– Одну минуту, – крикнула она в направлении двери. – Но мне не нравится стиль кантри, – прошептала она.
– Притворяйся, что нравится. На корабле шесть радиоканалов, но кантри они игнорируют. Все понятно?
– Само собой.
Он открыл дверь и увидел стоящего на пороге стюарда Роберта.
– Только что получена почта, сэр. Вам письмо.
– Благодарю.
Хэнк закрыл дверь, долго смотрел на белый конверт, отправленный из Гонолулу днем раньше.
– Ради бога, вскрывай! Письмо внутри, а не снаружи, любовь моя. – Френсис выглянула из-за его плеча. В конверте лежал один-единственный листок с шапкой отеля «Королевский гаитянин» на Вайкики-Бич. Текст состоял из одного слова и четырех цифр, напечатанных мелким шрифтом посередине листка: «Номер 1125».
– Краткость – сестра таланта, – прокомментировала Френсис.
– Это все, что мне нужно. На последнем инструктаже мне сказали, что со мной свяжутся и скажут, куда отвезти пленки. Теперь я могу сойти с ними на берег.
– Не можешь. Мужчины уносят с корабля только фотоаппараты и видеокамеры. Носить посылки, особенно секретные, – удел женщин. Сейчас я найду прекрасную наплечную кожаную сумку с изображением сиднейского оперного театра. Туда ты и положишь пакет с пленками.
У трапа они получили гостевые карточки. Внизу их уже ждали вахини, чтобы украсить гирляндами цветов.
– Ну разве не здорово?! – воскликнула Френсис, вдыхая нежные ароматы.
– Нет. Давай найдем мусорный контейнер и выбросим их, чтобы не выглядеть, как туристы. Они – отличительный знак для всех городских карманников и мошенников.
– Какой ты грубый. Я надену и твою гирлянду. Они сели в такси, попросили отвезти в отель «Королевский гаитянин». Ехали в достаточно плотном транспортном потоке, поэтому Хэнк не мог сказать, следили за ними или нет.
– Наши соседи по кораблю очень подозрительны, – заметил он. – Возможно, они едут следом, чтобы знать, куда мы направляемся.
– И что ты предлагаешь? Уходить темными проулками, как показывают в кино?
– Не мой стиль. Мы должны от них оторваться, если они следят за нами, но так, чтобы у них не возникло и мысли о том, что мы заметили слежку. В поездке в отель нет ничего предосудительного. Возможно, мы условились встретиться там с друзьями. Поэтому мы позволим им довести нас до отеля. Там войдем в лифт и нажмем кнопку последнего этажа или любого другого из верхних, на котором никто не выйдет. Как только мы убедимся, что сбросили «хвост»...
– Ты говоришь, как истинный профессионал!
– Мы разделимся. Сумка останется у тебя, я же возьму пленки. Ты пройдешься по магазинам, купишь что-нибудь, чтобы положить в сумку, а часом позже мы встретимся в баре на первом этаже. Как тебе мой план?
– А на первом этаже есть бар?
– Покажи мне хоть один отель без бара на первом этаже.
– Ты, разумеется, прав. Если баров несколько, я буду ждать тебя в том, который ближе к центральному входу.
– Я вижу, что и ты не новичок в этой игре. Приехали.
Они пересекли холл, направляясь к лифтам. В один как раз входила толстуха в цветастом платье. Двери кабины закрылись. Она нажала на кнопку третьего этажа, повернулась к ним, любезно спросила: «А вам на какой этаж»?
– Пятнадцатый, пожалуйста, – ответил Хэнк.
Двери закрылись, выпустив толстуху на третьем этаже, и в кабине они остались одни.
– Может, сразу нажмем на одиннадцатый? – спросила Френсис.
– Нет, кто-нибудь может следить за индикатором. Будем следовать намеченному плану. Едем на пятнадцатый. – Он достал из сумки пластиковый пакет с пленками, быстро поцеловал Френсис, когда двери разошлись на четырнадцатом этаже. В коридоре не было ни души. Она улыбалась ему, когда двери кабины закрывались, но за улыбкой мелькала тревога.
Хэнк коридором дошел до двери на пожарную лестницу. Открыл ее, убедился, что, закрывшись, она не запирается автоматически. Ему определенно не хотелось спускаться на четырнадцать этажей. Точнее, на тринадцать, потому что двумя этажами ниже он увидел на двери табличку с цифрой 12. Миром правили суеверия. Он прислушался, прежде чем открыть дверь на одиннадцатом этаже. Убедился, что следом никто не спускается. Узи Дрезнер открыл ему дверь и запер, едва Хэнк переступил порог.
– Вот пленки. – Хэнк протянул пакет.
– Отлично. Были проблемы?
