К его возвращению во Флоренцию накопилось много работы, о чем его предупреждали еще во время пребывания в Форли. Дела в Пизе совсем не ладились. Отряды Паоло Вителли встали лагерем под мощными пизанскими стенами. 6 августа они обстреляли укрепления из пушек, обрушили их «на сорок саженей» и захватили важную часть фортификационных сооружений – бастион Стампаче (неподалеку от существующих по сей день ворот Порта-а-Маре). В Пизе началась паника, поговаривали о сдаче, некоторые жители покидали город. К всеобщему изумлению, Вителли не воспользовался своим преимуществом и отвел войска от стен города! Флоренция недоумевала. Синьория завалила его депешами с призывом идти на город. Некоторые из них, судя по записям в реестре, исходили от Макиавелли, однако дело не двигалось с места. Вителли медлил, в лагере распространилась малярия; он сам заболел, а начавшиеся проливные дожди никак не улучшили ситуацию. Во Флоренции это вызывало раздражение: всю вину за разорительную провальную политику возлагали на Совет десяти. Осада Пизы не могла продолжаться вечно. Надо было принимать крайние меры. Решили, что тут не обошлось без предательства, тем более что недолгое время Вителли состоял на службе у Пизанской республики. Во дворце Синьории состоялся совет; Макиавелли, как известно из его писем,[41] принимал участие в обсуждениях. Было решено вызвать Вителли в маленький городок Кашину, откуда поступали указания в лагерь осаждавших. Кондотьера заключили под стражу за то, что он изменил тактику без ведома Синьории. Его схватили вместе с братом Вителоццо Вителли, которому удалось бежать. Потом его привезли в Палаццо-Веккьо,[42] где пытали целый день. Вителли так и не сознался в предательстве, но тем не менее был без суда и следствия тут же обезглавлен. Во Флоренции народ не любил проволочек и применял энергичные меры, и потому гонфалоньер Гуаскони удостоился похвал за то, что без промедления завершил это дело. Надо сказать, что Паоло Вителли был одним из самых популярных в Италии кондотьеров. Человек достойный, он происходил из семьи правителей Читта-ди-Кастелло, оба его брата, Камилло и Вителлоццо, также стали известными кондотьерами. Конечно, Паоло не был добрым самаритянином: пленив пятерых венецианцев, которые воевали на стороне Пизы, он велел отрубить им кисти рук, повесить на шею и в таком виде отправил в осажденный город. По сути, его казнь относилась к издержкам профессии: так, в 1431 г. в ходе войны Венецианской республики с Миланом Венеция после битвы при Кремоне, не задумываясь, казнила прославленного кондотьера Карманьолу за то, что он «промедлил» с вступлением в бой. Надо сказать, что Карманьола долгое время служил герцогам Миланским Висконти. Можно ли в этих двух случаях говорить о предательстве? Нам трудно об этом судить, ведь Макиавелли жил в обстановке общего недоверия к наемникам, готовым в любую минуту, не колеблясь, переметнуться в лагерь противника. Однако, рассуждая о конце Карманьолы, он называет только одну причину его казни: «Карманьола был известен им как доблестный полководец – под его началом они разбили миланского герцога, – но, видя, что он тянет время, а не воюет, они рассудили, что победы он не одержит, ибо к ней не стремится, уволить же они сами его не посмеют, ибо побоятся утратить то, что завоевали: вынужденные обезопасить себя каким-либо способом, они его умертвили» («Государь», гл. XII). Таким же образом он объясняет и казнь Вителли: «Если бы он взял Пизу, разве не очевидно, что флорентийцам бы от него не отделаться? Ибо, перейди он на службу к неприятелю, им пришлось бы сдаться; останься он у них, им пришлось бы ему подчиниться» («Государь», гл. XII). Иными словами, рассуждая логически, есть только одно решение: убийство… Во имя того, что мы назовем, прибегнув к анахронизму, государством, в данном случае во имя города-государства – политической модели того времени.
