— О боги! Нет… Может быть, это неправда? Ведь мы были очень осторожны…
— Я тоже не хотел верить. Завтра на месте наших встреч… нас будут поджидать.
— Кто?
Она ломала руки, слезы потоками бежали по ее лицу.
— Не знаю. Наверное, стража твоего супруга…
Назавтра, когда солнце почти опустилось, оставив на небе свой малиновый шлейф, я привел ее к месту наших свиданий. Только в этот раз мы наблюдали со стороны.
— Тише… — шепнул я Миктони. — Молчи, что бы ты ни увидела.
Дворцовый сад быстро погружался в темноту. В назначенный час несколько теней скользнули к потайной двери, которой мы пользовались.
— Это воины, — еле слышно сказал я. — Видишь? У них в руках боевые топоры.
Она дрожала, не в силах говорить.
«Тени» спрятались у входа, явно кого-то подкарауливая. С ними была одна фигура, закутанная в светлый плащ. «Управитель! — подумал я. — Разумеется, он пожелал лично убедиться. Речь все-таки идет о знатной принцессе, а не о простой горожанке. Тут ошибка может стоить головы».
Миктони прижалась ко мне, вздрагивая всем телом. Она больше не плакала.
— Беги! — прошептала она мне в ухо. — Беги сегодня же, сейчас же!
В высокой траве звенели цикады. На темное небо взошла бледная, тревожная луна…
Глава 16
ПамирГруппа Ильи Вересова спустилась к своему первому лагерю, устроенному на покрытой снегом скальной площадке. Здесь было гораздо просторнее. Землетрясение почти не задело этот участок; во всяком случае, оставленные палатки и продукты оказались на месте.
— Черт! Ну и снега навалило! — возмущался Потапенко.
Аксельрод находился в дурном расположении духа. Видимо, сказались пережитые потрясения — найденный и впоследствии исчезнувший труп, камнепад, сбитая камнем каска.
— Прекрати чертыхаться, — сердито сказал он Толику. — Мало тебе неприятностей? Нечего черта поминать. И так накликали…
Потапенко, добродушный увалень, не обиделся.
— Да брось ты, Санек, все уже позади, расслабься.
Илья, слушая их ленивую перепалку, размышлял. Тренировочный поход оказался неожиданно сложным, полным опасных и неприятных происшествий. Чего стоит хотя бы свалившийся в лагерь мертвый альпинист? Жуть… То-то молодые ребята приуныли. И куда только гонор девался?
Пока готовили на примусе горячий ужин, Гоша и Кострома угрюмо молчали.
— Ну, чего носы повесили, молодежь? — пошутил Вересов. — Жизнь скалолаза богата приключениями. Будет что девушкам рассказать.
— Да уж… — буркнул Гоша Марков, не поднимая глаз. — От таких рассказов ночью не уснешь.
— Зато интересно, — не сдавался Илья.
Он старался разрядить обстановку, внести в нее то дружеское веселье, которое после спуска с ледника испарилось. Аксельрод видел его усилия и пришел на помощь.
— Толик, а Толик? — со скрытым подвохом спросил он. — Ты свою коллекцию пополнять собираешься?
— Ну? — не понял Потапенко. — Ты мне хочешь что-то предложить?
— Ага. Тут у нас в группе новички есть. Ребята, вы хотите помочь Толику?
— А че надо? — сонно поинтересовался Кострома.
— Рога нужны!
— Чего?
— У вас девушки есть? — вместо ответа продолжал Аксельрод.
— Есть…
— А чем занимаются девушки, когда их парни отправляются в горы? — со смехом вмешался Илья. — Так что, ребята, проверьте-ка лбы.
Гоша машинально прикоснулся ко лбу, чем привел в восторг всю честную компанию.
— Ты правильно понял, Марков! — захохотал Аксельрод, видя, что его шутка удалась. — Проверь, проверь… рога еще не выросли?
