Перевернув последнюю страницу, я еще долго сидела в тишине кабинета, машинально поглаживая стопку бумаги. Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула секретарь.
— Вы закончили? — спросила она и посмотрела с недоумением, а я только в тот момент поняла, что реву, то ли от горечи, то ли от счастья, поди разберись.
— Да, — кивнула я, поспешно вытирая слезы.
Через пять минут в кабинет вошел Багрянский, направился к своему креслу за столом, но где-то на полпути сменил траекторию, приблизился ко мне и замер, привалившись к столу. Я подняла голову, и взгляды наши встретились.
— Она не собиралась это публиковать, — сказала я, он кивнул. — Тогда я вовсе ничего не понимаю.
Он вздохнул, посмотрел в окно, там в серой дымке проступали купола древнего собора. Молчал, а я не торопила, потому что ответ уже знала. Догадывалась.
— Она писала это для меня, — сказал Багрянский. — Знаете, к любви привыкаешь. Тебе начинает казаться, что в этой обыденности нет ничего особенного. Так… просто жизнь. Обычная, как у всех. Теперь я думаю, каким дураком я был… Я ведь мог раньше прийти с работы, чуть подольше поговорить с ней… много чего мог бы. Я причинял ей боль, а она этого не заслуживала. Сын требовал, чтобы я показал ему рукопись, но я не хотел этого делать, и теперь вы знаете почему. Его отец бросил их, как только узнал о беременности Авроры. Многие вещи понимаешь слишком поздно, так получилось и с моим сыном. Я считал, будущего мужчину следует воспитывать в строгости, а надо было просто любить. Теперь у меня нет жены и отношения с сыном далеки от совершенства. Печальный итог, как считаете? — улыбнулся он.
Мы немного помолчали, думая каждый о своем, а потом я заговорила:
— Федор Осипович, то, что я теперь знаю, ситуацию вовсе не проясняет, а скорее запутывает. По словам Юдина, его жена помогала Авроре Леонидовне в работе и в свою очередь готовила серию разоблачительных статей…
— Вы обратили внимание на дату? Аврора закончила работу над рукописью еще четыре месяца назад.
— Именно это меня смущает.
— Вы решили, что существует еще одна рукопись?
— Логичное предположение.
— Другой рукописи нет и быть не может. Аврора была своеобразным человеком, в последние годы очень одиноким. Ей нравилось создавать вокруг себя ажиотаж, иногда попросту дурача людей. Я думаю, это произошло и с Юдиной. Не знаю, что она ей обещала, но вполне допускаю: голову могла заморочить. Когда я спросил Аврору за неделю до ее смерти, как продвигается работа над мемуарами, она, смеясь, сказала: «С трудом добрались до нашей свадьбы».
— Иными словами, она водила подругу за нос, обещая сенсационные разоблачения?
— Их дружба вызвала у меня большое удивление, потому что возникла после того, как Юдина весьма критично оценила в публикациях мою деятельность. Аврора очень болезненно относилась к нападкам в мой адрес.
— То есть вы считаете, это было своеобразной местью с ее стороны?
— Скорее игрой. Но я никогда не поверю, что моя жена могла кого-то шантажировать. Дурачить — да, но шантажировать — нет, и еще раз нет.
— Допустим, кто-то не заметил грани между дуракавалянием и шантажом. Сергей рассказал вам о таинственной официантке, которой в штате Гришина не оказалось?
— Да, разумеется. У меня нет повода сомневаться в вашем расследовании, но… Не могло это быть случайностью? Просто странным стечением событий, не имеющих отношения друг к другу?
Я пожала плечами.
— Юдину убили, а в мою сестру стреляли. Возможно, это тоже стечение событий, не относящихся друг к другу, но отмахнуться от них трудно.
