…— Видел я твоих протеже, Гена. И даже осмотрел, — Аристов говорит серьёзно, и только глаза за стёклами очков смеются.
— Всех? — подыгрывает он.
— Только Бредли упустил. А вот Фредди, — Аристов не выдерживает и открыто хохочет. — Ковбоя вашего я уложил.
— По-нят-но, — раздельно говорит Гольцев. — И много у него дырок?
— Хватает. Но… — Аристов указующе вздымает палец, — Все пулевые и два или три ножевых. Раз.
— На фронте не был, — понимающе кивает Гольцев.
— Все были обработаны очень квалифицированно, два. Все шрамы минимум трёхлетней давности, три.
— Совсем интересно, — хмыкает Гольцев.
— По-настоящему серьёзно только одно. Пулевое под левую лопатку. Выходного я не нашёл. Сам он утверждает, что пулю достали. Засунуть его под рентген было слишком сложно.
— Юра, как тебе вообще это удалось?
— Я взял его на слабо, — смеётся Аристов. — Он самолюбив и импульсивен. Темперамент там… бешеный. Но не холерик. И выдержка… снайперская. Двое суток неподвижности для одного выстрела.
— И три месяца подготовки, — задумчиво кивает Гольцев. — А Бредли?
— Джонатан?
— Ого, вы уже так запросто?
— А что такого, Саша? Кстати, неформальные отношения с пациентом способствуют процессу лечения. Так вот, Джонатан… не скажу, что умнее, но намного хитрее. Быстрее соображает. Любое слово, любую ситуацию поворачивает в свою пользу. И, знаете… хотя у Фредди проскакивает этакое… м-м-м… покровительство, но ведущий в этой паре — Бредли. Во всяком случае, сейчас.
— Юра, — Гольцев спрашивает небрежно, будто думает о другом. — Трейси был с оружием?
— Да, наплечная портупея. У Бредли, кажется, тоже. Причём это не особо скрывается, хотя и не афишируется. Как… как нижнее бельё. Его наличие не демонстрируется, но отсутствие не предполагается. Но интереснейшие мужики. Оба.
— Вот тут я согласен на сто процентов, — Гольцев гасит окурок и тут же закуривает следующую. — Ты молодец, Юра. А про парней, ну, их пастухов, что-либо узнал?
— Мне это было не нужно, — пожимает плечами Аристов. — Индеец действительно спальник. Но это я узнал от Слайдеров. Вот тут есть кое-что. Слайдеры утверждают, что парень перегорел чуть ли не пять лет назад и что сейчас ему полных двадцать пять. От этой информации всё общежитие встало на уши. Для них — это крушение мировоззрения. Причём жизнетворное крушение. Слайдерам устроили перекрёстный допрос в моём присутствии. И от меня потребовали вынести вердикт. Первое. Врут ли они? И второе. Если нет, то как такое могло быть?
— Ну, и что ты им сказал?
— Что заочно диагноза не ставят. Посмотрю, побеседую, сделаю анализы, полностью обследую, подключу психолога и других специалистов и вот тогда… Но кое-какой результат уже заметен. Слайдеры уехали открывать своё дело, а мои подопечные, — улыбается Аристов, — впервые заговорили о зимней одежде, постоянных документах и о том, как жить дальше. Понимаете, они поверили, что будут жить. Хотя бы ещё пять лет. Как этот индеец.
— А про второго, Юра? Про белого мальчишку?
— О нём вообще ни слова, — пожимает плечами Аристов.
— Покрывают?
— Да нет, он им попросту неинтересен. У них своя боль. И что этой боли не касается, то им и не нужно. Они очень заняты собой, предпочитают жить в своём мире. Это не наша интеллигенция, которой на свою боль плевать, лишь бы другим было хорошо. Совсем другие установки. Но это вы с Ваней, психологом нашим, поговорите. А что? Чем он-то вас заинтересовал?
