– У Игореши семь лет назад случился бурный роман с одной юной и очень красивой девушкой. Она бредила карьерой модели, бегала по всяким кастингам, показам и фотосессиям. А в свободное время крутила моим Игорешей как хотела. В общем, докрутилась и забеременела. К счастью, из-за своей вечной занятости она прошляпила срок, на котором эту беременность можно было прервать. Это было для нее катастрофой, потому что ей предложили какой-то контракт на бешеные деньги. Она должна была стать лицом популярной французской косметической компании. Короче, контракт она подписала, родила и укатила в Париж. А мы с Игорешей в одно прекрасное утро нашли под своей дверью корзину, а в ней младенца. Младенец орал, был в грязных пеленках, с жутким диатезом и голодный как приблудный щенок.
– Так вот откуда у Флека любовь к корзинкам с сюрпризами, – пробормотала Таня.
– Я назвала его Вовчик, в честь своей первой любви. И третий раз в своей жизни стала мамой.
– Ма, а йогурт случайно весь вылился и теперь мне точно нужно мороженое!
– Он его вылил специально! – сообщила Татьяна. – Прямо на пол. И теперь топчется по нему сандалями.
– Ябедняючают только плохие люди. Ма...
– Возьми второй в холодильнике, – приказала Ирина Петровна.
– Так вот почему Флеку нужно так срочно жениться! – усмехнулась Таня. – Мальчишка, наверное, непослушный и ему нужна еще одна няня.
– Вы угадали, – ничуть не смутилась Ирина Петровна. – Нашей семье действительно нужна еще одна женщина – молодая, скромная, добрая, заботливая, ласковая...
– И красивая! – крикнул сзади пацан. – Вы нам не подходите.
– Вовчик, заткнись! – мама Флека ударила по клаксону, тот издал пароходный гудок.
– Ма, второй йогурт тоже пролился. Если ты не купишь мороженое, я опухну от голода.
– Он весь пол залил йогуртом! – закричала Татьняна. – У меня ноги мокрые!
– Вы тоже нам не подходите, – заявил мальчик.
– Вовчик! – Ирина Петровна снова брякнула клаксоном.
– Мо-ро-же-ное! – проскандировал Вовчик.
– Когда Игореша сказал мне недавно, что встретил наконец настоящую женщину, я очень обрадовалась.
– А он не сказал вам, что эта женщина замужем? – усмехнулась Таня.
– А она замужем?!
– Она?!! – Таня вдруг с ужасом поняла, что мама Флека не воспринимает ее как возможную кандидатку на вакантное место в своей семье.
Эта бабка, по всей вероятности, считает, что Таня недостаточно хороша для ее Игореши. Старуха думает, что Игореша не мог от такой потерять голову.
– Остановите машину, – приказала Таня старухе.
– Что такое? – Ирина Петровна притормозила.
– Остановите, остановите! Вон у того киоска.
– Но...
– Делайте, что я говорю! Вы же за Васю, а Вася всего лишь шофер.
– Как скажете, – пожала плечами Ирина Петровна и остановилась там, где указала ей Афанасьева.
Таня выскочила из машины и побежала к киоску.
– Мне мороженого. Коробку, – сказала она продавщице, протягивая деньги.
Коробка оказалась тяжелой и она с трудом дотащила ее до машины.
– Держи! – сказала она, бухнув мороженое к ногам пацана. – Только смотри, чтоб твой диатез не разгулялся.
– Класс! – восхитился Вовчик. – Ма, а она ничего, симпатичная!!
Мальчишка был черноволосый, с правильным белоснежным личиком, с красивыми глазами, обрамленными пушистыми ресницами. Вылитый Флек. Но еще не собака, а только щенок.
– Чокнутая! – захохотала Ирина Петровна. – Нет, ну чокнутая!! А еще утверждает, что она замужем. Вовчик, мы ее отобьем! Ведь отобьем, Вовчик?!
– А то! – заорал пацан, запихивая мороженое во встроенный холодильник.
Остаток пути они проехали молча.
* * *Овечкина Таня узнала сразу.
Глеб показывал ей главного редактора на фотографиях.
Главный был личностью колоритной – высокий, широкоплечий, с седой прядью в каштановой шевелюре и мужественным лицом. Глаза у него, правда, были глубоковато посажены, смотрели слегка исподлобья, но это только придавало ему значительности.
Овечкин сидел на скамейке, на самом краешке, сцепив в замок руки, и напряженно смотрел на дорожку, ведущую от кафе.
Сычевой рядом с ним не было.
Она выехала на сорок минут раньше, но ее тут до сих про не было!
– С ней что-то случилось, – дрогнувшим голосом сказала Татьяна.
– Что-то не так? – поинтересовалась Ирина Петровна, прикуривая очередную сигарету.
