А потом к 9 Мая все опять вывесят георгиевские ленточки, и покажут великие фильмы, от которых будем плакать уже только мы, потому что молодежь не поймет, что в них такого прикольного, и Анастасия Приходько, представляя Россию, споет на «Евровидении», а потом скажет своим украинским друзьям, что ей было неловко петь с хором Турецкого, потому что они евреи, но пришлось это сделать, чтобы «эти москали» от нее отстали. И мы утремся. Великая страна утрется. В который раз.
А потом какой-нибудь очередной Саакашвили введет войска в Осетию и страшно удивится – почему это русские вдруг встали и дали по башке. И так же удивятся все те, кто паразитирует на нашей стране, считая, что можно безнаказанно гадить людям в душу, когда народ вдруг встанет и не будет креститься, доказывая, что он православный, а вежливо спросит, что здесь все-таки происходит.
В нашей истории наступил очень странный момент. Появляются разные идеалы у разных слоев и страт населения. При этом идет не только имущественное расслоение, но и региональное. Образ героя для чеченцев, дагестанцев, ингушей отличается от образа героя для жителей Москвы, Казани, Санкт-Петербурга. Если совсем недавно общими для формирования сознания советского человека были подвиги Великой Отечественной войны и Октябрьской социалистической революции, то сейчас у нас есть, к примеру, сильный идеологизированный Кавказ, где с одной стороны развивается идеология победителей (это все люди, имеющие отношение к Рамзану Кадырову), с другой – формируется психология неудачников (тех, чьи родители были инженерами, врачами, учителями, и кто так и не нашел своего места в жизни), а с третьей – осуществляется воспитание плебса. Эта третья ипостась информационно-идеологического потока сейчас занимает основное место на радио и телевидении – особенно на телевидении. Плебсу подсовывают жвачку для мозгов. Как фильм «Троя» не имеет никакого отношения к гениальному произведению великого греческого слепца, так и фильм «Адмиралъ» не имеет никакого отношения к истории гражданской войны. И вообще, если говорить серьезно, то, несмотря на блестящую актерскую игру, фильм этот колоссально вредный. Предпринятая авторами попытка найти идеологию в царизме, попытка уйти туда, обелить белых, очернить красных – она крайне наивна, а главное, не приводит ни к каким результатам. То есть это, несомненно, попытка отыскать новых героев. Но для кого?
Забавно, что государство, тратя определенные средства на идеологию, пока никак не может найти, на что опираться. Так, при попытке опереться на образ Великой Отечественной войны мы моментально соскальзываем на уровень асфальта из-за пошлых пересмешников, для которых главное – похихикать над гигантским размером груди Анны Семенович. Выросло поколение циников, для которых главное – «поржать» и иметь свое мнение по любому вопросу, и которые утверждают самодостаточность собственного мнения. При этом, что характерно, право на это самое мнение не заслужено ничем, да и мнение, как правило, пустое. Кумиры дегенератов и сами неумны – всего лишь чуточку умнее, чем сами дегенераты. В стране слепых и кривой – король, а на фоне дегенератов глупцы кажутся философами.
Неожиданно страна вновь стала распадаться на несколько частей. Именно поэтому каждая встреча и каждый разговор с людьми из Чечни оставляет непреходящее чувство удивления тем, насколько они цельные. Конечно, они могут сильно вам не нравиться, но эту цельность невозможно не заметить. И при встречах с верующими людьми, независимо от того, нравятся они вам или нет, вас не покидает то же ощущение цельности. И как же аморфно большинство нашего населения! Без идей, без понимания, без всего…
Мы вообще воспитываем очень интересную молодежь. Как-то раз я предложил министру науки и образования Андрею Александровичу Фурсенко самому прийти и попытаться сдать ЕГЭ, просто ради интереса. Хотя бы угадать нужные ответы. Реакция была фантастическая: Фурсенко просто засмеялся! Он искренне и заразительно хохотал несколько минут, после чего произнес: «А мне уже не надо! Это уже не мой профиль». Я понимаю, действительно, профиль уже совсем не его. Но вот я читаю тесты по литературе и не знаю, смеяться или плакать. Понимаю, настоящий знаток литературы легко ответит на вопрос о творчестве Льва Николаевича Толстого: «В каком платье танцевала Наташа Ростова на своем первом балу?». Варианты ответов: белое, красное… И это убожество на полном серьезе преподносят нашим детям как венец творения педагогической мысли. Кого мы воспитываем?
Уже сейчас виден колоссальный разрыв поколений. Уже выросли дети, которые не читают, хотя и умеют. Они говорят на языке, который лишь отдаленно похож на русский.
