
Данила. Скоро приду к вам в комсомол записываться.
Учительница. Да ну? А тебя в комсомоле ждут не дождутся! (Уходит.)
Данила (полушопотом кричит в соседний двор). Все ушли!.. В соседнем дворе появляются Кулуканов и дед Серега.
Кулуканов. Вот пришло времечко-то - по своей деревне как затравленный ходишь!
Дед Серега. Так мы хлеб в сарае закопаем, Арсений Игнатьевич... Вот здесь, я думаю...
Кулуканов. Сгною лучше хлеб в земле, а не дам проклятым ни зернышка. Ты, Данила, только яму поглубже выкопай... А ночью как-нибудь перевезем сюда все зерно.
Дед Серега. Сделаем, Арсений Игнатьевич!
Данила. Сделаем, сделаем!..
Кулуканов. У вас, я думаю, искать не станут.
Дед Серега. А... за труды?..
Кулуканов. Ась?
Данила (кашлянул). За труды бы надо...
Кулуканов. А-а... Треть хлеба, Серега, возьмете себе с Данилкой за это.
Дед Серега. Так-так...
Данила. Спасибо, Арсений Игнатьевич! Значит, ночью?
Кулуканов. Ночью. Чтоб ни одна живая душа не видала!.. Врешь, я себя за горло хватать не дам!.. Я сам схвачу!
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Таежное озеро. Величественный северный лес, которого уже чуть коснулось дыхание осени. Тлеет костер. Рядом с ним хлопочет Клава Ступак - она варит уху. Яков свернулся у костра и сладко спит. В отдалении Павел у самого берега ловит из лодки рыбу.
Павел. Яшка! Яшка!
Клава. Он спит...
Павел. Вот соня! (Подходит к Якову и толкает его легонько. Яков не просыпается - только замычал что-то.)
Клава (со смехом). Его мать жаловалась в прошлом году: утром, говорит, в школу не добудишься. Вот что ни делай с ним, все равно не проснется.
Павел. Сейчас проснется! (Привязывает к его ноге котелок на длинной веревочке, напевает.)
Зыбаю, позыбаю,
Пошел отец за рыбою,
Мать пеленки полоскать,
А я за волосы таскать!
(Дергает Якова за волосы и отбегает.)
Яков вскакивает, ничего не понимая. Гремит котелок. Сонный мальчик испуганно мечется по сцене.
Яков (протирая глаза). Пашка-а!.. (Сообразил наконец, что над ним подшутили, ворчит, отвязывает котелок.)
Павел и Клава высовываются из кустов, смеются.
Ну, знаешь, это самое, за это можно и по шее дать!
Павел. Вот здоров спать!
Яков (потягивается). Это люблю! Эх, перебил ты мне, Пашка, сон интересный!
Клава. Какой?
Яков. Будто мать клюквенное варенье варит... А сахару, сахару положила!.. И пенка так и накипает! Мать говорит: «Кушай, Яшка, пенку». Я ложкой-то зачерпнул, а съесть так и не успел: ты как раз тут за волосы дернул!
Клава. А на болоте уже клюква розовеет. Видимо-невидимо!
Павел. Айда, сходим в воскресенье? Как раз дозреет.
Яков. Сходим... (Зевнул.) Люблю я клюквенное варенье... Постой! Нельзя в воскресенье.
Павел. Почему?
Яков. В пятницу первый день занятий. В субботу - второй, а в воскресенье - третье сентября.
Павел. Ну так что ж?
Яков. Зоя Александровна говорила, что третьего сентября утренник в честь нового учебного года.
Павел. Если на зорьке встать, то к утреннику как раз поспеем.
Яков. Не люблю я на зорьке вставать! (Смотрит на озеро.) Смотри, народищу сколько! И все удят. А костров-то, костров сколько!
Клава. Небось, со всех деревень сошлись люди!
Павел. Каждое воскресенье так на озере... Со всех деревень сходятся и на всю ночь. Красиво, правда?
Яков (зевнул). Угу... Давайте уху есть, ребята?
Клава. Ухи не дам, пока Мотя не придет.
Яков. А если она, это самое, только через час придет?
Клава. Все равно не дам!
Яков. Беда с девчонками!
Павел (вдруг). Клава, смотри, белка!
Клава. Где, где?
Павел. Вон, вон, на березке... Видишь?
Клава идет к березке. Павел дергает Якова и жестом зовет его к костру. Мальчики хватают ложки, торопливо хлебают уху.
Клава. Где белка-то? Я не вижу.
Павел. Правее, Клава, правее.
Яков. Ага, правее, правее...
Клава. Да нет здесь никакой белки! (Оборачивается к мальчикам и, возмущенная, бросается к костру.)
Мальчики со смехом разбегаются в разные стороны.
Как не стыдно?
Вбегает Мотя.
Мотя. Ребята!..
Яков. Пришла! Давай уху есть!
Мотя. Ребята, за мной Петька длинный идет!
Яков. Опять Петька!
Павел. Ну, я ж ему!..
Мотя (удерживает его за рукав). Паша, не надо...
Павел. Пусти! Все равно драться будем.
Яков. Пашк, а ты не бойся... Если что, я помогу...
Входит Петр. Он настроен явно не воинственно. Больше того, он смущен и глядит растерянным.
Павел. Ну?.. Чего стоишь?.. Ну?..
Яков. Ну?..
Петр (тихо). Вы меня за человека не считаете... а я вот... пришел... (Неожиданно всхлипнул.)
Павел (недоверчиво). Чего это ты?.. Петька!? Да ты что?.. (Смягчаясь.) Петьк, ты чего молчишь? Слышишь?
Петр. Ты... про записки знаешь?
Павел. Про какие записки?
Петр. Ну, что в Иерусалиме бог против колхозов выступал... Голос его, что ли, был слышен...
Павел (насторожился). А что?
Петр. Эти записки наша соседка с Кулукановым сочиняла...
Павел. Врешь?!
Петр. Право слово... Меня мать послала к нему хлеба одолжить, я вошел в сени, да все и услышал. Потом Кулуканов увидал меня и говорит: «Молчи, а то голову оторву!»
Мотя. Вот вредный!
Петр. Тут нищенка ходила. Так они и научили ее эти записки бросать!
Павел (восторженно хлопнул его по спине). Петька! Дружище! Ох, Петьк!
Мотя. Петя... садись!
Яков. Садись, Петька, у костра! Ешь!
Петр. Ребята, а вы меня к себе примете?
Павел. Ну, ясно, примем!.. Вот узнает народ про записки!
Яков. Сколько смеху будет!
Клава. А ты сомневался, думал, что правда?
Яков. Кто-о? Я?.. Да я, это самое, и в бога совсем не верю! Это ж курам на смех! Бог речь о колхозах держал! Тоже мне оратор! (Увидел, что ребята едят уху.) Эй, дайте же мне ухи!
Клава. На тебе самую большую миску.
Яков. Вот это правильно!
Мотя. Паш, иди сюда... (Отходит с Павлом в сторону.)
Клава. Паш, Моть, уха остынет.
Павел. Сейчас...
Яков. Заговорничают... Секреты от товарищей завелись. (Вдруг негромко запел.)
Тили-тили тесто,
Жених и невеста!..
Мотя (голос ее задрожал). Сам ты жених! Я... я... домой пойду!
Клава. Брось, Моть. Да он же просто так, балуется!
Павел. Дурень ты, Яшка!