– Угощайся, Сеня, – предложил наглый гость.
То, что жрал его продукты, яйца из-под его кур, огурцы и помидоры с его огорода, пил самогон, из его аппарата накапавший, будто и забыл.
Семен налил себе по самые края. Баба увидала бы, с ума сошла! А и хрен с ней! Будет знать, как кукиши ему показывать. Перед чужим, значит, вывернулась. А своему, что же – хрена? Так?
– Будем! – буркнул он, проигнорировав протянутый гостем стакан.
Выпил. Чуть не задохнулся. Почти забыл, какой знатный самогон его баба гонит. Это тебе не вискарь, гостем в руки всученный для дела. Тот что пил, что нет. Будто и охмелел сразу, а потом, когда малый ему чуть плечо не вывернул, сразу отрезвел.
Гость чуть пригубил самогон, видимо, исключительно из уважения. Глянул на Семена так погано, так значительно, что у того мгновенная хмарь от выпитого улетучилась, будто ее и не было.
– Что скажешь, Сеня? – спросил гость вкрадчивым тихим голосом, от которого у Семена живот крутило.
– Что надо, то и говорить стану, – пробормотал он.
И начал ворочать вилкой в громадной яичнице. Края куска, подцепленного Семеном, рвались, срывались с вилки, он заметно нервничал. Особенно из-за того, что гость молчал. Опасно молчал!
– Вы спрашивайте, спрашивайте, – предложил он с жалкой улыбкой.
Заткнул тут же рот себе куском яичницы и принялся сосредоточенно жевать.
– Как тебя там встретили?
– Нормально. Нормальный пацан, не кичливый, – подергал плечами Семен. – Правда, назвался Сашей.
– Сашей? – Гость удивленно выкатил нижнюю губу. Подумал. – Сашей, значит, нарекли… Ну-ну… А фамилия у Саши какая теперь?
– Мил человек, ну откуда же я знаю?! – резонно возмутился Семен. – Я же не участковый, чтобы фамилию у него спрашивать! Саша и Саша.
– Понятно…
Сильные пальцы гостя, поросшие черными жесткими даже на вид волосками, забарабанили по столу. И Семену то ли от выпитого, то ли от усталости стало казаться, что это не мужик сидит перед ним, а громадный паук! И пальцы его и не пальцы вовсе, а паучьи лапки – страшные, волосатые, готовые вцепиться в горло кому угодно.
И он зачастил, забормотал, чтобы и от наваждения избавиться, и от мужика поскорее:
– Нормальный он парень-то, слышь… Мать сегодня схоронил.
Мужик, кажется, не удивился. Видимо, знал.
– А мать-то, получается, жена Игоря Романыча? Красивая была баба! Помню ее.
– Была, – вставил мужик и вздохнул, может, даже и с печалью.
– Будто удавилась она. Во как! – Семен во все глаза наблюдал за мужиком. Но понять по его лицу, о чем тот думает, было невозможно. Это все равно что камень рассматривать. – Только пацан-то не верит, что мать сама. Не могла, говорит.
– Может, и не могла, – неожиданно вставил мужик, схватил кусок сала и прямо без хлеба закинул в пасть.
И начал жевать, отвратительно, по-паучьи шевеля челюстями.
– Слышь, он и про то, что все тут его, тоже не знает будто. Он будто в гостях тут!
– В гостях… – эхом отозвался мужик, глядя мимо Семена в малиновые заросли.
Будто увидал, паучище, сквозь молодую листву, что у Семена там заначка из трех сотен спрятана. Страшный, гад!
– А это ведь его все, так? Ромкино? Папашка пропал, мать удавилась, он наследник и…
– Понимаешь, Сеня, в чем подвох? – задумчиво обронил мужик, переметнувшись взглядом с малиновых кустов к сараюшке.
А там у Семена под стрехой четвертинка водки была спрятана. Стакан-то он достал, а четвертинка там осталась. Он что же, сквозь листву и стены видит, паучище??? Не дай бог, бабе проговорится!