В мае 2009 года газета «Комсомольская правда» написала о жутком случае, произошедшем в школе, которую я заканчивал. Случилось следующее: мы так долго боролись за то, чтобы каждая нация и народ чувствовали собственную гордость, как и за то, чтобы поскорее расстаться с советским интернациональным прошлым, что доборолись до его обратного проявления. И вот сначала в школе на уроке, рассказывая о роли личности в истории, юноша, по национальности грузин, начинает восхвалять Саакашвили. Когда его одноклассник, не грузин, сделал ему замечание, завязалась очень бурная вербальная дискуссия, в результате которой мальчику – не грузину в голову полетел стол. Этот случай замяли. Через несколько месяцев группа чеченских подростков начала терроризировать ребят помладше. Во время одной из разборок чеченские мальчики выхватили пистолеты, к счастью, пока еще не боевые, а пневматические, и открыли стрельбу. В результате две пули застряли в голове у ребенка. Одну смогли удалить сразу, вторую нет. Приехал большой милицейский начальник и провел беседу со школьниками. Беседу! Притом, заметьте, школьники не задержаны, не содержатся в СИЗО, хотя очевидно, что их поведение создает угрозу для общества. Никто не задает вопрос, откуда у них пистолеты. Ну что вы! Сейчас ведь оружие может купить каждый. Никто не пытается поставить, вежливо говоря, на вид родителям или возмутиться. Нет, в самом деле, у нас же интернационализм! А интернационализм у нас теперь означает следующее: если ребенок что-то совершает, и он русский, то не надо упоминать его национальности – это интернационализм. А если совершает что-то ребенок, который по национальности чеченец, монгол, еврей, удмурт – кто угодно, – и ты, не дай бог, скажешь, какой он национальности, то ты, оказывается, разжигаешь межнациональную рознь.
Я рассказал об этом министру Фурсенко – он, как обычно, засмеялся. У него было такое счастье на лице, как будто моя фамилия – Жванецкий. Он так веселился, что мне в какой-то момент времени стало просто страшно за его душевное здоровье. Потом он стал говорить, что министерство ничего не может сделать, что школы им не подчиняются, что я все выдумываю и на самом деле дела обстоят совсем не так. И это министр, отвечающий за образование наших детей! Министр, который довел нашу страну до того, что при слове «ЕГЭ» любого нормального человека начинает трясти от бешенства. В нашей стране жили люди, умеющие думать, анализировать, люди, которых не сломала советская идеологическая машина. Теперь эти люди будут сломаны ЕГЭ, при котором весь последний год обучения в школе детей учат угадывать ответ, а не мыслить. Не доказывать свою точку зрения, а угадывать. Не развивать творческое начало, а угадывать. Кого мы воспитываем? Какое будущее смогут построить эти дети, когда вырастут?
Мой приятель развелся с женой, и ребенок оказался в Америке. Конечно, это трагедия для любого отца. Но он приехал посмотреть, как ребенок устроился, и зашел в школу, которая существует с 1799 года, с года рождения Пушкина. Это школа, в которой 12 футбольных полей, гигантские аудитории, колоссальный зал для приема родителей, размером, наверное, с Георгиевский, где висят портреты почетных выпускников школы – сенаторов, героев, и где к детям относятся так трепетно, что невольно понимаешь: будущее – там. К сожалению. А я хочу, чтоб мой ребенок вырос и учился здесь и получил хорошее образование. Но у него такого шанса нет. Потому что больше нет образования. Наша власть отыскала лучший способ уничтожить душу народа – она уничтожает образование, уничтожает семью, уничтожает культурные и духовные ценности. Но кто эта «власть»? Должно быть, это все-таки какие-то конкретные люди? Так почему мы не говорим им: «Что вы делаете? Остановитесь!»
Когда я однажды рассказывал о том, что происходило в моей бывшей школе, я упомянул о том, что директор школы грузин, и что очень многие дети, которые там учатся, уже не считают нужным разговаривать в школе на русском, из-за чего возникают большие проблемы. Зачастую дети при преподавателях говорят между собой на своем родном языке, которого те не понимают, и более чем по-хамски обращаются с самими преподавателями. У администрации школы тогда появилась идея подать на меня в суд за разжигание межнациональной розни. Нет, я не разжигаю межнациональную рознь. Я с уважением отношусь к представителям всех национальностей. Но в Риме ведите себя как римляне. Если в Чечне принято ходить с боевым оружием и расстреливать друг друга в школе, езжайте в Чечню. Если в мусульманских странах принято, чтобы девочки ходили завернутыми с ног до головы в национальные одежды, езжайте в эти страны и там заворачивайтесь. Если в Иерусалиме принято, чтобы евреи ходили только в ермолках и не ходили по субботам в школу, езжайте в Иерусалим и там ходите в ермолках и отдыхайте по субботам. Но в Москве ведите себя так, как принято в светском государстве. Негоже ученикам ходить с оружием и стрелять в других учеников. И негоже большим милицейским чинам приезжать в школу и вести расспросы. Следует задерживать таких малолетних преступников, представляющих угрозу для общества, и бросать их, извините, в СИЗО. И проводить там все мероприятия, необходимые для выяснения истины, а не пытаться загладить какую-то невнятную вину – непонятно, кого и перед кем. А то получается, что те дети, которых расстреляли, виноваты в том, что они оказались на пути пуль.
