– Синяка не будет, если не станешь показывать всем подряд!
Афродита обиженно отвернулась, мало того что сильно ударила, так еще и насмехается!
Зевс поднял руку, призывая к вниманию. Все затихли. Как-то рассудит их сегодняшнюю междоусобицу Громовержец?
– Завтра чтобы не смели вмешиваться в людские дела!
– Всем нельзя или некоторым можно? – Афина покосилась на Афродиту.
– Всем!
– А тебе? – теперь уже интересовалась Гера, потому что знала, что муж желает победы троянцам, в то время как она сама ахейцам.
– И мне, – буркнул Громовержец, мысленно кляня «этих хитрых баб».
В своем шатре маялся Ахилл, впервые он не мог сидеть у костра, где шли разговоры о тяжелом бое, в котором получили раны и гибли его друзья, а он участия не принимал! Но и нарушить собственную клятву Ахилл тоже не мог. Как же он сейчас корил себя за неумное, резкое слово! Но оно вырвалось и обратно не вернешь.
Стоила ли того Брисеида? Ахилл честно отвечал себе, что как бы он ни любил эту рабыню, клясться, что, пока Агамемнон не попросит прощения, не вступать в бой, он не имел права! И как теперь быть, тоже не знал. Микенский царь не менее упорный, он скорее погибнет в бою сам, чем станет просить у Ахилла прощения, да и за что? Если вдуматься, то Агамемнона обидели не меньше, чем самого Ахилла.
Разорив округу, Ахилл привел в числе прочих в лагерь двух красоток – Хрисеиду и Брисеиду. Первая досталась Агамемнону, а вторая самому Ахиллу. Никто не спорил, но Хрисеида оказалась дочерью жреца Аполлона и тот пожаловался богу с просьбой наслать на ахейцев какую-нибудь гадость. Аполлон просьбе внял, и уже через день ахейцы мучились от заразы, разившей в лагере одного воина за другим. Не помогли и принесенные жертвы, бог оказался обидчивым. Пришлось возвращать Хрисеиду.
Агамемнон в запале обвинил Ахилла в том, что тот нарочно привел к нему именно эту пленницу, и потребовал взамен отдать Брисеиду. Спора не понимал никто, не столь уж хороши обе девушки, чтоб из-за них ссориться так рьяно, заменить некем, что ли? Но оба царя уперлись, словно два барана лбами, ни влево, ни вправо! Ахилл Брисеиду отдал, но поклялся, пока Агамемнон не попросит прощения, в бой не вступать, пусть бы ахейцев и разбили совсем!
В другое время Агамемнону своеволия с наложницей не простили, но тут многие встали на сторону микенского царя, отказываться биться рядом с товарищами по оружию в обиде за девку? Чем же Ахилл лучше того же Париса? Даже близкий друг Патрокл выговаривал, Ахилл разозлился и чуть не прибил друга. Теперь обиделся даже Патрокл.
Было от чего тосковать мирмидонскому царю…
На следующее утро Андромаха вдруг решила проводить своего супруга не просто из дома, а до самых Скрейских ворот. Она так рыдала и уговаривала хоть в этот день не ходить, что на сердце у Гектора стало совсем мрачно, словно не к добру эти женские слезы. Если выживу, больше не позволю меня провожать! – решил он. Мало того, она еще и маленького сынишку Астианакса с собой взяла, но стоило отцу наклониться к малышу, чтобы поцеловать, как тот вдруг заревел во все горло, испугавшись большого гребня на шлеме отца. Пришлось снять шлем и снова протянуть руки к малышу. Теперь Астианакс пошел к отцу спокойно. Андромаха невольно рассмеялась, на душе стало легче.
Тот день не стал для Гектора последним, хотя он сражался против Аякса Теламонида. Поединок не успели закончить до вечера, и оба благодарили богиню зари за ее появление.
