Разведчик - Андрей Уланов 18 стр.


Попробовать-то, думаю, всяко можно. Тут за спрос денег не берут.

Поехали назад. Рыжая всю дорогу молчит, как воды в рот набрала — я уж даже удивляться начал. От самого поля того — до самолета и пока вокруг ходил. Наконец не выдержала и спрашивает:

— Малахов, а почему эти ваши…

— …Самолеты…

— …Самолеты так часто падают? У них крылья плохие, да? Короткие?

— Ну, не совсем так, — говорю. — Крылья у них действительно короткие, более того — они ими вдобавок еще и не машут. Но падают они вовсе не из-за этого.

— А почему?

— Да как бы тебе это сказать, — говорю. — Сбивают их. Другие самолеты. Дерутся они между собой.

— Из-за самок?

— Нет. Не из-за самок и даже не из-за сумок. А из-за того…

И тут рыжая как заорет:

— Дракон!

Я башкой завертел. Какой, к чертям, дракон, думаю, если шума не слышно. Может, на малой подкрался?

А потом я эту тварь увидал — и сразу все мысли из головы повылетали.

Никакой это не «мессер» оказался. А самая натуральная зверюга. С крыльями. И размах тех крыльев — побольше, чем у «мессера».

— Что он, — ору, — делает?

— А?

— Что он делает?

— Огнем плюется.

— Ну так, — кричу, — и говори в следующий раз — «воздух»!

А звероящер тем временем вираж заложил — и пошел в лобовую. Гляжу я, как он в размерах увеличивается, а в голове только одна мысль: «Черт, до чего же здоровая тварь!»

Тут пулемет застучал, я опомнился, руль влево рванул, «Аризона» как кузнечик прыгнул — рыжая чуть за борт не вывалилась, хорошо, что за пулемет цеплялась, — а справа огнем рвануло. Хорошо рвануло — кило на десять, если за фугаску засчитать.

Ну, ни черта ж себе слюни у этой твари!

Пронесся он на бреющем над самой машиной — у меня аж пилотку воздушной волной сбило.

— Почему пулемет молчит?!

— А ты, — Кара орет, — еще резче повернуть не мог?!

— А ты, — тоже ору, — поджариться захотела?! А ну к пулемету — на второй заход пошел!

Не знаю, какой там у этой твари мотор и чем она на обед заправляется, но вой от нее почище, чем от «лаптежника».

Я оглянулся, по тормозам ударил — полыхнуло впереди, дракон опять над самой машиной пронесся. Рыжая пулемет развернула, очередь вслед дала — мимо.

— Совсем ослепла?! — кричу ей. — В такую тушу в упор попасть не можешь?!

— Может, сам попробуешь?

— Ага. А ты за руль?!

Тут «Аризона» на холмик налетел, так тряхнуло — хорошо, что за руль держался. Из кузова повылетало что-то, накренились так, думал — перевернет и сверху как мух прихлопнет. Нет, обратно на четыре шлепнулись.

А дракон по новой разворачивается.

Ну, думаю, теперь все. Сейчас он играть бросит и издалека поливать начнет.

Наддал газу и, как только огненная полоса навстречу протянулась, — рванул вбок, прямо сквозь огонь. Пламенем лизнуло, опалило — ну все, думаю, конец покрышкам. И где я теперь новую резину для «Доджа» достану?

А пулемет над головой грохочет — и все мимо.

— Тебе что, — кричу, — жить надоело?! Пол-ленты впустую?! Вернемся — разжалую ко всем чертям собачьим. Будешь Трофиму патроны подносить.

— Ну не умею я, — рыжая чуть ли слезы по лицу не размазывает, — по воздушным целям стрелять.

— Научись! А то он быстрее тебя научится.

Черт, думаю, ну если он нас и на четвертом заходе не накроет — значит, и среди драконов косоглазые попадаются!

Давлю на газ и слышу, что мотор от всей этой перетряски частить начал.

