Как мы видим, пробиться в двадцать девять лет на государственную службу – и это в то время, когда многие коллеги были вдвое старше, – и получить престижную должность секретаря Второй канцелярии и Совета десяти (секретари имели доступ к секретам политической жизни Флоренции) означало грандиозный успех. Макиавелли получал возможность оценивать внешнюю политику Флоренции, если не влиять на нее. Вторая канцелярия, образованная в 1437 г., занималась перепиской по вопросам управления на подконтрольных Флоренции территориях. Это была хлопотная должность: Никколо становился de facto одним из шести заместителей первого секретаря и одновременно попадал в подчинение Совета десяти. Работа во Второй канцелярии предполагала важные посольства в другие страны. Его переизберут на эту же должность через два года, в 1500 г., потом, как и следовало по закону, через год, и так будет продолжаться до 12 января 1512 г.
Впрочем, заметим, что это было завидное, но не слишком почетное место.
3 Макиавелли-дипломат
В 1522 г., то есть за пять лет до смерти, тяжело переживая вынужденную отставку, но все еще надеясь вернуться к делам, Макиавелли написал докладную записку, или, точнее, вадемекум,[37] адресованный некоему Раффаэлло Джиролами, которому предстояло отправиться с первой в его карьере миссией в Испанию. В этом сочинении «не от самодовольства, а из симпатии» он делится со своим молодым коллегой знаниями о ремесле дипломата, то есть искусстве выведывать всевозможные сведения, чтобы добиться уважения в своей стране, и осторожно высказывать свои суждения, ссылаясь на «искушенных людей, которые служат при дворе…», чтобы избежать упреков в неподобающем oratore (ит. «посланнику») высокомерии.
Но до этого момента еще далеко. В 1498 г. Макиавелли – начинающий дипломат, состоящий на должности секретаря. Собственно, под именем «флорентийского секретаря» он и войдет в историю, и под этим именем будут изданы его сочинения. Он подчиняется одновременно Совету десяти и Синьории и руководит Второй канцелярией, за что получает жалованье в 128 золотых «больших, или широких» флоринов (fiorini larghi) – не путать с «малыми» («запечатанными») флоринами, которые стоили на треть меньше. «Малыми» флоринами расплачивались с двумя его помощниками… Впрочем, для нас важно лишь, что Макиавелли был поставлен под начало сразу двух важнейших властных структур Флорентийской республики и вместе со своим бывшим наставником Адриани, секретарем Первой канцелярии, занялся проведением и оформлением внешней политики,[38] которая диктовалась Синьорией и Советом десяти.
Пизанский узел
Вскоре обострился пизанский вопрос и, как заноза, не давал Флоренции покоя. Именно с ним связано крупное дело, в котором проявился талант Макиавелли. Об этом свидетельствуют многочисленные письма, сохранившиеся в архивах Совета десяти и Второй канцелярии. Но важность этого дела состоит еще и в том, что конфликт с Пизой дал ему повод к написанию первого политического сочинения, «Рассуждения для Совета десяти о положении дел в Пизе» (Discorso fatto al magistrato de’ Dieci sopra le cose di Pisa). По мнению Макиавелли, чтобы овладеть Пизой, надо было или осадить город и взять его измором, или штурмовать, предварительно разрушив городские стены пушечными выстрелами, частично или полностью. Он склонялся к тому, чтобы обложить Пизу сорока– или пятидесятидневной осадой, а затем один или два раза обстрелять из пушек. Тогда можно будет выпустить максимальное число жителей – женщин, детей, стариков, – потому что, оставаясь в осажденном городе, каждый так или иначе может участвовать в обороне. После этого останется только с трех сторон ударить из пушек и взять город штурмом.
Пизанский вопрос, ставший темой первых размышлений Макиавелли об искусстве войны, был важнейшим для Флорентийской республики.
Нельзя не признать, что Пиза почти полностью утратила политическое значение, которым обладала в Средние века. Кладбище Кампо-Санто, кампанила (Пизанская башня) и Баптистерий были ярким свидетельством былой славы древнего города. В 1324 г. Пиза уступила Сардинию Арагонской короне, и с тех пор ее владения ограничивались собственно Пизанским контадо. Сумбурный XIV в. прошел под знаком беспощадной борьбы между факциями за власть в коммуне, и в результате в 1406 г. флорентийцы под командованием Джино Каппони захватили город (победе их способствовало предательство предводителя народа Джованни Гамбакорты, открывшего городские ворота). Для Флорентийской республики определяющим в экономическом плане было географическое положение Пизы: город стоял на реке По вблизи морского побережья. Долгое время Пиза оставалась главным портом Тосканы, пока эта роль не перешла к Ливорно, еще более удачно расположенному. Тем не менее Пиза оставалась богатым процветающим городом под защитой мощных оборонительных сооружений. Она открыто противостояла давлению своей могущественной соседки и использовала любую возможность, чтобы подорвать ее влияние. Такую возможность в ноябре 1494 г. ей предоставил Карл VIII своим появлением на Апеннинском полуострове. Пиза приняла французов с распростертыми объятиями и, пока французская армия стояла в городе, провозгласила независимость: Карл не возражал, не увидев в этом ничего предосудительного. Флоренция попыталась добиться от него возвращения Пизы под власть республики мирными дипломатическими средствами, но флорентийцы слишком затянули с решением и упустили время. 20 ноября Карл отбыл из Флоренции, получив займы под гарантии возвращения завоеванных территорий флорентийского контадо. Земли возвращены не были, Карлу пришлось отдавать долг, и пизанское дело отошло на второй план. Оставался единственный выход: война.
Однако все обстояло не так просто. Хотя Карл поддержал восстание пизанцев, во Флоренции существовала давняя традиция дружеских отношений с Францией: многие крупные флорентийские купцы, и не только Медичи (впрочем, обанкротившиеся в 1494 г.), вели дела и в Лионе, и в Париже, и в других французских городах. Профранцузская партия пользовалась большим влиянием. Савонарола открыто выступил на стороне Франции против папы Александра VI, и в 1497 г. разгневанный понтифик отлучил его от церкви. В 1495 г. Александр VI возглавил коалицию, официально объединившуюся для борьбы с Турцией, но на деле направленную против Франции. В истории она известна под названием Венецианской лиги. В нее вошли Папская область, Венецианская республика, герцогство Миланское, но также ее поддержала Священная Римская империя и Арагонская корона. Венецианская лига de facto напрямую угрожала Флоренции. В сложившейся ситуации руки флорентийской дипломатии были связаны, но смерть Карла VIII, последовавшая 7 апреля 1498 г., и казнь Савонаролы 23 мая того же года в корне изменили дело. Венецианская лига распалась 24 ноября 1497 г., и больше уже ничто не мешало итальянским городам-государствам направить свои посольства во Францию с предложением мира, тем более что новый король Людовик XII искал дружбы папы, так как желал аннулировать свой брак и жениться на вдове Карла VIII.
Оставался еще нерешенным пизанский вопрос, по поводу которого «великие державы» не могли прийти к согласию. Однако расстановка сил в корне изменилась. Папа, выступавший раньше против возвращения Пизы Флоренции, был готов дать свое согласие. Его поддерживал умный и коварный Лодовико Сфорца по прозвищу Моро, бывший кондотьер, который стал герцогом Миланским, отобрав власть у Висконти, правивших герцогством с 1277 г. Макиавелли знал в подробностях историю герцога Лодовико и не раз возвращался к ней в своих сочинениях… В ту пору Моро больше всего боялся, что Пиза перейдет к венецианцам, бывшим на тот момент его врагами и конечно же выступавшим против восстановления в Пизе власти Флоренции. На кого в этой ситуации могли опираться флорентийцы? Безусловно, ни на Геную и Сиену, вечных врагов Флорентийской республики, ни на граничащую с ней Лукку и Фаэнцу. Единственными надежными друзьями в этом случае были Бентивольо, с 1401 г. правившие Болоньей, и «львица Романьи», грозная графиня Имолы и Форли Катерина Сфорца (1463–1509), которая стала для Макиавелли образцом политика и человека.
Началась война; она шла с переменным успехом. Сначала флорентийцы потерпели поражение от пизанцев в битве при Сан-Реголо. Стало очевидно, что Флоренция, город торговцев и ремесленников, никогда не станет мощной военной державой. Стало быть, следовало обратиться к профессионалам. 1 июня 1499 г. был заключен договор со знаменитым кондотьером Паоло Вителли; также призвали на помощь армию Моро. Дело пошло на лад: Вителли отвоевал у пизанцев часть их территории с городками Бути, Викопизано, Либрафатта. Успехи флорентийской армии вызвали беспокойство у венецианцев, в рядах которых сражались двое членов клана Медичи, Пьеро и Джулиано… Фаэнца беспрепятственно пропустила их через свою территорию, в октябре они уже овладели крепостью Биббьена и угрожали непосредственно Флоренции. Срочно был вызван уже проверенный в боях Вителли, он на всю зиму запер несчастных венецианцев в крепости. В этих условиях лучшим выходом для всех был мир. При посредничестве герцога Феррарского мир был заключен, но условия не устроили никого: Флоренция получала часть пизанской территории, но при этом должна была выплатить Венеции сумму, которая казалась непомерной флорентийцам и смехотворно малой венецианцам, дорого заплатившим за эту войну.
Началась война; она шла с переменным успехом. Сначала флорентийцы потерпели поражение от пизанцев в битве при Сан-Реголо. Стало очевидно, что Флоренция, город торговцев и ремесленников, никогда не станет мощной военной державой. Стало быть, следовало обратиться к профессионалам. 1 июня 1499 г. был заключен договор со знаменитым кондотьером Паоло Вителли; также призвали на помощь армию Моро. Дело пошло на лад: Вителли отвоевал у пизанцев часть их территории с городками Бути, Викопизано, Либрафатта. Успехи флорентийской армии вызвали беспокойство у венецианцев, в рядах которых сражались двое членов клана Медичи, Пьеро и Джулиано… Фаэнца беспрепятственно пропустила их через свою территорию, в октябре они уже овладели крепостью Биббьена и угрожали непосредственно Флоренции. Срочно был вызван уже проверенный в боях Вителли, он на всю зиму запер несчастных венецианцев в крепости. В этих условиях лучшим выходом для всех был мир. При посредничестве герцога Феррарского мир был заключен, но условия не устроили никого: Флоренция получала часть пизанской территории, но при этом должна была выплатить Венеции сумму, которая казалась непомерной флорентийцам и смехотворно малой венецианцам, дорого заплатившим за эту войну.
Макиавелли и прекрасная правительница Форли
А как в это время обстояли дела у Макиавелли? Он был начинающим политиком, на что ему недвусмысленно указали, отправив улаживать пустяковое дело к некоему Якопо д’Аппиано, правителю Пьомбино, кондотьеру, который был нанят Флорентийской республикой и теперь требовал увеличения жалованья. Эта миссия длилась один день. Следующее поручение было серьезнее: 12 июля его направили с посольством к побочной племяннице Моро Катерине Сфорца Риарио. В ту пору она состояла уже в третьем браке; за своего третьего мужа, флорентийского посла в Форли Джованни ди Пьерфранческо Медичи она вышла тайно (от него она родила сына, знаменитого кондотьера Джованни далле Банде Нере). Оба первых мужа правительницы Форли были убиты (Джироламо Риарио в 1488 г., а Джакомо Фэо, секретарь ее первого мужа, в 1495 г.), но она смогла за них отомстить. В знаменитой главе «О заговорах» из «Рассуждений о первой декаде Тита Ливия» (кн. III, гл. VI) Макиавелли повествует о том, как повела себя Катерина Сфорца после того, как 14 апреля 1488 г. Франческо д’Орсо убил ее мужа Джироламо Риарио.[39] Этот рассказ немало способствовал рождению легенды о ней:
В Форли заговорщики убили своего князя, графа Джироламо, и овладели его женой и малолетними детьми; для своего обеспечения им казалось необходимым овладеть цитаделью, но комендант не соглашался сдать ее. Тогда мадонна Катерина (так звали графиню) обещала заговорщикам приказать коменданту сдаться, если они отпустят ее в цитадель, в залог же она оставляла им детей. Положившись на это, они отпустили ее; но едва она вошла в крепость, как, войдя на стену, обратилась оттуда к ним с упреками и угрозами за убийство мужа; чтобы они не рассчитывали на детей ее, которые остались у них заложниками, она показала им свои детородные органы, сказав, что о детях не заботится, потому что может наделать новых. Заговорщики, не зная, что делать, и поздно увидав свою ошибку, искупили ее вечным изгнанием.
Восхищаясь Катериной Сфорца, Макиавелли все же трезво оценивает ее действия. В «Государе» (гл. XX) он упоминает ее имя, чтобы продемонстрировать, сколь призрачны надежды тех, кто, как Катерина Сфорца, рассчитывает на крепостные стены, пренебрегая «мнением народа»:
Поэтому лучшая из всех крепостей – не быть ненавистным народу: какие крепости ни строй, они не спасут, если ты ненавистен народу, ибо, когда народ берется за оружие, на подмогу ему всегда явятся чужеземцы. В наши дни от крепостей никому не было пользы, кроме разве графини Форли после смерти ее супруга графа Джироламо; благодаря замку ей удалось укрыться от восставшего народа, дождаться помощи из Милана[40] и возвратиться к власти; время же было такое, что никто со стороны не мог оказать поддержку народу; но впоследствии и ей не помогли крепости, когда ее замок осадил Чезаре Борджа и враждебный ей народ примкнул к чужеземцам. Так что для нее было бы куда надежнее, и тогда и раньше, не возводить крепости, а постараться не возбудить ненависти народа.
