Остин опустил глаза и ничего не сказал.
Лилли хотела было продолжить, но вдруг передумала. Выражение лица Остина неуловимо изменилось, глаза увлажнились, по щеке покатилась одинокая слеза. На мгновение она задержалась на подбородке, а затем упала на пол. Гнев Лилли тотчас рассеялся, ее окатило волной неизбывной печали. Она подошла к Остину и обняла его. Он обнял ее в ответ и горьким шепотом сказал ей на ухо:
– Я чувствую себя беспомощным. Сначала мы потеряли ребенка… а теперь… ты отдаляешься от меня. Я не могу тебя потерять… не могу… просто не могу.
Лилли обнимала его, гладила по голове и тихо шептала ему на ухо:
– Ты меня не потеряешь. Ты мой. Понимаешь? Мы вместе – и точка. Ты понимаешь?
– Да… – едва слышно ответил он. – Я понимаю… спасибо… спасибо.
Они долго молча стояли посреди гостиной и обнимали друг друга так крепко, словно от этого зависела их жизнь. Лилли слышала тяжелое дыхание Остина и чувствовала, как бьется его сердце.
– Я знаю, каково это – чувствовать себя беспомощным, – наконец сказала она, взглянув в глаза Остину. Их лица почти касались друг друга, дыхание сливалось воедино. – Еще недавно я была настоящим образцом беспомощности. Ходячей катастрофой. Но мне помогли. В меня вселили уверенность. Меня научили выживанию.
Остин крепче прижал ее к себе и прошептал:
– Именно это ты, Лилли, сделала для меня.
Лилли нежно поцеловала его в лоб и прижалась к нему всем телом. Боже, как она любила его. Она готова была бороться за него, бороться за их будущее, бороться до последней капли крови. Она перебирала пальцами его длинные локоны и обнимала его, но в голове вертелась лишь одна мысль – мысль о том, как стереть в порошок каждого из чертовых монстров, которые угрожали им.
Губернатор встретил закат, сидя в одиночестве на безлюдных трибунах гоночного трека. Ветер гонял мусор по пустынной арене. Солнце погрузилось в облака, и в сером от клубящейся в воздухе пыли небе замелькали золотые и малиновые сполохи. По треку заскользили крошечные смерчи. День близился к концу, и все это как нельзя лучше соответствовало задумчивому настроению Филипа Блейка.
Великий полководец однажды назвал такое время «затишьем перед бурей». Филипу казалось, что эти слова прекрасно описывали ситуацию. Сгущались сумерки, и он набирался сил, представляя себе славную битву и собственное торжество в тот момент, когда напавшая на него стерва будет разорвана на кусочки, как наполненная кровью пиньята. Разум Филипа вырабатывал темную энергию войны, как ускоритель атомных частиц, гудя от ярости, превращая чудесный свет в элемент дьявольского ритуала, в элемент священного колдовства.
Затем, словно призванный силой его мысли, ему явился гонец – крепкий малый в камуфляжных штанах и великоватой ему армейской куртке, – который вышел из темного коридора в дальнем конце трека.
Филип посмотрел на него.
Гейб шел по арене, задыхаясь от долгого бега. Выражение его квадратного лица говорило о том, что дело не терпело отлагательств. Глаза сверкали от возбуждения. Он дошел до трибун, поднялся по железным ступенькам и остановился возле Губернатора.
– Мне сказали, что вы здесь, – задыхаясь, произнес он, после чего наклонился и уперся ладонями в колени.
– Не спеши, приятель, – сказал Губернатор. – Надеюсь, ты принес мне хорошие новости.
Гейб посмотрел ему в глаза и кивнул.
– Мы нашли ее.
На несколько минут слова повисли в воздухе. Лицо Губернатора было непроницаемо. Он неотрывно смотрел на Гейба.
– Рассказывай.
По словам Гейба, услышав стрельбу, они пошли на звук по примыкающему к шоссе густому лесу, пока не наткнулись на двух девчонок и старика, стреляющих по мишеням на поляне. Гейб с напарниками не стали обнаруживать себя и наблюдали за происходящим из-за деревьев: троица убила нескольких ходячих, а затем потащила одно из тел к видневшейся в отдалении высокой ограде.
Сначала Гейб ничего не понял, но вместе с товарищами пошел за девчонками и стариком и через некоторое время оказался на холме, с которого открывался отличный вид на то, что лежало за оградой: там был огромный жилой квартал, как будто свалившийся с неба на лоскутное одеяло окрестных полей. Все кусочки мозаики встали на свои места.
