Но довольно скоро выяснилось, что "предчувствия меня обманули", причем самым наглым образом. "Царицынские" обозы подходили к Ерзовке в ожидании трактира (ну, те из них, кто был платежеспособен), и возчики, сжимая в потном кулачке трудовые копейки, в уме подсчитывали лишь сколько удастся им потратить в винной лавке. А те, кто из Ерзовки выезжал в послеполуденное время, винную лавку (удачно или не очень) миновали, и их ожидал пяти-шестичасовой переход до города. Большинство из них трактир все же пропускало мимо – простой обед из пары блюд стоил там копеек пятнадцать. А три копейки – это уже гораздо меньше.
И все оставшиеся бутерброды были распроданы за полчаса. И выручили мы за все булки шестьдесят две копейки.
Я смотрел на нарастающий поток обозов со стороны Дубовки и буквально рыдал (в душе конечно) по так и не полученным медякам: эта же какая прорва народу мои копейки проносит мимо! А через час-полтора, когда сготовится следующая порция, тракт снова опустеет. Обидно буквально до слез!
Пока воодушевленная Евдокия пекла следующую дюжину булок (в печь ей просто больше не помещалось так, чтобы пропекаться одновременно), я подсчитывал баланс. Шесть булок – это фунт муки и ложка сахара, лук покупной, еще немного постного масла и яйцо. Как ни крути, все укладывается в пять копеек. Если рыбу мы не покупаем. Получается гривенник чистой прибыли. А рыбу мы не покупаем, и зелень не покупаем. Мы это ловим и растим. Ловить больше – это мы сможем. А растить?
Ужинали мы все собственными "гамбургерами". И по бутерброду каждый их детишек домой отнес: по их собственным словам "такого хлеба в Пичуге отродясь никто не едал". А проезжавшие вечером по тракту мужики остались без гамбургеров – сегодня праздник у нас! Я придумал, как денежку зарабатывать – и это дело просто необходимо было отметить. Праздник, точнее именно ощущение праздника не покинуло нас и на вечерней рыбалке – чему очень поспособствовала и клевавшая как бешеная рыба.
А на следующий день мы продали уже почти сотню котлет. И ограничила продажи, как это не покажется странным, нехватка яиц. Мало было кур в Ерзовке, нечем зимой их кормить, а без яиц котлеты не лепились. Вот разве что попробовать котлеты мукой слеплять?
Три рубля – это уже не просто деньги. Это – серьезные деньги. Пока что с общепитовских доходов мы купили только дюжину яиц, поскольку лук я давно уже с запасом на рыбу наменял, масло – тоже было, а уж муки – так просто завались. Не совсем завались, конечно – но дней на десять такой торговли хватит. Успеем еще купить.
Я же, запихнув довольно тяжелую кучу медяков во внутренний карман рюкзака, свежевыстиранный и наглаженный (студенческая жизнь научила правильно сушить одежду) в субботу отправился в город. С удобствами отправился: на пароходе. Небольшая пароходная компания из Царева (это маленький городишко, хоть и уездный центр соседней, Астраханской, губернии) запускала с первых чисел апреля крошечный пароходик под громким именем "Рюрик" по маршруту Дубовка – Царицын. Проезд на нижней палубе стоил всего пятачок, и до Царицына пароходик шел всего полтора часа. Правда назад – два с половиной, но это вечером, когда дела уже все сделаны и спешить некуда. А утром (пароходик отваливал от устья Пичуги, что в паре верст от слободы, около восьми) мне было куда спешить.
Ехал я не один: со мной в город отправились Колька-сосед и самая старшая из "моих" девочек, с удивившим меня именем Павла. Была она дочерью местного шорника – человека уважаемого и зарабатывающего (по меркам слободы) "бешеные деньги". Денег он и вправду зарабатывал много, зимой иногда и до сотни рублей за месяц выходило. А вот летом шорник все заработанное пропивал – и почти что четырнадцатилетняя Павла с двумя младшими братьями добывали летом пропитание себе самостоятельно, причем на себя и на папашу. Поэтому когда эта тройка попросилась ко мне "в отряд" – я возражать не стал: и они прокормятся не впроголодь, и мне польза. Теперь же польза получилась очень даже приличная: Павла на окрестных рынках чувствовала себя очень уверенно – а я "заодно" вез на продажу и невеликий урожай первой редиски.
Урожай-то невелик, редисок я посеял ровно триста пятьдесят штук. С десяток мы уже потратили на "зелень для гамбургеров", да и сами съели раза в два больше. Но редиски оказались и на самом деле "гигантскими", каждая выросла со средних размеров яблоко. Не зря я земличку удобрял! Так что двадцать пять пучков редиски (по шесть штук всего) тянули на полпуда – и была обоснованная уверенность в том, что их получится продать за приличные деньги. Евдокия (и, понятное дело, Колька) считала что три копейки за пучок – цена хорошая. Но Павла убеждала меня, что и пятачок мало будет.
