– Не знаю, но я попрошу его заняться этим делом, – сказала мисс Лэттерли, а потом вдруг смолкла и покраснела. – Если вы позволите мне отлучиться, чтобы встретиться с ним.
– Конечно, позволю. Но… – Больной взглянул на нее несколько смущенно. – Я буду вам весьма обязан, если вы дадите мне знать, чем все это обернется.
Эстер ослепительно улыбнулась:
– Естественно. Ведь мы займемся этим делом сообща!
– Действительно… – Майор был несколько удивлен таким ответом, но, в общем, доволен. – Действительно, займемся.
Уладив таким образом свои служебные дела, Эстер уже на следующий день наняла кеб и направилась к адвокатской конторе мистера Оливера Рэтбоуна. Судьба сводила их дважды: первый раз в связи с убийством Грея, а несколько месяцев спустя – на процессе по делу Мюидоров. Предварительно мисс Лэттерли послала ему письмо (вернее, это сделал майор Типлейди, поскольку заплатил посыльному он), в котором сообщала, что ей необходимо встретиться с ним по весьма важному делу, и получила ответ, что адвокат будет в конторе завтра в одиннадцать часов и готов принять ее.
Теперь с бьющимся сердцем Эстер сидела в наемной двуколке, и ее внутренняя дрожь перекликалась с содроганиями тряского экипажа. Она прекрасно сознавала, что бесцеремонно вторгается в дела не только Александры Карлайон, которую даже в глаза не видела, но и самого Оливера Рэтбоуна. Их отношения были весьма странными. В каком-то смысле даже профессиональными, поскольку Эстер уже дважды выступала свидетельницей защиты в суде. Причем второе дело Уильям Монк расследовал после того, как оно было закрыто полицией.
Временами Эстер и Рэтбоун чувствовали глубочайшее взаимопонимание. Возникало оно, как правило, в те моменты, когда они вместе пытались защитить человека, в чью невиновность верили всей душой. В остальном же их встречи были исполнены неловкости, проистекающей именно из неопределенности отношений: не адвокат и клиент, не работник и работодатель, не друзья и уж точно не влюбленная пара.
И тем не менее женщина чувствовала, что между нею и Оливером существует некая загадочная духовная связь, крепче обычных человеческих привязанностей, крепче той, что возникала у нее с военными хирургами во время ночных бдений в полевых госпиталях под Севастополем. И еще, пожалуй, с Монком – в промежутках между яростными ссорами. Что же касается Рэтбоуна, то Эстер, дрожа то ли от удовольствия, то ли от горького чувства одиночества, часто вспоминала тот их единственный, пугающий и сладкий поцелуй.
Кеб застревал и снова приходил в движение в сутолоке Хай-Холборн, сдавленный двуколками, телегами и прочим колесным транспортом.
Дай бог, Рэтбоун поймет, что она к нему по делу! Было бы ужасно, если бы он решил, что мисс Лэттери его преследует. Тем не менее щеки ее горели. Нужно вести себя сдержанно, иначе юрист заподозрит, что она с ним кокетничает. Впрочем, здесь Эстер могла быть спокойна: о том, как именно надлежит флиртовать с мужчиной, она и понятия не имела, несмотря на многократные уроки ее невестки Имогены. Жаль, что она не Имогена! Как бы ей хотелось лишь одним своим хрупким и беззащитным видом заставлять мужчин бросаться ей на помощь…
Оборвав ее мысли, кеб остановился напротив конторы Оливера Рэтбоуна. Пришлось вылезти и расплатиться с возницей. До назначенного времени оставалось пять минут. Эстер поднялась по ступеням и представилась клерку.
Вскоре внутренняя дверь приемной отворилась и вошел Рэтбоун. Со времени их последней встречи он совсем не изменился. Адвокат был чуть выше среднего роста, его белокурые волосы были тронуты сединой на висках, а темные глаза, как всегда, были готовы остро подметить смешные и нелепые стороны происходящего и так же внезапно наполниться участием и теплотой.