Территория тюрьмы, некогда известной под названием Исправительное учреждение округа Мериуэдер, простиралась во все стороны, насколько хватало глаз, вдоль восточной границы округа. За тремя заборами виднелся целый комплекс послевоенных зданий из серого кирпича. Гейб тотчас понял, почему никто в Вудбери не подумал об этом месте: после кризиса тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года штат Джорджия перестал финансировать эту тюрьму и она на долгие годы исчезла с радаров, затерявшись среди полей, как корабль-призрак. Гейб сам понял, что это за место, исключительно потому, что в конце девяностых здесь отбывал свой срок его кузен Эдди – наркоторговец из Джексонвиля. Штат использовал эту тюрьму как роскошный пересыльный пункт – а строго говоря, как тюрьму для уголовных преступников, – и личный состав здесь был сильно сокращен, но со снабжением перебоев не было: тюрьма была обеспечена оружием и готова к бою.
В целом, тюрьма показалась Гейбу достаточно защищенной, но никоим образом не неуязвимой. За колючей проволокой и смотровыми вышками виднелись пустые спортивные и баскетбольные площадки, давно расчищенные от кусачих. Хотя возле внешней ограды и кое-где и толпились ходячие – они стекались на запах жителей тюрьмы, как пчелы летят на мед, – здания казались относительно крепкими, с основательным фундаментом. Из труб летели выхлопные газы. Должно быть, генераторы и аварийные источники питания были в хорошем состоянии. Внешний вид тюрьмы предполагал возможность обнаружения там холодильников, душей, кондиционеров, забитых припасами кафетериев и всяческих удобств вроде спортивных и тренажерных залов и внутренних дворов. Все это просто умоляло о захвате.
– У них высокие заборы, – сказал Гейб, стоя возле металлической скамейки, на которой сидел внимательно слушавший его Губернатор. – Похоже, они позволяют кусачим подходить к этим заборам. Может, это просто случайность, а может, они умнее, чем нам казалось.
Гейб сделал паузу, чтобы Губернатор обдумал его слова.
– Продолжай, – велел тот, не отводя глаз от пустынного гоночного трека и размышляя. Темнота окутывала арену. – Я слушаю.
– Дело в том, – начал Гейб, от волнения понизив голос, – что их не так уж много. Вряд ли у них достаточно оружия.
Губернатор ничего не ответил, все так же смотря на призрачные тени, сгущавшиеся по краям арены. Его единственный глаз прищурился.
– Мы несколько часов наблюдали за ними, – продолжил Гейб. – Нападем на них прямо завтра, и они попадают, как пешки. Говорю вам… они не выдержат боя…
– Нет.
Слово прозвучало гулко, как разорвавшаяся хлопушка. Гейбу как будто плеснули в лицо холодной водой. Он удивленно посмотрел на Губернатора и оцепенел от внезапного испуга.
Губернатор еще с секунду вглядывался в темноту, а затем повернулся к Гейбу.
– Мы выждем время.
Здоровяка захлестнуло волной гнева и отчаяния.
– Мать вашу, Губернатор! И это после того, что они сделали с Брюсом?! Нужно сейчас же покончить с ними!
– Прошу прощения? – Губернатор пронзил Гейба взглядом единственного глаза. В самом центре зрачка, как подожженный фитиль, маячила крошечная искра лунного света. – После побега они пару недель держались тише воды, ниже травы. Мы не могли их найти, – он сделал паузу, театральность которой была достойна профессора, читающего лекцию. – Когда Мартинес предал их – и они расправились с ним, – они снова навострили уши. И мы опять не нанесли удар.
В этот момент Гейб начал постепенно понимать, к чему он клонит.
– Теперь они сделали вылазку на нашу территорию, убили несколько наших людей, – продолжил Губернатор, не сводя с Гейба взгляда своего темного, блестящего глаза. – Должно быть, они ждут, что мы пойдем за ними. Но мы выждем время. Мы подождем, пока они снова расслабятся. Тогда наш удар станет для них неожиданностью. Они убедят себя, что они в безопасности, что мы опустили руки или просто не смогли их найти.
Гейб кивнул.
– Тогда мы и нападем на них, – сказал Губернатор. – И, если ты хочешь принять в этом участие и не пойти на корм ходячим, заткни пасть и вали отсюда к чертям.
Гейб пару секунд неподвижно стоял, пытаясь справиться с унижением и обидой.
– СЕЙЧАС ЖЕ!
Громогласный вопль Губернатора эхом разнесся над пустынным гоночным треком.
На следующий день в Вудбери что-то изменилось. Это почувствовал каждый: и мужчины, и женщины, и дети, – но лишь немногие смогли осознать то напряжение, которое, подобно акуле в толще воды, скользило обычной жизни. Детей в основном не выпускали на улицу и занимали спокойными настольными играми или раскрасками, а разговоры взрослых стали напряженными, приглушенными, опасливыми. Все намеки на мрачный юмор, без которого еще недавно не обходилась ни одна встреча кумушек за кофе в забегаловке на Мейн-стрит, растворились в воздухе. На смену им пришла мрачная необходимость, стоящая за каждым разговором, каждым делом, каждой тревожной встречей.
