– А как же Маргарита Викторовна?
– Если наедет, вернешь деньги. А лучше поначалу не возвращай. Посмотрим, кто к тебе от нее притащится. Вряд ли она сама тебя душить будет. Все запомнил?
– Все.
– Шагом марш! И не трясись ты, бить не будут! Обратно сам доедешь. На такси. Когда выйдешь, позвони, как прошло. Да, ты меня сегодня не видел…
Лемешев выгрузился и, словно тень, исчез за дверьми райуправления.
Засранец!
Чернаков не стал его дожидаться. Он достал бумажник, вынул из него листик календаря с адресом. Далековато живет Галина Красная, вернее, ее родственник. Поселок Левашово. Номер квартиры отсутствует. Значит, дом частный. Левашово сразу за городской чертой. Часа полтора ходу. Но надо ехать. Посмотреть, что за товарищ. Познакомиться, пожать руку, поблагодарить от чистого сердца за умело проведенную пиар-акцию…
Но каков Харламов, топтун старый! Вот кто про мой роман служебный пронюхал. И про поездку в мотель. Сел на хвост. Конечно, я его не «срубил». Двадцать лет стажа у мастера. Ему б в папарацци! Ничего, я тоже не только бумажки писал! Поглядим, кто кого на одном коньке объедет…
Лемешев отзвонился через час, когда Чернаков выехал на Выборгское шоссе.
– Я все сделал, как вы велели, – жалобно доложил бывший подчиненный. – Она пригрозила, что меня посадят за дачу ложных показаний…
– Не дрейфь, не посадят. Это она от досады. Показания записала?
– Да… Но сначала отговаривала, как вы и сказали.
– Ничего другого ей не оставалось.
– Просит деньги вернуть… С процентами.
– Верни, но без процентов. Будет наезжать, скажи волшебное слово.
– Какое?
– УСБ. Или РУБОП… Мной интересовалась?
– Да. Но я вас не видел.
– Молодец.
– В коридоре, кстати, никого не было.
– Они прятались в туалете.
– А-а-а… До свидания, Вячеслав Андреевич.
Чернаков отключил мобильник, заглянул в бардачок. «Оса» лежала на месте. Не помешает.
Хотя сейчас он не планировал никаких силовых операций, типа штурма или экстренного потрошения. Просто посмотрит, как люди живут. Постоит в сторонке часок-другой. Вдруг знакомых встретит?
За КПП свернул налево, спросил у прохожего нужную улицу. Возле железнодорожной платформы бросил машину, переложил в карман пальто «Осу». В ларьке купил шоколадку и орешки, ничего другого не было. «Добрый день, Вячеслав Андреевич, это снова я, ваш верный друг – панкреатит. Как самочувствие?»
К дому Копытиных пошел пешком. Куда только не занесет поиск правды и справедливости.
Владимир Андреевич вспомнил, как по молодости вместе с Лутошиным они поехали в деревню задерживать подозреваемого в убийстве. Километров за пятьдесят от Питера. Молодой крестьянин гостил на выходных у городского приятеля, обсуждал с ним законы квантовой физики. Обсуждение зашло в тупик. Выход был найден с помощью туристического топорика. Тюк в темя – и никаких разногласий… Допив водку (чего продукту пропадать?), гость вернулся в родную деревню к маме. Следом отправились храбрые сыщики на лутошинской личной «шестерке». Но сыночка дома не застали, ушел, якобы к зазнобе в соседнюю деревню. Хитрые сыщики представились маме знакомыми отпрыска. Мама, к слову, оказалась еще не стара и, судя по лицу, любила тяжелый алкоголь. А у Лутошина в машине было. И не какая-то там бодяга, а настоящая водка. Со свадьбы сестры заныкал. Целых два пузыря. Богатство для тех мест. «А не подождать ли нам Пашку?» – предложил Рома маме, ласково поглаживая аппетитный бутылек. «Гостям всегда рады!» – прозвучал уверенный ответ. Прошли, сели, принялись ждать, выпивая в процессе. Но силенок немного не рассчитали. Поехали-то натощак, а достойной закуски у мамаши не нашлось, одна соль крупного помола. Бедно жило тогда колхозное крестьянство. Впрочем, и сейчас не богато. В общем, развезло питерских «знакомых» не на шутку. В полночь сынок вернулся от зазнобы и увидел совершенно неприличную картину. В центре избы, за столом пьяная мама и два таких же пьяных субъекта. «Мама, а кто это?» – «Как „кто“?» Друзья твои городские. Тот что спит – Рома, а в пиджаке – Славик… Хорошие ребята, водочку привезли» – «Так что ж ты, мама, стол нормальный не накрыла?! У нас же брюква есть в погребе! Доставай, а я за бражкой к Ваське сбегаю!»