Флоренция втянута во вторую Итальянскую войну
К великому несчастью итальянцев, новый король Франции Людовик XII, который приходился внуком Валентине Висконти, вскоре после коронации возобновил «старые» фамильные претензии на Миланское герцогство, а позднее по праву наследника Анжуйской династии и на неаполитанскую корону.
На этот раз король основательно подготовился к походу, заручившись поддержкой наиболее влиятельных итальянских государств. Для начала он привлек на свою сторону приобретающий все больший политический вес клан Борджа, глава которого взошел на папский престол под именем Александра VI. Союз с папой был необходим Людовику XII, чтобы добиться разрешения на развод с Жанной Французской и жениться на вдове своего предшественника Карла VIII Анне Бретонской. Сын папы, Чезаре Борджа, лично доставил в Шиньон папскую буллу, аннулирующую этот брак. Тем самым папа оказал Людовику XII огромную услугу (речь шла о контроле над Бретанью), и король немедленно отблагодарил папского посланца, даровав ему титул герцога Валентино и дав в жены Шарлотту д’Альбре, сестру короля Наварры Жана III, прадеда Генриха IV. Вдобавок Чезаре Борджа получил графства Валанс, Диуа и владение Исудён.
Вторым могущественным союзником французского короля была Венеция. По договору, подписанному 2 февраля 1499 г. в Блуа, Людовик XII уступал венецианцам богатую Кремонскую область при условии, что они примут участие в походе французской армии. Миланский герцог Лодовико Моро, оставшись в изоляции, был неспособен оказать сопротивление французам, которыми командовал миланский дворянин, кондотьер Джан Джакомо Тривульцио. Он перешел на сторону Франции еще во время первой Итальянской войны. Уже летом 1499 г. Тривульцио, не встречая сопротивления, быстро овладел Генуей и Миланом. Людовик торжествовал: он вступил триумфатором в оба города и не медля ни минуты уехал, поручив их заботам Тривульцио.
Вскоре французы оставили Милан, намереваясь выполнить второе обязательство перед папой: отвоевать для Чезаре Борджа владения в Романье. Для этого надо было низложить Катерину Сфорца, правительницу Форли и Имолы. Она была прекрасно осведомлена о планах Борджа и заранее сосредоточила в своих городах большие людские силы, пушки и боеприпасы, что следовало сделать еще и потому, что папской буллой от 9 марта 1499 г. она лишалась прав на распоряжение своими владениями. После этого стало ясно, что в планы семейства Борджа входил и захват ее земель. Видя это, Катерина укрепила оборонительные сооружения, прежде всего фортификации Рокка-ди-Равальдина в Форли, где находилась ее резиденция. Не теряя своей обычной предусмотрительности, она уже в 1496 г. приказала возвести третий равелин и цитадель и для строительства этих укреплений разрушить городскую ратушу (Палаццо-Комунале).
24 ноября Борджа уже стоял под стенами Имолы: он готовился к классической осаде, но кто-то из жителей открыл ворота, и город был взят. Тогда Катерина немедля обратилась к жителям Форли и предложила им самим выбрать между капитуляцией и осадой. Не получив ясного ответа, она покинула город и укрылась в цитадели. Борджа предложил ей сдаться, она ответила отказом, тогда он посулил за ее голову 10 000 дукатов, но сам чуть было не попал в плен, когда слишком близко подошел к цитадели. Мощная французская артиллерия шесть дней и ночей осыпала пушечными ядрами цитадель и в конце концов пробила две бреши. Катерине ничего не оставалось, как сложить оружие, но из осторожности она отдалась на милость дижонского бальи Антуана Биссе.