– С записью – никаких. Наболтали они много чего. Но поначалу наши соседи отнеслись к нам с подозрением и попытались прощупать нас. Боюсь, мы встретили их не очень вежливо. С тех пор мы не общались.
– Это хорошо. Познакомьтесь, пожалуйста, с мистером Гинзбергом.
С дивана поднялся невысокий, седовласый мужчина и пожал ему руку.
– Очень приятно, – говорил он с легким акцентом. Смотрел не на Хэнка, а на пакет.
– Мистер Гинзберг был профессором немецкого языка и литературы. До того, как попал в Бухенвальд. Теперь он работает с нами. Знает все региональные акценты и диалекты немецкого, может определить место, откуда говорящий родом, с точностью до двух миль.
Они проводили взглядом Гинзберга, выходящего из номера с пакетом в руке.
– Хотите выпить? – спросил Узи. Хэнк взглянул на часы.
– Пожалуй, что да. Солнце уже высоко. Бурбон со льдом, пожалуйста.
Узи наполнил стаканы, себе – апельсиновым соком.
– За ваше здоровье. Устраивайтесь поудобнее и расскажите, что произошло после нашей последней встречи.
– С нами – ничего. Ничего важного, если не считать этих пленок. Новости должны быть у вас.
– Они есть. Мы больше узнали о людях, участвующих в этой афере, об их планах, о суммах, которые поставлены на кон. За оружие будут расплачиваться бриллиантами...
– Да, вы много чего узнали.
– Это так. Но нам по-прежнему неизвестно, где и когда будет произведен обмен.
– Всему свое время. Но мне хотелось бы услышать, что вы уже выяснили.
– Разумеется. – Узи глотнул апельсинового сока. – Похоже, у парагвайского подполья есть агент в высших эшелонах власти или человек, имеющий доступ туда, где проходят самые секретные переговоры. Этот человек сделал запись встречи генерала Стресснера и адмирала Маркеса, который в настоящее время возглавляет хунту, правящую Уругваем. Этот правитель, если вы не в курсе, – такой же отвратительный тип, как и Стресснер. Объединяет их и лояльное отношение к бежавшим нацистам, для которых обе страны являются надежным убежищем. Ранее Парагвай и Уругвай не испытывали потребности в тесном сотрудничестве, но сейчас она возникла. Обе страны участвуют в сделке по закупке большой партии оружия. Бриллианты – средство платежа. Оружие доставят в Уругвай, оттуда его часть будет переправлена в Парагвай. Больше мы ничего не знаем. Не знаем, где находится сейчас корабль с грузом оружия, не знаем, когда и где будет произведена оплата.
– Но предположения у вас есть?
– Разумеется. Каким-то образом в этой сделке задействована «Ка-Е-Вторая». Возможно, бриллианты уже на борту и их охраняют живущие рядом с вами бандиты. В разговорах, которые вы записывали, мелькало слово Diamant?
– Не слышал ни разу. Но, возможно, мог и пропустить мимо ушей.
– Не волнуйтесь. Если оно произносилось, мистер Гинзберг его услышит.
– Вам известно, откуда взялись бриллианты?
– Нет. Но мы думаем, это вклад нацистов. Уж конечно, у этих карликовых диктаторов их быть не может. Но нам необходима новая информация, поскольку парагвайский источник временно пересох. Вот фамилии людей, которые нас интересуют. Запомните имена и фамилии и сожгите листок, прежде чем выйдете из этой комнаты. Эти двое, чех и женщина, представляют торговцев оружием. Остальные – военные обоих государств.
Хэнк смотрел на листок, запоминал фамилии и одновременно рассуждал вслух:
– Мы знаем, что в двух «суперлюксах» живут люди, участвующие в сделке. Но, возможно, на корабле есть и другие их сообщники?
– Хороший вопрос, один из тех, что не дает нам спать по ночам. Пришлось вскрыть кое-какие сейфы и залезть в компьютерные базы данных, но теперь у нас есть полный список пассажиров. Но он мало что нам говорит. Всего лишь фамилии. Любые могут быть вымышленными. Правда, мы знаем, кто заказывал и оплачивал каюты, сколько человек уже на борту и сколько еще прибудет. Для столь дорогого круиза пассажиров на удивление много. У нас возникли проблемы с покупкой билетов для наших людей, но мы их уладили. Они поднимутся на борт здесь, на Гавайях.
– Приятно слышать. Как мне с ними связаться?
– Никак. Они вас найдут. Все надо делать с крайней осторожностью. Тем более что наши парагвайские друзья нашли себе новых партнеров. Тупамарос.
– Я слышал о них. Городские партизаны, террористы в Уругвае. Но я думал, они уничтожены.