В Царицыне Павла с Колькой отправились на рынок выяснять, кто из них был прав, я же пошел немного в другую сторону. Не очень немного, до нужного мне места оказалось идти почти версту, о чем и сообщил городовой. Благо, у пристани их я увидел сразу троих и тут же спросил ближайшего о цели моего путешествия:
– Извините, не подскажете, где тут городская типография?
– За что извинять-то? И вам, господин, какая именно типография потребна?
– Да мне любая, которая поближе.
– А, понятно. Да они все в одном месте, угол Астраханской и Покровской. Тут недалече, с версту всего. Прикажете извозчика кликнуть?
– Спасибо, я прогуляюсь.
Вежливая сейчас полиция. Но насчет прогуляться – я видимо все же слегка погорячился. Улицы в городе были широкими, светлыми. Окруженные двух-, и иногда – и одноэтажными, но именно городскими домами, они казались почти что проспектами. Однако было одно мелкое неудобство: замостить их явно забыли. Снег сошел больше месяца назад, дождей еще не было – и улицы были покрыты слоем мелкой глиняной пыли сантиметров на пять, а то и десять. И идти по ним было наверное труднее, чем американским астронавтам топать по Луне. Каждая телега поднимала огромный шлейф пыли, а двигались эти телеги по улице внепрерывную – в общем, остаться хотя бы относительно чистым возможности не представлялось. Я еще подумал, что если дождей в ближайшее время не будет, то ведь и поля крестьянские в такую же пыль превратятся, и даже вспомнил подходящую случаю цитату из "Графа Монте-Кристо". С другой стороны, если будет дождь, то улицы превратятся в поток грязи и в городе будет только хуже, так что уж лучше пыль…
Да места я добрался примерно через полчаса, весь пропитавшись этой пылью. Оказалось, что городовой сказал верно: тут в соседних зданиях размещались сразу все четыре городских типографии.
К моему удивлению, в первой же я нашел в небольшом коридорчике веник, висящий на стене на гвоздике – им я кое-как отряхнулся от пыли, и умывальник, наполненный чистой водой: умыться тоже было явно нелишним. Секунду подумав, в вошел в дверь, за которой явно слышался шум машин. За дверью оказалась большая комната ,в которой стояла и работала вероятно как раз печатная машина: что-то большое и очень шумное. Двое мужчин у машины мельком взглянули на меня и продолжили заниматься своими делами. Но третий – которого я сразу не заметил, потому что он сидел за чем-то вроде комодика – встал и подошел ко мне:
– Господин, контора находится за соседней дверью! – он говорил довольно громко, почти кричал – да и то слышно его было неважно из-за шума.
– А мне контора и не нужна, я хочу спросить…
Мужчина взял меня за руку и вышел в коридор, затем закрыл дверь и повторил:
– Контора – за этой дверью. Тут – типография.
– Мне типография и нужна. Вы что делаете с концами?
– С чем?
– Ну, с заправочными концами, которые остаются после заправки печатной машины.
Он задумался:
– Наверное выкидываем. Или в печке сжигаем – кому нужна мятая бумага?
– Мне нужна. У вас же их много остается?
На лице мужчина отразилась напряженная работа мысли. Немного подумав, он снова взял меня за руку, провел в типографию, подвел к большой корзине в углу. В корзине были свалены мятые куски бумаги – на вид вроде бы большие.
– Вам это нужно?
– Да, именно это.
– А… Эй, Семен, подь сюды! – крикнул он стоящему у машины молодому парню лет пятнадцати. Не иначе, подмастерье или ученик тут – Вот, за бумагой господин пришел – и ткнул в меня пальцем. Подошедшему парню я постарался объяснить подоходчивее:
– Мне нужны вот такие концы бумаги, вы же их все равно выбрасываете? А я возьму их все, сколько у вас их будет, за деньги возьму. Единственное, я бы попросил не мять их сильно, а просто складывать…
– Вы кто, откуда будете? – неожиданно поинтересовался Семен.
– Инженер Волков, из Ерзовки… вообще-то из Австралии, но вот…
– Странно…
– Что странно?
– Обычно за бумагой лавочники деревенские приходят, кулачишки начинающие, а тут – целый инженер, да еще из Австралии. Вы же небось для обертки бумагу хотите взять? Так не годится она для обертки! В масле концы, причем в касторке неочищенной. Мануфактуру – так напрочь испортит, про еду какую – и говорить вовсе неприлично: ядовитая касторка-то неочищенная, пронесет что душу вывернет – так счастье будет что жив остался… – и, качая головой, Семен развернулся и пошел обратно к машине. Неожиданно остановился, повернулся ко мне:
– А вам чего заворачивать-то?