– Рад видеть вас снова, мисс Лэттерли, – проговорил он с улыбкой. – Будьте любезны пройти в кабинет, где мы могли бы поговорить о том деле, которое вас сюда привело.
Он отступил, пропуская посетительницу, вошел следом за ней и прикрыл дверь. Эстер опустилась в одно из предложенных ей больших удобных кресел. В кабинете тоже почти ничего не изменилось: это была просторная, без гнетущей атмосферы, создаваемой чрезмерным количеством книг, купающаяся в свете, беспрепятственно проникавшем сквозь большие окна, комната.
– Благодарю, – сказала женщина, оправляя юбки.
Рэтбоун сел за стол и взглянул на гостью с интересом.
– Очередная чудовищная несправедливость? – спросил он, и глаза его просветлели.
Внезапно Эстер почувствовала необходимость защищаться; подчас ее пугала манера Оливера вести разговор. Впрочем, такова уж его профессия: ставить вопросы так, чтобы, отвечая, люди невольно выдавали себя.
– Было бы глупо судить об этом заранее, мистер Рэтбоун, – ответила она с очаровательной улыбкой. – Если бы вы были больны и, обратившись ко мне за помощью, стали объяснять, как мне надлежит за вами ухаживать, я бы рассердилась.
Такой ответ весьма позабавил адвоката.
– Я это учту, мисс Лэттерли, – усмехнулся он. – Но вряд ли я когда-нибудь стану оспаривать ваши суждения в области ухода за больными. Когда мне нездоровится, я жалкое создание, уверяю вас.
– Люди становятся жалкими созданиями и когда их обвиняют в преступлении, а рядом нет никого, кто бы сумел им помочь.
– Насколько я понимаю, вы намекаете, что в данном случае помочь могу лишь я, – сказал юрист. – Что ж, я польщен!
– Не исключено, что сможете, если, конечно, соизволите ознакомиться с делом, – съязвила Эстер.
Ее собеседник широко улыбнулся. Зубы у него были великолепные.
– Браво, мисс Лэттерли! – воскликнул он. – Вижу, что иного выхода у меня нет. Будьте добры, расскажите, что это за дело.
– Вы читали о недавней смерти генерала Таддеуша Карлайона? – спросила женщина, чтобы не тратить время на изложение информации, которая и так была ему известна.
– Видел некролог. Кажется, несчастный случай, не так ли? Упал, будучи у кого-то в гостях… Выходит, это не несчастный случай?
– Нет. Судя по всему, причиной смерти было не падение.
– В некрологе не сообщались подробности.
В памяти Эстер возникло лицо Дамарис и эхом прозвучала отпущенная ею мрачная шутка.
– Нет… Подробности слишком уж нелепы, – вздохнула она. – Он опрокинулся через перила прямо на пустые рыцарские доспехи.
– И свернул себе шею?
– Нет. Пожалуйста, не перебивайте меня, мистер Рэтбоун, – все равно вы не угадаете. – Эстер сделала вид, что не замечает его удивления. – Все вышло очень странно. Он напоролся на алебарду, вставленную в перчатку рыцарских доспехов. Вот только полиция считает, что это невозможно. Следовательно, удар алебардой был нанесен, когда Карлайон уже лежал на полу без сознания.
– Понимаю, – с напускной скорбью сказал Оливер. – Итак, это было убийство. Я прав в своих умозаключениях?
– Да. Полиция вела расследование несколько дней, вернее, почти две недели. Генерал скончался вечером двадцатого апреля. А теперь его вдова Александра Карлайон созналась в преступлении.
– Чего и следовало ожидать, мисс Лэттерли. К сожалению, в описанных вами событиях нет ничего невероятного или нелепого. В той же степени нелепо все, что связано с человеческими отношениями. – Рэтбоун так и не задал вопрос о цели ее визита, но ни на секунду не ослаблял своего внимания.