События неслись, все ускоряясь. Если совсем недавно троянцы только разглядывали лагерь ахейцев, дразня их со стен, то теперь воины все чаще выходили в поле против противника и бились от зари до зари… Узнав, что Ахилл в ссоре с Агамемноном и биться не выходит, Гектор торопил троянцев:
– Пока бессмертный Ахилл не с ними, нужно успеть разбить ахейцев или хотя бы уничтожить как можно больше самых сильных бойцов. Если Ахилл передумает, то нам снова придется запереться в стенах и выглядывать оттуда, как неоперившимся птенцам из гнезда!
В Трое эти слова передавали друг дружке даже малые дети. На Гектора надеялись даже больше, чем на помощь богов. Потому и смотрели со стен, не ранен ли царевич, не убит ли?
Война, и правда, неслась, как воз под гору, все ускоряясь и громыхая на каждом камешке, попавшем под колеса. Едва успевали вспоминать убитых с обеих сторон.
Воодушевленные отсутствием Ахилла и поддержкой Зевса, который принялся откровенно вмешиваться в ход боев, троянцы решили не просто биться под своими стенами, а напасть на лагерь ахейцев! Это удалось и там, у кораблей ахейцев, Гектор все же увидел человека в доспехах Ахилла. Увидел не он один, троянцы поспешили обратно к своим стенам, даже не поняв, что в этих доспехах не сам Ахилл, а его друг Патрокл. Это он, не выдержав, воспользовался доспехами друга и бросился в бой против троянцев.
Гектор рискнул сразиться с Патроклом, но едва ли победил бы, не приди вовремя помощь от бога Аполлона. Тот попросту сорвал с Патрокла чужие шлем и доспехи, оставив против троянцев незащищенным. Гектору ничего не оставалось, как пронзить ахейца копьем. Падая, тот предрек Гектору смерть от руки Ахилла.
Но сначала ахейцам пришлось побороться за тело самого Патрокла и валявшиеся доспехи Ахилла. Увидев гибель героя, первым подскочил Менелай. Именно его, защищавшего убитого уже Патрокла, как свою собственную жизнь, увидел Парис и показал поднявшейся на стену Елене:
– Смотри, ходит, точно лев над своей добычей.
Елена так сверкнула глазами на мужа, что тот поперхнулся собственными словами.
– Почему ты не там? Снова богиня не разрешает?
Вслед уходившей Елене донеслось от слышавших эту перепалку:
– Правильно, Елена!
Но желания воевать с мечом или копьем в руках у Париса не прибавилось, он предпочитал стрелять из лука издали, так безопаснее.
Ахейцы смогли отбить тело Патрокла, но доспехами Ахилла завладел Гектор. Когда он принялся примерять их уже дома, Андромаха вдруг залилась слезами:
– Не стоит надевать чужие доспехи, Гектор!
Сверху на это безобразие смотрел, скрипя зубами, Гефест.
– Зевс, разве можно вот так воевать?! Аполлон поступает не просто нечестно, но и предательски.
– Кого это я предал? Я помог своим.
– Тогда и я помогу! А эти доспехи только погубят Гектора!
Афродита, прекрасно знавшая, что муж слов на ветер не бросает, бросилась следом:
– Гефест, куда ты собрался? Пойдем лучше домой.
Тот поморщился:
– Уйди, женщина! Занимайся своим никчемным Парисом, кроме как делать гадости героям, вы с Аполлоном ни на что не способны.
На следующий день Ахилл получил от Гефеста новые доспехи, а Агамемнон, переступив через свою гордость, пришел просить у него прощения.
Гелиос, впрягая застоявшихся за ночь коней в свою золотую колесницу, морщился:
– Ну хоть вниз не смотри! Убивают и убивают друг друга! Из-за чего?
Если честно, то обе стороны даже забыли, что воюют из-за Елены, теперь набралось много других поводов – все мстили за всех! Такого не придумать даже богине раздора Эринии. Арес ходил, потирая руки, он очень любил кровавую, жестокую бойню, какой и стала война между ахейцами и троянцами.
