Еще крайне удивляло то, что сегодня им находилось применение; способ устарел, пора бы генералу поменять технологию. С другой стороны, если хорошенько подумать, с кем имеешь дело, то удивление торопливо уступало место страху.
Влад сделал робкую попытку перечить генералу, который мог сделать все, что не противоречит законам физики. Он все еще на своей высокой должности «военно-политического менеджера», значит, мог влиять на ситуацию, что было справедливо. А о его комбинациях и скорости, с которой он принимал решения, впору слагать легенды.
— Товарищ генерал...
— Молчать! — повысил голос Паршин, чем привлек внимание офицеров из службы охраны: они резко шагнули к шефу, запустив руки под пиджаки, но снова были остановлены повелительным жестом руки. — Не забывай, что это ты обделался. И вообще не зарывайся. Твоя беда в том, что ты забыл, с чего начал. Понял?
— Да, Александр Петрович. — Влад опустил глаза. — Мне подготовить план местности, где расположен тренировочный лагерь?
— Нет.
— Нет? — удивился Тульчинский.
— Кому положено, уже знают об этом. Мы скоординируем наши действия вечером. Жди меня здесь же в восемь часов.
Полковник Артемов нервничал и с возрастающим беспокойством смотрел на специалиста из технического отдела.
— Ну что, Саша?
— Что за хрень! — ругался Остапенко. Он не мог зафиксировать беседу Паршина и Тульчинского. Звукозаписывающая аппаратура фиксировала лишь какие-то посторонние шумы, трескотню, словно чувствительная гиперболическая антенна была сковородкой, на которой жарились грибы, а такой же чувствительный микрофон — сковородником.
Опергруппа расположилась в квартире майора-пограничника. Окна выходили на мемориал. Расстояние нормальное для того, чтобы записать не то что голоса, но и отдельные шумы. И вот пожалуйста...
— В чем дело, Саня?
Остапенко покачал головой.
— У них в машине защита от прослушки, излучатель помех. Как пить дать. Глушит всю нашу аппаратуру.
— Черт возьми! — Артемов встревожился не на шутку. — А они смогут обнаружить нашу подслушку?
— Да вряд ли... «Жучки» — могут. И то с близкого расстояния.
Наготове стояла машина с мощным приемником — это на тот случай, если Паршин пригласит агента прокатиться вместе с ним. И вот, как выяснилось, даже этот вариант не срабатывал.
— Стоп, стоп! — Остапенко прижал наушники ладонями и сморщился от напряжения. «Жди меня здесь же в восемь часов», — сквозь шум помех разобрал он. Хоть что-то... — У них повторная встреча. Здесь же. В восемь часов, — в несколько приемов выговорил он, словно боялся забыть.
Артемов прикурил «Приму» и отошел от окна. Итак, подвел итог полковник, что мы имеем. Главного фигуранта — это хорошо. Но неизвестны его планы. Возможно, вечером удастся записать беседу Паршина и Влада: замаскировать «жучок» среди цветов. Хотя...
— Саня, а что, если поставить «жучок» у мемориала? — с надеждой спросил он.
— С такой аппаратурой, как у них, вычислят стопроцентно. — Техник покачал белокурой головой. — Парни из Федеральной службы охраны дело свое знают. Только мы прохлопали этот вариант. Будь я на вашем месте, рисковать бы не стал, Михал Васильич. У нас есть видеозапись, может, спецы по артикуляции что-нибудь выжмут.
— Может, и выжмут, — согласился полковник, машинально глянув на видеокамеру, высившуюся в середине комнаты на штативе. — Только времени уйдет много.
Какие инструкции получил Влад? — думал Артемов, глядя на агента из глубины комнаты. Брать ли его после встречи с генералом и колоть горячего? Или холодного — в «Аквариуме»? Везти его в Москву, не проронив ни слова. Михаилу Артемову необходимо было связаться с руководством, хотя он точно знал, что получит отмашку «доиграть пьесу до конца», выяснить дальнейшие планы Паршина и дать ему увязнуть. Ответ напрашивался сам собой: либо ликвидация оставшихся свидетелей, либо их запугивание. У каждого есть семьи, дети.
Артемов был из тех, кто не поминал всуе «если бы да кабы». Иначе мог бы пожалеть о том, что на посвятил в свои планы Олега Колчина даже после того, как сделал ставку на Влада. Оба офицера согласно показаниям «чахоточного» чаще других общались с «экипажем-97». То есть два крепких подозреваемых. Один из которых хоть и занимал должность старшего инструктора, но мог влиять на принятие решений, касающихся комплектации экипажей, с точки зрения психолога, предварительно изучив характеристики бойцов на предмет пока что «черновой» психической совместимости.
* * *Две машины развернулись, оставив в облаке пыли Тульчинского. Он смотрел не вслед удаляющимся машинам, а на букет ярко-алых гвоздик у подножия обелиска. Со стороны казалось, что этот ссутулившийся человек, оплакивая погибших, не может двинуться с места... Словно прикованный к мемориалу, он думал: мог ли Паршин договориться с руководством ГРУ о том, что берет проблему на себя, что тем не следует вмешиваться? А если хотят вмешаться, то им предстоит позаботиться по меньшей мере о трех свидетелях. В противном случае военных, ГРУ в частности, съест пресса, и что станет с руководством, останется лишь гадать. Ведь СМИ — самое грозное оружие, с ними выигрываются сражения, с их помощью низвергаются кабинеты министров, рушатся государственные системы; а что они делают с отдельными личностями, лучше не вспоминать. Да, размышлял Влад, Паршин мог пойти на такой шаг, причем резко, не глядя, кто стоит на пути: «Ты — начальник ГРУ, ты — директор ФСБ, а я — ваша совесть». До некоторой степени так и было, когда Паршин подчищал за спецслужбами дерьмо, лишь бы «не позорить страну и президента».
По большому счету Влад оставался спецназовцем и сейчас думал этими категориями: «Как долго ты сможешь продержаться, если кто-то не будет прикрывать тебе спину?» Сейчас его спину не прикрывал никто, а грудь была нараспашку для открытого удара. Как он и предполагал. Его поставили в заведомо проигрышную ситуацию, и выиграть он не мог по определению.
Слегка пожалел седьмой экипаж: его бойцам придется противостоять многоопытным спецам одной из бригад Паршина. Вздохнул по поводу своего товарища... Впрочем, Колчинсам напросился... не догадываясь, что давно стал жертвой. На него охотились две группы, а выжлятник — один. Выбора у Колчина не было.
Седьмой экипаж.
Группа сержанта Климова.
В голову пришли мысли, откровенно смутившие Влада: это противостояние двух боевых групп в непроходимых болотах. Похоже на лишнюю сцену в дешевом боевике. Но седьмому экипажу не обязательно вступать в бой с противником, бойцы «семерки» уже доказали, что способны выполнить любой приказ. Стоит отдать распоряжение, и они, бросив капитана в лагере, вернутся на базу. А в это время люди Паршина уберут капитана, оставшегося без связи и охраны. Влад мог передать приказ по радиостанции хоть из своей квартиры. Он знал частоту, позывной группы. Знал, когда центр мог выйти с бойцами на связь, а когда эфир был свободен от голосов радистов. К примеру, в обеденные часы никто и никогда не подойдет к радиостанции. Этот факт давно припал к истории.
Но смущение тотчас забудется, когда Влад узнает имена тех, кто выйдет на охоту на капитана Колчина. Руки Тульчинского безжизненно повиснут, и он оценит все коварство своего бывшего шефа. Он скажет себе: «Все гениальное просто».
* * *Москва, штаб-квартира ГРУ
Генерал армии Ленц находился на своем рабочем месте, когда из Каспийска пришла первая «результативная», по его определению, информация. Игорь Александрович закончил Минское высшее инженерное зенитно-ракетное училище в 1969 году, Военную академию имени М. В. Фрунзе — в 1974-м, Военную академию Генерального штаба ВС — в 1988-м. Больше двадцати лет проработал в органах Главного разведывательного управления. С 1992-го по 1997-й был начальником управления, первым заместителем начальника ГРУ. Именно в этот период он наиболее тесно контактировал с шефом контрразведки. Однако на короткой ноге они не были никогда. Паршин из тех людей, дружба с которыми к чему-то обязывает. И если бы полковнику Михаилу Артемову, который когда-то окрестил коллегу из политуправления «профессиональным мужчиной», довелось побывать на совещании вместе с Паршиным, он бы дал ему соответствующую характеристику: профессиональный разведчик.
Разведчики — народ особый, они никому не верят до конца. А Паршин, казалось, не верил никому вообще. Ленц представил его в кругу семьи и даже слегка пожалел: рядом его близкие, а ему не с кем поделиться. Привычка никому не доверять, «вышедшая из разведпрошлого», стала его постоянным багажом. Разумеется, наложилась на характер и усугубилась опытом собственным.
И Ленц, узнав, кто стоял за терактом, совершенным в конце августа 97-го, ничуть не удивился. Впрочем, немного поразмышлял над этим. Такие, как Паршин, любят власть больше других, деньги для них — лишь символ могущества, инструмент, которым они открывают любые двери. А как же интересы? Хотя бы к жизни? А это и есть жизнь. Она у каждого своя. Кому-то не хватает куска хлеба, а Паршин, к примеру, не проживет и дня без интриг.
Он легко убрал с пути Валерия Максакова, вряд ли его мучила совесть, когда вслед за ним ушла группа спецназа. К нему было неприменимо русское слово «убийца», но подходил английский вариант — assassin. Как бы обезличенное, шипящее и холоднокровное, определяющее не сущность, а вид или класс. Он шипел, угрожая, и был готов в любой момент нанести смертельный удар. Любая ложь становится правдой, если ее рядят в латынь. В какой-то степени это можно было отнести к кожному покрову Паршина, только с поправкой на English.
«Зри в корень». А корнем в англо-шипящем определении могло стать его окончание. Sin — по-английски — грех.
Более точную характеристику на контрразведчика начальник военной разведки, владеющий несколькими иностранными языками, дать не мог.
Заказчик — человек нашего круга, припомнил Ленц свои слова. С одной стороны, он оказался прав, с другой — ошибся. Паршин мог бросить из-за кремлевских стен красный кирпич, причем не заботясь о том, вода за ними или все та же брусчатка. Он всегда попадет в центр круга.
По большому счету генерала армии не волновало, кого устранил Паршин, каковы были мотивы, — стрельба идет, хоть уши затыкай. Но он «поимел спецназ». Если бы не это обстоятельство, то начальник ГРУ тотчас бы приказал Артемову сворачивать операцию, отзывать военных прокуроров. И самому пообщаться с главным военным прокурором, который потирал в надежде потные, однако, ручонки.
Не выгорело...
Ленц связался с Артемовым.
— Продолжай операцию. Хоть уши своего радиотехника вешай на Паршина. Хоть тресни, но голос этого волка выкуй!
* * *Каспийск, Дагестан
В кармане полковника Артемова запищал телефон. Он привык к своей трубке «Сименс», которую всегда ставил на режим «вибро». Она давала знать о входящем звонке возбужденной дрожью, передаваемой всему телу, и доставала чуть ли не до мозгов. А сейчас он какое-то время тупо вслушивался в надоедливые звуки и пытался понять природу их происхождения.
Полковник ткнул в клавишу ответа, расположенную на этой «киосере» неудобно — слева, а не посередине.
— Да. Артемов. Слушаю.
— Михаил Васильевич... — услышал он голос Паникяна.
Начальник военно-морской базы придерживался инструкций, данных ему полковником ГРУ: связываться с ним срочно, даже если, на его взгляд, дело касалось мелочей. А вообще отношение Артемова к Паникяну, человеку, несомненно, умному и рассудительному, настоящему «морскому волку», носило высокомерный характер — этому факту Михаил Васильевич объяснения не нашел. Общение между ними происходило, как если бы разговаривали очкастый интеллигент и неотесанная деревенщина. Как шутливо заметил однажды Леонид Броневой про Марка Захарова: «Он еще что-то кочет сказать, а я уже все понял».
Может, виной тому все та же рассудительность начальника курса, его морская, что ли, «раскачка». Он думает, присматривается, выводы делает не спеша. Одним словом, человек он со взвешенным характером. «Переходящим в натуру», — как всегда дополнил Артемов.
— Что? — переспросил полковник, слушая Паникяна. И посмотрел на своего помощника таким взглядом, каким смотрел, заступая на дежурство в четыре утра. — Что вы сказали? — Он невольно бросил взгляд на часы и тряхнул головой: «Не может быть». — Хорошо, Артур Викторович. Про меня ни слова, ясно? Ждите, я постараюсь приехать как можно быстрее. Одну секунду. На каком вертолете он прилетел?
— "Ми-8", — прозвучал в трубке армянский акцент.
— Здорово! — «Он ни хера не понял, что именно я хочу знать!» — выругался Артемов. Только недавно он думал, что начальник базы намеков не понимает, что с ним надо впрямую... Полковник уточнил — по-флотски, может, быстрее дойдет: — На каком вертолете? К каким родам войск он приписан?
— Каспийскому погранотряду.
— Ждите. — Полковник набрал номер Ленца, звоня на спутниковую трубку начальника ГРУ. Краем глаза поймал обеспокоенное лицо Остапенко.
«Трубка, конечно же, у адъютанта», — нервничал полковник.
И не ошибся.
— Полковник Артемов, — представился он. — Игоря Александровича — срочно! — Мысленно представил триумфальное шествие «денщика» из маленькой приемной в кабинет шефа. — Игорь Александрович, мне нужен вертолет. Докладываю, — поспешил он добавить. «А то подумает мужик, что я бухой в доску». Докладывал сбивчиво, словно впервые, скакал, как воробей с ветки на ветку, с одного на другое, поскольку не мог отделаться от желания уложиться в одну фразу. И двух часов не прошло с момента встречи Паршина и секретного агента, а Паршин уже в Пионерском! Двести морских миль отмахал до военно-морской базы. Что у него на уме — непонятно. Ситуация может выйти из-под контроля, если он, Артемов, срочно не прибудет в центр.