— Есть косвенные данные, Юра, что он бывший лагерник.
— Исключено, — резко бросает Аристов.
— Почему? — столь же быстро спрашивает Гольцев.
— Лагерник и спальник?! Больших врагов трудно представить. Невозможно. Даже не антиподы, а… ну, не знаю, с чем сравнить. Вы бы слышали, как парни говорят о лагерниках. К надзирателям нет такой ненависти. И страха. Да, и сейчас боятся. Больше, чем врачей. И ненавидят. Нет. Или индеец — не спальник, или этот пацан — не лагерник. Но индеец — спальник. Слайдерам не верить в этом нельзя. И ещё… если даже допустить невероятное, невозможное… то один вопрос.
— Как парень спасся?
— Нет, Саша. Это я как раз могу представить. Были… ладно. Но как он сохранил психику? Не здоровье, нет. Допускаю и туберкулёз, и отбитые почки и печень, и весь желудочно-кишечный букет, и всё прочее, что только можно предположить…
— Нет, — вмешивается он после долго молчания, так что забывшие о нём собеседники удивлённо поворачиваются к нему. — Нет, парень не казался больным. Я, конечно, не врач, но на мой взгляд… ничем от остальных не отличался.
— Вот! — торжествующе кивает Аристов. — В поведении адекватен?
— Да, — твёрдо отвечает он. — Полностью.
— Так что не лагерник он, ребята, нет.
— Мг, — Гольцев задумчиво строит из обгоревших спичек башню. — Ну, ладно, ну, допустим… хотя… не договариваешь ты, Юра, есть у тебя… ещё кое-что.
— Исключительно для служебного пользования по категории врачебной тайны, — "канцелярским" тоном отвечает Аристов.
— Ну, да ладно, — неожиданно покладисто соглашается Гольцев. — Найду, где ещё поспрошать. А вот с ними, с Бредли и Трейси, ты об их пастухах говорил?
— Я попросил их при встрече передать индейцу, что того ждут в госпитале. Ждут остальные.
— И что?
Аристов пожимает плечами.
— Обещали передать. Если встретят.
— А о втором спросил?
— С какой стати? — Аристов чуть насмешливо изображает недоумение.
— Спроси, Юра, — очень мягко говорит Гольцев. — Может, тебе они чего и скажут.
И твёрдый, даже жёсткий ответ Аристова:
— Спасти свою психику лагерник мог только амнезией. Вернув память, мы вернём и всю полноту страданий. Как врач я против.
Гольцев задумчиво кивает…
…Вот и поворот на подъездную дорогу. Теперь все воспоминания побоку. Хотя задело Бешеного очень серьёзно, раз на поморский говор стал срываться. А здесь что? Ездят не часто, колея слабо намечена, но дорога хорошая, чувствуется, что её делали, и делали недавно. Старцев сбросил скорость, аккуратно вписывая машину в повороты. Тишина и безлюдье. Погудеть, что ли? Чтоб не заподозрили, что он подкрадывается, да нет, будет уж слишком нарочито.
Когда-то дорога видимо упиралась в Большой Дом, но теперь она делала плавный поворот, огибая полуобгоревшие развалины, и заканчивалась просторным хозяйственным двором. Явно хозяйственные постройки, сараи, загоны для скота, колодец с насосом… Старцев остановил машину, выключил мотор и сразу услышал стук движка и людские голоса. Его, разумеется, заметили. Но никакой суматохи, беготни… Старцев вышел из машины и огляделся. И где же Бредли с Трейси? А, вон и они.
Высокие, одетые оба по-ковбойски, они подошли к машине почти одновременно с двух сторон.
— Добрый день, капитан.
— Рады вас видеть, капитан.
— Добрый день, — ответно улыбнулся Старцев.
"В клещи однако берут классически", — усмехнулся про себя Старцев, забирая из машины портфель.
— Как доехали?