Во Флоренции все Советы во главе с Синьорией полагали, что пизанский узел неизбежно будет развязан с приходом французов. Но народ по-иному воспринимал происходящее и обвинял во всех бедах Совет десяти, ведавший иностранными делами, где состоял на службе «флорентийский секретарь». Пиза и другие территории, утраченные Флоренцией, перешли под власть или под защиту «могущественных неприятелей» (в случае с Пизой венецианцев), «…и потому война не принесла флорентийцам ничего, кроме огромных издержек, которые послужили поводом к крайнему обременению народа; это обременение возбудило сильные смуты. Так как военными действиями заведовали десять граждан, называвшиеся Коллегией [Советом] десяти по ведению войны, то против них возникло подозрение; народ счел их единственными виновниками войны и сопряженных с ней расходов; народ думал, что, отменив Коллегию десяти, он уничтожит причину войны; вследствие этого, когда наступил срок выборов в эти должности, Коллегию не избрали и предоставили отнятую от них власть Синьории».[43]
Дело было чрезвычайной важности. Флорентийское общество раскололось: по одну сторону были ремесленники, «тощий народ» (popolo minuto), заинтересованный главным образом в процветании местного рынка, по другую – местная аристократия, чье благосостояние зависело от экспорта, поэтому контроль над пизанским портом был для нее вопросом первостепенной важности. Средний класс отказался финансировать внешнюю политику, которую не одобрял. Совет десяти, в ведении которого находились вопросы войны и мира, состоял в своем большинстве из аристократов, обладавших весом и влиянием, необходимыми для исполнения сложных дипломатических миссий. В народе ходили нелепые слухи, будто аристократы собираются нанять кондотьера для установления тирании, и война с Пизой нужна только затем, чтобы держать наготове боеспособную армию, которая может пригодиться в любых обстоятельствах. Макиавелли выразил с предельной ясностью свое отношение к происходящему: «Мера эта оказалась очень вредной: вместо того чтобы прекратить войну, как все надеялись, она только устранила от дел опытных людей, благоразумно управлявших военными действиями; по удалении их произошли такие беспорядки, что республика, кроме Пизы, лишилась Ареццо и других городов. Тогда народ увидел свою ошибку и, поняв, что причина зла не врач, а болезнь, восстановил Коллегию десяти».[44] Политический кризис завершился только 18 сентября 1500 г. после принятия компромиссного закона: Совет десяти был восстановлен, но терял право самостоятельно нанимать кондотьеров и вести по своему усмотрению переговоры с иностранными государствами.
Дело было чрезвычайной важности. Флорентийское общество раскололось: по одну сторону были ремесленники, «тощий народ» (popolo minuto), заинтересованный главным образом в процветании местного рынка, по другую – местная аристократия, чье благосостояние зависело от экспорта, поэтому контроль над пизанским портом был для нее вопросом первостепенной важности. Средний класс отказался финансировать внешнюю политику, которую не одобрял. Совет десяти, в ведении которого находились вопросы войны и мира, состоял в своем большинстве из аристократов, обладавших весом и влиянием, необходимыми для исполнения сложных дипломатических миссий. В народе ходили нелепые слухи, будто аристократы собираются нанять кондотьера для установления тирании, и война с Пизой нужна только затем, чтобы держать наготове боеспособную армию, которая может пригодиться в любых обстоятельствах. Макиавелли выразил с предельной ясностью свое отношение к происходящему: «Мера эта оказалась очень вредной: вместо того чтобы прекратить войну, как все надеялись, она только устранила от дел опытных людей, благоразумно управлявших военными действиями; по удалении их произошли такие беспорядки, что республика, кроме Пизы, лишилась Ареццо и других городов. Тогда народ увидел свою ошибку и, поняв, что причина зла не врач, а болезнь, восстановил Коллегию десяти».[44] Политический кризис завершился только 18 сентября 1500 г. после принятия компромиссного закона: Совет десяти был восстановлен, но терял право самостоятельно нанимать кондотьеров и вести по своему усмотрению переговоры с иностранными государствами.