Здесь явная отсылка к вспыхнувшему 15 декабря 1499 г. восстанию жителей Форли, которых прекрасная правительница душила налогами и в поддержку которым и выступил Чезаре Борджа… В трактате «О военном искусстве» (кн. VII) Макиавелли настроен уже менее критично, и вина графини в сдаче города уже не столь очевидна: «Скверно построенная крепость и бездарность коменданта погубили мужественную графиню, решившую сопротивляться войску, на борьбу с которым не отважились ни король Неаполя, ни герцог Милана». Доброе имя графини было спасено: «Усилия ее, правда, не имели успеха, но борьба принесла ей великую честь, вполне заслуженную ее доблестью. Свидетельством этому является множество стихотворений, сложенных тогда в ее похвалу». До нас не дошло других свидетельств о существовании этих стихотворных сочинений (кроме разве что баллады Марсилио Компаньона), но начало легенде было положено…
Как мы видим, Катерина Сфорца обладала сильным характером, о чем свидетельствует и ее портрет кисти Лоренцо ди Креди. В 1499 г. ей было тридцать шесть лет, она достигла расцвета своей красоты и была готова пустить в ход все средства для достижения собственных целей, а Макиавелли был неискушенным в делах новичком, и она, верно, подумала, что ей будет легко с ним справиться. Предмет торга напрямую не затрагивал ее интересов; речь шла о ее сыне кондотьере Оттавиано Риарио (кондотта была их семейным ремеслом). В прошлом году Флоренция выплатила ему за услуги 15 000 флорентийских золотых флоринов, что составляло непомерную сумму. В этом году республика снова собиралась нанять его, но «только» за 10 000 флоринов (официально Флоренция не находилась в состоянии войны). Кроме того, по договору он должен был явиться на службу с пятьюстами пехотинцами. Наем кондотьеров относился к внешнеполитическим делам и находился в ведении Совета десяти (Dieci di Balia), при котором Макиавелли и состоял секретарем. Миссия была трудной; главным в этом деле было не рассориться с матерью кондотьера, чьи владения с крепостями Форли и Имола занимали стратегическое положение у границ Тосканы, а сама правительница имела в те времена прочные связи по всей Италии. Ему также предстояло выполнить еще одну, весьма прозаичную, но при этом первостепенную задачу: закупить боеприпасы. Часть из них Макиавелли приобрел в десяти километрах от Форли, в форте Кастрокаро, но этого было недостаточно, и он рассчитывал докупить остальное в Форли. Прибыв туда 15 июля, он застал в крепости посланника миланского дядюшки Катерины Моро, Джованни Казале, человека скрытного и лицемерного, который приехал в поисках наемных солдат для герцога, обеспокоенного тем, что от него один за другим отворачиваются его старые союзники, и в их числе папа римский и… Флоренция. Был и еще один повод для беспокойства: с севера вновь угрожали французы, вот-вот должна была начаться вторая Итальянская война. Переговоры проходили трудно: за неделю пребывания Макиавелли имел четыре беседы с графиней, по результатам которых он отправил четыре письма от 17, 18, 23 и 24 июля 1499 г. Эти беседы (как явствует из первого письма) сопровождались строгим ритуалом: сначала официальная аудиенция, на которую графиня являлась в костюме регентши, затем переговоры с секретарем Антонио Балдраккани. На всех встречах непременно присутствовал, не произнося ни слова, Казале. Макиавелли охватило беспокойство: Казале, пользовавшийся большим доверием графини, не отпускал ее ни на шаг («он может склонить колеблющийся ум куда захочет»), а тем временем из крепости уходило с каждым днем все больше солдат… Катерина забрасывала молодого дипломата написанными в успокоительном тоне и очень противоречивыми посланиями. Наконец сошлись на 12 000 флоринов жалованья для юного Оттавиано.
Казалось бы, дело было улажено. Однако в момент подписания договора безжалостная правительница Форли потребовала добавить в документ дополнительное и трудновыполнимое условие: Флоренция должна была взять на себя обязательство прийти ей на помощь при нападении кого-нибудь из ее беспокойных соседей: Макиавелли был уполномочен дать только устные обещания, и ей это было известно. Он вспыхнул гневом, немедленно откланялся и покинул город. Во Флоренции его никто не упрекнул за случившееся – республика вела переговоры со своим старым и куда более мощным союзником, Францией. Что до миланского дядюшки, враждовавшего одновременно и с венецианцами, и с французами, и с флорентийцами… его положение становилось все менее завидным, а альянс с его племянницей – все менее привлекательным. Как бы то ни было, Макиавелли запомнил навсегда этот урок беспринципности и коварства, хотя и сохранил к правительнице Форли уважение, которое не уменьшилось с годами. Тем самым он продемонстрировал черту характера, которая проявится еще не раз, – способность, находясь на государственной должности и выполняя дипломатические поручения, сохранять редкую по тем временам независимость ума.