– В чем?
– У нас в стране без вести пропавший человек официально считается умершим после семи лет. Вот прошло семь лет – все! Можно оформлять документально. А так… Пропавший без вести – и все! Может, он в бегах, человек-то? Может, за границей где или еще… Вот, Сеня, и разберись, зачем им пацан тут понадобился?
– Мне разбираться??? – ахнул Семен.
И со страху чуть не обмочился. Или просто напился до таких чертей, что мочевой пузырь ослабел? И забормотал, забормотал:
– Я не смогу! Я-то как?! Я не разберусь, слышь! Я не могу…
– Ясно, не можешь! – вдруг развеселился мужик.
И неожиданно поднял свою рюмку и высадил самогон до дна. Крякнул, как показалось Семену, с удовольствием. Снова сунул в рот кусок сала без хлеба, пожевал.
– Твоя задача в дальнейшем, Семен, наблюдать. На сегодня ты свою задачу выполнил, а дальше только наблюдать! – произнес гость после паузы, на которую пришелся еще один кусок сала, лохматый кусок яичницы и огурчик. – Ты сегодня запустил инфу…
– Кого?! Кого я запустил?! – перепугался насмерть Семен.
– Информацию, Сеня, не пугайся. Твоя задача на сегодня была донести до парня информацию. И по тому, что он удивился, мне стало ясно – он ни хрена не знает!
Неожиданно мужик, похожий на громадного опасного паука, улыбнулся. И перестал казаться Семену опасным.
– А потому будем стараться и дальше, пока… – Он снова нахмурился, уставившись на заначку Семена в три сотни. – Пока они и парня не погубили.
– Кто они-то, слышь? Кто? – вытянул Семен шею в сторону гостя.
– А вот этого тебе знать не надо, Сеня. Поверь, тебе же лучше. Твоя задача… – Гость встал, с хрустом потянулся – громоздкий, сильный, опасный. – Потихоньку парню глаза на правду открывать.
– Слышь, а на какую правду-то? – спросил Семен, обращая свой вопрос уже в спину гостю; тот двинулся к задней двери дома.
– На ту, которую я тебе скажу, Сеня… Топай за мной!
Потом они с женой сидели, как школьники, перед ним. Слушали инструктаж и кивали. Кивали и слушали.
– Все поняли?
– Да, – кивнула немногословная баба.
– Чего не понять-то, все понятно. – Семен выразительно почесал кадык. – Только ведь с самогоном туда не сунешься, так? А где брать угощение?
Баба тут же ткнула его кулачищем в бок, чуть ребро не сломала, дура! Но мужик, молодец, даже не обиделся. Кивнул, похвалил и три тысячи отстегнул. Потом вышел из дома и исчез. Как призрак! Ни машины при нем, ни велосипеда, исчез – и все!
– Алкашня хренова!!! – саданула его кулачищем в спину жена, когда он попытался деньги спрятать в карманах штанов. – Дай сюда!!!
Деньги, конечно, отобрала. В дом втащила, не позволив вернуться в сад под яблоньку, где в свете уличного фонаря стыла в сковороде яичница, и ветрело сало, а главное, грелся самогон!
– Лежать! – приказала она, швырнув его лихо на койку. – И хватит уже пойло жрать, пока беды не наделал!
Три тысячи исчезли в ее огромном лифчике. Она ушла, убрала со стола под яблоней, быстро заперла дом. Семен точно слышал, как она гремела ключами. Вернулась к нему, неожиданно присела у него в ногах и уставилась, как ненормальная.
– Чего ты? – Он даже перепугался.
– Как думаешь, кто это был? – вдруг спросила она с тяжелым вздохом.
– Мне надо думать?! Мне деньги заплатили и…
– Алкашня хренова, – пробормотала она беззлобно и, что совсем уж неожиданно, погладила его коленку. – Все бы тебе деньги да водка. Сеня, что-то затевается, носом чую.