– Возможно, она виновата, – ровным голосом продолжала Эстер. – Но дело в том, что сестра покойного Эдит Собелл уверена в обратном. Она убеждена, что Александра взяла на себя вину, чтобы уберечь свою дочь Сабеллу Поул, особу легко возбудимую и вдобавок ненавидевшую отца.
– И затесавшуюся среди гостей?
– Да… Если верить другой сестре генерала, Дамарис Эрскин, которая тоже присутствовала на том злополучном вечере, возможность столкнуть бедолагу с лестницы имели сразу несколько человек.
– Но я не могу защищать миссис Карлайон против ее желания, – напомнил Рэтбоун. – Без сомнения, у семейства Карлайонов есть свой собственный адвокат.
– Да, это Певерелл Эрскин, супруг Дамарис. Но Эдит заверила меня, что он с готовностью передаст это дело более искусному коллеге.
Губы Оливера скривились в улыбке:
– Благодарю за комплимент.
Но Эстер решила не отвечать на эту фразу.
– Пожалуйста, повидайтесь с Александрой и хотя бы ознакомьтесь с ее делом, – со всей серьезностью попросила она. – Боюсь, в противном случае они отправят ее на всю жизнь в приют для душевнобольных преступников, только чтобы уберечь семейство от скандала. – Мисс Лэттерли чуть подалась вперед. – Подобные заведения мало чем отличаются от ада… А для здорового человека, просто пытавшегося защитить свою дочь, они будут хуже смерти.
Насмешка исчезла с лица юриста, а в глазах у него появилась тревога.
– Я озабочусь этим делом, – проговорил он. – Если вы попросите мистера Эрскина принять мои услуги. Тогда я смогу обещать вам это твердо. Хотя еще неизвестно, удастся ли мне убедить миссис Карлайон открыть всю правду.
– Может, вам нанять мистера Монка, чтобы он провел для вас расследование… – начала было женщина, но запнулась.
– Я это обдумаю. Вы, кстати, не сказали, каковы были мотивы преступления. Что говорит сама миссис Карлайон?
Эстер поняла, что допустила промах. О мотивах-то она сестер Таддеуша и не спросила!
– Понятия не имею, – проговорила она, сама себе удивляясь.
– Едва ли это была самооборона. – Рэтбоун критически поджал губы. – Хуже всего, если причиной преступления явилась страсть. Когда в этом обвиняется женщина, суд первым делом посчитает ее поступок неприличным. – И адвокат иронически усмехнулся, как бы оценивая черный юмор собственного высказывания.
– Кажется, весь тот вечер проходил ужасно, – продолжила его собеседница, глядя ему в глаза. – Александра была явно вне себя, причем еще до прибытия, как будто они с мужем поссорились по дороге. И я слышала от Дамарис, что миссис Фэрнивел, хозяйка дома, открыто флиртовала с генералом. Но ведь такое происходит довольно часто, и вряд ли этот обед был исключением. – Она видела, как губы Оливера невольно складываются в улыбку, но притворилась, что не замечает этого.
– Я дождусь, когда ко мне обратится мистер Эрскин, – сказал он, снова становясь серьезным. – Тогда я смогу поговорить с миссис Карлайон. Обещаю, что я это сделаю.
– Спасибо. Весьма вам обязана.
Эстер поднялась, Рэтбоун – тоже. Внезапно ей пришло в голову, что он потратил на нее полчаса своего драгоценного времени, а ей нечем с ним расплатиться. Видимо, мысль эта невольно отразилась в ее глазах. Дурацкая и непростительная ошибка!
– Я пришлю вам счет после того, как дело будет закрыто, – сказал юрист, словно не замечая ее смущения. – И постарайтесь понять, что если миссис Карлайон наймет меня, то все, что она мне сообщит, – сведения конфиденциальные и вам их не узнать. А вот буду ли я ее защищать – это я вам скажу обязательно. – Он вышел из-за стола и двинулся к двери.