— Она уже вышла из-под контроля. — Слова начальника ГРУ не состыковывались с его ровным, невозмутимым голосом. — Ты даже не сумел выяснить, о чем говорили Паршин и твой Джеймс Бонд. Записал какие-то шумовые саундтреки. Развлекаешься, весельчак?
— Игорь Александрович, мне вертолет нужен. На машине до Пионерского я до утра пахать буду.
— Поезжай в штаб 77-й бригады, пахарь. Я распоряжусь.
— Спасибо вам. — Артемов положил трубку в карман пиджака. Долго смотрел на помощника. Хоть разорвись, злился полковник. В Пионерском Паршин с какими-то идеями — наверняка свежими; он походя продемонстрировал оперативность и всевластие, словно был обладателем магического кольца. Тут, в Каспийском, чертов Влад. Который, судя по всему, и не думает возвращаться на базу (согласно последнему сообщению оперативников он сидит в ресторане). Ждет? «Чего он ждет? — Артемов выпятил губу и приподнял бровь. — Хрен проссышь». Дождется, когда его хлопнут прямо за столиком. И ничем ему не поможешь. Оперативники получили четкие указания: что бы ни произошло, ни в коем случае не вмешиваться, чтобы не поставить под угрозу всю операцию.
Да, сегодня не мой день, вздохнул Артемов, когда буквально выдал помощнику прощальную, какую-то по-осеннему грустную, однако полную торжества фразу:
— Я улетаю...
А ты, мол, тут не подведи.
И взгляд был как у перелетной птицы.
Когда машина с Михаилом Артемовым за рулем въехала в расположение бригады морской пехоты, вертолет был готов к вылету. Представителя ГРУ встречал зам начальника штаба по разведке и дежурный офицер. Обменявшись приветствиями, они поспешили к «вертушке», где Артемов познакомился с экипажем. Пожав летчикам руки, полковник залез в «плацкартный», если не сказать «общий» салон: откидные сиденья были не просто жесткими, а очень жесткими, как банные лавки. Штурман, шагнувший следом, указал «лучшее» место. «И как он это определил?» — удивился Артемов.
— Бывали в Пионерском? — спросил он, в первую очередь отыскивая взглядом привязные ремни.
— И не раз, — отозвался кареглазый жизнерадостный майор с прокуренными сталинскими усами.
— Высадите меня где-нибудь на окраине города.
— Сделаем, — рассмеялся штурман. — Счетчик включить?
— Ты опоздал: я уже на счетчике. Поехали, поехали.
Воздушное «такси» сотряслось от грохота двигателей и набирающих обороты лопастей. «Вертушка» поднялась и рванула, как корабль со стапелей. Если бы не привязные ремни, валяться бы полковнику военной разведки на заплеванном морскими пехотинцами полу. Штурману, застегивающему ремешок шлема, не мешало бы предупредить своего сановного пассажира: «Пять минут страха, и мы в Пионерском».
Глава 12 Психологическая совместимость
Пионерский, Дагестан
Чем ближе к военно-морской базе, тем сильнее охватывало волнение полковника Артемова. Впервые в его карьере ему предстоял очный поединок с противником, который только волею случая не стал директором службы безопасности. Прямая игра с машиной; что там «Дип Блю», с которой играл Каспаров. Паршин — человек колоссального интеллекта, умения разведчика у него никто не отнял. Пока. И поставить под сомнение его компетентность в планировании и реализации спецопераций мог полковник ГРУ Артемов, пока что заочно обыгрывавший генерала по всем статьям. Это его операция, и он не мог ее провалить. Как справится Михаил Васильевич со своей, ролью контрразведчика — выяснится очень скоро. Артемов попытался настроиться, размышляя о том, что такое разведка. Это череда разведывательных и контрразведывательных мероприятий. И контрразведки как таковой просто быть не может. Подсознательно успокаивал себя, ибо его противником был именно контрразведчик.
Михаил Васильевич понимал, почему ГРУ работает в этом деле малыми силами, почему его одного, не считая следователей из военной прокуратуры СКВО, бросили в самое пекло. И нисколько не сетовал на то, что брошенная монетка упала не в его пользу: не ему завершать это дело, не его глаза будут смотреть на Паршина, когда карты будут открыты. Может, до него и донесется фраза: «Не во всякой игре тузы выигрывают». Это будет относиться в равной степени и к нему, и к генералу.