— К-какие рога? — опешил Виталик и тоже потянулся ко лбу.
Теперь уже хохотали все, включая и самого Кострому.
— Саня предлагает, чтобы вы пожертвовали свои рога в коллекцию знаменитого горовосходителя Анатолия Потапенко! — торжественно изрек Вересов.
— Ладно вам, — смутился Потапенко. — Ребята, я действительно собираю рога…
Его слова потонули в новом взрыве хохота.
За чаем Аксельрод поведал, что в коллекции Толика имеются рога не только лосей и оленей, но и рога сайгаков, джейранов и даже горных козлов кийков.
— Чего смеетесь? — возмущался Потапенко. — Я свою коллекцию, между прочим, на выставке показывал…
За шутками и байками вечер прошел незаметно. Когда совсем стемнело, разошлись по палаткам, спать. Вересов не стал назначать на ночь дежурного по лагерю. Происшествие с консервными банками теперь казалось сущей безделицей, не стоящей внимания.
«Подежурю сам», — решил Илья. Он забрался в спальный мешок, но застегивать его не стал, на всякий случай. Рядом захрапел Аксельрод. Они были в палатке вдвоем. Потапенко лег в другой палатке, с Гошей и Костромой.
— Присмотри за ними, — шепнул ему Вересов.
Что-то не давало ему покоя. Может, сказывалось напряжение последних дней: тяжелый подъем на ледник, на стену, землетрясение…
Поначалу Вересов лежал с открытыми глазами, прислушивался. Снаружи гудел ветер, взметая снег и шурша им по стенкам палатки. Постепенно усталость взяла свое. Илья не заметил, как погрузился в сон. Ему казалось, он только что закрыл глаза, как раздался приглушенный крик…
— Эй, Илюха! — Аксельрод тряс его за плечо. — Просыпайся, брат!
— Что? — вскинулся Вересов. — Кто кричал?
— Не знаю. Ты тоже слышал? Я думал, мне приснилось.
Не сговариваясь, они выскочили в ночную тьму. Около второй палатки, подсвечивая вокруг фонарем, стояли Потапенко и Кострома.
— Кто кричал? — громко спросил Илья. Толик развел руками.
— Гоша исчез…
Вересов, не говоря ни слова, бросился в их палатку и через минуту вышел с пустым спальником в руках. Его лицо выражало глубочайшее недоумение.
— Рюкзак Маркова на месте, — угрюмо сообщил Потапенко. — Мы смотрели.
Аксельрод сбегал за вторым фонарем.
— Куда же он мог деться?
— Гоша спал беспокойно, — сказал Кострома. — Ворочался, кряхтел. Потом вышел… Я подумал, ему в туалет захотелось. Ждал, ждал, пока он вернется… задремал. Сколько времени прошло, не помню. Вдруг закричал кто-то… Я разбудил Толика. Вот…
Потапенко направил свой фонарь под ноги.
— Хорошо, что снег лежит. Должны быть следы.
— Если ветром не замело, — озабоченно заметил Вересов. — Давайте искать. Далеко он уйти не мог.
— Вижу следы! — воскликнул Толик, светя вокруг палатки. — Ведут туда…
Он показал в сторону обрыва. Теперь уже все увидели почти занесенные снегом следы, цепочкой тянущиеся вправо.
Площадка, на которой стоял лагерь, была такая маленькая, что ее обошли с фонарями за десять минут. Маркова нигде не было. Не было его и там, куда вели следы. Они просто обрывались у самого края, и все.
— Кажется, снежный карниз обвалился, — предположил Вересов. — Если так, Марков упал вниз. Самому ему не выбраться.
— Зачем его сюда понесло? — удивился Аксельрод. — Я всех предупреждал, показывал даже этот карниз.
