Радикальный стартап: 12 правил бизнес-дарвинизма - Энди Кесслер 10 стр.

Ювелиры и спекулянты уже давно придумали брать у своих клиентов золото на хранение, возможно, даже выплачивать им за это небольшой процент, а потом пускать в оборот и давать взаймы деньги (нередко используя собственные банкноты), подкрепленные этим золотом. И считали они не по курсу один доллар к одному доллару в хранимом золоте. Нет, нет, нет. Они могли ссужать в десять раз больше денег, чем хранилось в золоте, рассчитывая на то, что не все «вкладчики» захотят одновременно забрать свои «вклады». Деньги из ничего. Этот фокус получил название банковской системы с частичным резервированием и представлял собой удобный (может, даже несколько постыдный, нет?) метод увеличения денежной массы с целью облегчить производительность и создание богатства. Но сколько именно денег? Никто не знает. Вот почему после легкодоступных кредитов наблюдается массовое изъятие вкладов, паника и депрессия – одна из опасностей этой шаткой системы. С 1812 г. 16 паник – очень по-американски, совсем как яблочный пирог!

Но банковская система действительно создала денежную массу, объем которой превышал объем добываемого золота. По сути, со времен Адама и Евы было добыто и промыто 160 000 тонн золота – достаточно, чтобы заполнить два бассейна олимпийского размера[10]. По $35 за унцию по старому золотому стандарту, это получается $180 млрд в стоимостном выражении – совершенно недостаточно для поддержания стоимости, созданной предпринимателями. Черт возьми, Google стоит почти столько же!

В конечном счете рост экономики опережал прирост населения, находя свое выражение в железных дорогах, федеральных автострадах и даже в выступлении Скотта «Кэррот Топ» Томпсона[11] в отеле «Луксор» в Лас-Вегасе. Это и есть богатство. Значит, расклад оказался правильным. В определенном смысле благодаря Федеральной резервной системе, появившейся в 1913 г. с целью контролировать объем денег в обращении. Она создала денежную базу, изначально подкрепленную золотом, хранившемся в Форте Нокс, под залог которого частные банки принимали вклады. Потом Соединенные Штаты и другие страны отказались от золота и установили стоимость доллара в приказном порядке. Иными словами, доллар стоит доллар, потому что мы так сказали. По большому счету, это нормально, пока удается печатать доллары в достаточном количестве, которое соответствует реальному богатству, основанному на росте населения и производительности.

Федеральная резервная система выполняет роль последней кредиторской инстанции. Эту роль ей пришлось взять на себя после краха в 1929 г. фондовой биржи и последовавших за этим массовых изъятий вкладов из банков. Тогда обанкротились 10 000 банков, т. е. примерно 40 %, а вкладчики сняли с депозитов $2 млрд. Из обращения было выведено 30 % денежной массы. То же самое произошло с ВВП, безработица достигла 25 %. Как явствует из описанного выше, потерянная денежная масса не такая уж хорошая штука.

Следующая серьезная перемена произошла почти 20 лет спустя, в 1933 г.

Тогда для страхования счетов вкладчиков была создана Федеральная корпорация страхования депозитов (ФКСД). Ее задача – предотвращать «налеты на банки» при первых признаках неприятностей. Больше никаких «налетов». Во всяком случае не в таком масштабе. (Можно поспорить с тем, действительно ли ФКСД выполняет роль страхового полиса, поскольку она назначает банкам слишком низкую цену за привилегию страховать депозиты против массового изъятия, а разницу покрываем мы с вами. Тем не менее ФКСД можно считать неплохим вариантом. Она предотвращает панику – во всяком случае банковскую панику!) Это работает до тех пор, пока банки подходят к выдаче кредитов разумно, что, как мы видели в 2008 г., не всегда соответствует действительности.

Таким образом, банковская система частичного резервирования имеет двойную подстраховку, уберегая нас от возвращения к статичной эпохе золотого стандарта. Федеральная резервная система позволяет банкам продавать свои активы в обмен на ссуды для выплаты вкладчикам. Это делает Федеральную резервную систему последней кредиторской инстанцией для банков. Плюс ФКСД – своего рода страховой полис (до $100 000, а иногда и $250 000) на случай массового изъятия вкладов, вне зависимости от разумности выдаваемых кредитов. И кто-то после этого будет утверждать, что банки являются частными компаниями?