— Не надо отмахиваться, — вдруг заявил Багрянский. — Приглашая вас сюда, я хотел одного: убедить вас, что рукопись моей жены к убийству журналистки никакого отношения не имеет, а значит, и к покушению на вашу сестру тоже. Но после нашего разговора я уже ни в чем не уверен. Учитывая обстоятельства, я не могу вас просить продолжить расследование. Во-первых, потому, что это опасно, а во-вторых, потому, что вам вряд ли это позволят, правоохранительные органы, я имею в виду. Звучит нелепо, но мне почему-то кажется, что вы бы справились с этим куда лучше их.
— Вы меня переоцениваете, — усмехнулась я.
— Вовсе нет. На всякий случай хочу, чтобы вы знали: я готов оказать вам любую поддержку.
— Спасибо. Только, если честно, понятия не имею, что я могу сделать.
Багрянский кивнул, подводя итог нашему разговору, а я направилась к выходу, но на полпути остановилась. Знала, что лезу не в свое дело, но не могла удержаться.
— Сергей вас очень любит. И восхищается вами.
— Думаете, люди учатся на своих ошибках? — усмехнулся он. — Ничего подобного.
На том же лимузине меня доставили обратно. Развалившись на кожаном сиденье, я вновь предалась размышлениям. Если Багрянский-старший не морочил мне голову (а думать о нем плохо не хотелось), выходит, что Юдину в самом деле убил псих, как и она одураченный россказнями о грядущих разоблачениях. Багрянский убежден, что Аврора не опустилась бы до шантажа, на этот счет уверенности в отношении Юдиной у меня никакой. Хоть и трудно представить известную и уважаемую журналистку в этой роли, однако она не раз намекала на некие тайны, которыми располагает. И нашелся идиот, поверивший ей. И этого психа мы где-то зацепили, иначе с какой стати стрелять в Агатку? А если преступления не связаны между собой, зато связаны с профессиональной деятельностью Юдиной и моей сестры? Где-то когда-то они наступили неким психам на больную мозоль, а те решили разобраться с обидчицами. Наличие одного психа — куда ни шло, но двое — явный перебор. Да и то, что мысль о мщении посетила их в одно и то же время, — тоже казалось сомнительным.
Тут я, сообразив, что машина уже довольно долго стоит на месте, удосужилась взглянуть в окошко и выяснила: мы в конечной точке маршрута, то есть возле адвокатской конторы сестрицы.
Водитель сидел не шелохнувшись, своего нетерпения никак не демонстрируя, может, решил, что я заснула, а может, не хотел мешать моим размышлениям.
— Спасибо, — сказала я, мужчина быстро покинул салон, обежал машину и распахнул передо мной дверь. А я подумала, что коронованной особой быть, наверное, очень утомительно.
Уже сидя в кабинете, я продолжила ломать голову, но вскоре решила, что особой сообразительностью я никогда не отличалась, а значит, пора объявлять совещание закрытым и заняться текущими делами, чтобы не нарваться на очередную выволочку от Агатки, когда она выйдет из больницы.
Текущих дел накопилось предостаточно, и домой я вернулась довольно поздно. Постояла немного в кухне, прикидывая, приготовить ужин или перебьюсь, и, убедив себя, что ужин мудрые люди отдают врагу, вошла в комнату и включила телевизор. Как раз начались местные новости. Об убийстве Юдиной и покушении на сестрицу еще говорили, но ажиотаж шел на убыль ввиду отсутствия новой информации. Подумав, я позвонила бывшему. Олег Викторович был не в духе, судя по расплывчатым ответам, следствие благополучно топталось на месте. Звонить папе мне и в голову не пришло, для него тайна следствия как тайна исповеди, а мой интерес он непременно истолкует по-своему, и мне придется переселиться в отчий дом, на сей раз надолго.
Не придумав для себя никакого занятия, я потянулась к дивану, и тут зазвонил телефон в прихожей. Шлепая в том направлении, я прикидывала, кто это может быть. Первым в списке значился хриплый дядя с угрозами, потом шли родители, Димка и подруги. Через мгновение я смогла поздравить себя с полным отсутствием интуиции. Красивейший голос, от которого млели женские сердца, произнес:
— Мужской клуб «Эгоист».
Ни тебе «здравствуйте», ни «как дела», ни объяснений, чего я в этом клубе забыла. Обычно Берсеньев словоохотлив, но тут решил экономить на фразах. Потоптавшись возле телефона, почесав за ухом и дважды чертыхнувшись, я схватила куртку.
Мужской клуб для меня место диковинное, и, подъехав к нему на такси, я направилась к дубовым дверям с некоторым опасением: если клуб мужской, меня, чего доброго, не пустят. Удар по самолюбию, хоть и незначительный, но для девушки, интеллигентной и скромной, безусловно, неприятный. Дверь оказалась заперта, и это подтвердило худшие подозрения. Заметив дверной звонок, я дважды надавила на кнопку, дверь незамедлительно открылась, и меня впустили, даже не спросив, что мне здесь понадобилось. По соседству пасся молодой человек в темном костюме, белоснежной рубашке и бабочке. Окинул меня взглядом с головы до ног и вкрадчиво спросил:
— Вы к господину Берсеньеву? Он ожидает вас в гостиной. — И торжественно направился к распахнутой настежь двери, предлагая следовать за ним.
Мое представление о мужском клубе оригинальностью не блистало. Что-то вроде борделя, где девчонки посимпатичней, а мужики побогаче, но обстановка скорее напоминала масонскую ложу или рыцарский орден. На стенах щиты с девизами, оружие (надеюсь, бутафорское, иного пьяного клиента не так легко утихомирить) и даже знамена, бог знает каких стран и армий. Таинственный полумрак и тишина, даже собственных шагов я не слышала.
— Вы к господину Берсеньеву? Он ожидает вас в гостиной. — И торжественно направился к распахнутой настежь двери, предлагая следовать за ним.
Мое представление о мужском клубе оригинальностью не блистало. Что-то вроде борделя, где девчонки посимпатичней, а мужики побогаче, но обстановка скорее напоминала масонскую ложу или рыцарский орден. На стенах щиты с девизами, оружие (надеюсь, бутафорское, иного пьяного клиента не так легко утихомирить) и даже знамена, бог знает каких стран и армий. Таинственный полумрак и тишина, даже собственных шагов я не слышала.
Гостиная навевала воспоминания о пятизвездочном отеле. Тишина и здесь была как в читальном зале. Полы устланы толстыми коврами, повсюду одинаковые кресла, вольтеровские, поставленные так, что сидящих в них людей не видно. Я даже решила, что никого здесь нет, но тут заметила облачко сигаретного дыма, поднимавшееся из-за спинки одного из кресел. Приглядевшись, я увидела чьи-то ноги в темно-коричневых туфлях с острым носом.
Сопровождавший меня мужчина подошел, склонился к обладателю туфель и что-то прошептал, а потом кивнул мне:
— Сюда, пожалуйста.
Обойдя кресло, я увидела Берсеньева. Левая нога закинута на правую, в руке сигарета, на низком столике справа бокал с коньяком и сложенная вчетверо газета. Боясь нарушить священную тишину, я пристроилась на кончике соседнего кресла. Метрдотель, или кто он здесь, вновь наклонился к Берсеньеву, загадочно шепча, Сергей Львович повернулся ко мне и спросил:
— Что будешь пить?
— Мартини с водкой взболтать, но не перемешивать, — отбарабанила я с самым серьезным видом. Парень смотрел на меня в замешательстве, перевел взгляд на Берсеньева, тот едва заметно пожал плечами:
— Вы слышали…
Парень удалился, а я повертела головой с восторгом и тихой завистью к чужим деньгам.
— Нравится? — спросил Берсеньев.
— Охренеть, — кивнула я.
— Будь добра, сдерживай свои эмоции, люди здесь к шуму не привыкли, — нахмурился Берсеньев, но как-то чувствовалось, что и на здешних, и на прочих людей ему наплевать.
Мне принесли мартини, я сделала большой глоток и закашлялась. Берсеньев треснул меня по спине.
— Полегчало?
— Не особенно. Но все равно круто. Сегодня я девушка Бонда. И все остальные девушки мне завидуют.
— Да, повезло тебе. Не догадываешься, зачем позвал?
— Ну, это тупому ясно: будем спасать мир?
— Можно попытаться, — усмехнулся Берсеньев, сгреб газету и, развернув ее, ткнул пальцем в статью, подписанную бывшим. — Это правда? Вы с сестрой ввязались в расследование и в результате она теперь в больнице?
— Тебе-то что? — удивилась я.
— Могу помочь, — ответил он, а я подумала, что моя догадка об их взаимоотношениях с Юдиной не лишена оснований. Наш красавец засуетился.
— С чего вдруг?
Он поднял брови, вроде бы удивившись.
— А ты подумай.
Думала я недолго. Вдруг явилась глупая мысль: может, у этой наглой сволочи кое-какие человеческие чувства сохранились? И я решила блеснуть догадливостью.
— В твоей душе теплится любовь к моей сестре и тебе не нравится, что в нее стреляли?
— Вполне в духе такой сентиментальной дуры, как ты, — кивнул он с заметным огорчением.
— Чего ж тогда? — спросила я с обидой.
— Скучно, — пропел Берсеньев и широко улыбнулся. — Жизнь бизнесмена весьма однообразна… Ну, и много нарыть успели?
— Да пошел ты, — разозлилась я.
— Ты девица средних умственных способностей и с большим самомнением. Сестра немного поумней, но она в больнице. Ты будешь кружить в трех соснах, пока тебя тоже не пристрелят.
— Тебе от этого только польза, — сказала я.
— Тоже мне противник. — Он постучал пальцем по газете, лежавшей на столе, и добавил: — Все, что здесь написано, полная хрень.
— Как изысканно ты выражаешься.
— Хочешь совет? — не обратив на мои слова внимания, вновь улыбнулся Берсеньев. — Ищи бабло.
— Какое бабло? — усмехнулась я. — В статье ни слова о деньгах.
— В этом все и дело. Оттого ничего путного из вашего расследования не вышло.
— Откуда тебе знать?
— Догадываюсь. Расскажи — и проверим, прав я или нет.
— Нашел дуру, — фыркнула я.
— Как знаешь. Одна ты все равно не справишься.
— Допустим, я почти что идиотка, а ты умник, какое бабло я должна искать?
— Обычное. У одних людей есть деньги, и они хотели бы их сохранить, у других нет, и они мечтают их получить. Прикинь, кто хотел сохранить, кто получить, и через пару дней схватишь убийцу за руку. — Берсеньев весело мне подмигнул, а я приуныла.
— Нет там никакого бабла.
— Да ну? А если подумать?
— Хоть голову сломай, все равно хрень получается, — решила я пожаловаться на жизнь.
— Это потому, что ты идешь по самому простому пути, все события связываешь в один узел. Как старший товарищ, доверительно сообщаю: видимость правды и правда — вовсе не одно и то же.
— Допустим. Но тогда вовсе ничего не получается.
— Если не получается, начни сначала. И рассматривай каждое дело по отдельности. Вот и все.
— Умно. А ты в прошлой жизни кем был, частным сыщиком?
— Я много хуже, — скривился Берсеньев.
— Почему-то я так и подумала. Ладно, последую твоему совету. Ты был дружен с Юдиной?
— Некоторое время, — кивнул Сергей Львович.
— А что потом?
— Эта милая дама как-то попросила меня об услуге. Денежного характера. Я ей помог. Потом помогал еще трижды. У нее были светлые мысли, как улучшить этот мир, но улучшать она его хотела исключительно за чужой счет.
— Ты выступал спонсором ее проектов?