— Ну, что же ты, — шепчу, — «Аризона». На тебя вся надежда. Вывози, родимый. Мне сейчас только проблем с зажиганием не хватало.

И вправо-влево, вправо-влево. Как говорил командир нашей автороты капитан Бояров, наводящим ужас зигзугом. На любой другой машине давно уже кувыркнулись. Одно спасение — что у «Аризоны» привод на все четыре да покрышки широкие, с зацепами.

На грунтовой дороге «Додж» — царь и бог, второй после танка. Любой «Опель-Адмирал», да что там «Опель» — любой «Мерседес», хоть из-под самого фюрера, достанет.

Оглядываюсь — дракон уже совсем близко, а Кара губу прикусила и жмет на спуск так, словно решила всю ленту перед смертью успеть расстрелять — только гильзы градом в кузов сыплются. И попала!

Дракон на миг в воздухе замер, словно со всего разгону на стену налетел, — и шлепнулся наземь.

Я развернулся, затормозил. Гляжу — зверюга в судорогах бьется, крыльями хлопает, огнем во все стороны плюется, неприцельно уже, правда, но подыхать что-то пока не собирается.

— А ну, — говорю, — пусти-ка за пулемет. Прицелился хорошенько и выпустил в эту тварь остаток ленты. А дракону хоть бы что. Только еще больше извиваться стал.

Да что же это такое, думаю, в шкуре они у него, что ли, застревают? Или вовсе отскакивают, как от танковой брони? Эх, «эрликон» бы сюда.

А пока «эрликона» нет, надо сматываться. А то еще очухается, зараза.

Развернулся и наддал газу от греха подальше.

Нет, думаю, но какова зверюга! Выдрессировать бы их — и в штурмовую авиацию. Да и на земле неплохо.

— Интересно, — спрашиваю. — Максимальная дальность залпа у него какая?

— Что?

Рыжая на меня опять как на контуженого глянула, а я на нее и как расхохотался — еще больше, чем давеча с Арчетсм.

Потому как видок у нас обоих и в самом деле был еще тот. Рожи в копоти и порохе, грязью присыпаны, полуоглохшие — в бою не до того было, а ведь когда над головой крупнокалиберный лупит, можно очень даже запросто без перепонок остаться. Тоже мне — герои-зенитчики.

— Плюется он, — в ухо ей кричу, — как далеко?

Кара аж вздрогнула.

— Триста шагов, — тоже на ухо орет.

— А бегает он по земле быстро?

— Нет. Плохо. А зачем тебе?

— Да так, — кричу. — Думаю. На ПТО он, значит, не сгодится.

— На что?!

— Ни на что, а на ПТО. Противотанковое орудие. Думал, может, удастся эту тварь вместо пушки приспособить. Да только при такой хилой подвижности и дальнобойности ему не то что танк — броневик башку отстрижет.

— Еще никому, — заявляет рыжая, — не удавалось укротить дракона. Только самые великие черные колдуны иногда подчиняли их себе.

— Ну вот, — говорю. — Ты же сама себе противоречишь. С одной стороны — никому, а с другой великим черным. Не бывает так. Тут либо — либо: либо никому — либо кому-то, а раз кому-то можно, значит, и мы можем попробовать. За попытку-то у вас денег не берут, а?

Ага. Только очки снимают. По одной жизни за промах. Сколько у вас там жизней, а, старший сержант? Или ты уже в минусе?

Ладно. Кое-как доехали мы до замка, въехали во двор — у гавриков на воротах челюсти до земли поотвисали, еще бы, про наш видок я уже говорил, а «Аризона» еще лучше выглядит — весь в грязи и подпалинах, прямо танк из боя. Затормозили. Рыжая моментально наверх умчалась — по всему видать, геройскими подвигами хвастаться, а я подумал, постелил кусок брезента и полез днище у «Аризоны» осматривать — мало ли чего этот дракон чертов наплевать мог. Да и валуны, опять же, если и объезжал, то через два на третий. А без машины оставаться очень даже не хочется. Война закончится, ленд-лиз этот из моего мира медным тазом накроется, а своей автомобильной промышленности тут, по всему видать, ни в эту пятилетку не предвидится, ни даже в следующую.