– Разумеется, – с облегчением сказала Эстер. Ей все-таки не пришлось выставлять себя на посмешище. – Буду счастлива, если вам удастся чем-то помочь. Лично я сейчас же отправлюсь к миссис Собелл… и, конечно, к мистеру Эрскину. Всего доброго, мистер Рэтбоун, благодарю вас!
– Рад был видеть вас, мисс Лэттерли. – Он открыл перед ней дверь и, когда она вышла, еще несколько секунд смотрел ей вслед.
Не теряя времени, Эстер отправилась в Карлайон-хаус. Дверь открыла уже знакомая ей служанка, и она спросила у нее, дома ли миссис Собелл.
– Да, мисс Лэттерли, – немедленно ответила девушка, и по выражению ее лица Эстер поняла, что Эдит ждет ее с нетерпением.
– Не угодно ли вам будет пройти в комнату миссис Собелл, мэм? – предложила служанка. Она вздернула подбородок и двинулась вверх по лестнице, уверенная, что гостья следует за ней.
Когда они оказались в восточном крыле, служанка открыла дверь в маленькую светлую комнату, где стояли обитые простой материей кресла и софа, а на стенах висели акварельные рисунки.
– Мисс Лэттерли, мэм, – тихо сообщила девушка и удалилась.
Эдит взволнованно встала навстречу гостье:
– Эстер! Ты его видела? Что он сказал? Он возьмется?
Ее подруга улыбнулась, хотя в том, что она собиралась сказать, смешного было мало.
– Да, я видела его, но, конечно, он не возьмется за это дело, пока не получит приглашение от личного адвоката обвиняемой. Ты уверена, что Певерелл согласится доверить мистеру Рэтбоуну защиту Александры?
– О да! Правда, здесь тоже есть свои сложности. Певерелл, похоже, единственный, кто готов защищать интересы Алекс. Примет ли мистер Рэтбоун его предложение? Ты ведь сказала ему о том, что она созналась, не так ли?
– Конечно, сказала.
– Слава богу! Эстер, ты знаешь, как я тебе благодарна… Проходи, садись. – Эдит пододвинула к ней одно из кресел, а сама села рядом. – Что теперь? Рэтбоун увидится с Алекс, но вдруг она повторит только то, что уже говорила?
– Он наймет сыщика, который докопается до правды, – сказала мисс Лэттерли, вкладывая в ответ куда больше уверенности, чем у нее было на самом деле.
– Что он сможет сделать, если она не захочет говорить?
– Не знаю, но этот сыщик работает куда лучше, чем полиция. Зачем она так сделала, Эдит? Я имею в виду, как она сама объясняет свой поступок?
Миссис Собелл закусила губу:
– В том-то весь и ужас. Алекс говорит, что приревновала Таддеуша к Луизе.
– О… – Эстер пришла в замешательство.
– Я знаю, – с несчастным видом подтвердила ее подруга. – Самое низкое побуждение, не так ли? И что хуже всего, этому могут поверить. Алекс и впрямь бывала подчас сумасбродна. Хотя я сама в это ни за что не поверю – она не настолько любила Таддеуша, чтобы так ревновать.
На лице ее отразилось недоумение, а потом оно снова стало скорбным.
– Пожалуйста, Эстер, как бы ни было велико твое отвращение к такому омерзительному поступку, постарайся помочь ей, – попросила она. – Я не верю, что Алекс убийца. Скорее всего, это сделала Сабелла, прости ее Господь… Вернее, помоги ей Господь. Полагаю, она не ведала, что творит. – Лицо Эдит застыло. – И Алекс, беря ее грех на душу, никому не поможет. Они повесят невинную женщину, а Сабелла в минуты ясного сознания будет страдать из-за этого вплоть до самой смерти, неужели ты не понимаешь?