– В смысле?
Его вдруг начало морить от выпитого, от того, что жена не орет, а даже по коленке гладит, чего уж лет сто не случалось. Если сейчас к нему под бочок полезет, вообще сласть!
Пружины заскрипели, жена и правда мостилась рядышком. Обняла! Голову на плечо ему положила!
– Ты чего? – Он даже перепугался. – Чего ты?
– Страшно мне, Сеня! – вдруг призналась она.
И ему тут же страшно снова сделалось. Он всегда считал, что его бабе все черти нипочем. Она из тех у него была, что и коня взнуздает, и пожар потушит. Что, каждая полезет на чердак с биноклем за мужиком своим следить? Да ни фига!
– Чего страшно-то, дурочка? – Он покровительственно погладил ее по голове, чего не делал две сотни лет точно. – Человек приехал, попросил парню правду открыть окольными путями, денег дал. Чего тебе?
– Правду! – фыркнула жена свирепым шепотом. – Знал бы ты правду, Сеня! Знал бы…
– Так ты расскажи. Никому же не рассказываешь. Что тогда видела?
Он ловил в полумраке комнаты ее взгляд, но морило так, что все плыло перед глазами. И слова жены долетали, как будто он под водой находился. Звуки – размытые, гулкие, и все. И не понял, и не расслышал, как она произнесла с зевком:
– То, что видала, понять невозможно. Потому и молчу. Не поверит никто. А мужик этот… Он со своей правдой, Сема, приехал. Со своей! Он ни за тех, ни за других. Он сам по себе, Сема. Поэтому задание его мы выполнять не станем. А коли спросит, скажем, что все сделали. Спи…
Глава 13
Диана сморщилась, услыхав треск будильника. Или это не будильник? Это что-то другое. Будильник поет нежно. Правда, все равно отвратительно, потому что поет в половине седьмого каждое утро.
И что это? Ага! Это Валера трещит газонокосилкой. Взялся через день лужайки косить. Вчера не косил, значит, его день сегодня. И ладно. Пусть хоть немного выдохнется. А то у нее уже просто сил не осталось противостоять на тренировках этому здоровяку. Мышцы, кажется, тянулись и трещали, когда приходилось отбиваться или швырять его на мат.
Диана обернула голову подушкой, крепче зажмурилась. Не помогало. Треск проникал сквозь бамбуковые нити наполнителя подушки, заползал в уши, распиливал мозг на части.
Хотя мозг ей теперь, кажется, не понадобится! Куда важнее для ее новых друзей ее умение метко стрелять, противостоять нападению и уметь нападать самой. За эти две недели, что она прожила в загородном доме, показавшемся ей поначалу сказочным, из нее постепенно лепили машину для убийства. И постепенно приучали к этой мысли.
Вчера, надо же, ее свозили на экзамен. Нарядили красиво, одноклассницы ахнули. Привезли на шикарной машине, с охраной.
– Ты что, Мосина, замуж за олигарха вышла?! – верещали девчонки, ощупывая ее школьную форму, сшитую на заказ. – Это же куча бабок! И охрана… А кто этот мускулистый, твой охранник? Водитель? Познакомишь?
Ее возили оба – и Валера, и Витя. Кто конкретно заинтересовал девчонок, Диана не знала. Для нее оба были на одно лицо. Ни один из них ее не интересовал. А Рома…
С Ромой было все непонятно. Он сподличал, помог упрятать ее сестру в тюрьму. Молчал все это время. И она должна его теперь ненавидеть… будто бы.
Но ненавидеть его не получалось. Зато здорово получалось тосковать по нему. И без конца вспоминался их самый настоящий, взрослый поцелуй в подъезде. Он так ее целовал! Разве может мужчина предавать, когда так целует?