Илья понимал, что ночью спускаться вниз, за Марковым, нельзя. Придется ждать рассвета. Почему Гоша ушел так далеко от палатки? Странно…
— Толик, свяжись с базой, — распорядился Вересов. — Сообщи, что у нас чрезвычайное происшествие. Исчез Марков, предположительно, провалился в трещину.
— Может, он здесь где-нибудь, — возразил Саня. — А мы зря панику поднимем. Давайте еще поищем.
— Где же он? — тоскливо спросил Кострома. — Куда идти искать?
Они обошли всю площадку второй раз, заглянули в палатки. Маркова не было. Потапенко отправился в палатку Вересова настраивать рацию.
— Идем и мы с ним, — сказал Илья. — Спать уже все равно не будем.
В палатке было тесновато, зато теплее, чем снаружи.
— Есть связь?
— Ничего не получается, — заявил Потапенко. — Наверное, блок питания сел.
— Как это сел? Как он мог сесть?! — занервничал Аксельрод. — Можно подумать, ты только то и делаешь, что болтаешь с базой. Мы рацию почти не включали.
— Не включали…
— Как же питание село?
— Откуда я знаю? — разозлился Толик. — Наверное, рация осталась включенной. Не представляю, как это произошло. Может, во время спуска от сотрясения включилась?
— Какая разница? — положил конец их спору Вересов. — У нас должен быть запасной блок. Где он?
Потапенко пожал плечами.
— У меня точно нету. Саня, вспомни, кому ты его давал? Помнишь, мы перед подъемом рюкзаки перегружали?
Аксельрод задумался, пытаясь вспомнить. Да, все верно, он сам положил запасной блок питания в чей-то рюкзак. В чей?
— Кажется, он у Маркова… Все переглянулись.
— Ну, чего вы на меня так смотрите? — вспылил Саня. — Забыл. С кем не бывает? А теперь вспомнил. Почему такой трагизм на лицах? Это ведь Гоша исчез, а не его рюкзак!
— Кажется, он у Маркова… Все переглянулись.
— Ну, чего вы на меня так смотрите? — вспылил Саня. — Забыл. С кем не бывает? А теперь вспомнил. Почему такой трагизм на лицах? Это ведь Гоша исчез, а не его рюкзак!
— Я принесу, — Кострома поднялся, не дожидаясь указаний Ильи. — Сейчас…
— Сходи с ним. — Вересов посмотрел на Аксельрода и кивнул в сторону Костромы. — Вместе сподручней будет.
— Вы мне не доверяете? — побледнел паренек.
— Нам лучше присматривать друг за другом, — спокойно ответил Илья. — Идите.
Потапенко сделал укоризненное лицо, когда Саня с Виталиком вышли.
— Зачем ты так?
— Прикажешь мне еще и Кострому потом искать? — взорвался Вересов. — В группе бог знает, что происходит! А отвечать мне. Я здесь старший.
Через пару минут ребята вернулись и принесли с собой рюкзак Маркова.
— Смотрите все сюда, — сказал Илья, развязывая рюкзак. — Будем искать вместе. У альпинистов нет традиции рыться в чужих вещах, но… в некоторых обстоятельствах допускается. Гоши нет, и мы не можем спросить у него разрешения.
— Ладно вам, Илья Григорьевич, — смутился Кострома. — Ищите. Мы вам доверяем.
Никто возражать не стал, и Вересов занялся поисками блока питания. Наконец, переложив кучу вещей, он добрался до искомого предмета.
— Ур-р-а-а-а! — завопили присутствующие. — Есть связь!
Потапенко занялся рацией, а Вересов складывал содержимое чужого рюкзака в обратном порядке. Взяв в руки пару теплых носков, он глазам своим не поверил. Из носка что-то вывалилось и блеснуло…
Илья поднял голову. Ребята сгрудились вокруг Потапенко и были увлечены рацией и предстоящим разговором с базой.
Вересов незаметно положил блестящий предмет к себе в карман, собрал рюкзак, завязал его и отставил в сторону.