Заворачивать мне ничего было не надо. Откровенно говоря, мне просто надоело вытирать задницу пучком соломы – и про иное использование обрывков бумаги я даже не задумывался. Но мысль такая показалась интересной:
– Да мне, собственно, не столько заворачивать… а если заворачивать, то гамбургеры.
– Гамбургеры? Какие гамбургеры? – в голосе его было откровенное недоумение.
– Вот такие, австралийские – и я достал из рюкзака пакет с парой гамбургеров, захваченных мною на обед.
– Интересно… а это тоже бумага?
Да, поаккуратнее надо быть с полиэтиленовыми пакетами…
– Нет, это я из Австралии привез, акулий пузырь. А заворачивать мне здесь нужно будет в бумагу – маловато акул в Волге…
– Нет, нет у нас такой бумаги. Много вот какой остается, обрез это – и он показал мне пачку узких листов, шириной сантиметров десять и длиной около полуметра. Этой продать мы можем сколько угодно, в день пуда два остается. В лавке при конторе продаем по две копейки фунт, но если вам много надо, то дешевле отдам. Да она вам не годится, разве что склеивать – да кому нужна такая морока?
– И сколько этот обрез стоит?
– Давайте по полтине за пуд – если нужна она вам.
– Надо попробовать. Я пока куплю фунта два… лучше пять – для пробы. Или шесть – нет у меня полушек – и я полез за деньгами в рюкзак.
– Для пробы берите так. – Он отошел куда-то за машину, затем вернулся, держа в руках не очень толстую пачку бумаги: – Вот, возьмите пока. А если больше нужно будет, то приходите или как сейчас в субботу, или вечером, после пяти – я в гимназии раньше. А то сразу к папеньке в контору и заходите, я скажу ему что сговорился с инженером из Ерзовки на такую цену.
Я поблагодарил этого Семена и откланялся. Интересно, это сын хозяина что ли? Впрочем, бумагу – хоть и не совсем ожидаемую – я получил. А насчет склеить – эта мысль интереснее, чем думает Семен.
По дороге обратно на рынок я зашел в небольшую лавку "скобяных изделий" и купил жестяной рукомойник, такой же как был у бабушки на даче – с пипкой внизу. И такой же, какой был в типографии – он мне и напомнил, что так умываться удобнее и быстрее. Да и чище, что уж говорить-то. Тут это чудо из оцинкованной жести стоило сорок копеек, что было совсем недешево – но мне он был очень нужен. Еще купил ведерную жестяную лейку. Она стоила тридцать копеек, и я бы взял несколько – но больше не было. Впрочем, узнав о моем желании лавочник пообещал, что в следующую субботу лейки будут – все четыре, которые мне нужны. Но раз леек не было, то купил оцинкованное ведро – и тоже за тридцать копеек, хотя на нем висел ценник с указанием стоимости в тридцать семь копеек (почему более сложная в изготовлении лейка стоила дешевле, я понять так и не смог). Не иначе, как "оптовая скидка", может быть из-за планов на новые лейки. Так что на рынок я пришел не очень тяжело, но довольно объемно нагруженный.
На рынке меня уже ждали. Черт, надо было самому за торговлей следить: рядом с сидящими на бревне у въезда на Базарную площадь Колькой и Павлой вышагивал полицейский чин, судя по мундиру – далеко не просто городовой. Ну вот, дождались… и хватит ли у меня денег на "выкуп" ребятишек?
Набрав в грудь побольше воздуха, я подошел к ожидающим. Однако сказать ничего не успел – Колька радостно ткнул в меня пальцем и закричал полицейскому:
– Вот, господин пристав, пришел!
Полицейский повернулся ко мне:
– Уважаемый Александр Владимирович, извините уж меня, но я к вам с просьбой большой. Горничная, дура такая, у ваших ребятишек редиску увидела – и не купила, решила что дорого. Но супруге моей про редиску – рассказала. А я как прибежал – так уж всю и распродали. Но мальчик ваш сказал что у вас еще есть, а у меня жена в положении, чуть не плачет – так редиску хочет…
Тяжело вздохнув, он достал из кармана серебряный рубль и протянул мне:
– Вы уж войдите в положение, это ребятам вашим чтобы доехать, а за редиску я отдельно заплачу – но пошлите вы кого завтра ко мне с редиской, пучков пять возьму, или десять даже. Тут недалеко совсем от рынка. Поверьте, мне сейчас без редиски этой хоть домой не возвращайся. Я с вами даже в Ерзовку бы съездил – да ведь назад возвратиться не на чем до завтра. Могу я жене пообещать хоть завтра редиской угостить?
Я оглядел сияющих ребят:
– Кто завтра с редиской поедет?