Флоренция во власти наемников
Тем временем Лодовико Сфорца, который бежал из страны и укрывался у своего племянника императора Максимилиана, 5 февраля 1500 г. вернулся в Италию и без единого выстрела овладел Миланом. Оскорбленный Людовик XII немедленно отправил в Милан своих преданных сторонников: Луи II де ла Тремуя, виконта Туара, и солдата, дипломата и архиепископа Жоржа д’Амбуаза. Победа была скорой благодаря предательству швейцарских наемников, которым Лодовико Моро имел неосторожность не заплатить. Они перешли на сторону французов и выдали им Моро.
Степень участия Макиавелли в этой запутанной истории определить нелегко. Его пост не предполагал большой ответственности, он был скорее проводником политики Совета десяти и Синьории. Его письма отражали позицию республики, а не его личное мнение. Только последующие размышления в работах 1512–1513 гг. позволяют судить о его роли в тех непростых событиях и еще в большей мере об извлеченных из них уроках. Однако нам известно, что в этот период он занимался делами, связанными с Пизой, в которой Флорентийская республика была прямо заинтересована. Политика республики в этом вопросе была крайне непоследовательной, и документы, которые выходили из-под пера секретаря Совета десяти, свидетельствуют о разброде и шатаниях в стане флорентийской дипломатии в условиях беспорядочной смены событий. После прихода французов флорентийцы бросили на произвол судьбы Лодовико Моро, оказавшегося в полной изоляции и в угрожающем положении. Синьория заключила с победителями несколько договоров, немного обременительных в финансовом, но выгодных в военном отношении. Французы соглашались захватить Пизу, но при этом выдвигали два условия: флорентийцы должны были финансировать их поход (французам, как пишет Макиавелли, было обещано за службу 50 000 дукатов) и состояться он мог только после того, как французская армия отвоюет для Чезаре Борджа земли Катерины Сфорца (такова была цена союза с папой римским). Заметим мимоходом, что очередное предательство, на этот раз по отношению к владетельнице Форли, верной союзнице флорентийцев, стало для нее еще одним смертельным оскорблением. Но все это делалось ради великой цели – взятия Пизы… Тем временем выяснилось, что война требует от французов больших затрат, и потому, стремясь из всего извлечь выгоду, они потребовали у флорентийцев деньги, которые им одолжил Моро… Макиавелли было приказано ехать в Милан улаживать это деликатное дело. Письмо от 27 января 1500 г., адресованное Тривульцио, извещало о его приезде. У нас есть сведения, что верительные грамоты для него были готовы 5 февраля. Но в этот день стало известно, что Моро подходит к Милану во главе швейцарских и немецких войск. Ничего не оставалось, как только ждать. Флорентийцы так и сделали. Ждать пришлось недолго: вскоре пришло известие о том, что Моро потерпел поражение и взят в плен (он умер в заключении в замке Лош 25 мая 1508 г.).
Дальше все шло своим чередом: на флорентийцев, как и было условлено, было возложено финансирование похода на Пизу «французской» армии, а точнее, отрядов, состоящих из гасконцев и швейцарских наемников. Флоренция ожидала скоротечной кампании, так как лучшая по тем временам армия не могла надолго задержаться под стенами второстепенного по значению города, чьи укрепления сильно пострадали во время предыдущих войн… В начале июня так называемые «французы» выступили из Пьяченцы, где они квартировали, но по дороге задержались вблизи Болоньи, во владениях Бентивольо, еще одного союзника Флоренции, и наделали много бед своим лихоимством. Под командованием Жана де Бомона, «человека, к которому флорентийцы имели большое доверие, даром что он был француз»,[45] – писал Макиавелли, – они заняли позиции у стен Пизы, а перед тем некоторое время стояли на постое в Луниджане, на границе Тосканы. Как только они подошли к Пизе, Флорентийская республика спешно послала к ним своих «комиссаров», почтенных Луку Антонио Альбицци и Джованбаттисту Ридольфи, в сопровождении секретаря Макиавелли. Секретарь оказался очень расторопным: он сочинял и направлял письма одновременно от Совета десяти комиссарам и их донесения Совету, о чем свидетельствуют сохранившиеся архивные материалы…
Тем временем пизанцы, испугавшись грозной по всем признакам армии, решили, что им ничего другого не остается, как сдаться. Пиза направила в лагерь неприятеля своих эмиссаров, чтобы договориться с Жаном де Бомоном и флорентийцами о приемлемых условиях сдачи: пизанцы были готовы сложить оружие при условии, что сдача города будет отложена на четыре месяца, потом соглашались и на месяц… Но флорентийцы, к большому огорчению Макиавелли, им в этом отказали и променяли орла на кукушку: «Флорентийцы отвергли это предложение, так что началась борьба, окончившаяся для них позором» («Рассуждения о первой декаде Тита Ливия», кн. II, гл. XXXVIII). Дело действительно очень быстро обернулось позором: 30 июня возобновилась пушечная стрельба, в стенах были проделаны бреши, но гасконцы и швейцарцы, больше проявлявшие свою удаль в выколачивании денег, чем в боевых действиях, не захотели рисковать, на штурм не пошли и стояли у разбитых стен города.