— Есть связь! — радостно сообщил Толик. — База нас слышит!
Пока он передавал о случившемся, Вересов вышел из палатки, присел на корточки и, загораживая свет полой куртки, включил фонарик. На его ладони лежал блестящий предмет из рюкзака Маркова. Это был золотой самородок размером с перепелиное яйцо…
МоскваЗима не хотела уходить из Москвы. По ночам она сковывала город морозом, заметала злыми, непроглядными вьюгами. Однако март медленно и неумолимо вступал в свои права. По утрам светило яркое солнышко, с сосулек под крышами капало, а люди сменили тяжелые меха на более лег — кую одежду.
Ангелина Львовна, в коротком полушубке и сапожках, уже собиралась выйти из квартиры, как зазвонил телефон. «Наверное, Марат», — подумала она и сняла трубку.
— Алло, Геля! Это ты?
Звонила Машенька Ревина, взволнованная и недовольная.
— Я, — подавляя вздох, ответила Закревская.
— Так что, Данила отказался ходить на твои сеансы?
— Отказался.
— Как прикажешь это понимать?
— Маша, — серьезно начала Ангелина Львовна. — Психотерапия — дело добровольное. Я никого не принуждаю. Твой муж вправе сам решать, стоит ему посещать мои сеансы или не стоит.
— Ты же видела, в каком он состоянии! Разве он может что-то решать? Надо было не отпускать его!
— Как ты себе это представляешь? — усмехнулась Закревская. — Держать и не пущать? Или, может быть, нам с Самойленко следовало привязать твоего Данилу к стулу? Так он мужик здоровый, крепкий. Еще неизвестно, кто бы вышел победителем. Разгромили бы мне весь офис…
— Ты шутишь, — заплакала Машенька. — А мне не до веселья. Знаешь, какой он мне вчера скандал закатил? Как с цепи сорвался! Вы, говорит, с Холмогоровым заодно. Тот спит и видит заполучить мой бизнес, а ты, дура, ему помогаешь. Вопил, что я хочу его упечь в психушку.
— Разве это не так?
— Он ненормальный! Ему там самое подходящее место!
— Вот видишь? Стоит ли удивляться, что Ревин возмущается? Уверяю тебя, он вовсе не сумасшедший. Твой Данила просто хочет быть самим собой. Прекрати делать из него идиота. Это кого угодно взбесит!
— Хочет быть самим собо-о-ой? — нараспев повторила Машенька. — Кем же он тогда до сих пор был? А? Ответь мне на этот вопрос. Кем Ревин был до сих пор?
Ангелина Львовна задумалась.
— Не знаю… — наконец сказала она. — Человеческая суть загадочна. Откуда взяться пирамидам и всяким там идолам с острова Пасхи? Если бы наука плясала от человека, она давно бы попутно раскрыла все остальные земные тайны.
Машенька громко шмыгнула носом. Такие слова были ей непонятны.
— Извини, это я так… философствую, — усмехнулась Закревская.
— А-а… И что ты мне посоветуешь?
— Я тебе могу подсказать, как следует себя вести. Но боюсь, ты меня не послушаешь.
— Нет, ты все-таки скажи…
Машенька рассчитывала на совет профессионала. Она цеплялась за подругу, как за последнюю соломинку.
— Оставь Ревина в покое, — заявила та. — Дай ему заниматься тем, чем он хочет. И делать то, что он считает нужным.
— Пусть так и сорит деньгами, да? Он же пустит бизнес по ветру!
— Это его деньги?
— Да-а…
— А бизнес?
— И бизнес его. Что ты хочешь этим сказать? — спохватилась Машенька.
— Только то, что Ревин имеет право распоряжаться своей собственностью.
— Данила болен. Я хочу ему помочь, а ты…
— Он тебя просил о помощи? — перебила Закревская. — Просил?
— Ну… нет. Он не понимает!