Что это за друзья, сынок даже не задумывался. И уж тем паче не предполагал, что они мусора проклятые. Мусора бы серьезную группу захвата прислали, а не водку.
Спустя пятнадцать минут банкет продолжился. На столе появилась подгнившая местами брюква и жидкость, пахнущая некачественной соляркой. Потом, обнявшись, хором пели песни. «Ты пойми меня, родная, я иначе не могу, если правду охраняя, я себя не сберегу-у-у…» Мама с сыном подвывали на бэк-вокале: «У-у-у…»
Спать легли, не вынимая пистолетов из кобур скрытого ношения. Прямо в комнате. Лутошин на полу. Мобильная связь в то время имелась только у banditas naturales, доложить начальству о местонахождении и ходе операции сыщики не могли. Правда, даже если бы связь была – все равно бы не смогли.
Утром проснулись, стали вспоминать минувший день и где они вообще находятся? В углу, на скамье – неопрятная дама, на печи, широко разинув рот, безобразно храпящий молодой крестьянин… Пока вспоминали, крестьянин проснулся.
– Мужики, а вы кто?
– А ты?
– Я – Паша, крестьянский сын. Там мама.
– А папа где?
– Папа зимой в сугробе замерз. Уснул насмерть.
– А мы Рома и Слава. Знакомые твои. Из Питера. В гости приехали. Не узнаешь?
Паша, напрягшись, узнал. Обрадовался. Предложил разбудить маму и продолжить.
«О`кей, – икнул Рома, – но надо съездить в город за водовкой. Мы на тачке, за час обернемся. Собирайся, с нами сгоняем за компанию». – «Говно-вопрос. С превеликим удовольствием, кататься я люблю».
Сели, приехали в родной убойный отдел, ютившийся в обычной «двушке» на первом этаже жилого дома. Пригласили в квартиру Пашу. Тот безо всяких подозрений пожаловал. Его проводили на кухню и приковали к газовой трубе наручниками. «Приехали, коровий сын!» – «Ой, мужики, кончайте прикалывать, противные: нам еще возвращаться… Выпить же наконец пора…»
Еще двое суток думал, что его прикалывают, бедняга.
За блестяще проведенную операцию по задержанию опасного преступника и проявленные при этом героизм и мужество оперуполномоченные Лутошин и Чернаков получили благодарность от самого начальника ГУВД и денежную премию, на которую Роман Романович купил еще две бутылки водки…
Повалил тяжелый снег. Чернаков поднял воротник, превратившись в засекреченного Джакузина. Поход занял пять минут.
Усадьбу господ Копытиных опоясывал невысокий реечный забор с повисшей на расшатанных петлях калитке. Выгоревшая табличка «Во дворе злая собака. Лечение, протезирование и похороны за ваш счет». Сам дом был невелик, один этаж и покосившаяся пристройка с трубой. Возможно, баня. Участок запущен, чувствовалось, что дворяне бедны и не владеют крепостными, поэтому и тырят вилки и ножи по магазинам. Даже снег убрать некому. Прямо от калитки протоптанная в сугробе тропинка к крыльцу.
