– Сие тоже резонно, – сказал граф. – С одной поправкой, с вашего позволения. То, что мы не владеем нужной ему информацией, знаем только мы, но не он. У меня есть еще несколько слов на эту тему, но я хотел бы выслушать всех, прежде чем высказываться. Засим ваша очередь, Ефим, прошу вас.
– Я все-таки не понимаю одного, – задумчиво проговорил Голдин. – Допустим, он найдет эту свою самку. И что дальше? В ЗАГС, сочетаться законным браком, он ведь ее не поведет. Другими словами, куда они денутся и что будут делать после того, как встретятся? Если встретятся, я имею в виду.
– Они тогда делать дети, – сказала Натали. – Новые йолны.
– И как же они будут их делать? – спросил Голдин саркастически. – Почковаться начнут, может быть?
– Не понимать, – пожала плечами девушка. – Что есть почковаться?
– Размножаться вегетативным делением, – пояснил граф. – Коллега шутит. Или скорее иронизирует.
– О, вот что! Нет, не почковаться. Они делать дети так, как мы, – Натали щелкнула пальцами, подбирая слово. – Они, как это есть по-русски, трахаться, вот.
– Есть более выразительное слово, – сказал Сильвестрыч. – И по отношению к этим тварям вполне уместное.
– Мы опустим это слово, – граф нахмурился. – Признаться, коллега Голдин не одинок, я тоже не понимаю. Они зачинают ребенка, который развивается в оболочке женской особи, м-м… пусть будет йолны. Однако вместо человеческого дитя рождается йолн, не так ли? В каком же виде он рождается? Как нечто аморфное, и родители обеспечивают его первой оболочкой, то бишь телом подходящего человеческого младенца, так получается? Если так, то потом он должен по мере роста менять оболочки, захватывая тела детей. Засим он становится потенциальным убийцей сразу, как только рождается?
– Нет, это есть не так, – Натали отрицательно покачала головой и перешла на французский: – Мы считаем, что йолн рождается, как обычный человеческий младенец и внешне неотличим от него. А затем он должен пройти определенные стадии в развитии, прежде чем станет способным убивать. Попросту говоря, для этого он должен сначала повзрослеть.
– Вот как, – протянул граф. – Н-да, поневоле задумаешься о тяготах их существования. Ладно, господа, утро, с позволения сказать, вечера мудренее. Завтра прошу всех ко мне, а пока позвольте высказать кое-какие соображения. Так вот, – Муравьев поднялся и привычно принялся мерить шагами помещение. – Мне кажется, убивать он никого здесь не станет. А, напротив, затаится поблизости и будет выжидать. Надеюсь, нам всем понятно, чего именно он будет ждать.
– Да уж куда понятней, – криво усмехнулся Косарь. – Пока не появится его шлюха.
– Именно, – подтвердил граф. – Именно так, будет ждать, пока не появится мадам йолна. И вот тогда, господа, начнется самое интересное.
Антон гнал машину по ночному городу. Накрапывал мелкий противный дождь, но Самарин не обращал внимания на то и дело залетающие в приоткрытое водительское окно капли. Недавно он высадил Косаря, до него – Голдина, но возвращаться домой не стал. Нужно было привести в порядок мысли, которые упорно норовили спутаться, смешаться и устроить в голове кавардак.
То, что Антон сегодня узнал, пошатнуло сложившуюся было систему. Отвратительные нелюди, убийцы, которым надо было мстить и которых следовало истреблять, обрели вдруг некие новые черты. Слова Натали о том, что во многих отношениях йолны выше и благороднее людей, не шли у Антона из головы. «Они не предают, не изменяют, не подставляют своих, – твердил он про себя. – Готовы жертвовать собой ради сородича, причем любого сородича, даже не близкого родственника. И в то же время они безжалостно убивают людей. Так же, как люди убивают животных, – ради пищи, одежды, иногда для удовольствия. Получается, что йолны относятся к людям, как человечество – к домашнему скоту. Разве что йолны людей на убой не откармливают. А может быть, раньше и откармливали. Так или иначе, сегодня нам всем дали понять, как мало мы о них знаем».
В уме неожиданно сложился образ: загон, огороженный опутанным колючей проволокой забором, люди, ползающие на четвереньках и озабоченно жующие траву, и йолны, помахивающие хлыстиками и следящие, чтобы никто, не дай бог, не сбежал. Антона передернуло от отвращения. Он сбавил скорость, проанализировал свои чувства и понял, что отвращение вызвали вовсе не пастухи-йолны, а играющие при них роль скота люди. Самарин стиснул зубы.
«Надо поговорить с Натали, – пришла новая мысль. – Ведь она знает о существующем положении вещей давно и подобную картину наверняка рисовала себе неоднократно».