– Боюсь, с ней что-то случилось. Боюсь, боюсь, – Афанасьева скомкала на коленях юбку. – Раз она до сих пор не приехала, с ней что-то случилось! Говорила же я, что нельзя ехать одной!!
– Ма, знаешь, какое мороженое самое вкусное?
– Какое? – не оборачиваясь, спросила Ирина Петровна.
– Которое называется «На халяву». И представляешь, у меня его целый ящик!!
– Я не очень в курсе, что происходит, – сказала Ирина Петровна Тане, выпуская тонкую струйку дыма. – Я могу чем-то помочь? Или я Вася, а Вася всего лишь шофер?
– Сидите. Сидите и ждите меня здесь. И ты, Татьяна, жди. Я поговорю с Овечкиным и мы что-нибудь с ним придумаем. – Афанасьева стала вылезать из машины.
– Эй, тетя! Мороженым я объелся, теперь шоколада хочу!!
Таня быстро пошла по дорожке, к скамейке.
Было уже довольно темно, но первые фонари еще не зажглись. Сумерки сгустились так, что очертания предметов потеряли четкость. Таня видела, что Овечкин заметил ее, но он смотрел равнодушно – откуда ему было знать, что она жена Афанасьева? Лично они никогда не встречались, а Глеб вряд ли держал на рабочем столе ее фотографию. Борис Борисович скользнул по Тане невидящим взглядом и опять стал всматриваться вдаль, туда, где останавливались маршрутки.
Таня побежала.
– Борис Бори...
Договорить она не успела.
Сзади послышался дробный топот. Потом что-то мелькнуло у нее перед глазами. Потом сильно сдавило горло. На лицо опустилась повязка, в нос ударили удушающие пары эфира. Сознание стало таять, как сахар на сковородке, становясь тягучим, расплывчатым и приторно сладким. Она не умрет – подсказали ей остатки этого расплывчатого, липкого сознания.
Она не умрет, потому что все, что с ней сейчас происходит, видит Овечкин, видит Ирина Петровна и юная пассия Глеба. При таком количестве свидетелей ее не могут убить!
А еще она не умрет потому, что маленький Флек должен дождаться самого вкусного шоколада на свете под названием «На халяву»...
* * *Сычева опаздывала.
Она бежала босиком по московским улицам, проклиная свою привычку часто курить и пить ведрами кофе. Сердце давало сбои, а грудь терзала одышка.
Прохожие расступались, безропотно уступая дорогу. Нет в мире более понятливых пешеходов, чем москвичи. Бежит девушка босиком – значит так надо, дай дорогу, посторонись и не вникай в подробности. А то наживешь проблем на свою голову.
Она совсем задохнулась, сбавила темп и пошла быстрым шагом. Осталось совсем немного. Квартал, подземный переход, потом срезать дворами еще квартал и... Она опять побежала.
Сквер был освещен плохо. Но Сычева увидела, как Овечкин мается на скамейке, словно курица на неудобном насесте.
Дождался!
И тут она заметила, что по дорожке бежит Афанасьева. Женственно колыхая подолом широкой юбки, она с каждой секундой приближалась к скамейке. Сычева хотела заорать, чтобы Таня проваливала ко всем чертям, но крикнуть ничего не успела.
Двое пьяных парней, толкавшихся у дерева и, вроде бы, справлявших нужду, вдруг резко дернулись и в два прыжка оказались за спиной Афанасьевой. Один из них согнутой в локте рукой перехватил ее за горло, другой налепил ей на лицо белую полумаску. У Афанасьевой вмиг подкосились ноги, она стала валиться на землю, как марионетка, у которой ослабли веревки. Парни подхватили ее, не дав упасть. Тот, что повыше, взвалил Афанасьеву на плечо и помчался куда-то в кусты. Второй, мелкий, словно подросток, уже бежал впереди него.
Все произошло так стремительно, что Сычева рта не успела раскрыть. Она даже решила сначала, что ей все это померещилось в сумерках: и Таня, и парни и вся эта возня.
Но Овечкин вскочил, замахал руками, закричал что-то. Бросился было за парнями в погоню, но споткнулся и растянулся на дорожке как пятилетний пацан.
Сычева ринулась через газон в кусты. Она даже успела достать из сумки пистолет, но сделать с ним ничего не успела: брызнув из-под колес смесью земли и травы, выплюнув порцию вонючего выхлопа, из зарослей стартанул черный джип. Ломая ветки кустарника, он с легкостью пересек небольшой участок бездорожья, вырвался на дорогу и помчался наперерез движению. Мелкие маленькие машинки визгливо тормозили, прижимались к обочине, а некоторые и вовсе в панике дали задний ход.
Сычева еще бежала какое-то время, бесцельно и по инерции, понимая, что сделать уже ничего невозможно, разве что позвонить в милицию.
Про главного она напрочь забыла.
– Сюда! – вдруг позвал ее незнакомый женский голос.
– Сюда! – повторил голос Татьяны.
Она завертела головой, увидела «Хаммер», притормозивший у обочины и бросилась к нему.
– Какая вы девушка непонятливая! – сказала бабка экстравагантного вида, сидевшая за рулем.
Она уверенно заложила вираж, повторяя маневр черного джипа и развивая скорость недопустимую для городского шоссе.
– Вовчик, ляг на пол и хорошенько прижмись! – крикнула бабка кому-то.
Черный джип уходил, мечась из ряда в ряд, подрезая и игнорируя светофоры.
Если бы не автомобильная мелочь, толкущаяся под ногами, «Хаммер» бы уже нагнал двух уродов, уволокших несчастную Афанасьеву. Но мелочь толклась, сигналила, путалась, не давала проехать, а черный монстр уходил, все чаще исчезая из вида...
– Быстрее, – прошептала Сычева, – быстрее, быстрее! Черт, где же Вася?!! Он бы догнал!!
– Дался вам этот Вася, – проворчала бабка, уходя и вовсе на тротуар, распугивая клаксоном прохожих.
– Вася в отгуле, – сообщил откуда-то сзади детский голос. – Мы за него.
– Вовчик ляг на пол и хорошенько прижмись!!! – заорала бабка.
Черный джип оторвался на повороте, нырнул в подворотню и скрылся.
– Уйдет! – крикнула Сычева, привстав.
Сердце у нее колотилось, как бешеное. Она понятия не имела, что будет делать, если они вдруг догонят джип. Драться с бандитами, имея в команде бабку, ребенка и вешалку?..
Она оглянулась и посмотрела на Татьяну. Та сидела, вцепившись в сиденье, бледная и испуганная. Правда, в глазах у нее горела решимость.
– Нужно хотя бы рассмотреть марку и номера машины, – сказала она Сычевой.
– Ты, как всегда, самая умная. – Сычева утерла вспотевший лоб.
– Спрячьте ваш пистолет и успокойтесь, – каменным голосом приказала Сычевой бабка. – Девушка права, мы действительно не сможем ничего сделать с бандитами. Разве что выследить на какой машине и куда они едут, чтобы сообщить милиции.
Они колесили по двору, в котором скрылся джип, но там стайками жались друг к другу только припаркованные машины.
– Ушли, – чуть не плача, сказала Сычева. – Ушли, гады! Черт, я даже не знаю, кого мне больше жалко – Глеба, или Таньку! Я к ней привыкла, я люблю ее как сестру! Кто будет меня жалеть? Кого я буду жалеть?! Кому изливать душу?
– Номера так и не рассмотрели! – стукнула кулаком по клаксону бабка. Она резко дала задний ход, развернулась и рванула в соседний двор. «Хаммер» тыкался в проездах между домами, словно слепой котенок.
Черного джипа нигде не было. Он как сквозь землю провалился.
– Ма, а на джипе-то номеров не было! – снова услышала Сычева детский голосок. – Зато марка редкая – «Комбат»!
– Вовчик, ляг на пол!
– Ага, и прижмись хорошенько! – передразнил Вовчик. – Тут на полу йогуртовая лужа. И потом, я же один мужик на борту, что б вы без меня делали? Даже марку машины разглядеть не можете!
– Дай телефон, – Сычева обернулась к Татьяне. – Мой разрядился.
«Хаммер» со двора неожиданно выехал на оживленный, освещенный проспект и, не торопясь, неуверенно поехал в крайнем правом ряду. Бабулька была явно расстроена неудачной погоней и не знала, что делать.
Заполучив телефон, Сычева вдруг обнаружила, что не помнит ни единой цифры из номера мобильного Карантаева. Набирать пошлую комбинацию «02» ей категорически не хотелось. В эффективность такого хода она не верила.
Тогда она позвонила Овечкину. Последовали длинные гудки, потом сброс. Повторила набор – снова длинные гудки, снова сброс.
Что это значило, Сычева не знала. От бессилия она заревела.
– Откуда вы там взялись, в сквере? Откуда?! Я же сказала, на встречу поеду одна! Такси сломалось, я задержалась немного. Откуда они могли знать, что Танька припрется в сквер? Я подошла с другой стороны, меня не видел никто, может, они меня хотели схватить? Или... это случайные бандиты? Нет, быть такого не может!
– Звоните в милицию! – приказала Сычевой бабка, резко давая по тормозам. – Звоните! Марка машины действительно редкая.
– Ма, если эта тетя тоже собирается быть моей мамой, то лучше давай найдем ту, первую!
* * *Таня очнулась от тряски.
Она открыла глаза и поняла, что полулежит в салоне машины. Рядом сидел отвратительный тип с сальными волосами и чересчур длинным носом. На Таню он не смотрел, монотонно двигал мощными челюстями – жевал жвачку.
Еще Таня видела спину того, кто сидел за рулем. Спина была широченная, обтянутая черным кожаным пиджаком. Волосы у водителя были стянуты в хвост.
Почему-то именно этот хвост и этот пиджак подсказали Тане, что надежд на спасение у нее нет никаких.
Ни малейших! Только очень жестокие люди могут носить мрачные кожаные пиджаки и хвост Бандероса, который предполагает стрельбу от бедра и фонтаны крови из прошитых очередями тел.
На переднем сиденье еще кто-то сидел, но он был настолько мелок, что его не было видно из-за спинки кресла. Таня видела только щуплую руку, которая летала взад-вперед с сигаретой.
Шансов выжить в этой компании не было. Удивительно, что она до сих пор дышит. Скорее всего, от нее что-то хотят.
Что?!!
И кто мог знать, что она должна появиться в эту минуту в сквере?
Она сама об этом не знала.
Умирать не хочется. Она ничего не успела. Даже родить ребенка. Глеб успел, Флек успел, а она не успела.
Она только долго и хорошо училась, а потом также долго и хорошо любила своего Афанасьева. Все. Вряд ли об этом напишут в некрологе. Да и некролог вряд ли будет. В коридорах школы ученики пошепчутся:
– Афанасьеву замочили, слышали?
– А кто это?
– Да русский и литру в девятых вела!
– А кто вести теперь будет?
– Наверное, Буданова.
– Вот здорово! Она все время по мобильнику на уроках треплется и не лезет с опросами и контрольными!
А педагоги пожмут плечами: «Надо же, кто бы мог подумать, что тихая, скромная Афанасьева может погибнуть в криминальных разборках! Странно».
И только Софья Рувимовна промолчит. Потому что будет загорать где-нибудь на Гавайях.
Интересно, почему на нее не обращают внимания? Один курит, другой молча ведет машину, третий двигает челюстями, перемалывая жвачку.
Таня попыталась незаметно пошевелится. Руки-ноги, вроде, не связаны. А если и связаны, какая разница?..
Выход из ситуации только один – на тот свет. Дрыгайся, не дрыгайся, помучают и прибьют.
Да, скорее всего ее будут пытать. От этой мысли в висках застучало. Что им сказать-то под пытками? Что статья у Сычевой, а камни у Софьи Рувимовны?!
Господи, если ты вдруг даруешь мне жизнь, я... Я буду жить на полную катушку! Перепробую все сорта дорогого шампанского, съезжу сначала в Египет, потом на какой-нибудь горнолыжный курорт, уволюсь к черту из школы и устроюсь секретарем-референтом в какую-нибудь крупную фирму, буду носить короткие юбки, колготки в сеточку и время от времени спать с симпатичным шефом. А потом, потом она возьмется за ум и родит трех детей – девочку, мальчика, и еще кого-нибудь, кого бог пошлет. От Глеба родит, от Флека родит, и от симпатичного шефа родит: ведь это ужас – до тридцати восьми лет знать только одного мужика, это все равно, что быть старой девой.
Но все это она сделает, только если ей будет дарована жизнь.
Может, перед смертью ей удастся повидать Глеба? Эта мысль не принесла облегчения. Вернее, она даже добавила паники и заставила сердце биться сильнее. Впервые в жизни ей захотелось быть подальше от Афанасьева.
Нужно попробовать дотянуться до ручки, открыть дверь и выброситься из машины. Если двери не заблокированы, это единственный шанс...
По миллиметру продвигая руку, Таня дотянулась до ручки, пальцами потянула ее на себя. Дверь оказалась блокирована.
Хвостатый гнал машину, щуплый курил, носатый жевал. Никто не обращал на нее никакого внимания, будто она была вещью, в которой пока нет надобности.
Выход из ситуации по-прежнему был один – на то свет.
У кого-то затренькал мобильный, исполнив веселенький похоронный марш.
– Говорите, – не отрываясь от руля, сказал хвостатый, видимо у него была система «хэндс фри» и в ухе торчал наушник.
Некоторое время он молча слушал, что ему говорят, потом сказал:
– Понял. Свяжусь с тобой позже. – И газанул так, что мотор захлебнулся, а машина рванулась вперед. Затем он резко сбросил скорость и ровным голосом, без интонации произнес:
– Козлы. Безмозглые твари. Вы взяли не ту бабу.
Повисло молчание. Только движок урчал, словно сытый кот.
Таня перестала дышать. Что значит то, что сказал хвостатый?
Ее с кем-то спутали?!
Интересно, этот факт ускоряет, или откладывает ее смерть?
– Вы взяли не ту бабу, уроды!! – заорал водитель.