— Точно. Аппетиты у дамочки возрастали, к тому же мою щедрость она истолковала по-своему и весьма своеобразно. Явилась как-то темной ночью и начала с жалоб на мужа, а потом предприняла попытку раздеться, что восторга у меня не вызвало. Стало ясно: все это надо прекращать, и очень быстро. Я помог даме одеться и предупредил: денег больше не дам, в свою постель не пущу. Из моей квартиры она вылетела как ошпаренная и тут же стала членом клуба моих врагов. Меня это вполне устроило, враг из нее никудышный, а осточертела она мне к тому времени донельзя.
— У меня своя версия, — выслушав, сказала я. — Юдина дружила с настоящим Берсеньевым, и кое-что в твоем поведении могло ее насторожить.
— И я придушил бедняжку? Тогда чего ты до сих пор жива и целехонька? Ты знаешь куда больше, чем она смогла бы накопать, — усмехнулся Берсеньев. — Никто ничего не докажет, об этом я позаботился. Но если хочешь, пусть это будет одной из версий. Кто у нас следующий? Багрянский-младший? В расследование вы ввязались с его подачи? — Я молча кивнула, кривляться вдруг расхотелось. — Очень хорошо. Его отец богатый человек, — продолжил Берсеньев. — Вот мы и нашли бабло. Наследство. Ты считаешь, что милую старушенцию отравили?
— Я знаю нечто такое, чего нет в статье, — с некоторой обидой произнесла я. Его насмешки здорово достали, но уходить я не спешила. Даже наоборот, очень хотела продолжить разговор.
— И что же это? — хмыкнул Берсеньев, а я рассказала о девушке-официантке, мысленно восклицая: «Господи, я что, спятила?» Господь, как всегда, остался безучастным, предоставив мне возможность самой решать, спятила я или нет. Берсеньев выслушал меня с большим интересом. — Девица в черном парике, блузка не такая, как у прочих официанток, и бейджик другой. Я видел ее почти в самом начале приема, а потом красотка исчезла.
— Почему ты обратил на нее внимание? — насторожилась я.
— Привычка подмечать детали. Раньше в силу необходимости, а сейчас все больше по привычке.
— Слушай, может, ты в самом деле Джеймс Бонд?
— Куда ему до меня, — рассмеялся Берсеньев. — Вернемся к вашему другу. Он рулит в нескольких фирмах, принадлежащих отцу. Отцу, а вовсе не ему.
— У него есть свой бизнес.
— Есть. Но весьма скромный. Может, ему захотелось настоящего дела?
— Ты что, спятил? По-твоему, он мог отравить собственную мать?
— Такое иногда случается, и даже чаще, чем ты думаешь, — нравоучительно изрек Берсеньев. — Вопрос, как сильно он хотел стать самостоятельным. По закону, матери принадлежит половина состояния мужа, наследников двое — муж и сынок, следовательно, парень уже сейчас получит четвертую часть. Учитывая, сколько бабок на кону, это совсем неплохо. И от капризов папаши, с которым у него отношения не клеятся, он избавлен.
Подобные мысли и меня не раз посещали, оттого возражала я скорее из вредности.
— Тогда проще папу отравить.
— Труднее. Папа не болтал, где только можно, о своих мемуарах. И злодея искали бы строго по назначению — там, где бабло. И уверяю тебя, непременно бы нашли. Если бы захотели. В случае кончины мамули следствие легко направить по ложному следу, особенно если обратиться за помощью к двум доверчивым дурам, которые схавают любую приманку. Это, конечно, если следствие вообще будет. Мамаша диабетик, можно все провернуть очень ловко, да еще труп кремировать, чтобы тему закрыть. У такого парня наверняка найдется подружка, которая не откажет ему в помощи в надежде разделить с ним возможность вдоволь купаться в деньгах. А для этого только и нужно, что поднести маменьке на приеме рюмку текилы. Любящий сын хорошо знает, что из лекарств ей противопоказано.