Всю эту красоту Чернаков наблюдал, притаившись за березкой, росшей на дороге возле соседнего участка. Ближе он не подходил. Потому что, скорей всего, дворяне Копытины находились в избе. Указывал на это темно-синий «Лендровер», привязанный за поводок к забору.
И особенно порадовало Вячеслава Андреевича, что коня этого он встречал не так давно, а с хозяином имел удовольствие скрестить шпаги. Вернее, клюшки. Возле кафе, куда он привез Юлю пообедать. Выходит, сцена заводки была отрепетирована заранее. И появление группы захвата вневедомственной охраны тоже не случайно. Не на деньги чернаковские покушались господа, и не на телефон мобильный, но на честь и достоинство. Хотели забрать в участок, устроить скандал, а то и протокол составить за неповиновение. Отпиарить, короче, во все дыры. Да не сложилось. Спасибо клюшке – выручила.
Хорошая, однако, компания. Четыре неразлучных таракана и сверчок. Одиннадцать друзей Оушена.
Судя по толстому слою снега на крыше джипа, на нем сегодня еще в свет не выезжали. Что творится в доме, подполковник в отставке сказать не мог – не видел. На окошках веселенькие занавески. Пока он раздумывал, какую выбрать тактику, дверь отворилась, и на снег выполз один из обитателей усадьбы. Чернаков сдвинулся за березу. «Здравствуйте, ваше сиятельство». Да, он не ошибся. Это был один из тех парней. Пластырь на носу говорил, что удар клюшкой удался на славу. Минимум, перелом перегородки. В принципе, их сиятельство могло подать на Вячеслава Андреевича в народный суд и получить денежную компенсацию. Но не подал, хотя в судах, наверняка, сиживал.
Парень был без верхней одежды, в белой футболке, спортивных штанах и валенках. Он обогнул пристройку и почти тут же вернулся с парой поленьев. Замерз. Уезжать в город он, похоже, не собирался. Интересно, а Галя тоже здесь живет? Скорей всего, они муж и жена. Возраст примерно одинаковый, отчества разные. Мистер и миссис Копытины.
Так, и что же делать? Постучаться и потребовать объяснений? Или дождаться темноты и дом подпалить в качестве сатисфакции? Первое отпадает. Незваный гость хуже Бен Ладена. Могут встретить недостаточно дружески. Если вообще на порог пустят. А поговорить бы хотелось. Особенно с этим кривоносым. Многое он мог бы поведать.
Чернаков в очередной раз пожалел, что вместо нормальной ксивы в кармане лежит пенсионная. Сейчас бы проблем не было.
Поторчав у березы несколько минут, он начал замерзать и решил вернуться в машину.
Позвонила Юля.
– Ты где?!
– Встреча с интересными людьми. А ты?
– Представляешь, повезла Диме передачку, а кроме сигарет ничего не взяли. Кошмар какой-то. Что делать?
– Пошли по электронной почте.
– Слава, мне не до шуток…
– Поезжай домой.
Он отключил телефон. Интересно, если бы на месте Димы оказался Чернаков, она бы возила ему передачки?Диму заперли в комитетский следственный изолятор, располагавшийся в правом крыле Большого дома, где когда-то, еще при проклятом царизме, наверное, сиживал сам Ленин. Сегодня должны отвезти в суд, который изберет меру пресечения. Понятно какую. «Кресты», и только «Кресты». Поэтому передачку и не взяли, все равно пропадет. Утром Чернаков позвонил Лутошину, поинтересовался, признался ли подозреваемый?
– Ты прикинь, Слава, молчит, пес, аки рыба! Не я – и все! Я уж и по-хорошему с ним, и по-плохому.
– По-плохому – это как?..
– Ну, как-как… Стакан с водкой поставил перед носом, а пить не давал. Он чуть слюной не изошел, но не колется, фронтовик.
– А как в мотеле оказался, не вспомнил?
– Якобы кто-то накануне позвонил и обрадовал, что его жена шалит с начальником безопасности – ну с тобой, в смысле. Завтра собирается с ним за город. И даже место назвал. Дима тачку подготовил и примчался. А на следующий день с мужичком одним нажрался от досады.