– Мы вместе и поедем – заявил Колька – Она тут продавать будет, а я вот господину приставу домой отнесу, и быстрее получится, да и назад с деньгой вместе ехать не страшно.
– Обратно пароход когда, в четыре? Коля, сейчас пойдешь с господином приставом, адрес узнаешь…
– Что узнаю?
– Ну, где живет, узнаешь. Денег у господина пристава нынче не брать, завтра и рассчитаемся. И отдельно за дорогу тоже не брать, все равно на рынок поедем – Паша при этих словах нахмурилась, но промолчала.
Договорившись с Колькой встретиться у пристани, мы с Пашей пошли "еще чего посмотреть по лавкам". И по дороге я выяснил, что в споре о "справедливой цене" более правой оказалась именно Павла: начав торг с "достойных" по ее мнению десяти копеек она выяснила, что по восемь редиску покупатели буквально расхватывают. Аргумент, который Павла переняла у меня, когда продавали гамбургеры у тракта, подействовал неплохо: на замечания покупателей, что "уж больно дорого" она вежливо предлагала походить по рынку и поискать у кого дешевле. Поскольку и продавец, и покупатели знали, что дешевле редиски на рынке нет (хотя нет и дороже: кроме нас редиску, естественно, никто не продавал), народ торговаться переставал. Монополия (а хоть бы временная и очень локальная) в бизнесе – великое дело!
Субботний рынок, объясняла мне эта юная торговка, совсем не похож на рынок воскресный. Субботний – это рынок "барский", городские баре закупают продукты на неделю, и закупают продукты хорошие и дорогие. А в воскресенья на рынке в основном простой люд, и народ покупает что подешевле. Так что, по мнению Павлы, завтра такого успеха у нашей редиски, как сегодня, не будет. Сегодня-то все за полчаса продали, а завтра – хорошо если к концу дня расторгуемся.
Я же по этому поводу не волновался вовсе. Сегодня мы продали ровно половину "стратегического запаса" редиски, и на завтра, если говорить честно, товара уже не оставалось. Ну еще продадим редиски на четыре рубля – а что будем в гамбургеры пихать? Приставу (он представился как Ферапонт Федорович Черкасов) отказать просто было неудобно, а на самом деле больше на рынок нам ехать и не с чем. Вдобавок, может знакомство – хоть и такое странное – и пригодится: вот у меня, например, документов никаких нет…
Павле же я объяснил, что брать с человека явно лишние деньги за товар – негоже. И вовсе не потому, что нам деньги не нужны, а наоборот, потому что нужны. И в следующий раз, если наша цена будет и выше, чем у других, то человек – зная, что лишнего мы не берем – купит у нас только потому, что значит у нас товар лучше раз дороже других. Девочка явно имела иное мнение, но спорить не стала. И то хорошо.
Поскольку до парохода еще оставалось четыре с лишним часа, то от нечего делать мы (Колька нас уже догнал, оказалось что пристав действительно живет буквально за углом от Базарной площади, на Царицынской улице) побродили еще улицам, посетили несколько лавок, а потом даже зашли в неожиданно увиденную мною библиотеку. Вывеска "Книжный магазин и библиотека Абалаковой" размещалась между "Национальными номерами" (очевидно, гостиницей) и магазином какого-то Вервейкина, с выставленными в окна манекенами и надписью по верху окон "Большой выборъ Сезонныхъ новостей". Под "новостями" оказывается подразумевались новинки современной моды, я понял это сунувшись внутрь в надежде почитать свежую газетку. Но газетки оказались все же именно у этой Абалаковой.
Читальня (как и библиотека) была платной, но цены – достаточно умеренными. За копейку можно было хоть весь день читать газеты, книги же доставлялись за копейку первая и по полкопейки каждая следующая. Газет было штук шесть, каждая – в больших подшивках, причем в полном доступе были газеты текущего и прошлого годов. Более старые газеты тоже были, но на старые подшивки цены были такие же как и за книги. Читальный зал был размера скромного, три высоких "стоячих" бюро для чтения газет и четыре небольших стола, вроде школьных парт. Обслуживала читальню какая-то старушка лет шестидесяти и молодая девчонка. Молодая, впрочем, только присматривала за читателями (точнее, делала вид что присматривает, а сама увлеченно читала какой-то роман), старушка же сразу поинтересовалась, что меня интересует.
Тут я крепко задумался: меня интересовало всё. Потратив на обдумывание пару минут (а старушка терпеливо и с приветливой улыбкой спокойно пережидала мою растерянность), я попросил что-то "на тему". И старушка (она представилась как Анна Ильинична Абалакова, наверняка она и есть хозяйка этого магазина-читальни), поинтересовавшись, читаю ли я по-немецки или по-французски, и, услышав ответ, принесла книжку на русском, сказав с видимым сожалением, что на английском книг у нее вообще нет. И не надо, мне на русском читать проще.