С утра все началось снова, но теперь в бой уже вступил и Ахилл, ведь Агамемнон в который раз смог поставить общее выше собственного и попросил прощения у героя. Зевс махнул рукой, разрешая богам вмешиваться в ход битвы, все равно они не утерпели бы. И началась вакханалия! Такого бессмысленного разгула всеобщего уничтожения никогда не видела не только троянская земля, но и самые опытные воины, прошедшие многие битвы.
Самым страшным результатом для троянцев была гибель от руки Ахилла Гектора! Как ни исхитрялся Аполлон, как ни пакостил герою, Ахилл был неуязвим, он горел страстью отомстить за гибель друга и сделал это.
Гектор не просто погиб, Ахилл не позволил троянцам забрать тело героя, чтобы он был погребен по всем правилам. Он привязал Гектора за ноги и долго таскал на виду у всего города, разъезжая на колеснице.
А потом Приам ночью сам ходил в шатер к Ахиллу умолять его, чтоб позволил похоронить сына с почестями, как героя, а не скормить бродячим псам. Слезы старого царя тронули Ахилла, и он отдал не только тело Гектора, но и тела других погибших, в том числе амазонок, пришедших на помощь троянцам и тоже сложивших головы в битве.
Никто из ахейцев не укорил Ахилла, понимая, что тот прав.
В Трое наступил траур. Елена смотрела на вмиг поседевшего и постаревшего Приама, на едва двигавшуюся Гекубу и понимала, что они потеряли самое дорогое, что было, – надежду. Не они одни, Гектор словно был надеждой всей Трои, его оплакивали в каждой семье, в каждом доме. Даже Парис, и тот прослезился, хотя Елена заметила, как он хохорится перед зеркалом, ведь теперь Парис стал старшим царевичем и наследником престола!
И снова под стенами Трои шли бои, снова гибли воины, пахло гарью погребальных костров, рыдали женщины и дети…
Но после гибели Гектора все как-то померкло, он словно держал оборону Трои, был ее остовом, ее краеугольным камнем.
Парис не слишком спешил покинуть спасительные стены, он натренировал руку и успешно стрелял со стены по всем приближавшимся, это было куда безопаснее поединков с Менелаем или кем-то другим. С еще большим удовольствием он вообще не брал бы в руки оружия, даже в надежде на помощь Афродиты, тем более богине было явно не до своего любимца, она страдала. Удар Афины в грудь оказался столь чувствительным, что нежная богиня не на шутку разболелась. Ее проведать пришла виновница страданий, протянув чашу с нектаром, Афина попросила:
– Не сердись. Просто это не твое дело – воевать, ты уж занимайся лучше любовью.
– Как там на земле? – слабым голосом поинтересовалась страдалица. – Как Парис?
– А что ему сделается, твоему любимчику, если он и носа за стены Трои не кажет?!
Афродита только вздохнула, ей действительно было не до Париса, пусть уж пока посидит дома…
Елена заметила, что за ней следит какой-то молодой человек. Женщина ускорила шаг, но парень не отставал, она почти побежала, человек отстал только у самых ворот дворца. После гибели Гектора в Трое творилось что-то невообразимое, не было никакого порядка, никто ни за кем не следил, Приам сидел в своих покоях, не желая никого видеть, Гекуба тоже заперлась… Все, кто мог держать в руках оружие, выходили биться с ахейцами, возвращались израненными или вообще не возвращались. Никто никого не охранял, стража вся по ту сторону стен, либо уже полегла на полях сражений. Антенор пытался держать порядок в городе, но это не касалось дворца. Скоро во дворец можно будет входить каждому, да и сейчас можно…
Елене стало страшно за себя и за детей. Нужно немедленно забрать мальчиков из дома Гекубы и… а что «и» она не представляла.