– Что за мужичок?
– Не помнит. Случайно познакомились. Тот угостил.
– Ты там не перестарайся со стаканами… Я ж предупреждал, что Дима не при делах.
– Еще как при делах! У меня еще есть время.
Вячеслав Андреевич сел в машину, включил печку, немного согрелся.
Что, что делать?
Увы, кроме силового варианта, ничего в голову не приходило. Лутошину звонить бесполезно, никуда он не поедет, у Ромы более перспективная версия. Генералу?.. Он тоже особо не заинтересуется. Похоже, Глухарев уже смирился с потерей объекта. Остается самому. Но в одиночку бесполезно. Значит, надо вызвать подкрепление, как советуют серьезные голливудские фильмы.
Он позвонил Ерофееву. Тот сегодня не дежурил, томился дома. На глупый вопрос «свободен?» умно ответил: «Занят, блин… Жена заставляет ставить елку. Часов до девяти провожусь». Да, лучше ответить «занят». От греха подальше. А то вызовут в какое-нибудь Левашово, дом штурмовать.
Чернаков пролистал записную книжку мобильника. Остановился на Толике Бушуеве. Детектив, кажется, тоже выходной, но, если надо, он подъедет. Да и мужик понятливый, потолковей Ерофеева. Он набрал номер. Бушуев, действительно, отдыхал. Не раскрывая подробностей, Вячеслав Андреевич срочно попросил его приехать в Левашово. «Нет, ничего серьезного, но ствол какой-нибудь захвати…»
Толик пообещал быть. Собственно, в этом Чернаков и не сомневался. Парень понимает, что просто так в выходной день его не поднимут. Жил он на Юго-Западе, добираться придется через весь город, то есть часа два как минимум.
– Я буду ждать возле платформы.
– Понял.
Вячеслав Андреевич опустил кресло, включил приемник. Что ж, пару часов можно передохнуть. За последнюю неделю он не на шутку вымотался. Господа Копытины мимо не проедут: в город ведет одна дорога. Да и не собираются они, похоже, никуда. Чернаков огляделся. Замусоленная до ржавчины «копейка», пара маршруток, один рейсовый автобус, ждущий пассажиров, несколько мерзнущих человек на платформе. И его «девятка».
«А ведь это теперь мой дом, – с грустью подумал Вячеслав Андреевич, окинув взглядом салон. – Единственный родной угол. На колесах. Полтора квадратных метра. Сзади будет спальня, на передних сиденьях – гостиная и рабочий кабинет. На торпеду поставлю телевизор. Кухня – в багажнике, правда, там сейчас хоккейная форма. Сортир, как в деревне, – отдельно, на улице. Кладовка в бардачке. Балкон на крыше. Шторки на окна повешу, на потолок – картинки. Жить можно… С новосельем, Вячеслав Андреевич!..»
Смех смехом, но мне даже Новый год негде встретить. К Ирине не вернуться, у Юли тоже как-то не греет. Квартиру он пока не снял. Можно, конечно, к родителям поехать… Один его знакомый зимовал в гараже, когда разошелся с женой. Поставил буржуйку, холодильник, притащил диван, телевизор, двери утеплил. Машину на улице бросал. Даже гостей иногда в «дом» приглашал. Но по весне гаражи попали под снос из-за строительства кольцевой, и приятель стал бомжом.
А у Чернакова даже гаража нет. Н-да, не достаточно приятный итог – в сорок шесть остаться на улице, да еще без работы, с пенсией в три тысячи. Хотел новую жизнь зачать? Зачинай. Попутного ветра в лысину! Но, с другой стороны – есть любимая женщина, а это не так уж и мало.«Все мы готовимся к встрече с птичьим гриппом, – вещал задорный голос из динамиков, – давайте спросим у прохожих, как они думают защитить себя и своих близких… Здравствуйте. Как вас зовут?