— Благодарю, прекрасно.
— Как раз успели к ленчу, — добродушно улыбнулся Фредди.
Так за разговором и шутками они прошли по хозяйственному двору к маленькому домику под двухскатной крышей на отшибе. Веранда-холл во всю длину дома явно не обжитая, но чистая, две двери, правая гостеприимно приоткрыта.
— Прошу, капитан.
Комната одновременно и просторна, и заставлена. Огромный украшенный белым мрамором камин с фигурной старинного литья решёткой, дальше у стены узкий высокий бар, в этих местах такие обычно прикрывают вделанный в стену сейф, перед камином два кресла, когда-то кожаных, а сейчас обитых явно первой попавшейся под руку тканью, перед окном большой двухтумбовый письменный стол, тоже в следах свежей починки, шкаф, неширокий диван, в углу высокие напольные часы, стёкол ни в циферблате, ни в футляре нет, но блестящий маятник с выгравированной на диске розой ветров ходит ровно и бесшумно.
Джонатан отметил быстроту и внимательность ненарочитого взгляда, окинувшего комнату.
— Прошу.
В углу за дверью на табурете таз, кувшин с водой, мыльница, чистое холщовое полотенце. Умывались, сливая друг другу на руки, и очень ловко, пока Джонатан вёл Старцева к столу, Фредди вынес всё это из комнаты.
Ленч привёл Старцева в весёлое изумление сочетанием незамысловатых лепёшек и каши с деликатесными консервами. Его явно ждали и столь же явно ничего специально не готовили. Простые стаканы с мастерски сделанными коктейлями. И вся посуда как и мебель… случайно уцелевшее.
Ленч прошёл в лёгком разговоре о дороге, погоде и прочих пустяках. Никто не спешил, но и не тянули время. Фредди ловко собрал грязную посуду на поднос.
— Приступим к делу, джентльмены.
— Хорошо, — кивнул Старцев.
— Приступим к делу, джентльмены.
— Хорошо, — кивнул Старцев.
Фредди переставил поднос на каминную полку. И Старцев, невольно проследив за ним взглядом, заметил над камином красную и синюю призовые розетки. Джонатан спокойно обмахнул щёточкой стол и, не скрывая от Старцева ни одного движения, сдвинул бар, за которым обнаружился старый исцарапанный и явно чиненый сейф, открыл и его. Подошёл Фредди, и вдвоём они перенесли и выложили на стол несколько не очень больших, но даже на взгляд тяжёлых свёртков.
— Вот, это было в тайнике, — голос Джонатана по-прежнему ровен, и пальцы, разворачивающие тряпки не дрожат. — И у меня возникли… определённые сомнения.
Старцев, сосредоточенно хмурясь, рассматривал блестящие искрящиеся драгоценности. Большой крест, украшенный рубинами, сразу привлёк его внимание, но он молчал. Джонатан и Фредди переглянулись. Старцев стоял, заложив руки за спину, и молчал. Долго молчал. Потом резко встряхнул головой.
— Вот об этом, — он, не дотрагиваясь, показал на крест, — я сразу могу сказать. Это нагрудный крест православного священника. Надевается во время службы. Как он сюда попал…
— Православная — это… русская церковь? — спокойно спросил Фредди.
— Можно сказать и так, — кивнул Старцев. — Но это ещё ни о чём не говорит. Мало ли как и когда он попал сюда.
Но Джонатан уже отодвинул крест в сторону от остальных предметов.
— А остальное?
— Остальное… — Старцев пожал плечами. — Это надо проверять. Да, чёрт возьми, я же привёз.
Он быстро отошёл от стола, взял свой оставленный у двери портфель и открыл его.
Джонатан и Фредди ожидали всего, но не пачки книжек в мягких серых обложках.
— Это каталоги пропавшего, — спокойно объяснил Старцев. — Попробуем сверить.