Но сделать Елена ничего не успела. С Парисом после того позорного дня она предпочитала вообще не разговаривать, тот воспринял это как наличие любовника и стал совершенно невыносим. Царевич теперь был наследником, он старший из оставшихся в живых сыновей Приама, и только недавно пережитый позор не позволял ему чувствовать себя главным в городе. Зато он изводил жену придирками и требованиями относиться к нему подобающе.
– Как к кому? К трусу, который удрал, вместо того чтобы драться?
– Я не удрал, а был перенесен Афродитой!
– Но ты не вернулся тотчас обратно, а предпочел наброситься на меня!
– Как ты смеешь так говорить со своим мужем?! У тебя есть другой?! О… я знаю, меня всегда предупреждали, что женщина, изменившая один раз, будет изменять всегда!
– Зачем же ты привез меня сюда?
Парис взвивался:
– Хочешь убежать к своему Менелаю?! Не получится! Я убью и его, и тебя!
Однажды Елене надоели эти угрозы, и она устало попросила:
– Убей. Убей, если нет другого способа отвязаться от тебя.
– Отвязаться?! Ты хочешь от меня отвязаться?! У тебя точно кто-то есть, я выслежу и убью этого твоего любовника!
– Да нет у меня никого, я же беременна!
Вечером Елена вдруг услышала шум в мегароне, чьи-то тихие шаги и бросилась туда. Перед ней стоял красивый молодой человек, чем-то неуловимо знакомый. Нахмурив лоб, Елена пыталась вспомнить, где могла видеть эти черты лица. А юноша беззастенчиво разглядывал ее саму.
– Так вот ты какая…
– Какая? – Елена постаралась, чтобы в голосе не прозвучал страх.
– Красивая…
– Ну это всем известно. А ты кто?
– Я?
Он словно и собирался отвечать, а переспросил невольно…
– Верно мать говорила, что Афродита обещала отцу любовь самой красивой женщины.
До Елены начало медленно доходить.
– Ты кто?! Зачем ты сюда пришел? Ты… ты сын Париса?!
Тот вздохнул и чуть улыбнулся:
– Да, я Кориф, его сын.
– За… зачем ты здесь? Отца нет!
– Мне не нужен отец, что с него взять? Я пришел к женщине, сделавшей несчастной мою мать, оставившей меня сиротой.
Ну вот и все! Охраны нет, даже если кто-то и услышит зов, то прибежать уже не успеют, парню достаточно протянуть руку, чтобы вонзить нож ей в сердце! Мелькнула мысль, что это даже лучше, все равно когда-то погибать, какая разница – от меча Менелая или от клинка этого мальчика? А он молод, совсем молод, не старше ее собственных сыновей, оставшихся там, в Спарте… Рука невольно потянулась пригладить взъерошенные волосы, провести по щеке. Конечно, это сын Париса и именно таким был в юности его отец! Та же ямочка на подбородке, тот же разлет бровей…
И вдруг в ее глазах метнулся ужас, а рот раскрылся, чтобы закричать – за спиной Корифа стоял сам Парис, причем с занесенным мечом в руке! Она не успела даже вскрикнуть, а мальчик повернуться, это в бою Парис был медлителен и пуглив, когда ему самому не угрожали, он мог быть решителен, Кориф упал, сраженный отцовским мечом, не успев даже понять, что происходит.
Елена опустилась перед упавшим мальчиком на колени, подняла его голову. В глазах Корифа медленно гасла жизнь, но он все же успел прошептать:
– Ты самая красива…
– Ты принимаешь любовников даже в мегароне?!
Женщина подняла глаза на мужа, и было в них что-то такое, что он отшатнулся.