Наверное, может. Потому что эти два лба, что были приставлены к ней, точно так же целовали девок, которых им поставляли раз в три-четыре дня. Разных девок! Им каждый раз привозили разных. И Витя, а следом за ним и Валера, лапали их прямо у машины за все, что попадалось под руки, крепко, алчно целовали в рот и тащили в свои комнаты. Иногда куда-то на луг.
Значит, могут целовать так крепко мужчины, даже когда предают, сделала она вывод через пару недель. И Рома был тоже подлецом и предателем. И она не должна была о нем думать, а тем более – тосковать.
А тосковала! И еще как! И даже позвонила матери и спросила о нем. А мать:
– Дура, что ли, Дианка!!! Ты о ком меня спрашиваешь?! Я знать его не знаю! Кто это вообще такой?
– Мам, не начинай, – сморщилась она, будто мать ее ударила. – Рома? Рома Ростовский? Как он? Маму похоронил?
– Да уж на земле не оставил! – фыркнула мать со злостью. – Похоронил, похоронил алкашку свою, не переживай. И исчез.
– Что значит – исчез?!
– Сбежал он, Дианка! По его душу тут снова полиция приходила, а его нет нигде, Ромы твоего.
– А чего приходила полиция?
А чего она приходила-то?! Диана все, что могла, сделала! Она, как это называется… А, лжесвидетельствовала, вот! Его не должны были больше трепать!
– Какие-то еще делишки у Ромы твоего обнаружились, – ответила мать на ее вопрос. – Где-то снова засветился Рома твой.
И мать, не желая больше развивать эту тему, быстро простилась. Даже про самочувствие у дочери не спросила. Но на экзамен, странно, пришла. И ждала ее в машине вместе с Витей и Валерой, которые ее уважительно величали Натальей Ивановной и подавали руку, когда помогали устроиться на заднем сиденье.
Что она писала, что отмечала в экзаменационном листе, Диана плохо помнила.
– Не парься, детка, – ухмыльнулся Валера, когда они уже отвезли ее мать домой. – Все будет в порядке.
– Я, кажется, даже на «два» не написала, – сокрушалась она и кусала губы. – Я же не готовилась. Это ты виноват!
– Я? Чего это? – Он снисходительно улыбался.
– Все мозги из меня выбил!
– Не переживай ты, малышка! Твои мозги тут и не нужны. Есть мозги, которые за тебя поразмыслят. Все будет на «отлично»!
Витя улыбнулся ей так же покровительственно, как умный!
Вообще-то она обоих их считала дураками. Симпатичными, мускулистыми, сильными, меткими, но дураками…
Диана вылезла из-под тонкого одеяла. Подошла к мансардному окну, дернула шторы в стороны. Так и есть, Валера косил лужайку. Чего он топчется с этой газонокосилкой через день? Трава даже не успевала подрасти. Дурак, одно слово!
Она сходила в душ, причесалась, убрала волосы высоко в крепкий узел, натянула спортивные шорты до середины бедра, плотную майку и вышла из комнаты. Хотела привычно сбежать по ступенькам вниз, но замерла, услыхав незнакомый голос в кухне.
Вернее, голос был знакомым, принадлежал Шелестову Михаилу Ивановичу. Просто слышала она его крайне редко. После того как он ее привез сюда и они ели в кухне горячие сардельки с соусом и горчицей, он больше не появлялся. Пару раз Валера передавал ей телефон, и она обменивалась с Шелестовым ничего не значащими фразами.
– Как дела, Диана? – спрашивал он.
– Нормально, – отвечала она.
– Не обижают тебя?
– Нет.
– Я же говорил, что ты в надежных руках.
– Угу…
– Ну, всего доброго. Береги себя…
Ее так и подмывало спросить: а для чего? Не спросила. Сейчас Шелестов вдруг приехал. Зачем? Почему? Выходного не было. У него наверняка куча дел. Чего вдруг? По ее душу?
И душа эта самая вдруг заныла. И противно заныло в желудке. И в голову стрельнуло: что-то будет!