Джонатан и Фредди снова переглянулись. Фредди переставил стулья, и они сели за работу. Тем более сложную, что каталоги были на русском. А иллюстраций… Хорошо, хоть цифры могли что-то подсказать.
— Среди музейных ценностей ничего похожего нет, — сказал наконец Старцев.
— Мг, — хмыкнул Джонатан. — А личное имущество…
— Атрибуция мало реальна, — пожал плечами Фредди.
Старцев вертел в руках золотой бокал, разглядывая герб.
— Нет, не могу понять, — с сожалением сказал он, ставя бокал на стол. — Вообще… я думаю, вы можете спать спокойно. А этот крест… В перечне его нет, если только похищен из какой-нибудь церкви.
— Мне лучше привезти его к вам, или оформим акт здесь? — спросил Джонатан.
— Я думаю, — Старцев улыбнулся, — я думаю, ни то, ни другое. Оставьте пока у себя. Эти каталоги неполные. Здесь самое-самое. Нужен настоящий специалист. Пока…
— Пока, — перебил его Фредди, — это жизнь под дулом. Мало комфортно.
— Согласен, — кивнул Старцев. — Как вы смотрите, если я найду и приглашу специалиста. Он составит заключение, официальный документ.
— Документ всегда хорошо, — улыбнулся Джонатан. — Что ж, это резонно. Но, Генни, — в разговоре они незаметно и очень естественно перешли на обращение по имени, — мне бы не хотелось распространения информации.
— Распространения не будет, — твёрдо ответил Старцев.
— Хорошо, — кивнул Джонатан, заворачивая и убирая в сейф вещи.
Старцев посмотрел на часы в углу, сверил их со своими и присвистнул:
— Ого, сколько времени ушло.
— Да. Пообедаешь у нас, — Фредди встал и привычным движением подтянул пояс с кобурой.
Джонатан захлопнул сейф, поставил на место бар и ловко смешал три коктейля.
— Глотнём с устатку, — сказал он по-ковбойски.
Старцев отпил и удивлённо покачал головой.
— Однако, Джонатан, ты и тут мастер.
— Человек всё должен уметь, — улыбнулся Джонатан.
— Больше умеешь — меньше проблем, — усмехнулся Фредди.
— Согласен, — кивнул Старцев. — Да, а что за вторая проблема?
Джонатан покачал стакан.
— Сейчас пройдёмся по имению, покажу проблему. А за обедом, я думаю, и решим.
— Принято, — согласился Старцев.
Джонатан впервые показывал имение. Те комиссии не в счёт. Тогда проверяли условия жизни и работы бывших рабов, а всё остальное… постольку-поскольку. А этот… С самого начала заявил, что не специалист, а с каким живым интересом рассматривает и вникает. И Джонатан с неожиданным для самого себя удовольствием показывал и рассказывал.
Так дошли до кухни. В кухне вся пятёрка негритят под присмотром Мамми пила молоко с хлебом. При появлении Старцева только грозный взгляд Мамми удержал их от бегства. Да и бросить недоеденное… как ни были они малы, но это правило — съедай сразу, потом не будет — знали уже твёрдо. И потому, хлюпая и чавкая, продолжали есть, выкатывая белки на лендлорда, старшего ковбоя и русского офицера, явно не решив вопроса, кого бояться в первую очередь.
— Обед готов, Мамми? — негромко спросил Фредди, пока Джонатан показывал Старцеву сушку за плитой.
Мамми кивнула.
— Всё как есть, масса Фредди. Здесь накрыть или…?
— Или, Мамми. Пришли с кем-нибудь.
— Ясненько, масса Фредди.
Мелюзга доела, Мамми деловито обтёрла им мордашки полотенцем, и они воробьиной стайкой, правда, необычно тихо вылетели из кухни. Но не спрятались, а, держась на почтительном расстоянии, сопровождали потом Джонатана, Фредди и Старцева по имению и отстали только возле домика. Старцев, улыбнувшись им на кухне, потом вроде и не замечал, ограничившись вопросом:
— Это что, весь их обед?