— Ищешь чего?

— Да вот, — отзываюсь. — Тут кое-кто голову потерял. Вот и смотрю — вдруг куда в машину завалилась. А то ведь застрянет в механизме — кто потом чинить будет? Ты ведь, Арчет, небось про центровку колес и не слышал никогда.

— Не слышал, — соглашается белобрысый.

— Ну вот, — говорю. — И вообще — надо будет на вас жалобу в дорожный департамент накатать. Развели тут, понимаешь, всякую нечисть — ни пройти, ни проехать.

— Ты-то у нас нынче, — усмехается Арчет, — большой мастер по нечистой силе. Прямо новый Дор-Картур — истребитель демонов, охотник на драконов. Кара там про ваши подвиги такое рассказывает, что хоть садись и балладу слагай, а то и эпос. Легендой при жизни хочешь стать, Малахов?

У меня от этих слов отчего-то в носу как засвербит — не удержался, чихнул, лбом об днище приложился, а сверху еще откуда-то струйка масла брызнула — и прямо на лицо. Хорошо хоть в глаза не попала, и на том спасибо.

Вылез я из-под «Аризоны», заглянул в зеркальце — ну и рожа. Рогов только не хватает. Но даже и без рогов нарядов на пять точно потянет.

— Ну что, — спрашиваю Арчета. — Гожусь я с такой физией на легенду при жизни? Или только на жизнь при легенде?

— Мне, — говорит Арчет, — и с более отвратной внешностью герои попадались. Самый героический и вовсе на тролля смахивал. Не говоря уж о том, что у тебя уши с глазами и все прочие части тела на месте, а их, знаешь, после встречи с драконом редко кому удается сохранить. Отмыть тебя да причесать — такой герой получится, глаз не отвести.

— Как же, — в тон ему отвечаю. — Еще бы форму подходящую раздобыть, чтобы золота побольше, да штаны с лампасами, — и все тыловые дамочки от восторга сами в штабеля поскладываются. А еще лучше — напялить все это на Олефа вашего, вот уж кто по виду — герой героем.

— Воистину так, — соглашается Арчет. — А ты так и будешь перемазанным ходить?

— Да нет, — говорю. — Вот сейчас мыло найду и отмываться пойду. А ты, раз уж под руку попался, сначала воду мне сливать будешь, а потом обедом кормить. У вас ведь тут, как я понимаю, все еще постный день, а герои, между прочим, тоже люди и тоже есть хотят.

— Я думаю, — серьезно так говорит Арчет, — что для такого великого героя обед отыщется. Вот только извини — драконятину предложить не смогу.

— Ладно, — говорю. — Как-нибудь переживем. А вообще, знал бы, что эта тварь съедобная, обязательно приволок пару окорочков. Весь бы он, конечно, в кузов не влез, но грудинку, я думаю, довезли бы — «Аризона», — киваю, — три четверти, как-никак.

— Грудинку, говоришь?

— Именно, — скромно так говорю. — И приготовил бы этого дракона по-киевски. Всю жизнь, понимаешь, мечтал попробовать дракона по-киевски.

Арчет и глазом не моргнул.

— Договорились. Будешь угощать — позовешь.

— Заметано, — киваю.

Полез в кузов, откопал там брусок мыла завернутый — как он только во время всей этой перетряски из кузова не вылетел — и уже было к колодцу двинулся, как вдруг кое-что еще припомнил.

— Вот еще что, — говорю, — насчет героев. Самый великий герой, из тех, кого я лично знал, ростом аккурат мне до плеча доставал. Щуплый такой паренек, по прозвищу Клоп. Снайпер, полсотни душ на тот свет переправил, а на вид — соплей перешибешь.