– Конечно, понимаю, – согласилась Эстер, допуская, впрочем, что признание миссис Карлайон могло быть вполне чистосердечным. Однако было бы жестоко поделиться такой мыслью с Эдит, уверенной в ее невиновности. – А что, Александра имела повод ревновать генерала к миссис Фэрнивел?
Глаза миссис Собелл были полны иронии и боли.
– Ты просто не встречалась еще с Луизой Фэрнивел, иначе бы не спрашивала. Она из тех женщин, к которым всегда ревнуют. – На лице молодой женщины смешались неприязнь и восхищение. – Глядя, как она ходит, вздыхает, улыбается, можно подумать, что в ней есть что-то такое, чего нет в тебе. Она ведет себя так, что даже если мужчина к ней равнодушен, все равно кажется, будто он от нее без ума.
– Звучит не слишком обнадеживающе.
– Правда, я не уверена, удостаивал ли ее брат своим вниманием. Он действительно ни с кем не флиртовал, даже с Луизой. Он… – Эдит беспомощно приподняла плечи. – Он был солдатом до мозга костей. С женщинами Таддеуш вел себя вежливо, но чувствовалось, что дамское общество его тяготит. Он не знал, о чем с ними говорить. И вежливость его была заученной, надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду. – Она испытующе взглянула на Эстер. – В деле он был великолепен: храбрый, решительный, умеющий поддержать и зажечь людей! Я до сих пор помню его глаза, когда он беседовал с юными офицерами. – Миссис Собелл вздохнула. – Таддеуш всегда считал, что женщинам его темы не интересны. Он ошибался. Мне, например, было интересно, но теперь, наверное, это уже не имеет значения. Просто я пытаюсь тебе втолковать, что человек не станет флиртовать, рассказывая о военной стратегии или сравнивая качества пушек разных калибров. Тем более с Луизой… Да если даже и так, ведь за это не убивают! – Ее лицо выразило смущение, и мисс Лэттерли невольно подумала, что брак ее подруги, при всей его скоротечности, вероятно, не был таким уж лучезарным, раз она с уверенностью толкует о подобных вещах. Однако мысли ее быстро вернулись к Александре.
– Полагаю, самое лучшее – выяснить правду, какой бы она ни была, – сказала Эстер. – Вполне возможно, что это и не Сабелла, и не Александра, а кто-то другой. Ведь если Луиза пыталась флиртовать с генералом, это неправильно мог истолковать и ее собственный муж…
Эдит в отчаянии закрыла лицо руками.
– Ужасно! – выдохнула она. – Кого ни заподозри – все или родственники, или друзья семьи. И ведь наверняка это кто-то из них.
– Да, ужасно, – согласилась мисс Лэттерли. – Я видела, как расследуются преступления, и вывела для себя одну закономерность: ты постепенно узнаешь людей – их мечты, их печали, их раны – и в конце концов начинаешь чувствовать их настолько остро, что уже не можешь отделить «их» от «нас».
Миссис Собелл отняла от лица руки и непонимающе уставилась на подругу. Наконец она убедилась, что не ослышалась.
– Как это – не можешь? – медленно переспросила она. – Я почему-то всегда была уверена, что между мной и людьми, творящими подобные вещи, обязательно останется некий барьер. Есть целый класс людей, которым я могла бы отказать в своем участии…
– И покривила бы душой. – Эстер встала и, подойдя к высокому подъемному окну, полностью открытому в тот момент, оглядела сад – из проема тянуло свежестью и ароматом цветов. – В прошлый раз из-за этой трагедии я забыла сказать, что подумала насчет твоей работы и пришла к выводу, что самое для тебя разумное и интересное – это наняться библиотекарем. – Из окна она видела, как внизу расхаживает садовник с подносом семян. – Либо помощницей к кому-нибудь, кто пишет трактат или монографию. Это не принесет тебе много денег, но, по крайней мере, ты не будешь целыми днями просиживать в Карлайон-хаус.