И надо же, как нехорошо, когда журналисты обращают внимание и задают вопрос: никто с ума не сошел? Что это за директор школы, который позволяет такое в подведомственном ему учебном заведении уже не первый раз? Что это за районное руководство, которое раз за разом не видит, что происходит, и во что превратилась некогда лучшая школа Москвы? И что это за министр образования, который хихикает, когда ему говорят о насилии в школе? Хихикает! Школы ему не подчиняются. Ну, создайте отдельное министерство, которое будет заниматься только школами. Все сошли с ума по поводу ЕГЭ и полностью потеряли воспитательный момент.
Наши школы уже давно из места, куда дети уходили с утра и возвращались вечером, наполненные новыми знаниями, превратились в место, где с ними может произойти все что угодно. И милиция будет приезжать и вежливо гладить по голове очередного чеченского ребенка, и спрашивать: «Тебе удобно было стрелять? Рука не заболела?» Что это такое? Это теперь нормально, в порядке вещей? И не бросает ли такое поведение чеченских родителей и чеченских детей тень на весь чеченский народ? Не бросает ли такое поведение грузинского мальчика и его родителей тень на весь грузинский народ? И не бросает ли тень такое поведение нас, россиян, на нас самих? Кстати, напомню, что чеченцы тоже россияне, как и те грузины, у которых российские паспорта. Мне неприятно, что приходится упоминать национальности, но именно на национальной почве возникли эти конфликты. Банда была создана по этническому признаку, и разборка происходила по этническому признаку. А вот это уже разжигание национальной розни со стороны деток, а не со стороны журналистов.
Я очень люблю ездить в Питер, хотя возвращаюсь оттуда в разном настроении. В одну из последних поездок я не поленился и зашел в то место, где, кстати, так и не побывал министр Фурсенко, – в Санкт-Петербургский государственный горный институт имени Плеханова, технический университет. Это первое в России высшее техническое учебное заведение, основанное указом императрицы Екатерины II аж 21 октября (1 ноября по новому стилю) 1773 года. И возглавляет этот институт Владимир Стефанович Литвиненко, который, как я считаю, достоин звания героя, потому что я никогда ничего подобного не видел в своей жизни.
Этот человек тихо, спокойно и уверенно создал на базе университета выдающийся научно-технический центр. Он убежден, что университет должен отличаться от простого института в первую очередь тем, что там есть наука. А что такое наука? Наука – это же и возможности, правильно? Нельзя же делать науку только на кончике пера, особенно когда речь идет о технических дисциплинах. И когда я смотрел, какое оборудование там стоит, чувство гордости переполняло мое сердце. Мы заходим в лабораторию – японцы устанавливают редчайшие приборы, позволяющие реально при всех необходимых увеличениях анализировать и рассматривать атомную решетку. Там стоят фантастические немецкие механизмы, есть целая гигантская линия, куда поступает порода и идет дробление вплоть до мелкодисперсных фракций, проводится анализ, и на выходе ты получаешь законченный результат. Но это легко сказать. А на деле в лабораторию вложены бешеные деньги – мы говорим о десятках и сотнях миллионов долларов. При этом ученые со всего мира записываются в очередь, чтобы поработать на этом оборудовании, приезжают ведущие специалисты из множества стран, из крупнейших нефтяных компаний, читают лекции.
Ты заходишь в университет, во внутренний дворик – павлины гуляют, красота. Я специально заходил в несколько туалетов – там чистота такая, представить себе невозможно. Бумага есть, мыло есть. Заходишь в столовую, смотришь на цены и думаешь, что над тобой издеваются. Хорошего качества еда, порция гречневой каши – 10 рублей. Студентам платят стипендию. В зависимости оттого, как человек учится, он может получать от 800 рублей до пяти тысяч. Все ходят в форме, и студенты, и преподаватели, в удобных красивых кителях. В аудитории, где читают лекции, гигантские стеклянные окна – из коридора видно, что происходит внутри, поэтому никто не списывает, и видно, сколько людей присутствует на занятии.