В течение недели Гейб и Лилли встречались с жителями города и объясняли им, что происходит. Беседуя с горожанами с глазу на глаз, они готовили глав семейств и крепких молодых людей – тех, кто должен был выступить в первых рядах войска, – к надвигающемуся штурму тюрьмы. Они справедливо распределили обязанности по переводу города на военное положение, и вскоре естественным образом сложилась определенная иерархия: если Губернатор был главнокомандующим, то Лилли с Гейбом стали его генералами, которые отдавали приказы рядовым и постепенно превращали разношерстный батальон жителей города в мощную армию вторжения. Переплавив свой страх в праведный гнев, Лилли сама взяла на себя функции предводителя движения и убеждала всех, что эта миссия необходима как воздух, что это единственный способ защитить граждан Вудбери.
Гоночный трек превратился в официальный штаб. В подземных гаражах и под дождевыми тентами на арене был устроен склад вооружения и боеприпасов. Командный центр Губернатора расположился в одной из пресс-лож, на стенах которой были развешаны крупные карты округа Мериуэзер, а на столах лежали карты поменьше. Под покровом ночи в желтом свете ламп виднелся силуэт однорукого воина, который в одиночестве шагал по ложе и скрупулезно изучал каждый ярд двадцати трех миль, отделявших тюрьму от Вудбери. Он планировал наступление с проницательностью Эйзенхауэра, готовящего наступление союзников на Анцио.
К концу недели Лилли составила исчерпывающую опись боеприпасов, которыми располагал Вудбери. У них было семь ящиков патронов калибра 7,62 и достаточное количество патронташей, чтобы снарядить ими половину мужского населения города. У них было три пулемета пятидесятого калибра и множество винтовок, как автоматических, так и снайперских. У них было достаточно топлива, чтобы заправить как минимум дюжину автомобилей – большая часть которых была позаимствована на базе Национальной гвардии – и пригнать их на передовую, преодолев двадцать три мили проселочных дорог. У них было шесть бронированных грузовиков с противоминной защитой, несколько обычных грузовиков, транспорт для перевозки личного состава, два армейских вездехода и пара крупных четырехдверных седанов марки «Бьюик» на крайний случай.
Большую часть второй недели Гейб посвятил ремонту единственного танка М1 «Абрамс», обнаруженного в ангарах базы Национальной гвардии. Бронированный танк был оснащен дистанционно управляемой орудийной башенкой пятидесятого калибра и стопятимиллиметровой пушкой, к которой прилагалось сорок два снаряда. Так как турбинные двигатели танка работали на дизеле, Гейбу пришлось отправить две команды на расположенные поблизости стоянки дальнобойщиков, чтобы найти последние капли дизельного топлива, оставшиеся в округе.
К концу второй недели ожидания и подготовки Лилли полностью справилась со страхами и впервые с начала эпидемии стала нормально высыпаться. Сновидений не было, и каждое утро она вставала отдохнувшей, чувствуя зуд в предвкушении битвы. Даже Остин заразился ее энтузиазмом. Он регулярно стрелял по мишеням и прекрасно освоился со снайперской винтовкой «Гаранд». Лилли казалось, что их с Остином связь стала прочнее – не только из-за общего горя после потери ребенка, но и из-за общей подготовки к серьезной миссии, из-за общего стремления к лучшему будущему. Они убедили себя, что другого пути не было, и единая цель сплотила их.
Вечером следующего вторника, когда город окутали сумерки, а с момента обнаружения Гейбом тюрьмы прошло почти три недели, Лилли закончила заряжать последний из высокоемких магазинов, разложенных на длинных столах в коридорах под гоночным треком, и решила пойти домой. Стоило ей миновать западные ворота и выйти на темную парковку стадиона, как позади нее раздалось шарканье. Лилли насторожилась, вытащила ругер и развернулась, поднимая пистолет на звук.
Из темноты раздался голос:
– Не стоит юной леди одной гулять по ночам в таких опасных районах, – во тьме был виден лишь силуэт высокого мужчины и оранжевый огонек на конце сигареты, которую он курил. – Иначе может случиться беда.
– Кто здесь? – Лилли навела пистолет на силуэт. Хриплый голос казался ей знакомым, но она не знала этого наверняка. – Назовитесь, пожалуйста…
Губернатор выступил из тени в круг желтого света.
– Рад видеть, что твои рефлексы на высоте, – произнес он, отбросив окурок.
– Боже, вы меня до смерти напугали, – Лилли опустила пистолет и почувствовала, как расслабились мускулы на шее. – Лучше не подкрадывайтесь так к людям, могут ведь и голову прострелить.