Арчет аж на месте замер, прямо как давеча дракон — словно на стенку наткнулся.

— Один человек убил пятьдесят других? — недоверчиво так переспрашивает.

— Пятьдесят восемь, — уточняю. — Это на тот момент, когда я его последний раз видел. Сейчас уже, наверное, больше — если самого не ухлопали. Но это я так, к слову. Пошли, что ли, отдраиваться?

Ладно. В общем, пока я отмывался, пока опять гимнастерку новую искал, пока обедал, пока с местными гавриками насчет волокуши для «фоккера» договаривался, пока то да это — уже если и не вечер наступил, но заполдень хороший. Точнее не сказать, потому как солнце опять за облака убралось — но тут у них, как я погляжу, только по большим праздникам, да и то не на весь день — мигнуло, вот оно, мол, я, кручусь еще на небе помаленьку, и обратно за облака сгинуло. А вы там, внизу, сами крутитесь… как хотите.

Короче, мелочь всяческую я подразгреб, поискал рыжую — не нашел, и даже спросить не у кого — Арчет ее не видел, он большую часть времени со мной гаврикам мозги полировал… до зеркального состояния. Аулея вообще в замке не оказалось, а Матика сказала, что забегала рыжая на секунду, схватила корку со стола и умчалась по своим рыжим делам. Сказала и при этом на меня вопросительно так посмотрела.

— А что я? — говорю. — Сам ищу.

Я ведь ей не сторож и уж тем более не брат.

Покрутился еще по замку, плюнул и пошел к попу. Открываю дверь часовни — ну, так и есть — Кара с Иллирием чуть ли не в обнимку сидят, обсуждают чего-то.

— Ну вот, — говорю. — Я ее по всему замку разыскиваю.

— А я уже давно здесь. Садись и слушай. Времени у нас совсем не много.

Сел. Слушаю.

— Мне, — начинает поп, — удалось узнать точное место, куда отправится Гор-Амрон. Это — здесь, — и пальцем в карту ткнул.

Посмотрел я на карту под его ногтем — и ничего не увидел. Потому что не было там ничего. В сантиметре слева — холмик, справа — два деревца кривых, а под самим ногтем — белая бумага.

— Я знаю это место, — говорит Кара. — Там раньше была пасека. Дом пасечника мог сохраниться до сих пор.

— Зер гут, — говорю. — А в чем проблема?

— Понимаешь, — говорит поп, — мы тут с Карой ваш прошлый поход обсудили.

— Ну и?

— Сильно мне, — говорит Иллирии, — не нравится, что на вас на Тайных Тропах напали. Никогда еще такого не было. Я вот даже в древние летописи сунулся — и там ни одного упоминания нет, чтобы слуги Тьмы могли на Тайные Тропы проникнуть.

— Стоп, — говорю. — А кто сказал, что те суслики в чалмах — слуги Тьмы? А может, это местные, может, живут они там?

— Человек, — заявляет Кара, — не может выжить в Мире Зеленого Неба больше двух дней.

— Человек, — говорю, — может в таком аду выжить, что любая инфузория давно бы удавилась.

— Нет, — говорит поп. — Мир Зеленого Неба, Криснолан, известен уже не первый век, и многие проходили сквозь него. И знали бы о человеческой расе в нем.

— Допустим, — говорю. — Ну, если не местные, тогда, например, такие же прохожие, как и мы, из еще одного мира, а может, даже и из вашего. Только не слуги Тьмы, а самые обычные бандюги. Уж чего-чего, а желающих на дороге подзаработать всегда и везде хватало. А что это за дороги — Тайные Тропы, автобан Берлин-Бремен или там рокада Муром-Нафиг — это уже детали.

— Но обычные разбойники так себя не ведут, — возражает рыжая. — Сразу убивать…

— А что, — говорю. — Трупы-то обыскивать проще.

По себе знаю.