Антон притормозил «Пежо», притерся к тротуару и заглушил мотор. Натали, подумал он, вот что самое важное. То, что он узнал сегодня про йолнов, ерунда по сравнению с тем, что он встретил Натали. Вот так, коротко и ясно.
«Не строй иллюзий, – пробудился вдруг к жизни давно не дававший о себе знать внутренний голос. – Ты знаком с ней всего один день. Тебе кажется, что ты понравился ей. Ты сделал этот вывод, исходя из того, что она сказала в машине, когда ехали к графу из аэропорта? Забудь. Это могло быть чем угодно: начиная от минутного каприза вплоть до привычки давать авансы всем мужчинам без разбора».
«Заткнись, – велел внутреннему голосу Антон. – К чертям рассудочность, ты что, не видишь, я влюбился! Как мальчишка, с первого взгляда. И что, теперь обязательно надо проявлять дурацкий скепсис, занудствовать и читать мораль?»
«Вижу, что влюбился, – согласилось второе «я», – а как ты считаешь, почему?»
«Да нипочему. Когда люди влюбляются, они влюбляются. Без всяких видимых причин. Вот и я влюбился в Олю, и…»
Антон оборвал мысленную фразу на середине. Он понял почему. Понял настолько ясно, что все сомнения рассеялись, едва возникнув. Он подумал, что понял это в первые же минуты, только до сих пор не мог внятно сформулировать. Натали напомнила ему Ольгу. Да нет, не напомнила, она была похожа на Ольгу. Сейчас Антон явственно это осознал. Похожа и фигурой, и походкой, и голосом, и выражением глаз. Даже улыбка у нее была Ольгина.
Кровь бросилась Антону в лицо. Он заглушил двигатель, распахнул дверцу и выбрался из машины наружу, под дождь, запрокинул голову, подставил дождю лицо и попытался собраться с мыслями. Простоял так пару минут, не обращая внимания на проносящиеся мимо редкие ночные автомобили. Наконец, когда способность рассуждать вернулась, Антон встряхнулся, отпер водительскую дверцу и уселся за руль. Закурил, сделал несколько жадных затяжек, и ударивший в голову сигаретный дым помог сосредоточиться. Самарин откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Фактически он ничего не знает о Натали. Возможно, она замужем. Хотя нет, не похоже. Косарь называл ее мадемуазель, а не мадам. И граф тоже. Правда, возможно, они не в курсе, и в Париже Натали ждут любящий муж и пятеро детей.
Антон затушил сигарету. У него у самого двое детей, которым следовало бы уделять гораздо больше внимания, чем это делает он. Вполне вероятно, что, узнав об этом, Натали и слышать не захочет ни о каких отношениях. Не менее вероятно, что не захочет и безотносительно детей. В конце концов, с чего он взял, что между ними что-то возможно? Самарин вновь закурил, в десяток затяжек прикончил сигарету и выбросил окурок в окно. Он завел двигатель, тронул машину с места и, наращивая скорость, погнал ее к дому. Только что он принял решение – при первой же встрече он объяснится с Натали. По крайней мере, попробует объясниться, а дальше будь что будет.
Накануне граф просил всех пропустить службу и вновь собраться у него, чтобы обсудить новости уже на свежую голову. Антон поставил будильник на десять утра, но выспаться не удалось: телефонный звонок сорвал его с постели уже в восемь.
Самарин продрал глаза и потянулся за трубкой. Только сейчас он вспомнил, что пропустил свидание с Аллочкой, не предупредив ее об этом. Раскаяния Антон, однако, не испытал: с Аллочкой он твердо решил расстаться. И не столько из-за того, о чем сказал ему Косарь, сколько потому, что не переставал думать о Натали.
Снимая трубку, Антон был уверен, что звонит Аллочка и сейчас придется с ней объясняться. Звонила, однако, не она.
– Собирайся, – услышал он голос Макса. – Заедешь за француженкой в «Мэрибель», это у Казанского собора. Я заберу остальных. Встречаемся у графа…
– Ты когда приехал? – перебил Антон, спросонок пытаясь сообразить, что к чему. – И с чего такая спешка? Случилось что-то?
– Стали бы срывать тебя с постели, если бы ничего не случилось, – насмешливо сказал Макс. – Ладно, на самом деле ничего особенного, – сменил он тон на серьезный. – Николай Иванович подстраховывается от возможных неприятных неожиданностей. Так что давай, забирай мамзель и дуй, куда сказано. И учти мое благородство: я ее и сам бы мог захватить, а тебя послать за мужиками. С тебя, мон шер, причитается.
– Ты когда приехал? – перебил Антон, спросонок пытаясь сообразить, что к чему. – И с чего такая спешка? Случилось что-то?
– Стали бы срывать тебя с постели, если бы ничего не случилось, – насмешливо сказал Макс. – Ладно, на самом деле ничего особенного, – сменил он тон на серьезный. – Николай Иванович подстраховывается от возможных неприятных неожиданностей. Так что давай, забирай мамзель и дуй, куда сказано. И учти мое благородство: я ее и сам бы мог захватить, а тебя послать за мужиками. С тебя, мон шер, причитается.
– Да пошел ты, – бросил в трубку Антон, – тоже мне, благодетель. Что случилось-то хоть?
– Приедешь – узнаешь, – коротко ответил Макс.
При солнечном свете Натали оказалась еще больше похожа на Ольгу. Она стремительно вышла из дверей отеля, оглянулась по сторонам, увидела Антонов «Пежо» и, улыбаясь, замахала рукой. У Самарина сбилось дыхание и что-то с силой ворохнулось под сердцем. Он с трудом подавил в себе желание выскочить из машины и побежать девушке навстречу.
Вместо этого Антон пару раз глубоко вдохнул и взял себя в руки. Выжал сцепление, медленно тронул машину с места. Поравнявшись с Натали, затормозил и распахнул пассажирскую дверцу, придерживая ее изнутри рукой. Все так же улыбаясь, девушка наклонилась и заглянула в салон.
– Добрый утро, – сказала она. – Я скучать по тебе.
Антон едва не задохнулся от нежности. Он почувствовал, что краснеет, хотел сказать что-то приветственное и веселое, но смолчал, будто у него отнялся язык. Натали скользнула на пассажирское сиденье, и пальцы Антона, которыми он придерживал ручку двери, непроизвольно оказалась у девушки на плече. Миг спустя Натали изящно потянулась, легко поцеловала Антона в щеку и отстранилась. Усилием воли подавив желание немедленно притянуть девушку к себе, Самарин неуклюже убрал руку с ее плеча, перевел дыхание и вымученно улыбнулся.
– И я скучал, – сказал он, покраснев уже до полного неприличия. – Очень.
– Ехать, – рассмеялась Натали. – А то твои глаза сейчас меня съесть.
Самарин тронул машину с места. С минуту ехали молча, Антон сосредоточенно следил за дорогой. Затем, когда вырулили на Невский, он глубоко вдохнул, резко выдохнул и потряс головой, словно стараясь вытряхнуть из нее скованность и застенчивость. Натали вполоборота повернулась и удивленно спросила:
– Ты хотеть что-то говорить, Антон?
– Да, хотел. – Обращение на «ты» показалось Самарину совершенно естественным. – Натали, то есть Наташа, что, если, когда у графа закончится, я приглашу тебя в ресторан?
– Это быть очень мило. Конечно, я хотеть ресторан. И я очень любить покушать, так? – засмеялась Натали. – Какой ресторан ты меня вести?
– В «Охотник», – внезапно решил Антон, хотя до этого намечал «Метрополь», в котором иногда бывал с Надей. – На Петроградской есть ресторан «Охотник», говорят, неплохой. Я подумал, что это будет символично.
– Я, кажется, понимать, что есть символично. Я есть Охотник, и ты вести меня в такой же ресторан. Это, как у вас говорить, – Натали щелкнула пальцами и наморщила лоб, подбирая слово. – В моя честь, да?
– Точно, – напряжение, сковывавшее Антона все утро, внезапно отпустило, и ему стало легко и комфортно. – Так это и будет, Наташа. В твою честь.
Дверь открыл ночевавший у графа Енакиев. Пожав Антону руку, Сильвестрыч по-свойски поцеловал Натали в щеку и жестом пригласил обоих в гостиную.
– Его сиятельство сейчас будет, – сообщил Сильвестрыч. – В отсутствие Макса граф решил сварить кофе самолично.
– Макс же приехал, – Антон пропустил девушку вперед. – Он звонил мне утром и сказал, что случилось нечто важное. Где он был, кстати?
– Я имел в виду, что Макса еще нет здесь. А вернулся он, ребятушки, из Магадана. Да-да, от нашего заочного знакомого Кабана. Бывшего телохранителя бывшей мадам Заяц.
– Кто есть мадам Заяц? – удивилась Натали.
– Не есть, а была. Она, точнее ее тело, было временным пристанищем нашей общей знакомой.
– Ее нашли? – Антон схватил Сильвестрыча за локоть.
– Нашли, нашли. Точнее говоря, опознали. Тот самый Кабан и опознал. В общем, давай-ка дождемся Макса. Я знаю все это лишь со слов графа. А вот, кстати, и он.
Муравьев вкатил в гостиную сервировочный столик. Антон непроизвольно заулыбался. Всегда строгий, собранный и полный чувства собственного достоинства граф смотрелся неожиданно комично в роли официанта.
– Мадемуазель, – граф галантно поклонился, – и вы, господа, садитесь, прошу вас. Угощайтесь. У нас хорошие новости. Мы, кажется, впервые опережаем ее. Впрочем, скоро нам станет известно об этом в деталях.
Детали разъяснил Макс. Неторопливо и обстоятельно, облокотившись, как обычно, о дверной косяк и глядя сверху вниз на сидящих за столом коллег.
– Анжелу Заяц нашли в поселке Синегорье, – медленно и четко выговаривая слова, рассказывал Макс. – Это в двух часах лету от Магадана на север. Нашли ее, естественно, мертвую. Кабана вызвали на опознание, и он сразу позвонил нам. Кстати, недешево он обходится, этот Кабан. И, должен сказать, не самая приятная в общении личность. На прощание мне хотелось вместо расчета дать ему пару раз в морду. О, простите, мадемуазель Вертиньи, я имел в виду – ударить его по лицу.
– Не отвлекаемся, – строго сказал граф. – Слава богу, у нас достаточно средств, чтобы платить за информацию. Что было дальше?
– Я вылетел в Синегорье. Там есть такой район, совершенно отвратительный: грязь, слякоть, бараки… Называется Деревяшка. И народ в этой Деревяшке живет соответствующий, вполне определенного пошиба людишки. Достоинствами они, мягко говоря, не блещут, зато все друг о друге знают. В общем, не буду утомлять вас подробностями, господа, вот эти снимки я изъял у одного типа, – Макс отвалился от двери, шагнул к столу и бросил на него стопку фотографий. – Полюбуйтесь.
На большинстве снимков была изображена одна и та же женщина, приземистая, ширококостная, с невыразительным, одутловатым и не вызывающим симпатии лицом. При этом на всех до единой фотографиях женщину окружали сплошь представители противоположного пола, и выглядели они под стать ей самой. Всего мужчин заснято было с полдюжины, и двое из них присутствовали на большинстве снимков.
– Знакомьтесь, – Макс ткнул пальцем в одну из фотографий. – Вот этот субъект с гнусной рожей – некто Конев, он же Мерин, ныне покойный. Рядом с ним, тоже уже покойный, дружок его Рябинин по кличке Рябой. Между прочим, оба отправились на тот свет явно не без помощи вот этой красавицы. Ну а теперь о ней самой. Госпожа Нина Алексеевна Губанова, она же Нинка Губа, дама тридцати двух лет от роду, без определенных занятий. Это означает, что работы у дамы нет, зато полно увлечений. Основные из них – воровство, бродяжничество и проституция.
– И что? – спросил граф. – Это и есть та, с коей нам предстоит иметь дело?
– Почти наверняка – да. Разумеется, она может сменить оболочку еще раз, но я пока не вижу для этого причин. У Губановой нет родственников, ее никто не ищет и искать не будет, внешность обычная, мало запоминающаяся. Возраст подходящий. Так что, думаю, это она.
– Ну что ж, – граф поднялся и зашагал по помещению. – Сколько у нас есть времени, Макс? Где она может оказаться сейчас?
– Я думаю, несколько дней в любом случае есть. Нелюдь стала Губановой трое суток назад. Пока она сюда доберется, пока подготовится…
– Понятно. Что ж, на сей раз мы не должны промахнуться. Мадемуазель Вертиньи, оповестите, пожалуйста, французских коллег. Кто из них окажет нам честь своим приездом?
– Конечно, я звонить Париж, – кивнула Натали. – Я думать, приехать два Охотник. Возможно, приехать сам Комиссар.
К Аллочкиному дому Макс подкатил поздно вечером, запарковал «Мерседес» за пару кварталов, выбрался наружу и огляделся. Не обнаружив ничего подозрительного, он тем не менее вошел в ближайший подъезд, взбежал на пару пролетов вверх и минут пять понаблюдал за улицей через окно на лестничной площадке. Операция вступала в завершающую фазу и, хотя оснований подозревать слежку у Макса не было, он педантично заставлял себя принимать конспиративные меры. Убедившись, что причин для беспокойства нет, Макс спустился вниз, выбрался из подъезда наружу и уже через пару минут звонил в Аллочкину квартиру.
– Ну? – Аллочка захлопнула за гостем дверь и повернулась к нему лицом. – Рассказывай же!
Макс ухмыльнулся.
– Сначала немного любви, – сказал он, – я неделю как на просушке. Таскался по таким местам, что…
Аллочку не надо было просить дважды. Она сбросила халат и стащила лифчик с трусиками еще прежде, чем гость успел объяснить, по каким местам он таскался.
Через полчаса Макс, удовлетворенный, сидел в кресле перед телевизором и, закинув ноги на журнальный столик, неторопливо рассказывал.
– Я отследил ее до Челябинска, там она, похоже, села на поезд. Через несколько дней должна быть здесь. Вот ее фотка, как тебе девочка?