– Учту на будущее.
Он улыбнулся, задумчиво поглаживая усы пальцами уцелевшей руки. Новая модная деталь – самодельная повязка на глаз – дополняла его привычный костюм из камуфляжных штанов и охотничьего жилета. Обрубок правой руки был замотан пожелтевшим бинтом. Тусклый свет фонаря отражался в темном глазу мужчины.
– Я слежу за тобой, Лилли.
– То есть?
– Ты привела наших людей в форму, я это ценю.
– Нам нужно быть готовыми в любой момент.
– Ты правильно поняла, – он устремил на Лилли взгляд единственного блестящего глаза. – Ведь мы выступаем на рассвете.
Лилли удивленно посмотрела на него.
– Завтра?
– Да, мэм, – кивнул он, пронизывая ее взглядом. – Ты узнала первой… Мне не хотелось, чтобы все начали настраиваться раньше времени. Я намереваюсь прийти к ним с востока вместе с первыми лучами солнца – из-за деревьев, пешком. Чертовы грузовики слишком тарахтят, а я не хочу лишнего шума. Передашь остальным, а?
– Конечно, – с готовностью ответила Лилли. Внутри все похолодело, голова закружилась в предвкушении боя. – Мы готовы, Губернатор. Мы с вами на все сто десять процентов.
– Да? Хорошо, – он почесал подбородок. – А как там твоя любовь всей жизни? Уже стал снайпером?
– Остин? Да, с ним все в порядке. Он готов. Мы все готовы. Хотите, я поведу головную машину?
– Ты поедешь в транспорте. Гейб поведет бронированный танк, который возглавит колонну. Не будем спешить и привлекать к себе излишнее внимание.
– Верно.
– Танк едет быстро, пятьдесят с лишним миль в час для него не проблема, но мы торопиться не будем.
– Поняла, – Лилли посмотрела на Губернатора. – А где поедете вы?
– По дороге? Я буду в транспорте вместе с ребятами.
– Хорошо.
– Всю дорогу я буду на радиосвязи с тобой, Гейбом, Гасом и Руди. Но на подступах к тюрьме я велю всем выстроиться передо мной, скажу несколько слов и настрою ребят на правильный лад.
– Разумно.
– Когда мы подготовимся к наступлению, я предпочту пересесть в танк.
– Ясно, – Лилли облизала губы. – У меня есть только один вопрос.
– Какой?
– Что насчет людей в тюрьме?
Губернатор удивленно взглянул на нее.
– А что с ними?
Лилли пожала плечами.
– Что, если они… вдруг… сдадутся? Поднимут белый флаг и все такое?
Губернатор вгляделся в темноту, вытащил из кармана новую сигарету и поджег ее зажигалкой «Зиппо». В воздух взлетело облачко дыма.
– Мы будем решать проблемы по мере возникновения, – хрипло пробормотал он низким голосом и снова посмотрел на Лилли. – Ты уверена, что готова?
– Да… О чем вы? Да, конечно. Да.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да. Я не меньше вашего хочу расправиться с этими гадами. Почему вы спрашиваете?
Он глубоко вздохнул.
– Я знаю, что случилось.
– Что именно?
– Я имею в виду ребенка.
– Что? – руки и ноги Лилли покрылись мурашками, желудок свело. – И как вы…
– Боб сказал мне, – Губернатор опустил глаза. – Мне жаль, что тебе пришлось через все это пройти. Женщинам нелегко перенести такое. Вот и все.
Лилли немного помедлила, а затем произнесла:
– Я готова, Губернатор. Я сказала, что готова, и это на самом деле так.
Казалось, он изучал каждую черточку на лице Лилли, смотря на нее с некоторой жалостью, и от его взгляда девушке было не по себе, она чувствовала себя пристыженной, несчастной. В этот момент ей больше всего на свете хотелось сражаться плечо к плечу с этим человеком – с этим несовершенным, порочным, грубым, резким, нетерпимым человеком.
Он еще раз затянулся.
– Ты нужна мне, подруга.
– Я с вами, – ответила она.
– Грубой силы у меня достаточно, – сказал он, сверкая единственным глазом. – Но ты умеешь мыслить, ты прирожденный лидер. К тому же ты чертовски хорошо стреляешь. Лилли, ты нужна мне на передовой.
– Я понимаю, – кивнула она.
Губернатор сделал еще одну затяжку.
– Случившееся с тобой… лишний раз доказывает, сколько опасностей таит в себе этот мир, пока в нем есть такие негодяи. Нужно расправиться с ними, пока не случилось что-нибудь похуже. Мы положим конец их бесчинствам. Любой ценой. Понимаешь?
Лилли ответила не сразу, задержав взгляд у него на лице.
– Увидимся утром, – наконец сказала она холодным бесцветным голосом.