Из этого следует, что Федеральная резервная система должна подсчитывать, сколько денег создавать, чтобы заполнять корзину по мере роста населения и производительности, – задача практически невыполнимая.

У резервной системы есть несколько рычагов. В попытках создать необходимое количество денег иногда используются процентные ставки, при этом Федеральная резервная система рассматривает цены – розничные и отпускные – в качестве заменителя уровня цен. Цены – наше все. Хотя низкие цены на компьютеры, мобильные телефоны и телевизоры с ЖК-экраном позитивно влияют на экономику и обеспечивают богатство (эффективное использование технологий всегда обеспечивает богатство), их зачастую интерпретируют как дефляционные, и по мере удешевления техноигрушек процентные ставки снижаются в целях «стимулирования» экономики.

Бывает, что избыток денег не проявляется в розничных или отпускных ценах, а перетекает на фондовую биржу или в сферу недвижимости и воспринимается как новое богатство. Иногда это так и есть, но нередко биржи просто переполняются от избыточного количества денег (вспомните начало 2000-го и конец 2007 г.). Правда, скачок цен на недвижимость имеет более плачевные последствия, поскольку недвижимость – это первое или второе производное богатства. Доходы растут от настоящего богатства, и некоторая часть этих денег уходит в недвижимость. Но это нередко служит ложным сигналом, слишком большая сумма денег, в особенности полученных в кредит, может увеличивать объем жилой недвижимости сверх того, что создает богатство. То же самое относится к коммерческой недвижимости, офисным зданиям и прочему. Это производный фактор создания настоящего богатства.

После краха банковской системы осенью 2008 г. очень остро встала проблема чрезмерного накопления. Во всем мире стали активно скупать ценные бумаги казначейства США. Краткосрочные процентные ставки стремились к нулю. В условиях паники доллар стал надежным средством, укрепившись по отношению к евро и иене. Никто не хотел вкладывать деньги в дома, машины и даже – вот дела! – в телевизоры с огромным экраном. Скорость обращения денег заметно снизилась. До какого предела? Никто точно не знает.

С целью компенсировать сниженную скорость обращения денег и удержать экономику от падения председатель Федеральной резервной системы США Бен Бернанке начал наращивать денежную базу для увеличения количества денег. Но это непростая задача. Даже при наличии фондов срочной помощи банки не горели желанием ссужать. Поэтому увеличения денег Федеральной резервной системы в объеме 10:1 не произошло, не говоря уже о создании денег в стиле Bear Stearns[12] в объеме 50:1. Тогда Бернанке принялся скупать ценные бумаги казначейства США за наличные, чтобы увеличить денежную массу. Что само по себе странно, поскольку при этом он также продавал ценные бумаги казначейства, чтобы финансировать стимулы, бюджетные дефициты и…

Эй, обождите минутку, разве он не мог просто напечатать $10 трлн и ликвидировать все долги казначейства? Ну да, конечно. Почему бы тогда не $100 трлн, чтобы мы все разбогатели до неприличия? Но печатание денег, не подкрепленных производительностью, не приносит нового богатства. Настоящее богатство – это то, что создается в результате производительности. Все остальное не более чем бумага. Цены скакнут вверх в попытке соответствовать появившимся лишним деньгам, переходящим из рук в руки, $2 за кофе в Starbucks превратятся в $20, но никто, увы, не станет при этом богаче.

Итак, печатание денег не создает богатства, но все ли решает одна только производительность? Как насчет эффективности? Разве она не создает богатство? Не так давно меня попросили оценить компанию, которая использовала оригинальный метод повышения КПД двигателя внутреннего сгорания. «Он может экономить миллиард баррелей нефти каждый год», – убеждали меня. Ну-ну, может быть. Но лично я избегаю эффективных изобретений.

Многие считают, что слова «производительность» и «эффективность» взаимозаменяемы. Не попадитесь в эту ловушку. Они связаны друг с другом, но между ними имеется существенное различие. Лучше всего прямо сейчас дать определение производительности.

Посмотреть на нее можно под таким углом: эффективность сопряжена с вложениями, а производительность с результатами. Или, скорее, так: вложения/эффективность – это количество затраченных усилий, а выработка/производительность – это объем производимого продукта и частота его производства.