– Большая часть. Те, что остались живы, рассеяны по другим странам, но представляют собой значительную силу. Мы с ними сотрудничаем, но все реже и реже. Парагвайцам и тупамарос нужны бриллианты и, если удастся, оружие. По меньшей мере они хотят, чтобы оружие не попало в их страны. Они пообещали отдать нам нацистов, им они ни к чему, но ничего больше.
– Если бы мы знали больше..
– Мы знаем, – донесся с порога голос Гинзберга. Он вошел, держа в руке несколько листков. – Потрясающие записи, мистер Гринстайн. Великолепные. Я еще подготовлю их распечатку, но пока хочу поделиться с вами своим маленьким открытием.
Они шагнули к нему, а Гинзберг, улыбнувшись, победоносно потряс бумажками.
– Что-то очень важное произойдет в Акапулько. Там начнется завершающий этап сделки. Судя по всему, к ним присоединится Вилгус. Он и привезет бриллианты.
– На корабль? – спросил Узи.
– Этого я не знаю, прямо они этого не говорили. Но сказали другое. Бриллианты принадлежат нацистам, часть фонда взаимных сбережений, как они его называют. Их так много, потому что они должны приглядывать за своей собственностью. Для нас это большая удача. Эти люди могут вывести нас на всю подпольную нацистскую организацию, на источники их финансирования.
Гинзберг все с той же улыбкой наблюдал, как радостно сверкнули глаза Гринстайна и Дрезнера. Согласился выпить стаканчик виски, предложенный Узи.
– Будем надеяться, что ваши предположения окажутся верными, – воскликнул Узи. – И наши многолетние усилия принесут плоды.
Они подняли стаканы и выпили.
Глава 13
Город Акапулько купался в жарких лучах тропического солнца, повисшего в бездонном синем небе. Однако над Тихим океаном собирались тучи. Иной раз их пугающая чернота разрывалась молниями, но гроза бушевала так далеко от берега, что до него не долетали раскаты грома. Пассажиры двух автомобилей, стоящих на обочине прибрежного шоссе, по-разному относились к надвигающейся грозе. Охранники, изнывающие от зноя в «Фольксвагене», пусть они и опустили все окна, с нетерпением ждали дождя. В «Мерседесе» же работали и двигатель, и кондиционер, в салоне царила прохлада, поэтому пассажиров жара нисколько не донимала.
Клаус, сидевший за рулем, обернулся и сдвинул стеклянную перегородку.
– Я бы хотел, чтобы мы двинулись дальше, герр доктор.
– Мы еще едим, – ответил Вилгус с куриной ножкой в руке, губы блестели от жира.
– Я очень сожалею, но двигатель начинает перегреваться. Если мы проедем чуть вперед, воздух его охладит и мы сможем снова остановиться.
– Хорошо. Через несколько минут. – Он протянул стакан, и генерал Штарке наполнил его ледяным белым вином. – Не нравятся мне эти облака, Штарке. Они могут обернуться штормом, может быть, ураганом.
– Я так не думаю. Этим утром синоптики говорили про тропические ливни, сильный ветер.
– Ветер означает волны, а я терпеть не могу плавать по морю. А вон и наш корабль. Я уже чувствую, как мне выворачивает желудок. Пожалуйста, убери всю еду...
Он вытер губы льняной салфеткой, бросил ее в корзинку, которая стояла между ними. По океану величественно скользила «КЕ-2», держа курс на порт.
– На корабле таких размеров волноваться не о чем. – Штарке поставил корзинку на пол. Достал из кармана портсигар. – Я прочитал рекламный проспект, который находился в одном конверте с билетами. Водоизмещение шестьдесят семь тысяч тонн. Стабилизаторы, управляемые компьютерами. Два ходовых винта. Двигатели мощностью в сто десять тысяч лошадиных сил, крейсерская скорость двадцать восемь с половиной узлов. Этот корабль выдержит любой шторм, а потом легко уйдет от него. Не волнуйся, дружище.
Штарке прочитал проспект только один раз, но цифры запомнил навсегда. Благодаря феноменальной памяти он плодотворно работал в генеральном штабе, пока не отправился на фронт командовать дивизией СС в наказание за то, что позволил себе не согласиться с одним из очень уж глупых тактических решений фюрера. История доказала правоту Штарке, но ему это не помогло: он попал в списки военных преступников за некоторые приказы, которые отдавал своим подчиненным.
– Мне приятно, что ты меня успокаиваешь, но я знаю свой желудок. Знаю, как он реагирует на море. – Вилгус выпил вино, положил бокал в корзинку с мусором. С кивком благодарности принял одну из гаванских сигар Штарке, аккуратно срезал кончик золотыми ножницами, которые достал из жилетного кармана. Выпустив первую струю ароматного дыма, заметно расслабился. Наклонившись вперед, сдвинул стеклянную перегородку. – Хорошо. Немного прокатимся, чтобы охладить двигатель. Потом в порт. Я хочу попасть на лайнер без задержки, когда схлынет поток пассажиров.
***
Либор Хвоста, родившийся в Пльзене, в Чехословакии, давно уже покинул эту социалистическую страну ради более богатого капиталистического мира. Он верил только в деньги, особенно в большие деньги, и его нисколько не волновал способ, которым они зарабатывались. Поэтому далеко не случайно он приложил немало усилий для того, чтобы стать гражданином Швейцарии.
Аурелия Мария Ортикела, испанка как по происхождению, так и по фамилии, после смерти генерала Франко обнаружила, что на родине к ней относятся, мягко говоря, прохладно. Впрочем, ее это не слишком тревожило. Она уже получила гражданство Аргентины и работала в процветающей корпорации, которая активно вела свой бизнес в Южной и Центральной Америке. В отличие от Хвосты она любила оружие и даже оборудовала тир в своем доме, расположенном неподалеку от Сантьяго-дель-Эстеро, в предгорьях Анд. Она считала, что вечер выдался удачным, если ей удавалось расстрелять несколько сотен патронов, а потом, со звоном в ушах, счастливой и расслабленной, подняться на второй этаж с бутылкой хорошего вина. Там ее ждала Клара, с нежными руками и полной грудью, что только способствовало полноценному отдыху. Любовь к оружию Аурелия унаследовала от отца, артиллерийского капитана, который воспитывал ее на базах испанской армии, поскольку мать Аурелии умерла в родах. И сексуальной ориентацией она была обязана исключительно отцу, как только, став старше, выяснила, что все другие отцы ходят к проституткам, которых хватало около любой военной базы, а не к своим дочерям. Аурелия ненавидела мужчин по очень веской причине.
Едва таможенник вернул паспорт Хвосте, Аурелия положила перед ним свой. Скучающий мексиканский чиновник небрежно пролистал страницы, нашел ту, на которой стояла печать, проставленная утром в аэропорту, рядом поставил свою и протянул паспорт Аурелии. Она подошла к Хвосте, дожидаясь, пока к ним присоединится Де Грут.
Хендрик Де Грут относился к той категории людей, которые в любой ситуации сохраняют спокойствие. Он давно уже научился не выказывать эмоций на публике, что в полной мере соответствовало избранной им профессии. Таможенник нахмурился, долго изучал голландский паспорт, но, разумеется, не нашел ни одной зацепки. Де Грут не обращал на него ни малейшего внимания. Наконец, в паспорте появилась нужная печать, и Де Грут взял его, не кивнув и не улыбнувшись.
Положил паспорт в брифкейс, захлопнул его, убрал со стойки, быстро, экономными движениями, словно выполняя некую работу. Именно в работе он проявлял себя с лучшей стороны. Вырос Де Грут на одной из старейших гранильных фабрик Амстердама, а сие означало, что практически все время его мысли занимали бриллианты. Пусть и молодой, ему еще не перевалило за тридцать, он был первоклассным экспертом и безошибочно, чуть ли не с одного взгляда определял огранку, качество и стоимость бриллианта. Он часто путешествовал: услуги независимого оценщика требовались многим. Гонорары брал высокие, но зато не интересовался происхождением камней и вообще отличался немногословием. Назначаемая им цена за услуги включала как плату за высокую точность оценки, так и за молчание.
– Добро пожаловать на борт, – приветствовал их стюард, как только они ступили с трапа на палубу. Проверил билеты и направил к ближайшему лифту. Хвоста и Аурелия заняли одноместные каюты на первой палубе с иллюминаторами в первом классе. Де Грут тоже получил одноместную каюту, но финансовый отдел «Глобал Трейдере» не счел нужным тратить лишние деньги на оценщика, поэтому его каюта находилась на пятой палубе, глубоко в чреве корабля. Он не стал протестовать, когда по схеме определил местоположение каюты. Сумма гонорара компенсировала и некоторые неудобства.
С причала Хосеп, лидер «Тупамаро», наблюдал за посадкой пассажиров. Его взгляд мельком прошелся по тяжело дышащему, обильно потеющему толстяку, на несколько мгновений, чисто рефлекторно, задержался на великолепном заду женщины, идущей рядом, двинулся дальше. Он их не знал.
– Вас послал Чучу? – раздался голос у него за спиной.
Хосеп обернулся и увидел мужчину, стоящего в тени, докера с длинным багром на плече. Кивнул, шагнул к мужчине.
– Да, с ним связывался я. Все устроено?
– Почти. Провести ваших людей в моей бригаде не составит труда. Я могу нанимать, кого захочу. Но вот багаж – это другое дело, с этим сложнее...
– Нет, багаж – ерунда. Он сложен за углом. Тебе надо лишь проследить, чтобы он попал на борт вместе с чемоданами остальных туристов.