Но с наихудшими испытаниями флорентийцы столкнулись в своем собственном лагере. По свидетельству Макиавелли, который мог наблюдать за их конфликтом, между комиссарами не было согласия:
Джован Баттиста пользовался большой известностью и имел большую опытность в делах, и потому Лука предоставил ему все управление. Не выказывая открыто своего честолюбия сопротивлением своему товарищу, он выражал его молчанием, беспечностью и отвращением к занятию делами, так что он не только не управлял военными действиями ни советами, ни делами, но казался даже человеком совершенно неспособным. Но вскоре он доказал противное; Джован Баттиста принужден был по одному случаю[46] возвратиться во Флоренцию, и Лука, оставшись один управлять делами, своим мужеством, искусством и советами выказал себя человеком чрезвычайно способным…[47]
Ридольфи действительно уехал из лагеря и вернулся во Флоренцию, устав от вечных пререканий с наемниками. В флорентийском лагере события вскоре обернулись фарсом. Гасконцы, недовольные жалованьем, так и не сторговавшись с флорентийцами, бросили лагерь. В довершение всего взбунтовались швейцарцы и взяли в заложники самого Альбицци. Макиавелли принял мужественное решение разделить участь Альбицци, но тот отказался, сказав, что будет полезнее, если Макиавелли предупредит о случившемся флорентийцев. Усердный секретарь, не медля, послал курьера с донесением Совету десяти. А несчастный Альбицци вынужден был заплатить за себя баснословный выкуп в 1300 дукатов, после чего швейцарцы согласились уйти. Для флорентийцев такой исход дела был полной катастрофой: после ухода наемников французская армия де Бомона de facto потерпела в битве за Пизу поражение, что стало серьезной военной неудачей Людовика XII, а для Флоренции означало, что пизанский узел завязался еще туже.
О положении дел во Франции (I)
В начале апреля 1500 г. Синьория получила от Людовика XII гневное послание, в котором король требовал у флорентийцев объяснений по поводу произошедшего, в частности их отказа платить швейцарцам положенное жалованье вопреки договоренностям (Capitoli), подписанным в Милане Францией и Пьеро Содерини от имени Флоренции. Синьория должна была спешно направить посольство к французскому двору, чтобы предложить свою как можно более точную версию событий и попытаться спасти пошатнувшуюся репутацию республики… Кроме того, Франция перестала быть далекой державой по ту сторону Альп, поскольку Людовик XII оставил в Милане наместником влиятельного Шарля д’Амбуаза, сеньора де Шомона, близкого друга Леонардо да Винчи, который много работал по его заказу. Но что важнее, он был испытанный воин, беззаветно преданный французской короне: в 1509 г. он принес французам победу в битве при Аньяделло и закончил свою недолгую карьеру (он умер в тридцать восемь лет) вице-королем Ломбардии. Этот человек на ветер слов не бросал, его невозможно было склонить на свою сторону, как мелких итальянских князьков. И к тому же от Флоренции до Милана было всего 80 лье (350 километров).