Но даже такое объяснение слишком упрощенно. Для полного понимания стоит добавить еще один термин – результативность. Она показывает, каким образом полученное соответствует запланированному или желаемому, и означает, что делается то, что надо. Эффективность есть соотношение реальной выработки и реальных вложений, она означает, что делается как надо.

Производительность означает делать что надо и как надо. Другими словами, она является совокупностью результативности и эффективности.

Это определение несколько более размыто, чем представление о производительности как выработке за рабочий человеко-час, зато оно гарантирует, что, обеспечивая выработку, вы будете попутно еще и создавать богатство.

Подумайте об этом. Эффективные строители пирамид все делали как надо, но при этом были совершенно нерезультативны, потому что занимались не тем – кому вообще нужны пирамиды? То есть не происходило приращения богатства. Компания, эффективно производящая автомобильные антенны или вакуумные шланги, не создает богатства. Результативность стремится к нулю.

В XV в. Леонардо да Винчи, как известно, проектировал и, возможно, даже пытался сконструировать вертолет. Эффективно, но не очень результативно.

Мой самый искренний совет: услышите слова «эффективный» и «эффективность» – бегите как можно дальше и как можно быстрее.

Разумеется, вы можете выжать 10 %-ную эффективность из газового двигателя и сэкономить немного денег. И что с того? Особого богатства это не принесет. И определенно это не принесет богатства через десятилетия.

Эффективность есть побочный продукт. Общество постоянно ею озабочено, но она не является целью Свободного радикала. Поисковые возможности Google делают сбор информации исключительно эффективным, поскольку избавляют вас от необходимости идти в библиотеку, но они вторичны по сравнению с процессом взаимодействия рекламодателей и пользователей, который является еще и результативным.

Еще одно из часто используемых слов – «устойчивость». Устойчивый рост, устойчиво развивающиеся города, устойчивая архитектура. Но непонятно, что под этим подразумевается. Погрузившись в размышления об устойчивости, я решил, что пришло время пообщаться с Джорджем Гилдером, которому и отправил электронное письмо:

ДГ,

Ты где? Есть минута?

Энди!

Рад тебя слышать. Скучаю по редкому бордо. Я в Китае, на переговорах по «эксабайтному наводнению». Можем пообщаться по электронной почте?

ДГ,

Хорошо, электронка подойдет. Вот какое дело.

Сегодня и шагу нельзя ступить без того, чтобы не наткнуться на слово «устойчивый». Нельзя злоупотреблять скудными ресурсами планеты, и все в таком духе. Что ты думаешь об этом слове? Разве оно не означает, что мы пока не нашли новый избыток? Означает ли «устойчивость» отсутствие роста? Что мы признаем поражение прогресса?

Энди,

Такое происходит сплошь и рядом. Призывы к устойчивости всегда появляются в конце последнего цикла избыточности.

Не попадайся в эту ловушку. Это вампирский цикл, когда из умирающих рынков высасываются последние капли крови. Наличные за развалюхи и лимиты выработки энергии.

Это типичная фаза, когда влиянию промышленности на окружающую среду придается больше значения, чем благосостоянию людей и прогрессу. Люди расцениваются как источники CO2, а не прибыльных идей и начинаний. Это фаза падающих прибылей и административного/жесткого социализма, пришедших на смену фазе растущих прибылей и капитализма.

Это фаза новых дефицитов, пытающихся подавить обязательные избытки эпохи. Но избыток следующей эпохи всегда появляется из темного отчаяния, порожденного этими дефицитами, словно спаситель. Богатство тяготеет к тому, кто его находит или, что еще лучше, его создает.

ДГ,

Ясно, понял. А что ты делаешь, когда слышишь эту болтовню об устойчивости? Какие мнения по поводу следующих этапов?

Энди,

Болтовня об устойчивости определяет цены, с помощью которых предприниматели должны одержать верх в новой системе, хотя цена определяется скорее популярностью марки, нежели экономическими факторами. Зачем кому-то проявлять интерес к бизнесу с растущими ценами? Эта традиция давно устарела. Думай о ней как о гигантском зонтике, под которым новая волна предпринимателей может формировать цены, а затем постоянно снижать их, переходя к процессу приумножения. Это подарок.

ДГ,

Подарок?

Энди,

Только подумай. Все разговоры о нехватке ресурсов, которые-вскоре-устареют, это сигнал об открывающихся выгодных возможностях для поставщиков товаров, не попадающих в «корзину» бедного потребителя. Это означает огромные возможности для замены повторных циклов устойчивости новыми циклами изобилия. И не зацикливайся на одной корзине!

Он прав. Устойчивость, или хотя бы эффективность, предполагает правильный подход к работе с использованием меньших вложений. Меньше вложений? О расточительности вроде речь не идет. Другими словами, то, что вы делаете эффективным, не является больше избыточным, а превращается в дефицит. Ерунда получается.

Эффективность означает, что вы находитесь в конце, а не в начале цикла. Новый продукт, обладающий потенциалом приумножения, по определению не может быть эффективным. Вы расходуете его. К черту эффективность.

Рокфеллер сколотил немалое состояние, снижая цены на электроэнергию и во многом изменив окружающий мир: сколько часов в день мы можем читать, как далеко уезжать от дома и т. д. Но когда нефть, которую в истории человечества всегда расходовали, становится дефицитом, а мы задумываемся об эффективности ее использования и расходе бензина, она перестает быть избытком, определяющим эпоху, ведь так?

Карнеги и Фрик снизили цены на сталь, и мы строили более дешевые здания и железные дороги – пока, разумеется, сталь не перестала дешеветь. Вандербильт снизил затраты на морские и железнодорожные перевозки, обойдя политических предпринимателей. Но в определенный момент мы подошли к концу и этого цикла. Кто-то еще может сделать на этом деньги – но разве что парочка греческих корабельных магнатов.

Подумайте о длинной нисходящей кривой стоимости. В какой-то момент цены перестают падать. Эффективность призвана стимулировать очередное падение цен, на 10–15 %, но не 90–99 %, на которые цены уже упали, обусловив приумножение и культивирование богатства. Когда в дело вступает эффективность, вы находитесь в самом конце этого цикла. И длится период эффективности весьма недолго, отнюдь не десятилетиями.

Устойчивость и эффективность не для Свободных радикалов. Бегите от устойчивости и эффективности как можно дальше. Если на продукт повышаются цены, ему уже не светит приумножение. Он более не является эластичным, т. е. привлекательным. Пусть другие ломают голову над эффективностью. Все равно это конец цикла.

Приумножение, несомненно, помогает выявлять продуктивные товары. И следить за тем, чтобы эти товары со временем приумножались и оставались продуктивными. Станут ли они дешевле через три года, пять, десять лет? Сможете ли вы стать тем, кто сделает их со временем дешевле?

Понимаю, что ухожу от темы, но не могу не отметить, что те же экономические факторы, которые поднимают горизонтальные компании на вершину успеха, например производительность, придали горизонтальное положение и мировой экономике. Не только программное обеспечение имеет горизонтальные решения или обусловливается производительностью!

Китай до сих пор пытается вытащить из бедности как минимум 100 млн человек. Это не высокообразованные или квалифицированные рабочие. По крайней мере пока. Они были вынуждены начать выполнять низкоквалифицированную работу за низкую оплату. Когда их нанимают собирать мониторы для компьютеров или монтажные схемы, они могут создавать капитал для повышения уровня жизни и учить последующие поколения подниматься на одну ступень выше. Но сейчас они не являются помехой для других стран на пути технологического прогресса.

Не забывайте, что британцы и другие нации имели вертикальную структуру и колонизировали огромные территории с целью захвата природных ресурсов для своих заводов и фабрик.

Советский Союз и IBM, две гигантские командно-административные системы, управляемые «сверху вниз», рухнули приблизительно в одно и то же время.

Никто не будет спорить с тем, что в 1989 г. Соединенные Штаты Америки стали самой мощной державой в мире. Наш военный бюджет превосходит совокупный военный бюджет десяти следующих по списку стран. И что из этого? Что мы будем с этим делать? В отличие от прежних империй, Римской и Британской, и от Советского Союза, у США нет никакого желания захватывать весь мир. От империализма одна головная боль. Разве что режиссер «Титаника» и «Аватара» Джеймс Кэмерон желает быть владыкой мира. Но мы действительно управляем своего рода империей, созданной мощью Кремниевой долины и Уолл-стрит. Черт, какая-то мрачная картинка вышла, больше похоже на плохой сценарий фильма про Джеймса Бонда (из тех, что с Тимоти Далтоном)! Однако в действительности все гораздо оптимистичнее.