— Ну, вы уж скажете, масса офицер! — хихикнула Мамми, сбрасывая кружки в таз с водой, и стала их обмывать. — Обед позже будет, как дневные работы закончатся, а это так, перекус, чтоб под рукой не ныли.
Старцев кивнул и не стал расспрашивать.
Когда они втроём вернулись в домик, на столе уже был накрыт обед. Снова коктейли с чуть большей дозой алкоголя, чем за ленчем. Из-за кустов донёсся визгливый крик Дилли:
— Чтоб вас всех трижды и четырежды, дармоедов…!
И сразу весёлый визг улепётывающих негритят.
Старцев улыбнулся, и Джонатан кивнул.
— Это и есть вторая проблема, Генни. Эта пятёрка.
— И в чём проблема? — не понял Старцев.
— Они ничьи, — Фредди покачивал стакан, перемешивая цветные слои. — Прибились ещё весной. Документов никаких, ни за кем не числятся. Лето пробегали, а дальше что?
Старцев стал серьёзным.
— Понятно. Что ж, есть два варианта…
— За столом продолжим, — Джонатан жестом пригласил садиться.
— Два варианта вдвое больше, чем один, — усмехнулся Фредди.
— И какие же это варианты? — спросил Джонатан, придвигая к себе тарелку с похлёбкой.
— Вариант первый. Приют для безнадзорных детей. Вариант второй. Кто-то записывает их на себя. Как это делалось зимой на фильтрационных пунктах.
— И как это делалось? На фильтрационных пунктах? — спокойно спросил Джонатан.
— Просто, — так же спокойно ответил Старцев. — Документы оформляли со слов. Только год рождения у всех зашифрован в номере. Первые две цифры. А имя, фамилия, степень родства — всё со слов. Назывались супругами, родственниками… — и улыбнулся. — Как это сделали ваши пастухи, Мэроузы.
Фредди с каменным лицом жевал, не чувствуя вкуса.
— И как же… это оформить? — по-прежнему спокойно спросил Джонатан.
— Какой вариант? Первый, — Старцев понимающе улыбнулся, — вряд ли он устроит… и вас, и тем более их. Ведь ни одна комиссия их не видела. Значит, они не хотят уходить отсюда. А второй… элементарно. У вас ведь есть списки живущих в имении, — Джонатан кивнул. — Вот и внесите детей. Такой-то и его дети. Имена и возраст. Вот и всё.
Фредди кивнул.
— Что ж, значит, должны решать они.
— Резонно, — согласился Джонатан. — Фредди…
— Объясню, — кивнул Фредди. — Не проблема.
— Но решать им, — твёрдо сказал Старцев.
— Разумеется, — кивнул Джонатан. — Это очень срочно?
— Затягивать не стоит, — улыбнулся Старцев. — А в бумагах… можно проставить и задним числом. Во избежание лишних вопросов.
— Разумно, — кивнул Фредди. — Для усыновителей какие последствия?
— Родительские права и обязанности.
— Ясно, — улыбнулся Джонатан. — Я-то голову ломал…
— А как они попали к вам? — спросил Старцев. — Остались с того времени?
Вопрос звучал очень естественно, но Фредди чуть не поперхнулся. Если здесь был, как сказал Джонни, частный питомник, то… чёрт, в самом деле. В кладовке с рабской одеждой полно детских вещей.
— Не думаю, — так же естественно ответил Джонатан. — Мы приехали сюда в конце января, дом был пуст. Да и не продержались бы они месяц одни. Нет, Фредди, когда мы их заметили?
— Уже… уже Мамми была, — с облегчением ответил Фредди. — Смотрю, крутятся у кухни.
— Вся пятёрка сразу?
— Нет, — ответил Фредди, чувствуя, что краснеет…