– Иван Тимофеевич. Пенсионер.
– Вы готовы к встрече с птичьим гриппом?
– Да, конечно. На днях я купил пневматическое ружье и несколько коробок с патронами. С завтрашнего дня начну отстрел голубей, ворон и чаек. Прямо из окна квартиры.
– Вы хорошо стреляете?
– Не знаю, с войны не держал в руках оружия. Но жизнь, как говорится, заставит.
– Что ж, удачи вам и снайперской меткости…
– И вам того же…
Чернаков поменял станцию. Заныл блюз. Знакомая мелодия. Где-то он не так давно ее слышал. Ах да… Уличный музыкант возле Спаса-на-Крови. Они с Юлей шли в Эрмитаж на выставку какого-то знаменитого француза. Машину бросили на канале Грибоедова, чтобы немного прогуляться пешком. Выставка Чернакову не понравилась, он откровенно не понимал, как можно восхищаться черными кляксами и разноцветными полосами, хаотично пачкавшими белый холст. Пьяный слон лучше нарисует…
– Ты что, Слава, это же гениально! – убеждала его Юля. – Неужели не чувствуешь? Он же душу свою на холст выплеснул!
– Слякоть это какая-то, а не душа.
– Ну вот, видишь, до тебя начинает доходить – это же действительно и дождь, и слезы, и тоска.
Чернаков щурился, пытаясь разглядеть дождь, но если дождь с большой натяжкой еще можно было себе представить, то слезы… Увольте. Тоску вот картина точно навевала – такую, что хотелось побыстрее от нее отвернуться. Но Юля не унималась, надеясь, что любовник сможет разглядеть и ощутить то же, что и она.
– Он взял лучшее у позднего Пикассо и раннего Малевича, синтезировал и создал свой шедевр.
– А по-моему, он взял стакан. И не один.
– Лет через двадцать, а может и раньше, на аукционе «Сотби» или «Кристи» это полотно будет стоить не меньше миллиона долларов, – задумчиво произнесла Юля, пропустив мимо ушей реплику про стакан.
– Да?.. – рассеянно переспросил Чернаков. – Я бы за нее и рубль пожалел в день распродажи.
– Ничего ты не понимаешь! Прямо непрошибаемый… Посмотри, какое у него великолепное чувство цвета! Вот это сочетание бархатного бордо и приглушенного изумрудного, а этот кадмий, а охра, а умбра…
Юля никак не хотела отлипать от картины, а Чернаков не мог отвести взгляд от любимой женщины – воодушевленная, с блестящими глазами и прелестным румянцем, она так трогательно заправила локон за нежное ушко. Вячеслав Андреевич испытал что-то вроде укола ревности – надо же, как на нее эта мазня подействовала. Ему захотелось побыстрее увезти ее с этой дурацкой выставки и остаться с ней наедине, там, где нет этих жутких картин и посетителей, глазеющих на них и делающих вид, будто что-то понимают. Он-то хоть не притворяется. Но Юля открылась для него в тот день с какой-то новой, неизвестной стороны. В ней словно ожила другая, незнакомая женщина… Еще более волнующая и желанная, чем та, к которой он уже привык.Вячеслав Андреевич незаметно уснул под мерный шум двигателя и заунывные звуки блюза. И снился ему не рокот космодрома, не эта голубая тишина, а снились ему женщины. Много юных красивых женщин. Все они были похожи на Юлю. И каждая предлагала остаться с ним навсегда. А он не мог выбрать. И от досады скрипел зубами. Женщины плакали и исчезали, пока не осталась одна, самая прекрасная в откровенном платье. Он обнял ее, принялся страстно целовать, но она вдруг превратилась в Толика Бушуева.
– Андреич… Андреич…
Чернаков проснулся. В окно «девятки» аккуратно стучался Бушуев. Радио по-прежнему передавало блюз, правда, другой, еще более унылый. Двигатель мерно гудел. Стрелки часов на торпеде говорили, что Вячеслав Андреевич проспал сорок пять минут.