— Все он понимает. Это мы с тобой чего-то не понимаем. А Ревин знает, как ему следует поступать. Не надо ему мешать. Во-первых, это бесполезно, а во-вторых… опасно.
— Что ты… Ты меня пугаешь! — пискнула Машенька, снова заливаясь слезами. — Видишь, ты сама говоришь, что он опасен…
— Ничего такого я не говорю. Как профессионал, я тебе со всей ответственностью заявляю, что Данила — нормальный человек. Он немного странен… и только. Я бы назвала это индивидуальными особенностями личности. Люди не могут быть двойниками. Мы все разные. Понимаешь? Нет такого инкубатора, который производил бы души-близнецы…
Машенька бросила трубку. Она не могла смириться с тем, что ее последняя надежда тает, как мартовский снег.
Доктор Закревская тяжело вздохнула, посмотрела на себя в зеркало и вышла. Всю дорогу до офиса она думала о Ревине. И правда, кем он был до сих пор? Кто он теперь?…
Пожалуй, впервые она задалась вопросом: а кто же она сама? Ну… врач, психотерапевт, женщина… и все? Кто она в этом мире? Вокруг есть другие врачи, психотерапевты, женщины… Она — всего лишь одна из них? Люди, как оловянные солдатики, ничем больше не отличаются?…
Эти мысли застали ее врасплох. Она привыкла размышлять о проблемах пациентов. А применительно к себе…
До офиса добиралась на автопилоте. Опомнилась уже в холле.
— Лучше выпью чашку кофе, — пробормотала она, раздеваясь.
Кофеварки на месте не оказалось.
— Самойленко! Олег! — крикнула Ангелина Львовна, хватаясь за привычное действие, как за спасательный круг.
— Вы меня звали, мадам, или я ослышался? — вежливо поинтересовался тот, просовывая в дверь бородатое лицо.
— Где кофеварка? Ты взял?
— Я замерз, тебя не было…
— Хватит оправдываться. Неси сюда кофе и шоколад. Бегом!
— Много шоколада вредно.
— Жить вообще вредно!
— Понял. Сей момент…
Самойленко исчез, и через минуту появился с кофеваркой в руках и коробкой шоколадных конфет под мышкой.
— Чего ты такая всклокоченная? — спросил он.
Ангелина Львовна прекрасно поняла, что Олег имеет в виду не прическу, а смятение чувств.
— Я бы рассказала, да уж больно скучно…
— Не сомневаюсь, — ухмыльнулся коллега. — Тебе яду налить?
— Кофе, что ли? Умеешь ты, Олег, привнести изюминку в заурядное действие.
— Это не я, это Вольтер сказал: «Вот уже восемьдесят лет, как я отравляюсь этим ядом».
— Прекрасно… в таком случае наливай. Негоже отставать от Вольтера.
Они пили кофе, ели шоколад. Самойленко не преминул рассказать о том, как зерна кофе применяются в гомеопатии.
— Ты и гомеопатией увлекался? — удивилась Ангелина Львовна. — Ну, Олежек, ты уникум!
— Знаю.
В скромности его уж точно нельзя было упрекнуть.
— А золото в гомеопатии применяется? — вдруг спросила она.
— Золото? — Самойленко в задумчивости поскреб свою бородку. — Пожалуй. Если я не путаю, золото наличествует в крови… в ничтожной малости, правда.
— Ты уверен?
— Ага. На меня в последнее время сыплются прозрения. Наверное, шар!
— Какой шар?
— Магический…
Самойленко, кажется, сам был поражен своим открытием. Ангелина Львовна, глядя на его довольное лицо, рассмеялась.
— Нет, ты не смейся! — дрожа от возбуждения, говорил он. — Вот спроси меня о чем-нибудь…
— Я тебя уже спросила. Золото в гомеопатии применяется?
Доктор картинно закрыл глаза и сосредоточился. А потом начал «вещать»: