В голове всплывает полузабытое слово — бета-эндорфин. Что это? А-а... Это естественный наркотик, он выделяется организмом в критической точке боли. Так организм защищается от боли.
И снова что-то из инструкций... Затем от себя: «Жар разливается по всему телу, словно в жилах течет крутой кипяток...»
«Бойцы тонули, умирали, понимали это, а страха, выходит, не испытывали». Интересно, а это чей голос?... Вот он спрашивает: «Где вы были 1 июля?» — «Как где?... Отдыхал в Сочи. Там мне рассказали новый анекдот. Один грибник попал в медвежий капкан. Не смог высвободить ногу. Его облепили комары. Когда его нашел охотник, бедняга был похож на освежеванного кролика. Охотник пристрелил его — из жалости».
Оба собеседника заливаются громким смехом. Влад прощается с симпатичным чернявым человеком, имени которого не помнит, грозит пальцем какой-то полноватой женщине: «Я знаю, это ты мне звонила!» Она отвечает, приложив палец к накрашенным губам: «Осторожно, тут такой бардак!» На ее столе затрезвонил телефон. Влад перешагивает через нераспакованную дорожную сумку, чтобы снять трубку, но спотыкается и падает. И... просыпается от зазвонившего в квартире Олега будильника.
Глава 6 Анчар
6 июля, воскресенье
Олег всегда был тактичным человеком, подумал о товарище Влад, лежа и слушая фон голосов за плотно закрытой дверью спальни: мужской и женский. Вчера Олег был просто гостеприимным товарищем и не коснулся темы, тревожным облаком висящей над военно-морской базой. Хотя наверняка знал или угадывал, какими словами встретит его начальник курса: «В тяжелое время ты вернулся к нам, товарищ».
Тульчинский улыбнулся. Но улыбка тотчас слетела с его губ. Время действительно тревожное и тяжелое — особенно для секретного агента ГРУ. Вдвойне тяжелое потому, что он, вероятнее всего, вскоре окажется между двух огней. В 97-м он выполнял приказ одного начальства, сейчас выполняет приказ другого, что автоматически предполагало работать против первого. И как выйти из этой непростой ситуации? Во-первых, он не может работать против себя, ему дали приказ выяснить, кто из учебного центра причастен к гибели обеих групп спецназа. Косвенно — он. Вот он, виновник, рубите ему голову. Если в ГРУ узнают об этом — ему конец. Ему придется давать показания на высокопоставленного чиновника, проводившего операцию «Жасмин»; и дело не в названии яда (ему Паршин мог дать более соответствующее название: «анчар», или «плющ»), который не оставляет в крови следов, ибо задействует естественные наркотики организма. Идея далеко не нова, ею занимались и фашисты в концлагерях, и современные специалисты в белых халатах, курируемые зубрами с крупными звездами на погонах.
Влад тщательно подготовился к той операции, но допустил ошибку: уничтожил (спустил газ) не тот баллон — другую причину невозможно придумать. И вот он, полупустой, спустя много лет (а по логике полковника Артемова — спустя два месяца) по роковой случайности снова принес смерть. Только за это агента Влада могут напоить и дать занюхать тем же «жасмином».
Как, как такое могло произойти? Ведь он уничтожил даже противогаз, в котором спускался в подвал...
Как ни крути, а Владу нужен исполнитель. Главная задача — подготовить виновного, соборовать его. Он не имеет права доложить, что его работа прошла впустую, что он не нашел никаких улик в центре. Он — опытный агент, и тогда заподозрят именно его — пятого по счету, который по оперативному раскладу мог быть лишь свидетелем гибели первой группы, и расколют в два счета.
Перед глазами агента лист бумаги, за которым просвечивается непроницаемая маска полковника Артемова. На листе четыре фамилии:
Капитан 2-го ранга ПАНИКЯН Артур Викторович.
Капитан-лейтенант КОЛЧИН Олег Владимирович.
Старший мичман ОФИТОВ Александр Владимирович.
Мичман ЮРМИН Сергей Геннадьевич.
Кого из них принести в жертву?
А ее ждут именно из этой группы лиц.
Паникян...
Уже стар, фактически безволен, не служит, а дослуживает. Нет, он не подходит.
Юрмин...
Инструктор по огневой подготовке. По большому счету — стрелок. По сути — «однорукий», соображает одним лишь полушарием, видит «одним глазком», дышит одной ноздрей, кроме порохового, других запахов не различает.
Колчин...
Специалист-психолог. Он ведет дисциплины, в частности по видам воздействия: информационно-психологическое, психогенное, психоаналитическое, нейролингвистическое, психотронное, психотропное.
Психотропное...
Действие «жасмина» по своему воздействию на организм чем-то походило на применение психотропных средств. Так, дальше. Артемов и компания в курсе, что в 97-м году погиб сотрудник лаборатории НИИ-17, знают, что в крови погибших не обнаружено следов адреналина. А что, если «увести» Артемова от яда и «подвести» к психотропным средствам? Ведь лаборатория, насколько знал Влад, занималась и этой проблематикой.
А что, если столкнуть лбами контрразведчика генерала Паршина и военную разведку? — подумал Тульчинский. Можно, но он так и так окажется между двух огней.
Олег Колчин...
Ведет подходящие дисциплины.
Его?
Кроме него, некого.
А что, если взять его в компанию? На первых порах. Узнать, что он думает по этому поводу, какими материалами, возможно, располагает. Ведь он не слепой, он умеет читать в чужих душах и обращаться с ними по своему усмотрению. Не усмотрел ли он в появлении Влада некую закономерность? Не оттого ли вчера не затронул этой темы? Может быть. Выходит, не такой уж он тактичный...
С ним нужно действовать впрямую, заодно успокоить его.
Так думал агент ГРУ с оперативным псевдонимом «Влад». Он понял, что, кроме откровенного разговора с Олегом Колчиным, других шагов у него нет. Пока нет. Найдя жертву, Влад нашел в ней союзника. Действовал жестоко потому, что не мог применить этих средств по отношению к себе. Во всяком случае, успокаивая этим свою совесть.
Выбор сделан. Как раз в тот момент, когда дверь спальни открылась и Влад увидел товарища. Он глазами спросил: «ОНА ушла?» И получил утвердительный кивок: «Ушла». Пока Тульчинскому не хотелось встречаться с Ириной. А если честно, то вообще не хотелось.
* * *Умывшись и сменив рубашку, Тульчинский прошел на кухню, где его поджидал хозяин квартиры. На столе две чашки горячего чая, варенье, салат из свежих огурцов и помидоров, запотевшая бутылка водки, две пустые стопки. «Тактичный человек» Колчин указал на «Столичную»:
— Будешь?
Гость колебался ровно секунду:
— Буду. — Вчера он перебрал, голова слегка кружилась, поламывало в висках, но похмелья как такового не было. «Если уж и удивлять, то постепенно», — решил Влад.
Они чокнулись и опрокинули по стопке, закусили салатом. Гость прикурил и, чувствуя заметное облегчение от забегавшей по жилам крови, пристально посмотрел на товарища. Но с вопросами не спешил, он привычно прокрутил в голове пару вариантов беседы.
Влад: «Хочешь спросить о чем-то?»
Олег: «Я думал, ты сам захочешь рассказать. Время у меня есть, я позвонил в штаб и сказал, что задержусь».
Влад: «Мне поручено расследовать это дело. Я работаю на ГРУ».
Олег: «Я так и понял».
Влад: «Расскажи, что ты знаешь, что видел, что слышал. В общем, меня интересуют любые мелочи. Мое начальство догадывается, что курсантов „накормили“ психотропными средствами. Осталось узнать — кто и какими. У тебя есть соображения на этот счет?»
Влад: «Накормили» уже вторую группу".
Он (напоминает): «То случилось при мне. Детали я хорошо помню. Что-то совпадает с нынешним происшествием?»
Олег: «Практически все. Я видел трупы».
Влад: «А то, что в крови не обнаружили адреналина, знаешь?»
Олег: «Догадываюсь».
Влад: «И все?»
Олег: «Нет, не все. Гибель этой группы случайна. В их дыхательные аппараты попала старая смесь. Не знаю, каким образом она сохранилась».
Но оба знают, как она сохранилась. Влад — более детально. Она ядовитой змеей изнутри шипела на металлические стенки баллона не шесть лет, а всего два месяца. А сами баллоны и оборудование для получения газовых смесей пылились в опечатанном за ненадобностью складе спеццентра. Груда оснащения, одинаково покрытая и временем, и пылью.
Влад: «Да ты что?! И ты говоришь так спокойно?»
Олег: «А что я, должен кричать, махать руками? Может, ты подскажешь?»
Влад (подсказывает): «Хорошо бы найти того, кто стоял за первым делом, это решило бы все проблемы».
Олег: «Я знаю, кто это».
Влад: «Знаешь? Кто?»
Олег: «Ты».
Тульчинский внезапно вздрогнул и даже, как ему показалось, побледнел. Колчин заботливо заглянул ему в глаза:
— Чего ты так напугался? Может, еще выпьешь?
А Влад услышал: «Не дергайся, я пошутил».
* * *Борис Арутюнов устроился в местной гостинице — приземистом сером здании, похожем на студенческое общежитие. Подобие «люкса» находилось на втором этаже: две смежные комнаты, одна из которых громко называлась спальней. Там стояла полуторка с деревянными спинками, пара кресел и тумбочка; не хватало, по странному выводу Бориса, обшарпанного пианино у стены. Из гостиной на улицу выходил самый настоящий эркер — «фонарь» в виде выступающей застекленной лоджии. Из него открывался вид на море: серовато-синяя, как гигантский парник, пленка, местами топорщившаяся банками и небольшими заросшими островками, похожими на заплесневевшие блины.
Олег: «А что я, должен кричать, махать руками? Может, ты подскажешь?»
Влад (подсказывает): «Хорошо бы найти того, кто стоял за первым делом, это решило бы все проблемы».
Олег: «Я знаю, кто это».
Влад: «Знаешь? Кто?»
Олег: «Ты».
Тульчинский внезапно вздрогнул и даже, как ему показалось, побледнел. Колчин заботливо заглянул ему в глаза:
— Чего ты так напугался? Может, еще выпьешь?
А Влад услышал: «Не дергайся, я пошутил».
* * *Борис Арутюнов устроился в местной гостинице — приземистом сером здании, похожем на студенческое общежитие. Подобие «люкса» находилось на втором этаже: две смежные комнаты, одна из которых громко называлась спальней. Там стояла полуторка с деревянными спинками, пара кресел и тумбочка; не хватало, по странному выводу Бориса, обшарпанного пианино у стены. Из гостиной на улицу выходил самый настоящий эркер — «фонарь» в виде выступающей застекленной лоджии. Из него открывался вид на море: серовато-синяя, как гигантский парник, пленка, местами топорщившаяся банками и небольшими заросшими островками, похожими на заплесневевшие блины.
В город Арутюнов выходил всего пару раз — скучный, бесцветный, делать там нечего. В основном он работал, изредка делая мелкие глотки полюбившегося ему «Кизляра». Только на описание капитана Олега Колчина ушло листов пять. Многовато, конечно. Он и сам сократит, да и редактор подрежет. Показался ли ему психолог интересной личностью? Так прямо сказать нельзя («вполне заурядная личность, сверкает исключительно отраженным светом»). Как нельзя сказать, что Арутюнов беседовал именно со специалистом-психологом. В усталых глазах капитана не было требовательности, пронзительности, которые намеревался обнаружить журналист. Обычный, на его взгляд, офицер, которых он повидал сотни, включая и тех, кто заканчивал факультет психологии в военном училище. Вот безнадега (служебно-бытовая, по определению Арутюнова) в красноватых глазах Колчина читалась как с листа. Любитель закладывать за воротник?
Журналист задавал себе много вопросов, чтобы как можно точнее набросать портрет Колчина. Но больше всего интересовала личность того сержанта, который во время учебного рейда, как бы перешедшего в боевую задачу, принял трудное решение. Майор Алексеенко не мог ошибиться: командир экипажа видел перед собой не подсадных уток, а настоящих заложников, бежавших из плена.
«Эх, встретиться бы с ним! — еще раз помечтал Арутюнов. И тут же задал себе вопрос: — А что? Ведь он платит Колчину, пусть подсуетится мужик». И решил позвонить ему.
Телефона в «люксе», конечно же, не было («сотовая связь — дерьмо, слышишь только металлическое эхо собственного голоса»), и журналисту пришлось спуститься вниз и зайти в кабинку — точь-в-точь такие стоят в пунктах междугородной связи. Он несколько раз звонил отсюда в Москву и всякий раз получал узкую, похожую на телеграфную, ленту к оплате. Местные звонки тоже были не бесплатными.
Набрав номер Колчина, Арутюнов долго слушал длинные гудки и хотел положить трубку, но услышал мужской голос:
— Алло?
— Олег Владимирович, пресса беспокоит, здравствуйте, — полушутя выпалил в трубку журналист. — Как насчет нашей встречи, не забыли?
Пауза, и ему ответили:
— Нет, помню, конечно.
Голос показался Арутюнову недовольным. Но больше всего раздосадовала пауза, словно Колчин забыл о репортере и напряженно вспоминал. И журналист решил напомнить забывчивому капитану еще кое о чем:
— При встрече получите «бабки». И у меня к вам просьба, — без паузы продолжил Борис. — Организуйте встречу с тем сержантом. Как и договаривались — никаких фамилий.
— Я подумаю. Где мне вас найти?
— Ну как же? В гостинице, двадцать шестая комната.
— Ждите меня вечером. Скажем, в десять часов.
«Да у него точно склероз! — удивлялся Арутюнов. — Не то что любитель заложить за воротник, порет как сапожник. Удивительно, как он разрабатывает хитроумные операции. Может, кто помогает?»
— Договорились.
Борис подошел к стойке администратора, которую на английский манер называл reception, и расплатился за звонок сразу.
— Ко мне должны прийти вечером. Пропустите?
— Хорошо, — безразличным голосом отозвалась дежурная.
Тульчинский положил трубку телефона, прошел на кухню и закурил, задумавшись.
«Пресса беспокоит»...
А Влада начал беспокоить сам Олег. Что он задумал? Неужели решился передать о ЧП в прессу? Но не просто так, а с сопутствующими деталями и за деньги. Иначе ему хватило бы пары предложений.
Теперь открытая игра с Колчиным не выгорит, он из предполагаемой жертвы и союзника превращался в реального врага.
Но что, что успел передать Олег журналисту? Мог как общую картину ЧП, так и частности. И то и другое опасно. И при таком положении вещей подставить Колчина не получится, поскольку выходило, что он сам на себя давал показания в прессе; и в качестве умного и хитрого хода это не представишь.
Всплыло, всплыло дерьмо! — злился Влад.
Четыре фамилии, четверо подозреваемых. И если в ГРУ узнают, что сработала «бомба с замедлителем», поставленным на шесть лет, тот список пополнится еще одной фамилией, а слово «алиби» можно будет вычеркнуть из лексикона Владимира Тульчинского. Вот в этом главная опасность.
«Настоятель храма вооружений» Грищенко, отвечающий за техническое оснащение, наверняка пошел в отказ, рассуждал Влад, припоминая фамилии остальных «фигурантов», о которых он услышал от Михаила Артемова. Если он скажет, что заправлял кислородные аппараты из баллона с просроченным сроком годности, ему крышка. Грищенко также был опасен — после Колчина и журналиста.
А если все же пойти на откровенный разговор с Колчиным? Он не идейный человек, но человек морали, что ли, со стабильной и уравновешенной, как крепкая нервная система, совестью. Он близко к сердцу принимает то, на что другой плюнул бы и не посмотрел на асинхронную работу своей совести. «Никогда не ставь свою безопасность в зависимость от благородства другого человека» — всплыла в голове цитата кого-то из «великих». Справедливо, наверное. И все так же современно.
И снова мысли о журналисте. «Этот кретин встречался с Колчиным, скорее всего, лишь раз, и то беседа проходила накоротке: он не помнил голоса Олега. Стоит позвонить ему и назначить встречу на нейтральной территории».
Жаль, подумал Влад, он не сумел сориентироваться во время телефонного разговора — он немножко опешил, для него сам факт связи Колчина с прессой стал неожиданностью, и он не владел инициативой, а шел на поводу у репортера.
Узнать телефонный номер гостиницы было делом одной минуты; беспокоил лишь тот факт, что звонки фиксировались — звонившим выписывались счета за телефонные услуги (во всяком случае, припомнил Влад, раньше было именно так). Скорее всего эти данные хранятся в компьютере администрации.
Прошла минута, две... Тульчинский, прижав трубку к уху, представлял себе смутную, безликую фигуру журналиста, спускающегося со своего этажа в холл, чтобы ответить на звонок.
— Да, Арутюнов, слушаю.
— Это Олег, — назвался Влад приглушенным голосом. — Я был неосторожен, когда назначил встречу в гостинице. Переиграем?
«Ну вот, похоже, мужик начал трезветь, — усмехнулся Борис. — Или похмелился. Сегодня можно — воскресенье все-таки».
— Где?
— На старом пирсе. В то же время.
Короткая пауза.
— Старый пирс? Где это?
— Легко найдете. Выходите на Пионерскую, в конце улицы свернете направо, а дальше — к причалу. У меня есть кое-что новое для вас, — подогрел интерес репортера Влад.
— Договорились.
— До встречи. Мне больше не звоните.
Секретный агент Тульчинский отдавал предпочтение небольшим и надежным пистолетам типа «вальтера» или нашего «вула»[10]. «Вул» был «табельным» оружием Тульчинского. Сейчас же он проверял немецкий USP «Tactical», фирмы «Heckler und Koch»: с удлиненным стволом, резьбой для установки глушителя, ЛЦУ (лазерного целеуказателя), или фонарика, с регулируемым прицелом и матчевым ударно-спусковым механизмом.
Отличный пистолет, который, в частности, в полной мере используется Командованием Сил Специальных операций США. Он был немного крупнее российского «вула» и вмещал в два раза больше патронов. Хотя вряд ли он понадобится: журналисту, какой бы комплекцией и силой он ни обладал, Влад сломает шею, как цыпленку. Это как смерть без косы: «Справлюсь». Но чем черт не шутит — Арутюнов мог появиться не один. Влад на его месте перестраховался бы. Однако журналисты — народ рисковый, зачастую бесшабашный, нередко — «безбашенный»; они прут за сенсациями напропалую, а потом взрываются, попадают под поезда, тонут, жадным и широко распахнутым ртом хватают свинец...
Собрав свои вещи в дорожную сумку, Влад вышел из квартиры Колчиных и закрыл дверь ключом, который ему оставил гостеприимный хозяин.