Она вошла в кухню. Шелестов, в легкой тенниске, светлых шортах до колена, матерчатых туфлях, степенно завтракал. Тем же, что приготовили и для нее. Овсянка, омлет, кофе, кефир. Он пробовал всего понемногу, удовлетворенно жмурился. И о чем-то бормотал едва слышно с Витей.
– О-о-о, Дианочка проснулась! – радушно улыбнулся ей Шелестов и протянул к ней руки.
Она подошла, слегка наклонилась, позволяя себя обнять, буркнула приветствие.
– Крепнешь день ото дня, – похвалил он, отечески похлопав ее по плечу. – Мускулатура железная. Валера молодец. Он дело свое знает. Есть будешь?
– Да, спасибо.
Она пристроилась на стуле напротив, подождала, когда Витя накидает ей в тарелку каши. Без масла! А у Шелестова, между прочим, в тарелке каша просто плавала в масле. Покосилась на Витю недобро.
– Диета, малыш. Валера не разрешает тебе много жиров, – повторил он то, что говорил каждое утро, потчуя ее низкокалорийной едой. – Приятного аппетита.
И ушел. Она осталась один на один с Шелестовым. Тут же, чтобы не встречаться с ним взглядом, склонилась над тарелкой, принявшись есть. Шелестов тоже гремел ложкой напротив. Кашу она свою съела быстро, так привыкла. Потянулась к кофейнику и столкнулась с рукой Шелестова. Отдернула, будто обожглась.
– Бери, бери, я потом себе налью, – улыбнулся он тепло и приветливо, тут же неожиданно подмигнул. – Как жизнь вообще, девочка?
– Нормально. – Она почувствовала, что краснеет. – Долго мне еще тут жить?
– Уже надоело? – совершенно искренне изумился он. – А что так? Природа, воздух свежий, еда вкусная, отдельная комната.
– Я в городе тоже не на вокзале жила, – вдруг огрызнулась она. – Я домой хочу, Михаил Иванович!
И закрылась от него кофейной чашкой. Но видела, как раздраженно он скомкал салфетку и так же раздраженно швырнул ее от себя по столу подальше.
– А что дома, Диана?
Он быстро справился с раздражением, дотянулся до ее руки, тронул так, чтобы она опустила чашку и он мог видеть ее лицо.
– Там полиция к тебе домой дорожку протоптала из-за того, что ты позволила себе роскошь помочь Ростовскому.
– У меня экзамен вчера был, – надула она губы. – Я написала его абы как! Что теперь будет с институтом?! Я же провалюсь!
– Кстати, об экзамене. – Он, как вчера его охранники, покровительственно улыбнулся. – У тебя максимальный балл.
– Да ладно! Как вы… – Диана растерянно моргала. – Работы даже не проверили наверняка и…
– Твоя работа проверена. Балл максимальный. И поверь мне, на следующем экзамене будет то же самое. И в институт ты уже негласно зачислена.
– Спасибо, конечно, но… Но вдруг эта афера раскроется? И тогда что?
– Афера?!
Его крупное некрасивое лицо побледнело. Крупные ладони сжались в кулаки. Одним из них он громыхнул о стол.
– А я кто, по-твоему?! – пророкотал он на опасных нотах. – Аферист?! Я для всех – уважаемый человек, бизнесмен, а для тебя – аферист?! С чего такие выводы, Диана?! Твоя сестра работала у меня несколько лет. Честно работала и…
– И поэтому села в тюрьму! – перебила она его, улыбнувшись с горечью. – А теперь вину пытаются переложить на Романа.
– Твой Роман – иуда!!! – взревел он так, что Диана вжала голову в плечи.
Вскочил с места и принялся шагать по кухне. Тяжелый, кривоногий, лобастый, с громадными кулаками. Медведя он ей не напомнил, хотя парни его так уважительно величали. Он напомнил ей страшного, злобного тролля из сказки, который, к чему ни прикоснется, все обращает в прах.