– Это твой сын Кориф…
Что было потом, она даже не помнила, кажется, бросилась прочь, кажется, прибежала к Креусе… Она больше не могла видеть Париса, человека, сломавшего всю ее жизнь, опозорившего своей трусостью, а теперь из глупой ревности убившего собственного сына…
Но возвращаться домой пришлось. Парис валялся пьяным, тело Корифа уже унесли на сожжение. Всем было все равно… Царевич из ревности убил собственного сына, но город видел столько смертей, что еще одной не заметил.
На следующий день появилась Креуса и предложила:
– Нужно уходить отсюда и как можно скорее.
– Куда?
– Пойдешь со мной? Я выведу. Есть спрятанное золото.
Елена неожиданно для Креусы возразила:
– Только я без детей не пойду!
– Каких детей?!
– Своих детей, Креуса, у меня трое сыновей в доме у Гекубы. К тому же я снова беременна и осталось не так долго…
– Зачем тебе они?
– Они мои дети!
– Хорошо, приходи ночью к восточному выходу из дворца, только постарайся, чтобы твой придурок тебя саму не убил или не запер.
Вечером Парис снова валялся пьяным, и Елена с Клименой выскользнули почти незамеченными. Только старая Эфра грустно посмотрела им вслед, но что она могла? Попросить взять с собой? Кому нужна старуха? Рассказать Парису, что жена удирает? Но тогда он убьет и Елену тоже.
Было душно, и Елена чувствовала себя не слишком хорошо, все же сказывалось перенесенное за последние годы и дни.
Креуса, увидев, что подруга едва держится на ногах, поторопила:
– Ты что-то плохо выглядишь, впервые такое вижу. Пойдем быстрее, чем раньше выберемся, тем лучше.
– Где мальчики? Я без них не пойду!
– Ох, уж эти беременные! Это последняя твоя беременность, больше я тебе рожать не позволю. Уродовать на такое время такое тело! И вообще, дети – обуза, к чему тебе они? – Недовольно поморщившись, Креуса распорядилась: – Идите, я вас догоню. В храме Афродиты за ее большим щитом тайный ход, ждите там. В сам ход без меня не суйтесь, там охрана, убьют.
– Нет, я подожду тебя здесь.
– Елена, к чему тебе эти щенки?! Пусть их растит Гекуба или вон папаша Парис.
– Я без детей никуда не пойду! Если ахейцы возьмут Трою, то мальчиков убьют!
Креуса хотела сказать, что нарожает новых, но вспомнила собственную угрозу такого больше не позволять и вздохнула:
– Хорошо, ждите.
Троя спала, где-то пела свою песню цикада, чуть шелестел листьями деревьев легкий ветерок… Время тянулось немыслимо медленно. Елена пыталась себе представить, что делает Креуса. От храма до дворца не так далеко, шума не слышно, значит, удалось пробраться незамеченной, но почему ее до сих пор нет?
Большая желтая луна медленно скатывалась за верх Скрейской башни. Елена уже готова была бежать во дворец сама, когда появилась Креуса:
– Не удалось. Их так хорошо охраняют… Ты не проболталась случайно?
– Ты что?!
– Елена, пойдем без них, а?
– Нет, – замотала головой женщина, – без детей не пойду!
– Вот заладила: не пойду, не пойду! Хорошо, уходим завтра. Я постараюсь заранее привести их туда в это же время. Только не обмани!
Весь следующий день Елена была не в себе, отговорилась дурным предчувствием из-за беременности. Оно действительно было дурным, сердце чувствовало, что произойдет что-то страшное.
Днем женщина, несмотря на жару, даже поднималась на стену, чтобы посмотреть, что происходит в лагере ахейцев. Но там было спокойно. Ближе к вечеру Креуса прислала свою служанку сказать, что все подготовила.
Почему-то Елена не сомневалась, что их схватят либо здесь в Трое, либо там за пределами стен. Но ей хотелось только попытаться вывести детей, а там будь что будет. Она пробиралась по ночным улицам, закутавшись в плащ, с одним желанием – в любом случае уговорить Креусу спасти мальчиков, даже если придется рисковать своей жизнью.