— Кем бы они ни были, — говорит Иллирии, — но я думаю, что ближними Тропами вам идти не стоит. По крайней мере до тех пор, пока я не узнаю, кто еще проникает на них, вам лучше пойти дальней Тропой.

— Вот если мне еще кто-нибудь растолкует, — говорю, — чем дальняя тропа от ближней отличается, — будет совсем замечательно.

— Все очень просто, — начал поп. — Ближними называются те тропы, которые ведут в миры, не очень отличающиеся от нашего. И чем дальше Тропа — тем более непохожим становится мир, по которому она ведет.

— Неплохо. А этот, — спрашиваю, — с зеленой крышей, он какой, дальний или ближний?

— Ближний, — говорит Кара. — Один из самых близких.

Ни черта ж себе, думаю, схожесть. А какие ж тогда дальние? Шагнул, значит, дыхнул — а там вместо нормального воздуха химия какая-нибудь, вроде иприта.

— Самый подходящий для вас — Травяной Мир, Невсклертиш. Он достаточно далеко от нашего, и… в нем сложно устроить засаду. Вдобавок есть один выход из него неподалеку от того места, куда собрался Гор-Амрон. Но только…

— Что «только»?

— В Травяном Мире, — говорит поп, — вам придется добираться до нужного места намного дольше, чем здесь. Вы можете не успеть. Расстояния там… иные.

— Намного больше, — спрашиваю, — это сколько? В километрах?

Поп на рыжую посмотрел.

— В твоих километрах, — говорит Кара, — больше ста. Примерно сто двадцать.

Черт, думаю, а ведь действительно не успеваем. На месте надо быть завтра, желательно к утру, а сейчас уже к вечеру клонится.

— Одна я могла бы успеть, — говорит Кара. — Пришлось бы скакать всю ночь… Гармат бы выдержал. Но кроме него, в замке по Тайным Тропам может ходить только один конь, отцовский Алшор, а он не подпустит к себе чужака.

— Да к тому же, — говорю, — Аулея в замке нет, а если к вечеру и вернется, то коня того хватит как раз до конюшни доплестись. Нет уж, гужевым транспортом как-нибудь в другой раз воспользуемся.

— А…

— Думать же иногда надо, — говорю. — Зачем нам лошади, если во дворе машина стоит. Что, неужто из кучи Миров этих нельзя такой подобрать, по которому проехать удастся? В крайнем случае, можно и поближе чего-нибудь. А я заодно посмотрю на засаду, которая против авиационного крупнокалиберного полезет, и на то, что от этой засады останется.

Рыжая с попом на меня посмотрели… потом друг на дружку… потом опять на меня.

— А ведь и верно… — начал поп.

— …Этот железный конь, — рыжая подхватила, — уже ходил между Мирами. И он домчит нас до нужного места еще до рассвета.

— Он и до заката домчит, — говорю. — Если постараться и если с дорогой повезет.

А я уж постараюсь. Ночью по незнакомой местности ехать, да что там — по незнакомому Миру, — не знаю, как кто, а я лично до таких аттракционов невеликий любитель. У «Доджа», конечно, полный привод, да и фары неслабые, но опять же — кто его знает, чего на эти фары из темноты прилетит: мотылек, дракон или, скажем, «Юнкерс»?

— В Травяном Мире твоему железному коню будет легко. Там… гладко.

Ну, ну.

— Ладно, — говорю. — Раз у нас времени, как выясняется, самое «не могу», то и не будем его терять. Ты, — рыжей, — бегом переодеться и заодно одежду теплую прихвати, одеял штуки четыре. А вы…

— А я, — улыбается поп, — пожалуй, соберу пока вам на дорогу что-нибудь, дабы вы и в чужом Мире могли вознести богам хвалу в светлый праздник божьего Благодарения.

— То есть пожрать? — уточняю на всякий случай. — Хорошо, главное, чтобы побольше.

— А что… — рыжая начинает.

— Ты еще здесь? — удивленно так говорю. — Сказал же — бегом! А команда «бегом» выполняется…

Назад Дальше