Профессорско-преподавательский состав там вообще один из лучших в стране. Во-первых, они занимаются реальной наукой. В университете учится 8,5 тысяч студентов. Естественно, ведется подготовка бакалавров и магистров, восемь направлений, шесть факультетов, 40 кафедр, 120 докторов наук и профессоров, 400 кандидатов наук и доцентов, 30 академиков российских и международных академий. Сами ездят с лекциями по всему миру. Реальные разработки профессоров внедряются в производство. Вот, например, сделали они одно открытие в области нефтянки, реализовали его. Как вы думаете, сколько получили люди? Полтора миллиона долларов получил один только человек – и ему действительно выплатили эти деньги. А зарплаты какие! Начиная от 45 тысяч рублей, а могут быть и раз в восемь больше. Для университета отбирают лучших преподавателей со всей страны. Привозят в Петербург, выдают им служебное жилье, снимают его для них уже меблированное.
Я присутствовал на заседании ученого совета, когда там говорили, что собираются строить дом. Средняя цена квадратного метра – около двух тысяч долларов, включая ремонт. При этом институт будет оказывать материальную помощь тем, у кого нет денег, но кто нужен институту. Мало этого, университет доплачивает и за студентов-контрактников, если у них вдруг возникают проблемы. Общие затраты на одного студента составляют сейчас около 15 тысяч евро в год. Но обучения дороже пяти тысяч нет, и то за это обучение доплачивают либо компании, либо институт. При этом в Горный поступают самые простые смертные. Конкурс, конечно, бешеный, но зато с какими лицами ребята там учатся! Они хотят учиться, они гордятся своим учебным заведением, своей командой. Я помню, какое оборудование стояло у нас в лабораториях, когда я учился в Институте стали и сплавов, какие стояли печи. И когда я шел по Санкт-Петербургскому горному институту, у меня впервые за долгие годы руки чесались, так мне хотелось поработать на этом оборудовании. Потому что понимаешь, что ты реально что-то можешь сделать.
Знаете, я как будто не в России побывал. Я видел великолепный научный центр, которому может позавидовать любая страна мира, – и ему действительно завидуют. Приезжают из Total, из Shell, из ENI, смотрят. А как там обучают людей! Взять, к примеру, профессию горного мастера. Это человек, который управляет многомиллионным оборудованием. У ребят есть реальная возможность, находясь в институте, в Санкт-Петербурге, опробовать буровые установки и получить лицензию. То есть человек не просто обучается, он уходит фантастическим профессионалом, который востребован всюду. И, к сожалению, многие уезжают за границу, потому что доходит до смешного: например, институт готовит ряд уникальных бурильных специальностей, и почти все выпускники уезжают работать в Норвегию. Там платят специалистам такие же деньги, как и у нас, зато не возникает проблем с армией. Но ученые, наоборот, приезжают из-за границы, чтобы работать в Горном.
Вот вам и роль личности в истории, человеческий фактор. При этом надо отметить, что государство действительно оценило заслуги Владимира Стефановича, у него много наград. Он сам не хочет быть ни членкором, ни академиком, хотя ему многократно предлагали, ноу него свое отношение к данному вопросу. У него в институте находится необыкновенный Горный музей, который он ухитрился сохранить, – уникальные коллекции, 200 тысяч экспонатов со всех континентов, из 80 стран мира. Феноменальная библиотека – полтора миллиона изданий, при этом море раритетных, и студенты могут этим всем пользоваться. Быть студентом Горного – просто мечта. Поэтому видно, что ребята любят ректора, и что у них замечательные отношения внутри института.
И остается странный фон – чувство гордости за свою страну и обида. Хочется взять Литвиненко, наделать копий и всюду расставить. Потому что – ну вот же человек, вот же он все делает правильно в нашей стране, несмотря на кризис и тому подобные трудности, и все идет отлично. К нему приезжают представители компаний – «Лукойл», «Газпром», у них целые лаборатории работают. И ты видишь, на что они деньги потратили, буквально каждую копейку. Кроме того, в институте открыли свое производство, делают умопомрачительную мебель. Покупают все только по тендеру – свои же деньги тратят, никаких откатов. Я спросил: «Каков главный критерий?» – «Качество.
Студенты должны работать на самом современном, самом качественном оборудовании». Просто фантастический, потрясающий институт. Из того, что я видел, это, на мой взгляд, лучшее учебное заведение, пожалуй, не только в стране, но и в мире такого больше нет.
Подойдите и спросите Владимира Стефановича: что надо изменить в системе образования? Он, конечно, жутко отзывается о ЕГЭ. Сетует на то, что, к сожалению, качество абитуриентов падает на глазах. Считает, что так называемое собеседование – это абсолютный обман, это как раз прекрасная возможность вымогания денег. По его словам, раньше школьная система была построена так, что поборы на репетиторов, конечно, были – как правило, в гуманитарных вузах, – но сейчас проблема в том, что в институт приходят абитуриенты, не умеющие мыслить. Потому что подготовка к ЕГЭ, которая занимает весь последний школьный год, а то и два, полностью отбивает у человека способность к самостоятельному мышлению. И появляющегося в институте абитуриента, который потом становится студентом, приходится оживлять, учить думать. То есть Фурсенко со товарищи убили систему образования в России.